Золотая шашка

Пан хорунжий

— Пам, парампам, парарирарам!.. — Вот какую весёлую песенку бубнил себе под нос пан хорунжий, командир отряда польских конников-улан.

Это означало: «Поглядите, какой я красивый, какие у меня замечательные усы, скоро мы побьём Котовского, я вернусь домой, куплю лавку и буду торговать».

— Вперёд! — скомандовал хорунжий.

Уланы поскакали в атаку.

А Котовский только что встал с кровати и собирался делать зарядку. Зарядку он делал каждое утро и обязательно обтирался холодной водой.

— Раз-два!

Как обычно, он начал зарядку с потягиваний. Раз-два! И, пока он поднимал свои большие руки и привставал на цыпочки, разные мысли приходили ему в голову.

«Вот скоро побьём польских панов, и разойдутся мои ребята по домам, — думал Котовский. — Кто будет землю пахать, кто встанет к станку, а я пойду работать агрономом».

— Три-четыре!

Котовский кончил потягивания и перешёл к приседаниям.

— Три-четыре!

«Хорошо работать агрономом, — думал он. — Утром в поле тихо-тихо, пшеница усами шевелит и роса на траве».

— Три-четыре!

Он присел, и половица жалобно пискнула у него под ногой.

— Григорий Иванович! — раздался вдруг голос ординарца за окном. — Григорий Иванович!

— В чём дело? — спросил Котовский и сделал «наклон туловища вправо».

— Григорий Иванович, поляки! — крикнул ординарец.

— Где поляки? — спросил Котовский, сделав «наклон туловища влево».

— На опушке уже! — отвечал ординарец прерывистым голосом.

— Ну да! — сказал Котовский, сощурив глаза.

— Да! — сказал ординарец.

— Трубите атаку, я сейчас!

И Котовский стал приседать, выбрасывая руки в стороны. Потом он окатил себя ведром холодной воды во дворе и растёрся мохнатым полотенцем. Потом оделся и вскочил на рыжего Орлика, который уже стоял у крыльца. Пыль взметнулась из-под копыт, а через несколько минут загремело «ура» — бойцы увидели комбрига. Большой, ладный, в фуражке с малиновым околышем, в алых военных брюках-бриджах, он скакал вдоль опушки. И бойцы думали, глядя ему вслед: «Вот это настоящий военный человек».

А вечером того же дня Котовский стоял возле калитки дома, в котором размещался штаб, и напевал весёлую песенку.

Звучала она так: «Ррам, турум, трататам». И означала она вот что: «Сегодня был очень нелёгкий день, но мы здорово всыпали белополякам».

Котовский глянул на багровый краешек солнца над горизонтом и подумал: «А во втором эскадроне лошади не чищены, и за это я командиру второго эскадрона дам нагоняй».

За поворотом дороги заклубилась пыль, и послышался топот сотен ног. Это вели пленных в тыл. Впереди, долговязый, как журавль, вышагивал пан хорунжий, усы его понуро обвисли. Котовский сделал начальнику конвоя знак остановиться. Начальник подбежал к Котовскому.

— А ну-ка, позови вон того усатого, — сказал Котовский, указывая на пленного впереди колонны.

Пленный подошёл к командиру бригады.

— Ответьте мне, пожалуйста, пан хорунжий, — вежливо сказал Котовский, — ответьте мне, пожалуйста, что бы вы делали, если бы кончилась война и вы вернулись домой?

Пан хорунжий недоуменно пожал плечами.

— Ну, я купил бы лавку и занимался свободной торговлей, — сказал он.

— А я, — задумчиво сказал Котовский, — очень хотел бы работать агрономом.

Хорунжий от удивления вздрогнул и почему-то отдал Котовскому честь.

Котовский махнул рукой.

— Веди! — сказал он начальнику конвоя.

И пленные в синих мундирах побрели вперёд.