Золотой обруч

ЛИШЬ БЫ НАЕСТЬСЯ

— Поклон тебе, хозяюшка, и хутору твоему Кянну поклон! Вишь ты, яблоки в саду собираешь. А я-то смотрю да голову ломаю: чего она там руками машет — поднимет да опустит, поднимет да опустит?.. Так оно и выходит: теперь уж саду ничего не надо, — раньше ты ему давала, а теперь он все взятое назад возвращает. Кто летом устали не знает, осенью за обе щеки уплетает… Откуда иду, говоришь? Да все оттуда же, от кистера. Барыне его шерсти напряла. Наконец-то выбрала времечко снести. Известно, в летнее время не больно-то попрядешь. Разве что ночью сама себя обманешь, недоспишь да покрутишь прялку. Только это нашей сестре и остается. Знай крутишься весь век, чтобы ноги не протянуть, о большем уж и не мечтаешь. Старик-то мой, стервец, до вина больно лаком, только на кабак и засматривается. Тут уж разве встанешь на ноги — одна маета, известное дело… И то верно, у каждого свои заботы, свои заботы да хлопоты.

Господи боже мой, цветочки-то у вас какие красивые под окнами растут! И красные и желтые, бутоны что твой клубок. Альвийне, верно, сажала?.. Ну да, девичья забава, ей-то ведь цветы к лицу, у самой щеки такие же красные… Ах, вот оно что! И то правда, сущая правда. Ох, до чего ж хорошо сидеть тут под яблонькой! Спинка у лавочки в самый раз к старым косточкам подогнана. Да и яблоки больно хороши. Во всем приходе таких не видала. Это что же за сорт такой будет? Суйслеп, значит. И сколько их — ветки так и гнутся до земли. Большие, красные — уж, видно, сладкие… Да что ты, что ты! Разве ж я к тому? Премного благодарна! Я просто так… Ишь ты, прямо тает во рту. Благослови тебя бог! Дай тебе бог здоровья! А дочке твоей — мужа, богатого и красивого!.. Премного благодарна, премного благодарна! Погоди, вот эти два я в котомку положу. Где уж такой, как я, яблоками баловаться! Пускай богатые балуются. А для нас, бедняков, и картошка не хуже яблока. Благодарствую!.. И то сказать, первая красавица в волости, — вот спасибо! — во всем приходе такой нет, — вот спасибо! — всю округу обыщи, а лучше невесты не сыщешь, — вот спасибо! Большое тебе спасибо! И лицом хороша, и статью ладная, а приданого столько, что на двадцати подводах не увезешь… Спасибо, тыщу раз спасибо, хозяюшка! О чем мы это говорили-то? Об Альвийне… Да, уж конечно, разве молодые, они чего знают, хотя бы и все школы прошли, и всю премудрость выучили. Уж как родня их кровная да люди хорошие решат, так тому и быть… Так оно есть, точно так!.. Что ж, я, как пообещалась, закинула словечко на хуторе Тару. Исподволь, ясное дело, исподволь. Господи помилуй, разве такие дела с маху делаются?.. Как сам Март, спрашиваешь? А у него только одна забота. «Мне, говорит, все едино, какой она человек, лишь бы квас умела варить. Квас — это я люблю. И чтобы с батраками не путалась — этого я не люблю. И сотен пять надо бы накинуть, тогда можно бы жеребчика купить, вырастить его и продать казне…» Известное дело, вдовец, раскусил уже кое-что. Жена-то его прежняя, усопшая, только и знала, что хвостом мести. Много ли мужу радости от такой! Спасибо, что господь прибрал. Что ж, Март плакать не стал — ни в смертный час, ни на могиле. Ну и что же? Другой на его месте и на погост бы не пошел, сказал бы: мне, мол, все едино, где вы ее зароете — в канаве или на болоте! Нет, у него сердце не такое каменное. Пускай и вдовец, а все лучше какого парня. И где он старый, одно название, что старый, — едва-едва за сорок перевалило. И с лица ничего, и на работу зверь. А добра не перечесть! И кормить ему некого, кроме матери. Да и та проворней хлопотать, чем суп хлебать… Да, хозяюшка, да, золотко, вот обвенчаем мы Альвийне с Мартом, а там можно и в гроб лечь, сложить руки на груди да вздохнуть: слава богу, теперь и помирать не страшно!.. Спасибо, хозяюшка, спасибо! Мой старик и то говорит: «Нет человека лучше, чем кяннувская хозяйка. Такую хоть в церкви держи вместо святой девы Марии!» Даже кистерова барыня сказала: «Это не девушка, это ангел, все знает да везде поспевает!» …Премного благодарна, премного благодарна! Зачем же тебе-то? Уж я сама соберу. Хорошо вот котомка от шерсти освободилась, а то куда класть?.. Уж я все это улажу, не беспокойся, не твоя забота… Что ты, разве я когда проговорюсь хоть кому? Ни словечка не выроню, хоть клещами из меня тяни. Уж я такой человек — могила… Понятно, понятно. Сразу пойдут зубоскалить да языком чесать. Стоит порядочному человеку чихнуть, как они в него тут же вцепятся… Так и я про то, и я про то… О-хо-хо, прямо мороз по коже подирает, как послушаешь!.. Эта выйзиковская-то Вийу такие слова про Альвийне говорит? А у самой дочка с брюхом ходит. Да и сынок-то ее Юку совсем на отца не похож, нисколько не похож. Кому мне об этом говорить-то? От меня никто ничего не услышит. Пусть что хотят со мной делают, не обмолвлюсь. Так ни с чем и отступятся… Ах, вот оно что, вот что! Ну, я этого не оставлю. Пусть весь приход знает, какие люди на земле водятся. Да чтоб им окриветь со стыда! Уж я им скажу, я им скажу!.. Да-да-да-да. Ой, верно, ой, верно! Хе-хе-хе-хе! Бывают же чудеса на свете!.. Уж я об этом позабочусь, не тревожься. Услышат, как я их ославлю… Спасибо, спасибо! Зачем же так много? Три таких яблока, господи!.. Ох, да-да! Солнце-то, смотри, уже где! Зашла к тебе всего на минутку, а время так и летит. Трех слов не успеешь сказать, как смотришь — и вечер. Опять, значит, пошевеливаться надо, что поделаешь… Да, голубушка, на том и порешим. Уж я все эти дела устрою… Никак, это сама Альвийне на свои цветочки из окна поглядывает? А чего еще и делать такой душечке, как не книжки читать, кружева вязать да цветочки нюхать… Ну что, доченька, передать от тебя поклон тарувскому Марту или нет? Хи-хи-хи, господи боже мой, ишь головку наклонила, будто утенок, и покраснела вся, словно мак… Вот и я про то, и я тоже, хи-хи-хи! Время-то как идет, вы только поглядите. Ну, до свидания, больше тут ничего не скажешь, до скорого свидания!

— Хозяюшке Тару поклон! Чего же мне заходить, золотко? Может, ваша семья за стол села, еще помешаю. Скажу тебе тут словечко-другое, да и пойду. Вечер как-никак, пора домой поторапливаться… Скажи ты, ужинать сели?.. Куда ж ты меня, в заднюю комнату? Тут у вас так чисто, так красиво, не знаешь, где встать, где сесть. А картинки-то какие по стенам: все цари да генералы, медали на груди так и сверкают. Ну и одеяло на кровати, страсть до чего красивое, одних полос сколько! Не иначе как это самого Марта кровать… Ну да, он ведь у нас в женихах ходит, ему знатную постель надо, это уж само собой… Ох ты, господи боже, до чего ж я уходилась! Самое милое дело — посидеть да дух перевести… Да-да, тебе тоже работы да хлопот хватает. Зато и отказа ни в чем нету. Только и осталось, что забивать, свежевать да потрошить. Весной в грязи поплясали, зато осенью губы в сале. О-хо-хо-хо, так оно в точности и есть, сестрица. Конечно, всех дел на свете не переделаешь. Опять же и на чужую долю надо что-то оставить… Что, говоришь, нового в деревне? Да ничего такого. Только вот говорят, будто выйзиковская девка от рук отбилась. Даже в церковь взять совестятся или еще куда. Вот до чего дошло!.. Ну да, и я про то. А давно ли старуха Вийу мораль всем читала? И тех пробирала, и этих. А теперь у нее у самой дочка получила, чего хотела. В самый раз получила, ничего не скажешь!.. Золотые твои слова: в чужом глазу соломинку примечала, а в своем бревна не видела. Вот и я про то… О-хо-хо, да-а-а-а, и подумать-то стыдно… Только не все люди на свете так живут. Не перевелись еще такие, которые стыд помнят. И супружескую честь блюдут, и дочерей строго держат. Надо лишь поглядывать в оба, а то неизвестно, какая достанется… Ну да, это дело самого Марта, в точности мои слова… А чего ж не найти, долго ли, когда бегаешь день-деньской да видишь всякое… Ишь как тебя забрало сразу. Нет уж, потерпи, потерпи, хорошего моментом не получишь… Почему не быть — есть. Все знает да везде поспевает, хоть за помещика отдать и то впору. А уж приданого — на двадцати подводах не увезешь!.. Нет, уж потерпи, я сама не вдруг выискала. Набегалась — хвост трубой и язык набок. О-хо-хо! Сегодня и то чуть не полволости обежала. И все из-за Марта. Так уморилась, так устала, что и рта не раскрыть. С самого утра ни крошки не проглотила. В животе бедном знай бурлит… Ох, золотко, да я не для того сказала. Я это к тому, что для других все готова сделать… Глядите-ка, целую миску супчику ставит!.. Ну, зачем вы из-за меня? Много ли мне надо! Только так, для видимости, лишь бы утробу обмануть. Отведаешь — и все, аппетиту уж и нету… Уф-уф, ну и варево, прямо огонь! Прямо всю жаром прохватило, ух ты!.. Чего ты сказала? Мол, это дело самого Марта? А чье же, хи-хи, еще? Уф-уф-уф!.. Когда всюду бываешь, да с той, с другой словцом перекинешься, тогда кое в чем разбираешься… Да уж на ком еще, как не на кяннувской Альвийне! Ну да, на Аль-вий-не… Чего говоришь? Не подходит? И не глядела бы? Та же, говоришь, беда, что и у покойной? До парней больно охоча? Чудеса-то какие! Мухи-то, черти, какие неотвязные! Не иначе как перед дождем. Я еще утром своему старику сказала: «Запомни мои слова — быть дождю, непременно быть!» …Ах, вот оно что! Никоим образом!.. Так я разве уговариваю? Господи, мне-то что? Просто подвернулось на язык — и все. Встретилась случаем с кяннувской хозяйкой, а та принялась меня улещать: мол, Лийзуке, миленькая, помогла бы Альвийне за Марта выйти! Я сперва ни в какую — мне то, мол, что? Пускай, дескать, сам разбирается, кого брать в жены, кого нет. Только она и слушать не хотела!.. Вот-вот! Я тебе скажу по секрету, — ладно уж, подложи еще чуточку, — эти кяннувские мало чего стоят. Не дай бог с ними породниться — наголодаешься… Вот и я говорю, и я говорю. Верные слова, у них ни барин, ни бедняк щепоткой соли не разживется. Мой старик так и говорит: «Держись от таких людей подальше!» Другое дело у вас, на Тару: только войдешь в дом — сразу слышишь: «Не хочешь ли поесть, Лийзуке? Возьми супчику, возьми мясца, всего, чего твоя душа желает. Как-нибудь не обеднеем!» Гляди-ка, и говядину на стол ставят! Да разве я к тому? Просто так, к слову пришлось. Постой, постой, я его нарежу потоньше да супчиком полью. Уж я-то помню, какой кяннувская хозяйка смолоду была. Никто к ней и не сватался — до того худая слава шла. Не возьми ее кяннувский старик, так и неизвестно, что с ней сталось бы… И то верно, в посконной кофте ходила, я своими глазами видела… Так оно и есть, Альвийне эта вся в нее. Одно название, что школу кончила да шить училась в городе. Разве дознаешься, где она болталась! В городе всякие места есть… И такая-то вот за Марта хочет выйти! Боже упаси! Уж мы твоему сыночку такую жену выищем, что все ахнут… Возьму-ка еще самую малость… Альвийне, говорят, молодая. А бог его знает, так ли. Кала-Мари рассказывала, что своими глазами углядела, как Альвийне сидела перед зеркалом и красилась. И здесь подмазала, и вот здесь, и еще не знаю где, хи-хи!.. Я и говорю, какая ж это молодость да красота! Или взять тоже приданое. Сами-то и живут впроголодь, и надеть нечего — много ли они за дочкой дадут? Просто сбагрить ее хотят хоть кому-нибудь… Твоя правда, хозяюшка, сущая правда: оборванцы драные, да и все! Я так скажу: им бы палку в руки да суму — и больше ничего… Разве что малость супчику да мясца. Много ли надо такой, как я? Тут перехватишь, там перехватишь, — глядишь, и нет аппетиту!

— Э-хе-хе, заступничек небесный! Косточки-то как ноют! Старик, а старик! Довольно тебе на печи лежать! Слезай-ка да подкрепись чуточку. Мне и глядеть-то на еду неохота. Как бы живот не лопнул. Только одно на уме — на соломке отлежаться… Слез, что ли?.. Э-хе-хе, иногда она такая жесткая, эта солома! У тебя все тело гудит, а она, как назло, твердая-претвердая… Ты погляди на полке, там в платке копченая баранина, а в котомке яблоки… Ух и жадный народ! Взять хоть эту старуху с хутора Тару — навязала мне бараний окорок, нет того чтобы свиной!.. Или эта кяннувская хозяйка: сует тебе яблоки, будто сыт с них будешь!.. Э-хе-хе, силы небесные, ну и постель! И клопы уж тут как тут. Нет им, иродам, покоя ни днем, ни ночью… Ну и люди! Ты хлопочи за них, бегай, разговаривай, а чтоб они тебе заплатили, — господи боже мой! — так об этом и разговору нет… Ну, нашел? Вот дубовая голова, ничего сам не может!.. Э-хе-хе-хе, слава богу, одним днем к могиле ближе, ближе к могиле, ближе, э-хе-хе!

1903

Перевод Л. В. Тоома.