Золотой обруч

БЕГСТВО

Рандер бежал уже задыхаясь. Он чувствовал, что силы его тают, но вместе с тем уменьшалась и опасность.

Сзади, правда, еще доносились отдельные выкрики: «Хальт! Хальт!» Но они исчезали в отдалении, словно хриплый лай задохшегося от бега пса.

Кругом темнели редкие молодые сосны, под ногами шуршал вереск. Он старался держаться в тени деревьев, и ему из-за этого приходилось слегка петлять. Шуршание вереска казалось ему предательски громким.

Впереди на небо ложился отсвет городских огней. И на этом светлом фоне резко выделялась темная прямая линия железнодорожной насыпи. Местность здесь понижалась, поэтому насыпь казалась особенно высокой.

«Только бы перебраться через нее!» — думал Рандер.

Это была как бы пограничная линия между большей и меньшей опасностью. По ту сторону линии как бы начинался другой мир, где, казалось, можно уже перевести дух.

Близ насыпи легче было передвигаться — на ее темном фоне трудно было бы различить человека. Поэтому он повернул направо и некоторое время бежал в этом направлении. К тому же он почувствовал под ногами тропинку, хотя и не видел ее.

Но ему во что бы то ни стало нужно было перебраться через насыпь, чтобы почувствовать себя хоть немного увереннее. Тут-то и заключалась опасность. Пригнувшись, он поднялся до половины насыпи, затем лег на землю и пополз. Песок и щебень заскрежетали под ним. Очутившись наверху, он тесно прижался к земле и протащил свое тело через рельсы. Хватаясь за них руками, он ощутил их скользкий холод. И уши его уловили гул, доносившийся по рельсам. Быть может, звук далекого поезда…

Как раз на этой прямой, словно стрела, линии он был виден с какого угодно расстояния, даже крадущаяся кошка не укрылась бы здесь. Но, к счастью, он лишь две-три секунды оставался в этом опасном положении.

Он сразу спустил ноги на другую сторону насыпи. Тут он задержался на минутку, прижав подбородок к концу шпалы, и поверх рельсов взглянул в том направлении, откуда пришел.

Низину, прилегающую к насыпи, отсюда нельзя было увидеть, но вряд ли преследователи добрались уже туда. Дальше почва поднималась, но и там глаз не различал ничего. Лишь смутно угадывалась та реденькая сосновая рощица, по которой он только что бежал. Нельзя было различить ни одного дома, лишь где-то далеко налево мелькал огонек. Но он, казалось, передвигался и временами пропадал. В той стороне находилось шоссе, и это, возможно, были фары проезжавшей машины.

Рандер на руках спустился до середины насыпи и затем снова поднялся на ноги. Но едва он очутился на самом низу, как его окружил густой туман. Он еле успел приметить перед самыми своими ногами широкую канаву, черневшую водой.

Он снова повернул влево и пошел по краю канавы.

Там за нею опять расстилалась низина, покрытая темневшим кустарником. И Рандеру вспомнилась картина, запечатлевшаяся в его сознании при проезде по железной дороге: там тянулись огороды городских жителей. Своим однообразным простором они, казалось, сулили известную безопасность.

Канава кончилась, и Рандер тотчас же попал на дорогу, ведущую в глубь садовых участков. Это была как бы главная магистраль, от которой в обе стороны ответвлялись меньшие тропинки.

«Надеюсь, у них тут нет сторожа?» — мелькнула у Рандера мысль. Едва ли, успокоил он себя. Было такое время года, когда ворам здесь еще нечего взять.

Он прошел немного по главной магистрали, затем свернул. По обе стороны чернели грядки, там и сям возвышались прясла и кусты. Было как-то жутковато шагать по этой темной пустоши. Стояла полная тишина, и именно это побуждало к особенной осторожности. Туман, правда, поредел, но все же сырость холодила лицо, проникала сквозь одежду.

И вдруг он почувствовал усталость, словно только что обнаружив ее. Он почувствовал, что у него ноют руки — он столько раз подтягивался и переваливался через заборы — и что в ногах тяжесть — он слишком долго бежал по равнине. Во всем теле он ощущал слабость, изнеможение.

Надо было остановиться, отдохнуть минутку и подумать, что теперь предпринять…

Он стоял как раз возле маленького строения, какие он приметил и раньше, проезжая. Это были сколоченные из досок сарайчики, где хранились инструменты и всякий хлам. А некоторые из владельцев этих сарайчиков проводили в них даже конец недели и свободные дни.

Он подошел к сараю и обшарил дверь. На ней висел маленький замок, который даже на ощупь показался ему жидким. Небольшое усилие — и одна скоба выскочила, замок висел теперь только на одной.

Рандер вошел и сразу же споткнулся в темноте обо что-то мягкое, лежавшее на полу. Пошарив руками, он обнаружил кусок материи, разостланной на сене и на сухих ветках. Он сел и вскоре даже прилег, когда оказалось, что места хватит.

Здесь все же можно лучше отдохнуть, чем в этом противном тумане, на сырой земле… И даже как будто безопаснее…

Но последняя мысль опять насторожила его. Кругом была кромешная темнота, глаз ничего не различал. Но прямо против него виднелись два пятна посветлее. Одно было узкое и длинное — щель приоткрытой двери. Другое четырехугольное, величиной с ладонь, — незастекленное окошко.

Рандер встал и закрыл дверь. Подумал с минуту, потом высунул руку в окошко до самого плеча. Нащупал висящий замок и с трудом всунул скобу в ее старое гнездо. Все это он проделал скорее инстинктивно, чем сознательно.

Он снова растянулся на тряпье, почувствовав вдруг такое одиночество и покой, как будто все недавнее отступило куда-то в неизмеримую даль.

Теперь лишь отдохнуть немного, собраться с мыслями, взвесить положение…

Было ясно, что до утра предпринять что-либо невозможно. Прежде всего, нужно восстановить связи. Неизвестно, кого настигла облава и в чьей квартире устроена засада. Но в семь часов на фабрике кончается смена «Старика», а в восемь Лаас должен приступить к своей работе в конторе… Либо того, либо другого он должен встретить по дороге.

Но до этого оставалось еще несколько часов. Их безопаснее провести здесь, чем бесцельно бродить по городу… Неплохо бы и вздремнуть немножко, набраться сил…

Через некоторое время Рандер вздрогнул от потрясшего землю грохота. Он быстро сел, чувствуя, как волосы шевелятся у него на голове. Но ему тут же стало понятно, что это всего лишь проходящий поезд. И он сразу успокоился. Только сердце колотилось. Потом он сквозь сон услышал, как защебетала какая-то птица, потом еще одна, потом сразу несколько…

Вдруг он проснулся от человеческих голосов, опять быстро сел, широко раскрыв глаза. Через окошко и щели в стенах в сарай проникал розоватый свет — значит, наступило утро. Голоса раздавались уже тут, перед самым сараем. Кто-то спрашивал надменно и повелительно:

— Значит, вы никого не видели?

— Кого же?.. — ответил другой голос, видимо, принадлежавший старой женщине. — Я и сама только что пришла. Кого же это вы ищете?..

На этот вопрос никто не ответил. Послышалось лишь недовольное покашливание.

Рандер опустился на четвереньки и очень осторожно приблизился к двери. Сквозь первую же щель в стене он увидел эту женщину. Это была старуха со сморщенным лицом, в низко повязанном платке. В одной руке у нее были грабли, в другой лейка. Лицо ее выражало страх, по вместе с тем и строптивость. Чтобы увидеть человека, задававшего вопросы, Рандеру пришлось прижаться к нескольким щелям поочередно. Наконец он увидел его: это был высокий брюнет, одетый в штатское, в шляпе, надвинутой на один глаз. Что-то вынюхивающее было в его лице, когда он спросил:

— Чья это будка?

— Юхкама. Старик тут есть такой. Он после обеда приходит. Вон дверь еще на запоре…

— А те, другие?

— Я почем знаю. Вот та, говорят, учителя одного. Других не знаю…

— Ну-ну!..

В этом восклицании послышалась угроза.

Но, следя за этим разговором, Рандер заметил, что допрашивавший все время поглядывает куда-то в сторону, мимо лица женщины. И тогда он сквозь следующую щель увидел третьего участника этой сцены: в зеленоватом мундире, высокой форменной фуражке, с крючковатым носом и рыжеватыми, заостренными, как пики, и закрученными вверх усами. Было похоже, что он не понимает слов, но все же по выражению лиц улавливает содержание беседы.

Рандер давно уже уяснил себе положение дел, но вид человека в мундире все же заставил его вздрогнуть.

— Ну-ну! — еще раз пригрозил человек в штатском. — Посмотрим!

Вдруг Рандер услышал, как кто-то шагает по траве и шарит по стене сарая. В ту же минуту в будке стало темно. Рандер сообразил, что один из полицейских пытается просунуть голову в окошко. Но, во-первых, она туда не влезала, во-вторых, в сарае от этого сделалось еще темнее, а в-третьих, через окошко нельзя было увидеть пространство у самой двери. Затем послышалось неопределенное покашливание, и в сарае снова посветлело.

Рандер прислушивался с крайним напряжением.

Теперь все смолкло. Видимо, пришельцы переглядывались, как бы советуясь. Потом послышались медленно удалявшиеся шаги. Посмотрев в щель, Рандер увидел только старуху, стоявшую на месте с выражением тупого удивления на лице. Потом и она, волоча ноги, побрела прочь.

Рандер с полчаса пролежал на месте. Но снаружи ничего больше не было слышно.

«Они осматривают другие сараи, — подумал он. — Какое счастье, что с ними нет собак!..»

При этой мысли Рандер с ненавистью сжал зубы, и губы у него побелели.

Но страх страхом, а все же нужно действовать. Прождав еще с полчаса, Рандер поднялся и осторожно выглянул в окошко. Насколько хватал взгляд, нигде не было ни души. Потом он осмотрел все, что находилось в сарае. Здесь валялась всякая рухлядь, на стене висела рваная рабочая одежда, в углу стояли лопаты, мотыги, грабли. Рандер сорвал с шеи остатки воротничка, натянул на себя замызганный пиджачишко, нахлобучил старую кепку: своей шляпы у него все равно не было. Брюки ночью порвались в нескольких местах, башмаки были в грязи, они не нарушали общей картины.

Он прислушался и еще раз оглядел все вокруг. Потом протянул руку в окошко и снова быстро вытащил скобу замка. Бросив быстрый взгляд из-за приоткрытой двери, он схватил в углу лопату, выскочил, сунул замок на место и побрел прочь от сарая.

С лопатой на плече, сгорбившись, он волочил ноги и, казалось, тупо глядел в землю перед собой. Но на самом деле он все время зорко осматривался. По-прежнему никого поблизости не было. Лишь вдалеке на магистральной дороге виднелись две-три женщины и один мальчик. И еще дальше, в низине, мелькнул платок ушедшей отсюда старухи.

Было прекрасное, ясное утро, солнце стояло уже высоко. На горизонте вырисовывался силуэт города. Прямо впереди из травы с шумом поднялись две вспугнутые птицы…

1952

Перевод Л. П. Тоом.