Золотая шашка

Кандалы

Аукцион — это когда собирается много народа и все торгуются. А происходит аукцион вот как:

— Сто рублей! Кто больше? Раз, два!

— Сто двадцать пять!

— Сто двадцать пять рублей даёт господин в коричневых брюках и зелёной жилетке. Сто двадцать пять! Кто больше?

— Даю двести!

— Двести рублей даёт господин в голубом галстуке и чёрной шляпе. Двести! Кто больше?

Толпа колыхалась. Все тянулись, чтобы взглянуть на аукциониста. В одесском театре продавались кандалы. Обыкновенные ручные кандалы — два металлических кольца и цепочка посередине. А продавались они потому, что в них до недавнего времени был закован человек, которого в Одессе знали все — от мала до велика. Это были знаменитые кандалы.

— Двести пятьдесят! Дама из шестого ряда даёт двести пятьдесят рублей! — кричал аукционист. — Двести пятьдесят рублей за самые знаменитые в Одессе кандалы! Это золотые кандалы. Кто их купит, навсегда будет иметь память, как мы погибали при царе Николае!

Купец Гомберг поглядел на жену и притоптал окурок папиросы.

— Триста! — крикнул он.

Жена его побледнела.

— Что ты делаешь? — громко зашептала она. — Что ты делаешь?

Но купец Гомберг знал, зачем ему нужны кандалы. Однажды вечером — это было три года назад — к нему в квартиру позвонили. Никогда ещё Гомберг не принимал таких «дорогих» гостей. Этот вечер стоил ему три тысячи сто рублей. Дрожащими руками он протянул их тогда человеку, чьи кандалы продавались сейчас в городском театре. Ах, как хотелось Гомбергу купить эти кандалы. К тому же в театре находились его заклятые враги — торговцы мясом Стамоглу и Розен. Гомберг тоже торговал мясом, а на свете нет более лютых врагов, чем торговцы одним и тем же товаром.

— Пятьсот рублей! — раздался голос Стамоглу.

— Пятьсотктобольше? — крикнул в одно слово аукционист.

У Гомберга от волнения запылали уши.

— Шестьсот! — крикнул он.

— Семьсот! — крикнул Стамоглу.

— Восемьсот! — отчётливо произнёс Розен.

Жена Гомберга пошатнулась. Гомберг крепко взял её за руку.

— Тысяча рублей!

— Тысяча пятьсот! Две тысячи! — сказали почти одновременно Стамоглу и Розен.

— Уйдём отсюда, — зашептала жена Гомберга. — Я плохо себя чувствую.

— Отстань! — рявкнул Гомберг и тут же негромко добавил: — Две тысячи шестьсот.

Но в зале было так тихо, что все услышали его.

Две тысячи шестьсот рублей — это огромные деньги.

— Сумасшедший, — сказала жена, — две тысячи шестьсот рублей за какие-то паршивые кандалы!

— Три тысячи! — крикнул Стамоглу.

Аукционист поднял молоток.

— Три тысячи раз. Три тысячи два...

Если он опустит молоток и скажет «три», значит, кандалы купил Стамоглу.

— Три тысячи сто рублей! Я даю три тысячи сто рублей! — закричал Гомберг.

— Раз! — медленно сказал аукционист. — Два! Три!

Удар молотка. Зал зашумел. Стамоглу и Розен стали пробираться к выходу. Гомберг, отдуваясь, подошёл к аукционисту.

— Отдайте мои кандалы, — сказал он.

— Во-первых, это кандалы Котовского, — ответил аукционист, — а во-вторых, платите деньги. Это золотые кандалы.

Гомберг полез в карман и достал кошелёк.

Спустя пять лет командир кавалерийского корпуса Григорий Иванович Котовский шагал по просторному кабинету из угла в угол. Он совещался со своим заместителем. Говорили они о ценах на мясо. С продовольствием в 1923 году на Украине было плохо, поэтому кавалерийский корпус арендовал сахарный завод и построил кожевенный. В лавках корпуса торговали мылом, кожей, мясом и сахаром. Цены в них были ниже, чем у спекулянтов. В то время было много спекулянтов. Спекулянты — это люди, которые перекупают и продают товары втридорога. Выползают они на белый свет там, где каких-нибудь товаров не хватает. А тогда многого ещё не хватало. Спекулянты брали огромные деньги за хлеб, мясо, сахар и мыло. И если раньше Котовский проводил часы над картой, обдумывая план будущей атаки, то теперь ему приходилось часами ломать голову, где выгоднее продать старых лошадей, где раздобыть машины для сахарного завода.

Сейчас разговор шёл о ценах на мясо.

— Что делать б-будем, а? — спросил Котовский. — Спекулянты цены повышают, а м‑мы сидим сложа руки.

— Хорошенькое дело, — пробормотал заместитель, — они торговцы, а мы военные. Мы воевать умеем, а не торговать.

Котовский побагровел.

— В-вороний корм! — крикнул он. — В‑вороний корм! Вот они кто. Фамилии их известны?

— Известны, — отвечал заместитель. — Из местных торговцев самые высокие цены у Пилипенко, а из приезжих — у Гомберга.

— А что это за Гомберг? — спросил Котовский.

— Он приехал из Одессы, — отвечал заместитель.

— А ч-что понесло его в Умань? — спросил Котовский.

— Дело в том, — отвечал заместитель, — что многие спекулянты, которые торговали при белых, убежали из Одессы после её освобождения.

— Л-ладно, — сказал Котовский, — я им покажу! С завтрашнего дня приказываю снижать цены на мясо в лавках корпуса. П‑посмотрим кто кого. Не дам я им крестьян грабить.

Заместитель почесал в затылке.

— Попробуем, — сказал он.

В то утро Гомберг проснулся в отличном настроении. Дела его шли на лад. Два года назад в стране была объявлена новая экономическая политика, которая сокращённо называлась «нэп». Государство, разорённое войной, разрешило частную торговлю.

— Давно пора, — сказал тогда Гомберг.

Ему не хотелось жить в маленьком городишке Умани, куда он переехал к сестре.

Его враги Розен и Стамоглу увязались в Умань за ним. Когда у торговцев дела идут плохо, то они иногда дружат.

С тех пор прошло больше трёх лет, но они до сих пор не поссорились и помогали друг другу держать самые высокие в Умани цены на мясо. Так тоже бывает. Когда дружба приносит деньги, то и торговцы помогают друг другу.

Розен и Стамоглу проснулись в то утро в прекрасном настроении. Накануне они вместе с Гомбергом закупили много мяса. Каждый думал одно и то же: «Вот продам мясо, выручу побольше денег — и в Одессу. В Одессе теперь живётся хорошо. Нэп, конечно, никогда не кончится, а советская власть скоро кончится, и всё будет в порядке».

Первым открыл лавку Стамоглу. Он снял замок, отодвинул засов, распахнул ставни, но в эту минуту кто-то дёрнул его сзади за штаны. Стамоглу обернулся и увидел рыжего мальчугана, сына Гомберга.

— Дяденька, — сказал мальчуган, — вас папа зовёт. Бежимте.

— Тц-тц-тц, — зацокал Стамоглу. — Вы послушайте только. Папа зовёт. Куда папа зовёт? Зачем папа зовёт?

Однако он тут же собрался, запер лавку и пошёл к Гомбергу. Розен был уже там. Гомберг сидел на стуле и тяжело дышал.

— Друзья, — сказал Гомберг, — друзья! Слыхали новость? В лавках Котовского мясо подешевело почти вдвое.

Стамоглу снова зацокал:

— Тц-тц-тц!

— Неслыханно! — сказал Розен. — Придётся понижать цены.

— Надо только об одном договориться, — сказал Гомберг. — Мы должны цены понижать все одновременно. Тогда и в лавках Котовского долго по низким ценам торговать не будут.

— Хорошо, — сказали Стамоглу и Розен.

Все разошлись.

В полдень жена Гомберга пошла за зеленью, но через несколько минут вернулась.

— Ты, — сказала она мужу, — слепой человек! С кем ты дружишь? Твои друзья — это лютые звери! Стамоглу уже целый час продаёт мясо дешевле, чем ты, а Розен давно закрыл свою лавку.

— Предатели! — только и смог выговорить Гомберг. — Зачем я их вытащил в Умань?

— Не кричи, — сказала жена, — лучше снижай цену.

— Это конец! — застонал Гомберг. — Если в лавках Котовского такая цена продержится ещё два дня, пропали мои деньги. Сейчас лето, и мясо испортится.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала жена Гомберга.

В лавку вошли Розен, Стамоглу и ещё несколько местных торговцев. Гомберг сощурился, засопел и бросился на Розена.

— Предатели! — бушевал Гомберг. — Низкий человек!

Его с трудом оттащили.

— Господа, — закричал басом местный торговец Пилипенко, — не деритесь! С Котовским надо драться, а не друг с другом.

— Ну да, — сказал Гомберг, тяжело дыша, — с ним подерёшься. Один такой подрался...

— Господа! — опять закричал Пилипенко, он был шумный человек и всё делал громко. — Господа! Надо послать к Котовскому делегацию. За этим мы и пришли сюда.

— Ну да, — сказал Гомберг, — так он нас и будет слушать. Один такой послал... А впрочем... Минуточку. — Гомберг просиял. — У меня есть идея.

Он вышел и тут же вернулся. В руках у него болтались, позвякивая, ржавые кандалы.

— Я вас спасу, — сказал он. — Нет такого человека на свете, который не захотел бы иметь свои собственные кандалы. Я вас спасу. Пошли. Я буду председателем вашей делегации. Но вас, — он указал на Розена и Стамоглу, — вас я не возьму.

Розен и Стамоглу побледнели.

— Простите меня, Гомберг, пожалуйста, — сказал Розен.

— Зачем сердиться? — сказал Стамоглу.

— Хорошо, — сказал Гомберг, — прощаю. Но за это вы мне заплатите по шестьсот миллионов каждый. Идёмте.

Котовский сидел и писал. Он отвечал на письма бывших красноармейцев. Часто он получал такие письма. В одном письме бывший пулемётчик просил взять его рабочим на сахарный завод. В другом — бывший конник, потерявший в бою под Одессой правую ногу, просил помочь ему достать новый протез.

Вошёл ординарец:

— К вам делегация.

— Кто? — спросил Котовский.

— Торговцы, — отвечал ординарец.

Котовский скривил губы:

— Л-ладно. Впусти.

В кабинет вошёл Гомберг. За спиной его что-то позвякивало. За Гомбергом протиснулись остальные.

Командир корпуса поглядел на них, но сесть не предложил.

— Здравствуйте, — сказал Гомберг.

Котовский молчал.

— Мы к вам по важному делу, — сказал Розен.

Гомберг обернулся, и Розен тотчас смолк.

— Мы хотим сделать интересное предложение, — сказал Гомберг.

Командир корпуса молчал. Тогда Гомберг протянул руку, которую держал за спиной, и командир корпуса увидал кандалы. Обыкновенные кандалы — два заржавленных кольца и ржавая цепочка посередине.

— Ну и что? — спросил он.

— Это ваши кандалы! — радостно воскликнул Гомберг. — Ваши собственные кандалы. Я купил их в Одессе за три тысячи сто рублей.

— Ах, з-значит, это вы их купили?

— Я, — подтвердил Гомберг. — Предлагаю выгодную сделку. Вы повышаете цену на мясо в ваших лавках, а я отдаю вам ваши собственные кандалы. Даром отдаю. Это золотые кандалы.

— А м-мне их и д‑даром не надо, — сказал Котовский. — Д‑держите их у себя. А что касается цены на мясо, то не над-дейтесь. Цена, по-моему, очень хорошая.

Гомберг растерянно поглядел на своих спутников.

Они стояли тихо.

— Ид-дите, дорогие, — сказал командир корпуса и нахмурился. — Идите, идите!

Делегация вышла на крыльцо. Все молча окружили Гомберга. Стамоглу поднял трость, но распахнулась дверь и командир корпуса вышел вслед за ними. Он посмотрел на небо. Оно было белое от жары.

— П-постойте-ка, — сказал он Гомбергу, — я совсем з‑забыл. Вы кандалы-то не в‑выкидывайте. Они вам ещё пригодятся.