Вечером я уже закончила все запланированные дела и собиралась отправиться в левый флигель дворца, чтобы укрыться одеялом и хоть ненадолго забыться, отвлечься от тревог нового тяжелого дня. Но я понимала, что после всех событий долго не смогу уснуть, а болтать с разговорчивой и жизнерадостной Тишей у меня уже не было никаких сил.
Поэтому я зажгла все свечи и лампы в рабочем зале и скрепя сердце занялась самой скучной работой, связанной с цифрами и схемами. Когда я поняла, что все столбики цифр, превратившись в черных змей, выплясывают у меня перед глазами какой-то ужасный танец, я встряхнулась, встала и принялась собирать документы. Нет, больше сегодня работать я не смогу.
Я уже собралась было уходить, когда кто-то аккуратно стукнул в окно. Испугавшись я глянула в темное стекло и с радостью увидела серьезные глаза Тинка — юного помощника Эдвина.
— Тинк! — искренне обрадовалась я. И тут же испугалась. — А что с капитаном Эдвином? Он здесь?
— Да, госпожа Злата, он здесь. Можете ли выйти ненадолго из дворца? — поинтересовался он. — У нас есть всего лишь несколько минут перед отлетом в Серое Заскалье.
— Конечно, я выйду… — засуетилась я, принявшись искать глазами фонарь. На миг я вспомнила о том, что Эдвин, вероятно, — фаворит королевы, и в сердце снова заныла тяжелая тупая боль. Но лучше уж побеседовать с Эдвином лично, чем мучительно стряпать какие-то домыслы!
— Нет времени, совершенно нет времени, госпожа Злата, — торопливо проговорил Тинк, поглядывая на наручные часы. — В Сером Заскалье военный город, туда нельзя опаздывать ни на минуту даже такому человеку, как господин Эдвин. Если вы будете обходить весь дворец, это будет очень долго… Поэтому разрешите вас… поддержать.
Я увидела смущение в юных глазах Тинка и поняла, что он хочет помочь мне выбраться через окно. Вот тут я и пожалела, что в этот день оказалась в струящемся сером платье, а не в брючном костюме, который вредная Ирэна назвала неприличным одеянием падшей женщины!
— Тинк, подойди к дракону. Я справлюсь сам, — услышала я голос, который прозвенел для меня приятнее любых голосов на свете. Эдвин протянул мне крепкие руки и улыбнулся:
— Прогуляемся пять минут возле озера, милая Злата? Не хотелось бы мне заходить во дворец — это очень долго, к тому же, и у стен есть уши.
Я торопливо кивнула и, приставив стул, торопливо поднялась на подоконник. Волнуясь, я едва не уронила цветок с бальзамином, как это однажды сделал неуклюжий тролль. Эдвин легко подхватил меня, словно невесомый лепесток, обнял — я обратила внимание, что на нем не голубой, а темно-синий дорожный мундир. Пристально заглянув в мои глаза, он притянул меня к себе и нежно прикоснулся к губам.
В тот миг я не поняла, зажглись ли первые вечерние звезды на темно-синем небе или они вспыхивают и лучатся во мне — где-то в районе солнечного сплетения. Его поцелуй, сильный, властный, но бесконечно нежный, окутывал меня голубой пеленой счастья. Мне казалось, что я катаюсь на волшебной карусели, вокруг звенят серебряные колокольчики и играет незнакомая восхитительная мелодия. А сердце танцует веселую польку.
Оторвавшись наконец друг от друга, мы стояли, держась за руки, возле темного уже Лазурного озера, а Сапфировые вершины смотрели на нас издалека, точно великаны. И у меня снова похолодело сердце — то ли от грядущего расставания, то ли от горькой мысли о том, что Эдвин — фаворит королевы.
Я посмотрела в сторону густо-синего, точно вечернее озеро, искристого дракона и вспомнила, как летала на нем из Приграничья в Сапфир. Мелькнула внезапная мысль: дракон, хоть и был небольшим и юрким, едва поместился на тесной поляне возле Хрустального озера. Надо бы в проекте предусмотреть площадку, где будет удобно приземляться драконам! И сама изумилась и даже расстроилась нежданной идее. О чем, ну о чем я думаю в такую минуту? Как я могу и сейчас размышлять о работе.
Но при виде Эдвина, серьезного, красивого и удивительного родного, мысли мои совершенно спутались. Горькое воспоминание о противных словах господина Маргена: «Он же фаворит королевы! Любовник! Поэтому и ушел во дворец вечером. Наверное, сладкими были их утехи, а, девочка?» вновь безжалостно вонзилось в мое сердце.
— Не грусти, моя Злата, ведь мы улетаем только до ноября, а потом непременно встретимся. Первым делом я прилечу именно к тебе, — улыбнулся Эдвин. — Знаешь, я не понимаю, что со мной происходит. Мы знакомы всего-то пару дней, а кажется, что всю жизнь.
— Мне тоже так кажется, — пробормотала я, согревая заледеневшие ладони в больших руках Эдвина. — Но… Мне так жаль, что ты уезжаешь. Скажи, как прошла дуэль?
— Могла бы, пожалуй, и лучше, ведь я не пристрелил этого негодяя, — прищурился Эдвин. — С другой стороны, на мне нет клейма убийцы, а это тоже неплохо. Марген так надеялся меня уничтожить, но сам получил ранение, и теперь будет долго лечиться. Думаю, это займет несколько месяцев. Так что, надеюсь, он не будет тревожить тебя. Но ты все равно берегись его, милая Злата!
Совершенно не хотелось вспоминать мерзкие слова Маргена, но перед отлетом Эдвина мне было просто необходимо расставить все точки, как бы ни было это больно. Наверное не стоило об этом и говорить (ясно, что у Эдвина было какое-то прошлое, как и любого человека в нашем возрасте), но я все-так решилась.
— Эдвин, Марген сказал, что ты — фаворит королевы, — шепотом проговорила я и тут же испугалась своих слов. Зачем я вообще подняла эту опасную тему?
В синем полумраке я увидела, как на лицо Эдвина легла тень, словно мимо пролетела ночная птица. Но он еще крепче взял мне за руки и, глядя в глаза, проговорил:
— Злата, милая, мне очень хочется, чтобы ты мне поверила. И ты поверишь, потому что это чистая правда. Королева Мара — непростой человек, и у нее действительно есть фавориты. Это ни для кого не секрет. К тому же, она свободная женщина, давно уже вдова, поэтому общество даже не осуждает такой порядок. Но я… — он вздохнул и продолжил. — Но я никогда не был ее фаворитом. Да, она очень этого хотела. Мне неприятно говорить такое о женщине, и я ни за что бы не сказал это тебе, да и кому бы то ни было, если бы не сложные обстоятельства. Ее Величество хотела сделать меня своей игрушкой, как и многих других молодых и не слишком молодых людей в Снежном дворце. Но мне даже мысль об этом кажется невозможной. Как я могу быть с женщиной, которую не люблю? Я отказал ей, Злата. Очень вежливо — но отказал.
— И что случилось потом? — тихо проговорила я. Эдвин ласково коснулся моей щеки, погладил белые волосы и продолжил:
— А потом на меня посыпались неприятности…
— Господин Эдвин, нам пора лететь! — раздался голос Тинка. Я обернулась и увидела, что он уже забрался на дракона.
— Да, Тинк, одну минуту! — отозвался Эдвин и вновь обернулся ко мне. — Полагаю, что королева была потрясена — ей никто не отказывал. Она кричала, что отрубит мне голову, и, честно сказать, я думал, что так и произойдет. Но в последний момент она сменила гнев на милость и попросту сняла меня с должности капитана королевской гвардии. Правда, из дворца так и не отпустила, хотя я очень просил. Не знаю, чем бы я занялся вдалеке от двора. Возможно, пошел бы учителем в школу — в Военном лицее прекрасно преподают науки, а я был хорошим учеником. Но королева была категорически против и не отпустила меня с дворцовом службы. Иногда мне кажется, что ей доставляет удовольствие держать меня подле себя мальчиком на побегушках, — Эдвин горько усмехнулся. — Это очень унизительное положение, но я пока ничего не могу с этим поделать. Может быть, вдалеке, в Сером Заскалье, я придумаю, как распутать этот ужасный узел.
Он снова поцеловал меня и посмотрел так, будто надолго хотел запомнить каждую черточку моего лица.
— Милая Злата, ты будешь вспоминать меня в эти месяцы? Будешь ждать? — прошептал он мне в волосы.
— Конечно, — отвечала я. — Время летит так быстро!
— А чтобы ты помнила обо мне, возьми вот это, — Эдвин быстро снял перстень с сапфиром. Он хотел надеть его на мой палец, но осознал, что кольцо для меня слишком большое. Поэтому просто вложил перстень в ладонь и осторожно сомкнул мои дрожащие пальцы.
— Зачем это, Эдвин? — прошептала я. — Я и так буду помнить о тебе.
— Мне приятно оставить тебе хотя бы такой скромный подарок. Я бы очень хотел, чтобы ты его носила. Если будет возможность, попроси ювелира его уменьшить. Там, на чужбине, мне будет приятно знать, что ты надеваешь мой перстень с сапфиром и вспоминаешь об этом вечере. У нас будет еще много прекрасных дней и вечеров, милая моя Злата. Золотая моя девочка…
Эдвин увидел, что возле дракона переминается с ноги на ногу взволнованный Тинк — времени на разговоры уже не оставалось. Капитан еще раз быстро обнял меня, поцеловал и легко подсадил на подоконник. Я вздохнула и, глянув на россыпь золотистых звезд, махнула ему рукой, чувствуя, как сердце наполняется тяжелой печалью.
Потекли дни, полные хлопот, суеты и бесконечной работы. Я была рада, что дел было так много, что мне некогда было думать о чем-то другом. Капитан Эдвин и так никогда не выходил у меня из головы. А господин Марген, к счастью, в Хрустальном дворце тоже не появлялся.
В газетах, которые иногда раздраженно бросала на стол Ирэна, я читала о том, что королевский казначей ранен довольно тяжело, перенес сложную операцию на ноге и продолжает лечение в королевском госпитале. Да простят меня небеса, но мне нисколько не было его жалко.
С господином Яковом мы прекрасно сработались. Первое впечатление не обмануло — это был умный человек и истинный профессионал, собравший отличную команду. В большой группе мастеров были не только люди (все, как на подбор, подтянутые, гладко выбритые, очень вежливые, в одинаковой темно-синей форме), но и несколько троллей. Когда я увидела их первый раз, испугалась — как забудешь достопамятные встречи с этим народом? Но эти тролли, тоже одетые в синие форменные костюмы, оказались совсем другими — сдержанными, вежливыми и работящими. Они старательно выполняли все мои указания и пожелания господина Якова, и я ими была очень довольна. Впрочем, я была уверена, что дело не только в их покладистом характере. Господин Яков упомянул, что капитан Эдвин достойно заплатил всем работникам, и никто из них не остался обиженным.
В нашей команде были монтажники, маляры, стропальщики, штукатуры, каменщики, облицовщики, печники и другие хорошие мастера. Все они ладно трудились, и я с удовольствием смотрела, как преображается мрачный дворец — как светлеет его фасад, как растут, словно почки на вербе, свеженькие балкончики, как сияет новенькая лепнина.
Единственный, кто тревожил меня в те дни, была, как ни странно, вершик Тиша. Нет, она по-прежнему старательно украшала меня каждый день, повторяя: «Я люблю красоту!» Тиша не только с удовольствием делала прически, но и вполне овладела магической кистью. Я поручала ей ту работу, с которой она могла бы справиться самостоятельно. Когда Тише удавалось создать очередную вещь, она искренне радовалась, точно ребенок, внезапно получивший леденец.
Правда, иногда у нее случались неудачи. Однажды вместо кресла возле окна вырос огромный мухомор, который никак невозможно было выдернуть, и мы разламывали его на кусочки и с помощью мастеров вырывали с корнем. А в другой раз она с помощью волшебной кисти попыталась создать крошечную серебристую подушечку для иголок. Но у ее получилась не подушечка, а самый обычный, ничем не примечательный лесной ежик. Мы с Тишей оторопели, а ёжик недовольно соскочил с плотного листа, обиженно фыркнул и побрел к выходу с крайне недовольным видом — наверное, в парке он надеялся отыскать своих собратьев. «Тиша, не стоит использовать волшебную кисть для таких мелочей! — сделала я вершику замечание. — Ведь подушечку для иголок вполне можно сшить и самостоятельно. Кисть для этого абсолютно не нужна!»
Тиша выслушала меня и рассеянно кивнула. В последнее время она и впрямь стала чересчур несобранной, молчаливой. Я переживала за нее и думала, не показать ли ее врачу, который лечит вершиков. Об этом я хотела поговорить с господином Яковом.
За работой я иногда действительно беседовала с инженером, он оказался приятным человеком и очень скрашивал мои дни. Серьезный, авторитетный, хладнокровный, он быстро решал любые рабочие проблемы и этим мне нравился. За чертежами, осмотром объекта или другими работами он рассказывал мне о любимой жене, о семье (Тинк был его единственным сыном, и господин Яков очень о нем переживал), о городе Сапфире. Я вспоминала отца, и с радостью узнала, что господин Яков был с ним немного знаком — он приезжал на обучение на Побережье. Я так доверилась господину Якову, что однажды нахально попросила его отнести к ювелиру подаренное капитаном Эдвином кольцо, чтобы тот уменьшил его до моего размера. Ведь я не выходила в город — это, черт побери, было указано в договоре, который я почти не глядя подписала! А господин Яков, как и его мастера, каждый день приезжал из Сапфира в карете.
Чем мне нравился господин Яков, так это то, что он не задавал лишних вопросов. Он молча взял перстень, а через пару дней вернул его — и тот идеально сел на мой палец. Большой сапфир цвета индиго ярко сверкнул в солнечном свете — и мне показалось, что это капитан Эдвин подмигнул мне и просиял своей искренней мальчишеской улыбкой.
Господин Яков, сдержанный и солидный человек, вдруг посмотрел на меня странным взглядом и то ли спросил, то ли утвердительно произнес:
— Это перстень капитана Эдвина…