Копейщики

Глава 1 1762 г.

Немолодой уже человек в старом австрийском военном мундире сидел в одной из таверн Неаполя лицом к двери. Он выглядел, как один из ветеранов испанских авантюр Габсбургов. Итальянцы с плохо скрываемым пренебрежением поглядывали на его одежду, на потускневшие пуговицы, украшенные чёрными орлами, на следы эполет на сильных плечах. Хозяин заведения указательным пальцем с усмешкой показывал повару заплатки на локтях и коленях бывшего офицера. Но тот не замечал косых взглядов. Его ладони нервно поглаживали бокал с густым красным вином. Усталые глаза на худом лице аскета медленно обводили полупустой зал, оценивающе останавливаясь на редких в эту пору посетителях. Постороннему наблюдателю показалось бы, что делает он это по привычной отработанной системе. Первым делом ветеран рассматривал руки людей, держащих куски жареной свинины или ковыряющих пасту деревянными ложками, потом переводил взгляд на обувь, лица и спины. Вся его поза выражала беспокойство и плохо скрываемую тревогу. Но, не найдя в облике завсегдатаев таверны ничего подозрительного, отставной офицер постепенно успокоился, оставил это занятие и предался размышлениям.

Вот уже почти тридцать лет он менял страну за страной, город за городом. Жена, которой он обзавёлся в самый спокойный, но недолгий период жизни, давно бросила его ради какого-то сборщика налогов в маленьком французском городке.

Ветеран даже не помнил его названия. Где-то в Провансе, а может быть, в Анжу.

Спасибо, что не забыла оставить память о себе. Пара писем с упрёками не шли ни в какое сравнение с сыном, который вырос в высокого здорового парня с выразительными чёрными материнскими глазами.

Человек пригубил вино и вздохнул. Иногда ему думалось, что он устал от этой жизни, от ставшей уже навязчивой идеи, от вечного недовольства собой, от параноидальной тяги к неразрешимым загадкам и шифрам. Лучшие годы он потратил на поиск ключа, который позволил бы проникнуть в придуманную кем-то потайную комнату, на мгновение приоткрытую когда-то одним маленьким стихотворением.

«Последняя мистификация последнего Штауфена удалась!» – Мерон сделал ещё один небольшой глоток из бокала.

Давным-давно ушедший в мир иной король заставил Жильбера объехать половину Европы. Копаться в архивах, скрываться от шпионов Габсбурга и от настойчивых преследований ещё одного тайного, упорного, неизвестного врага. Где бы он ни находил убежищ или укромных уголков в своих попытках обрести более спокойную жизнь - опасность и там находила его. Казалось бы, пять лет в Богом забытом Штеттине дали ему надежду. Эти пять безоблачных лет службы прусскому королю принесли Мерону относительный достаток и возможность дать образование сыну. Но Жильбер никогда не забывал, что владеет некой до конца не раскрытой тайной, ради которой в прошлом подвергал свою жизнь риску, и которая не давала ему покоя все эти годы. Шесть покушений за тридцать лет: два выстрела в спину, нож, оставивший длинный шрам на груди, взбесившаяся лошадь, которая едва не убила его. Рухнувшая стена старого дома и, наконец, яд, доставшийся денщику, который просто попробовал вино перед тем, как подать его к ужину. Три дыры в теле не научили беглеца осторожности. После каждого такого случая он бросал немногое нажитое и, заметая следы, пускался в бега. Вот так же Мерон бросил и Пруссию, оставив сына на попечение армейского приятеля под защитой крепостных стен. С тех пор чутьё никогда его не подводило. Даже сейчас оно подсказывало, что где-то рядом - опасность.

Но безумная страсть и привязанность к тайне, которая стала Жильберу женой, любовницей и путеводной нитью, вела его всё дальше по тропе предназначений.

Время просто сделало его мудрее и опытнее. Бывший офицер теперь предпочитал действовать через посредников. Вот и сегодня он просто ждёт. Два золотых луидора за пару листов бумаги – достаточная плата книжным червям.

Неделю назад старый лиценциат-богослов взял у него рисунок-копию гравировки с лезвия ножа, просвистевшего однажды у Мерона над головой…

«Ага, вот и он», - подумал Жильбер, заметив входившего в таверну забавного коротышку в смешной шапочке бакалавра.

Мерон поднял руку. Старый magister университета увидел жест и поспешил к столу.

- Задали вы мне задачку, – отдуваясь, новый посетитель таверны вытащил платок и вытер лицо. - Уф! Жарко сегодня!

Жильбер нетерпеливо протянул руку. Но магистр не спешил.

- С Вас, мой друг, ещё один золотой. Пришлось, знаете ли, потрудиться. В закрытые указом Святого престола архивы просто так не попадёшь. Папские правила строги, милейший. Только избранным, только избранным, мой друг! Поэтому нужен был особый ключик, - старик, улыбаясь, потёр друг о друга подушечками пальцев.

Мерон, не долго думая, бросил на стол монету. Тут же в его руки перекочевала бумага. Офицер торопливо развернул её и стал читать.

«…После консультаций со знатоками старых геральдических сводов можно сделать заключение…»

Жильбер недовольно поднял глаза на архивариуса.

- Можно было обойтись без казуистики и вступлений.

Старик пожал плечами и постучал обкусанным ногтем по бумаге.

- Читайте, милейший, читайте…

«…Герб или, если угодно, печать: на чёрном поле лилия в виде puntale giavelotto[164], переплетённая верёвкой - знак монашеского ордена "Chevaliers de'1 Odre de Notre-Dame de Sion" (Кавалеры ордена Богоматери Сиона). В нашей библиотеке сохранился документ, подаренный архиву в числе прочих свитков основателем университета королём Фридрихом Сицилийским. Часть письма, датированного 1125 годом, с частично утраченным текстом, содержит la firma[165] и печать приора Нотр-Дам де Сион Арнальдуса и подпись Гуго де Пейна с его личным гербом в виде оттиска перстня…»

Мерон удивлённо хмыкнул, но продолжал чтение.

«…Судя по духовному званию Арнальдуса, он являлся настоятелем монастыря, построенного на горе Сион в Палестине в эпоху крестовых походов. Подпись и печать Гуго де Пейна располагается ниже подписи Арнальдуса. Поэтому можно сделать вывод, что основатель ордена тамплиеров находился в подчинении и вассальной зависимости от ордена Нотр-Дам де Сион.

Кроме того, в одном из пергаментов, переданных в библиотеку университета в 1248 году портовыми властями города Бари, обнаружена грамота, освобождающая от досмотра и портовых сборов груз корабля «Святой Бенедикт». На грамоте сохранились печать с надписью «Приорат Сиона», подпись Магистра ордена «Жан де Гизор» и дата - год 1188-ой».

Отставной офицер в задумчивости почесал щетину на подбородке.

«…Уважаемый мной бакалавр и коллега Руджерио Скаппа – исследователь и знаток тайных обществ и монашеских военных образований - считает, что Приорат Сиона является первым монашеским орденом на Святой земле, созданным самим Готфридом Бульонским – освободителем Палестины от агарян. Кроме того, он уверен, что Приорат был главным среди учреждённых позднее монашеских орденов тамплиеров и госпитальеров. Монахи ордена занимались вопросами чистоты веры и поставляли советников королям Иерусалима в делах стратегических, вопросах дипломатии и facere argentariam (финансовым операциям). Руджерио Скаппа предполагает также, что орден тамплиеров был военным крылом Приората Сиона, а орден госпитальеров занимался под опёкой Приората поисками истин в науке, систематизацией достижений в медицине, а также строительством странноприимных домов и лазаретов. Должен подчеркнуть, что есть легенды, описанные в нескольких закрытых для широкого чтения богословских трактатах, в которых говорится следующее:

“При взятии Иерусалима были найдены и переданы кавалерам Приората Сиона древние свитки иудейских первосвященников времён царя Давида, в том числе санскритские папирусы «Союза Девяти»[166], а также некий предмет, названный в тех же документах Святым Граалем…”

Назначение этой вещи туманно, спорно и антинаучно. Есть много мнений, которые принадлежат теологам и хронистам разных школ, но определённого единства о назначении Грааля и о его внешнем виде до сих пор нет…»

Мерон быстро пробежал глазами лист и перевернул бумагу на другую сторону.

- Вы ищете мою подпись или список источников? - Старик тихо засмеялся.

- Если кто-то узнает, что я причастен к содержимому этой записки - меня не просто уволят, а выгонят с позором и без stipendium по старости. А у меня, между прочим – большая семья.

«Как у всех итальянцев», - подумал Мерон, но вслух проворчал:

- Ну что же, и за это спасибо.

Старик стал подниматься, чтобы уйти, но Жильбер придержал его за рукав.

- Последний вопрос перед тем, как сделать вид, что мы незнакомы. - Мерон прикрыл ладонью лежащую перед ним бумагу.

- У кого или где могут храниться упомянутые вами свитки и этот легендарный Святой Грааль?

Вопрос рассмешил старого профессора. Он похлопал собеседника по руке:

- Вы или наивны, или глупы. Верите в сказки? – он с сожалением посмотрел на офицера, но тот не опускал глаз. - А, впрочем, - профессор на мгновение задумался, вытащил из кармана уголёк, которым обычно пользуются рисовальщики, и сделал какую-то пометку на обратной стороне своих записей. - Вот вам адрес одного чудака. Сейчас он на покое, а до этого был клириком в Ватиканском архиве. Его отец был клириком, отец отца, дед его деда. Кстати, один из его прадедов служил писцом при папском престоле в Авиньоне во времена раскола церкви[167]. В общем, служение истории – это у них наследственное. Если правильно задавать вопросы... - рrofessore снова выразительно пошевелил пальцами, - может, у него и найдутся для вас ответы.

Почтенный магистр ещё раз внимательно посмотрел на Мерона, простился и ушёл.

А человек в старом австрийском мундире свернул бумагу, расплатился по счёту и вышел чёрным ходом, провожаемый неодобрительным взглядом хозяина таверны.

«Если очередной информатор будет мне так же дорого стоить - то от моих сбережений скоро ничего не останется. Надо бы пойти в порт и поработать на разгрузке кораблей. Отправить сыну хоть какие-то деньги. Пусть служба в гарнизоне Штеттина будет для него чуть легче. Прусский король бережлив, если не сказать – скуп».

Офицер шёл по солнечным улицам Неаполя. Навстречу ему в противоположном направлении двигалась толпа. Люди со всех сторон спешили к кафедральному собору. Там звонили колокола, созывая верующих на прикосновение к чудотворному позолоченному бюсту Святого Януария. Процессия как раз выстраивалась перед церковью.

Мерон усмехнулся, покачал головой и свернул в переулок. В тени стен было чуть прохладнее. Чистое бельё, вывешенное для просушки между домами, пахло свежестью. Кошки, лениво опустив хвосты с подоконников, прищуренными хитрыми глазами провожали сутулую фигуру прохожего. Удары колокола постепенно гасли в хитросплетении узких улиц. Не слышно было обычных громких голосов итальянок, перемывающих кости соседям. Плетёные кресла стариков оставались пусты. На мостовых лежали забытые самодельные игрушки детей. Все ушли посмотреть на чудо вскипания крови Святого в кафедральном соборе.

Гулкое эхо от башмаков Мерона зазвучало чуть иначе. К нему добавился звук, повторяющий темп его шагов. Но… тренированное ухо офицера уловило небольшое опережение. Он оглянулся. В одну из арок стены скользнула тень.

«Значит, предчувствие не обмануло», - подумал Жильбер, замедляя шаги.

Мерон продолжал двигаться по переулку не торопясь, ища глазами укрытие. Вот оно, подходящее место – дверь с лестницей, ведущей наверх. С озадаченным видом заблудившегося человека ветеран вытащил из кармана бумажку профессора, взглянул на неё, как бы сверяясь с адресом, и вошёл в дом. Он громко протопал по лестнице вверх, затем быстро на носках спустился вниз и встал за полуприкрытой дверью. Прозвучал тихий торопливый стук чужих каблуков. Преследователь стоял перед домом и ждал. Мерон сквозь щель между дверью и стеной видел только плечо в чёрной блузе, серые рейтузы и башмак с металлической пряжкой. Человек прислушивался к звукам на лестнице. Где-то наверху хлопнуло окно. Фигура двинулась вперёд и поравнялась с дверным проёмом. Соглядатай оказался опытным и хитрым. Он осторожно просунул голову за дверь. Быстрый взгляд по кругу наткнулся на тень у двери. Реакция Мерона была на долю секунды быстрее. Тяжёлый удар в пах, а затем снизу в голову опрокинул человека на плиты мостовой. С неприятным звуком треснувшей кости он ударился затылком о камни и затих. Офицер, тяжело дыша, подождал немного. Было тихо. Только чёрная кошка, испуганная падением тела, метнулась вдоль улицы. Мерон осторожно подошёл к лежащему, проверил карманы. В одном из них он обнаружил маленький мешочек. Portamon’te приятной тяжестью денег лёг ему в ладонь. Под головой человека, медленно растекаясь, густела кровь.

Уложив дорожный мешок, Жильбер ещё раз внимательно перечитал адрес, данный ему стриком магистром.

“Капуя, новый город, возле храма Святого Маркела, лавка торговца древностями, спросить сеньора Тифальдо… “

- Капуя, Капуя, - ворчал Мерон.

Если в Неаполе можно затеряться, то в маленьком городе ты - как на ладони. Впору заказывать мессу заранее. Капуя занята австрийцами, и старый мундир - как табличка с надписью «Дезертир». Придётся обменять потрёпанную форму на что-нибудь менее заметное», - подумал Мерон с сожалением.

Жильбер пересчитал деньги в кошельке шпиона. Там было ровно двадцать серебряных имперских талеров времён императора Леопольда.

«Что ж, на первое время хватит, а несколько моих золотых луидоров останутся на чёрный день, – офицер ссыпал монеты обратно в кошелёк и продолжал размышлять. - Капуя – недалеко, всего день пути или чуть больше. Пешком нельзя - слишком опасно стало на дорогах. Итальянцы бредят независимостью, а австрийские солдаты начеку. Придётся заплатить крестьянам, и доехать до города в какой-нибудь бочке или в стоге сена».

Когда Солнце, клонясь к западу, зависло над стеной недалёких холмов, Мерон попросил остановить повозку, вылез из неё и положил в руку крестьянину серебряный талер. Не обращая внимания на возмущённые вопли возчика, он пошёл к ближайшему холму и скрылся в зарослях акаций.

«В город придётся пробираться в сумерках, а пока нужно посмотреть сверху, что к чему», - подумал Мерон и полез вверх по крутому склону.

На вершине холма Жильбер выбрал траву погуще и лёг на живот.

Внизу прямо перед ним были видны хорошо сохранившиеся руины римского цирка.

«Наверное, здесь и выступал когда-то Спартак, приводя в восторг пресыщенных зрелищами патрицианок и кровожадный плебс», - эта мысль заставила Мерона внимательнее присмотреться к развалинам.

Амфитеатр поражал своими размерами. Офицер прикинул на глаз:

«Где-то шагов 200 в длину и 150-160 в ширину. А высота… - он посмотрел на деревья, потом на расстояние до амфитеатра и определил, – Локтей 80, не меньше...»

Старая Капуя, разрушенная почти тысячу лет назад сарацинами, занимала огромные площади земли, заросшие теперь терновником, дикими сливами, оливковыми пальмами и невысокими дубами.

За амфитеатром была видна триумфальная арка, гробницы, постройки, напоминающие термы, остатки дороги, а дальше у подножия небольшой горы – колонны и статуи какого-то древнего храма. Почти вплотную к нему стояли строительные леса.

Офицер прищурил глаза, сделал над ними козырёк из ладони и увидел, что практически на фундаменте храма возводится церковь. А чуть дальше, за рекой, красными черепичными крышами обозначила себя новая Капуя с высоким шпилем собора Святого Стефана. Мерон перевернулся на спину, надвинул соломенную шляпу на лицо и задремал.

Жильбера разбудила белка. Она спустилась с невысокой сосны и изучала его дорожный мешок, перебирая ткань маленькими лапками. Мерон с улыбкой наблюдал за ней. Не сумев проникнуть внутрь, белка попробовала ткань на зуб.

- Эй, - негромко прикрикнул на неё человек, и рыжая молния, прижав уши и распушив хвост, взлетела на дерево и исчезла в кроне.

Почти стемнело. Только на самом краю горизонта ещё виднелась половинка горящего красного яблока. Ещё несколько минут - и солнце скрылось, оставив землю в объятиях вечера, росы и прохлады.

«Вовремя», - подумал Мерон. Он встал, отряхнул с панталон сухие листья и, не спеша, пошёл с холма.

Храмовая площадь была пуста. Городской фонарщик только что зажёг свечи и пропитанные маслом фитили в редких уличных фонарях. Нужная ему лавка старьёвщика находилась в тихом переулке сразу за церковью. В окнах первого этажа горел свет. Мерон осторожно заглянул через щель массивных ставен внутрь. За столом сидел старичок сухого телосложения в живописном полосатом колпаке и склеивал глиняную вазу. Аккуратно грея стенки сосуда на свече, он плотно прижимал осколок к осколку.

Офицер тихо постучал.

- Иду, - закричал старик и пошёл открывать. - Кого там дьявол носит, прости, Господи?

- Вам привет из Неаполя от… - Мерон запнулся. Имя профессора совершенно вылетело у него из головы. - От Руджерио Скаппа, - Жильбер вспомнил другое имя.

- А, от этого старого прохвоста-архивариуса? – Старик загремел засовом, открывая. - Вы - ещё один любитель древностей, да?.. Другого времени не могли выбрать?

Хозяин лавки впустил посетителя, провёл его в комнату и оценивающе осмотрел с ног до головы.

- Вы не похожи на богатого англичанина. Да и на русского, кстати, тоже. А ведь они - мои самые лучшие клиенты. – Бывший клирик ещё раз скептически оглядел крестьянскую одежду Мерона. - Вы больше подходите на роль бандита с большой дороги. Вы меня не грабить пришли?

Увидев вытянувшееся лицо гостя, старик рассмеялся.

- Ладно, ладно, шучу. Садитесь вот сюда, - и он подтолкнул гостю колченогий стул с остатками парчовой обивки. - Излагайте! – антиквар сделал кругообразный жест рукой.

- Не знаю даже, с чего начать…

Старик поднял палец и погрозил незнакомцу.

- У вас странный акцент, но честные глаза… Не смущайтесь… Если не знаете с чего начать - начните с просьбы. Ведь вам что-то нужно от меня…

Мерон подумал немного, потом вдруг неожиданно для себя сказал:

- Я - тот самый человек, который вскрыл гробницу короля Фридриха на Сицилии.

- Вы?.. – Хозяин несколько минут удивлённо смотрел на гостя, потом громко расхохотался. - Вы? Ох, не могу! То-то старый звонарь собора Палермо, как, бывало, выпьет лишнего, так и терзает всех рассказами о святом Федериго, который, не смущаясь присутствием живой души, вышел из могилы, чтобы наказать за жадность австрийцев и богатых владельцев виноделен! – хозяин лавки древностей, захлебнувшись смехом, замахал руками.

- Старый дуралей лет десять пугал город этими небылицами. Будто он видел собственными глазами поднятие плиты, медленную поступь короля, одетого в чёрный плащ с красными крестами. Епископ Палермо хотел отлучить его от церкви, да пожалел старика. В конце концов и до нас, грешных, дошли слухи о чудесном воскрешении Фридриха, – бывший клирик вытер слезящиеся от смеха глаза. - А вы сами, часом - не жертва звонаря, не сумасшедший?

Мерон протестующе поднял руку.

- Так вы будете слушать, или не дадите мне вставить ни слова?

- Scusare sign’re, scusare… простите меня. – Старик усилием воли подавил свой смех и с интересом посмотрел на гостя. - Итак?

- Итак! – Мерон, не вдаваясь в излишние подробности, рассказал ему свою историю поисков и находок, вопросов и ответов.

Хозяин дома внимательно слушал, время от времени негодуя с забавными гримасами шута, выражая то одобрение, то восторг с недоумением, то озабоченность.

Через час в комнате наступила тишина. Антиквар первым прервал её:

- Я так понимаю, что вы в тупике?

Жильбер молча кивнул.

- И что же вы хотите от меня? – Обладатель забавного полосатого колпака с сожалением посмотрел на Мерона и ответил сам себе:

- Вы хотите продолжения этой истории, которая, возможно, ввергнет вас в ещё большие опасности, несчастья и тревоги. Поймите, истина должна постигаться постепенно, шаги ваши должны быть соразмерны вашему пониманию природы вещей и откровениям веры. Иначе цели вы не достигнете и ваша неразгаданная тайна сведёт вас с ума.

- Пусть так, пусть я болен этой загадкой, но этот путь выбран не мной. А пройти его я должен до конца. Помните? «Via est vita» – «Жизнь – это дорога».

- Не вам учить меня латыни. – Бывший клирик вздохнул. - Ну что же, воля ваша. Задавайте вопросы. Память мне ещё не изменяла. Что помню - расскажу, чего не помню - поищем в копиях свитков, которые когда-то переписывали мои предки для папской и королевских библиотек. Только не обольщайтесь: мои деды по памяти записывали только то, что считали необычным, из ряда вон выходящим, необъяснимым и загадочным. Вся остальная переписка Святого престола: горы указов, анафем, инструкций и соглашений - всё это осталось вне поля зрения любопытных стариков.

Мерон еле дождался конца этой тирады и задал первый вопрос.

- Знаете ли вы, что такое Приорат Сиона, то, для чего он был создан и почему он вначале был главным среди остальных монашеских орденов на Святой земле? Правда ли, что даже независимый от духовных и светских властей орден тамплиеров подчинялся Приорату?

- Стоп, стоп! Не так быстро. Вы даже не даёте мне сосредоточиться.

Старик думал несколько минут.

- Вы знаете, моя память молчит. Нет, подождите огорчаться, - торопливо сказал он, заметив замешательство гостя. - Сделаем так. Оставьте мне список вопросов. Я пороюсь в старых бумагах семейного архива. Что найду - всё будет вашим.

Мерон порывисто схватил перо, поданное ему хозяином и, покусывая время от времени его хвостовую часть, минут десять писал. Антиквар всё это время с интересом рассматривал странного посетителя.

- Жду вас через три дня, – но, заметив нетерпеливый жест Мерона, тут же добавил: - Раньше никак. Ведь у меня ещё и работа есть. – Он кивнул на глиняный кувшин. - В поте лица, сеньор, в поте лица! – добавил чудаковатый хозяин лавки и засуетился, вставая. - И не говорите мне, что оплатите мои услуги. Судя по вашему виду, - он кивнул на одежду Мерона, на потёртый дорожный мешок, на башмаки, треснувшие от старости, - Вы сами нуждаетесь больше меня.

- Да, кстати, Вам есть, где остановиться?

Гость на мгновение замялся.

- Молчите, вижу. Пойдёмте за мной. – И хозяин повёл смущённого Жильбера через систему запутанных коридоров, стеснённых разной высоты шкафами, полками с черепками, остатками амфор, ржавыми частями лат, кучами светильников, медных чаш, дальше вверх по узкой лестнице.

- Вот Вам пристанище на несколько дней.

Они стояли в комнате под самой крышей здания с единственным окном, выходиящим во двор. У стены стояла кровать, напомнившая Мерону ложе с картины «Исцеление Юстиниана», виденной им когда-то в галерее Уффици во Флоренции.

- Не бог весть что - но это лучше, чем где-нибудь в кустах на траве, – старик аккуратно снял несколько сухих травинок с рейтуз гостя.

Колокол звонил и звонил, оглушая Мерона. Он лез по лестнице вверх на колокольню, чтобы сказать звонарю: «Довольно!» Но ступеньки уходили почему-то вниз по спирали и казались бесконечной тропой в темноту. Ноги становились всё тяжелее. С огромным усилием Жильбер отрывал босые ступни от пола, чувствуя ледяную поверхность каменных плит.

Вот он - выход, освещённый свечой! Вот он, воздух нового дня! Сейчас он остановит звонящего, и колокол замолчит.

Но что это? Звонарь в белом плаще тамплиера с красным крестом на спине сидит, опираясь на меч, и не трогает верёвку языка.

Почему же колокол звонит? Почему он раскачивается и его никто не может унять?

Мерон с криком бросился к огромной бронзовой чаше, но сзади кто-то крепко схватил его за локти…

- А-а-а-а!

Мерон проснулся от собственного крика. Полотняная блуза прилипла к потной спине. Левая рука попала в щель между стеной и кроватью. Правая неловко согнута под подушкой. Комнату заливало утреннее солнце. Было жарко. Колокол церкви Святого Маркела ударил последний раз и затих. Город быстро погасил в своих стенах звонкое эхо. Сразу стали слышны щебет птиц, воркование голубей, далёкий скрип повозки и голос глашатая: «Latte crudo!»

«Какой, к дьяволу, глашатай? - подумал Мерон. - Это же крестьянин развозит первое утреннее молоко!»

Жильбер, окончательно придя в себя, сел на постели, вспоминая свой сон.

- Приснится же такое… - проворчал он, потёр виски и встал. Пыльные башмаки стояли рядом, источая запах потных ног. Мерон нашёл в углу чердака старую тряпку, вытер пыль с потёртой кожи и надел башмаки. Выглянув в окно, он увидел неизменные, привычные для Италии ряды верёвок с бельём.

«Итальянки помешаны на чистоте. Если бы я был мастером геральдики, одним из символов на флаге Италии я бы изобразил чистую простыню», – подумал Мерон, оглядывая двор. Прямо по центру небольшого патио розовел старым туфом красивый фонтан.

Вода серебристой струйкой стекала в объёмистую чашу, а дальше по каменному жёлобу уходила через арку ворот на улицу. Жильберу захотелось пить.

Он осторожно спустился по скрипучей лестнице, прошёл мимо шкафов с открытыми створками дверок. Аккуратно ступая между рулонами пергаментов и глиняных табличек, лежащих на полу, подошёл к открытой двери и заглянул в лавку.

Старик сидел на корточках, обложенный свитками. На коленях он держал стопку бумаги и, щедро макая перо в чернильницу, что-то писал.

Мерон постучал по дереву. Старик поднял глаза.

- А, это вы? Вода - в фонтане. Молоко и хлеб на столе. Вы – мой родственник из Генуи. Соседей не бойтесь. Здесь все свои, и жандармов не любят. Предпочитают держать язык за зубами. Но на улицу не выходите. Можно наткнуться на австрийский патруль, – архивариус махнул рукой. - Идите, идите. Не мешайте мне.

Мерон вышел во двор и стал умываться. Спиной он чувствовал на себе любопытные взгляды. Ему казалось, что за прикрытыми ставнями он видит блеск женских глаз и озорные улыбки детей. Одно из окон тихо отворилось. Из него до половины свесилась юная девичья фигура.

- Ciao, signore! – девушка, довольная своей смелостью, засмеялась.

Полная женская рука схватила её за плечо и втащила в глубину комнаты. В окне показалось улыбчивое лицо толстухи средних лет.

- Scusi, signore. Lei fatto s’nza vol’rlo[168].

Мерон махнул рукой, давая понять, что всё в порядке и поклонился в ответ.

Через полчаса обитатели дома уже привыкли к новому человеку и, не обращая внимания на его присутствие, занимались домашними делами.

«Да, здесь не любят лезть в чужие дела». - Посидев на крае фонтана и с удовольствием попробовав холодной вкусной воды, Жильбер вернулся в лавку.

Стараясь не шуметь, он съел хлеб, выпил молоко и поднялся наверх. Целый день Мерон отсыпался, перечитывал записку профессора из Неаполя, думал и снова спал.

Уже в темноте он спустился посмотреть, как идут дела у старика. Тот по-прежнему был в лавке. Он лишь сменил неудобное положение на полу на ещё более неудобное место поверх столешницы стола. Мерон тихо вошёл в комнату, проверил, плотно ли закрыты ставни, взял в руки вазу, склеенную антикваром, и стал с интересом рассматривать её.

- Критская. Ничего особенного. Подражание ранним греческим образцам.

Хозяин поднял голову от бумаг.

- У меня есть несколько более древних из Этрурии[169]. Вон на той полке, видите? Замечательный чёрнофигурный стиль Клития[170].

Жильбер подошёл к деревянному стеллажу. Там стояли две вазы с изображением галер, дельфинов и воинов.

- Ладно… Смотрите. Только керамику не трогайте руками. Остальное всё можно. Да… И ещё свитки. Не наступите. Я потом наведу здесь порядок.

Хозяин сокровищ снова склонил голову над бумагами…

…На исходе третьего дня они сидели друг против друга. Старик говорил, а Мерон внимательно слушал.

- Можете ничего не записывать. Я вам отдам вот эти мои заметки. – Архивариус ткнул пальцем в ворох бумаг на коленях.

- Так, что мы имеем? – Он аккуратно взял в руки один из пергаментов. - Это выдержки из донесений папского легата в войсках Готфрида Бульонского:

«…Переправившись на берега Палестины, Болдуин – брат Готфрида - с удивлением открыл для себя Святую землю. Мечети мусульман здесь мирно уживались с многочисленными христианскими храмами и монастырями, построенными задолго до крестовых походов. Устыдившись жестокости крестоносных баронов и рыцарей, вырезавших целые города, не разбирая, иудей ты, сарацин или христианин, Болдуин нашёл единомышленников с такой же глубокой верой в истинное учение Христа, главной из заповедей которого была «Не убий». На склоне горы Сион в развалинах языческого храма по его приказу выстроен монастырь, названный Обителью Богоматери Сиона. Это аббатство он сделал резиденцией основанного им со товарищи монашеского ордена.

Предположительные цели создания братства: первое - возродить принципы чистой веры, изложенные в неком неизвестном ранее Писании, найденном рыцарями Болдуина в развалинах на месте постройки обители, и второе - свободным от мирских соблазнов монашеством и рыцарством противостоять жестокостям крестоносного войска…»

- Ну, как вам такое? - старик довольно потирал руки.

- Впечатляет! – Мерон сделал нетерпеливый жест рукой. - Давайте дальше.

Старик, поднеся бумаги поближе к свету свечи, продолжил чтение:

«…Из писем соглядатаев папской курии видно, что, кроме древнего неизвестного Евангелия, почитаемого рыцарями Болдуина, в руки кавалеров Сиона попали свитки неких нафталитов – первосвященников времён Единого царства Израиль, а также так называемые книги Девяти…»

- В архивах не говорится, что это за книги и какие знания в них содержатся, - старик поднял взгляд от бумаг и через секунду снова уткнулся в лист.

«…Там же, на горе Сион, найдены части животворящего креста и некий медный сосуд. Судя по тайне, окружающей его обретение - он имеет для кавалеров Сиона огромную ценность. Казна ордена содержится в меньшем попечении, чем этот кувшин. Его охраняют денно и нощно два рыцаря…»

- Святой Грааль! – вскрикнул Мерон.

- Не знаю, мой друг, не знаю, – засмеялся старик. - В то время какой-нибудь бродячий монах с богатым воображением мог найти всё, что угодно. Кольцо Соломона, пояс целомудрия царицы Египта Клеопатры, обломок каменной плиты с одной из десяти заповедей или изъеденную червями деревянную миску, из которой якобы вкушал хлеб сам Иисус, - антиквар предостерегающе поднял руку.

- Ещё я нашёл клочок пергамента – копию донесения раба при дворе императора Византии Константина. Дата на пергаменте - 330 год. - Старик переложил с места на место пару бумаг. - Речь идёт об отрывке текста на греческом языке со стола в покоях Константина, в котором частично упоминается откровения нафталитов. Как этот свиток попал в хранилище папской библиотеки, можно только догадываться. – Седая голова наклонилась ещё ближе к бумаге. - Вот он, список текста - всё, что сумел из древнего пергамента отрывками выписать мой прапрадед:

«…Всё живое и мёртвое должно быть в равновесии. Основа гармонии – есть равновесие стихий, равновесие между плотскими устремлениями и возвышением духа, между честолюбивыми устремлениями к властной славе и принуждением к смирению слишком агрессивных действий, угрожающих соблюдению закона гармонии…»

Старик опять прервался, подумал немного и сказал:

- Возможно, эту цель - то есть поиск гармонии - и преследовали основатели Приората Сиона, противодействуя борьбе за власть между вождями крестоносцев, а в дальнейшем перенеся свои усилия на поддержку военного и теологического равновесия в Европе. Для принуждения к этому силой и был, мне кажется, создан Орден нищих рыцарей храма, как военное крыло приората Сиона. Своего рода средневековая жандармерия[171].

После небольшой паузы он продолжал:

- Кстати, орден госпитальеров, занимавшийся в основном наукой, медициной, строительством лазаретов и странноприимных домов, очевидно - как я предполагаю - был вторым крылом Приората.

Гость, соглашаясь, кивнул, и старик понял, что эта истина давно известна Мерону.

- Но вернёмся вот к этим свиткам, - архивариус потряс в воздухе пыльным рулоном ветхих пергаментов. - Здесь есть копия части переписки между папой Львом Х Медичи и Леонардо да Винчи, датированная 1514 годом. Я вам прочту те выдержки из письма Леонардо, которые представляют для Вас, мой юный друг, несомненный интерес:

«…С горечью наблюдаю за разгулом беспримерной роскоши, шутовстве и развлечениях при дворе Вашего Святейшества… Дайте мне суммы, потраченные вами на последнее пиршество с плясками, танцами и театральным представлением. Я накормлю десять тысяч голодных итальянцев. Всё это вместо того, чтобы поддерживать равновесие между плотскими устремлениями христиан и возвышением духа в молитвах, меру между ростками стяжательства, тягой к богатству и обязательствами милосердной помощи неимущим. Где граница между желанием суетной славы, возвышением, добываемых в ненужных миру битвах и мерами принуждения к смирению честолюбивой агрессии монархов, угрожающих соблюдению закона гармонии? Святой престол сам погряз в грехах винопития, языческого чревоугодия, жажды удовольствий и власти…»

- Под текстом стоит подпись и личная печать Леонардо, очень похожая на печать Приората Сиона[172]. Можете посмотреть. Мой предок довольно точно скопировал её. Кроме того, в архивах Ватикана позднее была уничтожена булла папы об отлучении Леонардо от церкви после отзыва художником своего письма. А вот здесь – копия указа об отлучении от церкви ещё одного художника, Сандро Боттичелли[173]. Пергамент неплохо сохранился.

- А что такое закон гармонии? – Как ни хотелось Мерону продолжить чтение, он всё-таки решил задать этот вопрос.

- А это – самое интересное, - и старик суетливо стал просматривать следующие листы. Спустя какое-то время он заговорил снова:

- После ареста Великого Магистра тамплиеров и обыска замка Тампль, в очагах, где, очевидно, сжигали секретные документы ордена, нашли сильно обгоревшие остатки некоторых пергаментов. С них были сделаны копии и нарочным отправлены в Авиньон, а позднее они попали в библиотеку Ватикана. По всей вероятности это - неточный перевод на латынь каких-то восточных еретических писаний. Хотите послушать? – Владелец уникального архива наконец-то нашёл нужный лист. - Только здесь текст идёт небольшими отрывками, - предупредил он Мерона.

«…Первый признак гармонии — cогласованность, связанность, единство всех элементов, входящих в гармоничную систему…

… Счастье заключено в добродетели — философском согласии со всеобщим разумом. Нужно обратиться "к самому себе", сообразовать свое разумное начало (которое единственно в "нашей власти") с природой целого и так обрести "бесстрастие". Всё предопределено от века, мудрец принимает судьбу как должное и любит свой жребий. Добродетель должна подчиняться иной причинности, нежели природные явления, нежели субъективные чувства человека - такие, как гнев, обида, жажда мести и славы… Человек должен сделать себя достойным божественной помощи…»

- Вот оно, истинное Писание, - старик размашисто перекрестился и продолжал:

«…Радость человеку — делать то, что человеку свойственно: благоволение к близким, презрение к злым порывам чувств, размышление над убедительностью представлений, созерцание природы целого и всего, что происходит согласно с нею»… «Все сплетено одно с другим, и священна эта связь, и почти ничего нет, что чуждо другому. Потому что всё соподчинено и упорядочено в едином миропорядке. Мир во всем един, и бог во всем един, и природа едина, и един закон — общий разум всех разумных существ, и одна истина»...

«Помысли о последнем часе. Неправо содеянное оставь там, где была неправота...»

Наступило молчание. Хозяин дома давал гостю переварить прочитанное.

- Так, ещё у меня есть ссылки на второй и третий признаки этой самой гармонии.

Старик вернул на место несколько бумаг.

- Ах, да, вот они:

«…Второй признак гармонии — единство и борьба противоположных начал.

Третий признак гармонии, а именно – категория меры. Понятие меры – фундамент человеческого характера. Она есть способность человека к восприятию различных ощущений. То, что выше или ниже определенной меры - не ощущается, как гармоничное. Только сомасштабное человеку, посильное для него и соразмерное - гармонично.

Четвёртый и пятый признаки гармонии – пропорциональность и равновесие.

Цель бытия состоит в достижении гармонического равновесия внутри себя и в поддержании равновесия породившей его системе… Весь мир основан на единстве противоположностей и полной гармонии между ними. Лёд и Пламень, Земля и Вода, Душа и Разум, Слово и Дело…»[174].

- А, каково? Вы что-нибудь поняли? – Антиквар смотрел на Мерона расширенными от восхищения содержанием бумаг глазами.

- Если честно, не очень. – Жильбер пытался привести мысли в порядок.

- Ну, как же? – Бывший клирик разволновался и попытался объяснить. - Да это ведь Святое Евангелие, только другими словами, недоступными, скажем, крестьянину или простому солдату. Иисус, как потомок царя Давида, как уста откровений Святого духа, был, я думаю, знаком с текстами древних восточных мудрецов. В проповедях Иисуса, кстати, зашифрованы именно принципы гармонии, где любовь уравновешивает ненависть, покорность - вражду, прощение – чувство мести, непротивление злу - агрессивность. Именно в его словах нам даны условия обретения вечной жизни, как путь духовного самоочищения и совершенствования. Только чистым помыслами будут открыты врата в Царствие небесное.

Мерон молчал, потрясённый последними словами старика.

- Очнитесь, мой друг. У нас мало времени, если мы хотим покончить с этим делом сегодня. – Антиквар постучал тыльной стороной ладони по кипе свитков.

- На чём мы остановились с Приоратом Сиона и тамплиерами?

- Ах, да. Вот здесь я коротко написал Вам, где разошлись пути Приората и тамплиеров.

«… Различное толкование вопросов веры и усиление храмовников, нарушавших законы гармонии светской, духовной и мирской жизни Европы своим чрезмерным влиянием и финансовым могуществом… всё это привело к серьезным разногласиям и последующему официальному расколу с Приоратом Сиона. Это произошло в 1188 году в замке Жизор, в Нормандии, и получило название «Распиливание Вяза».

- Со слов папы Климента II, вот здесь, - старик нашёл нужное место на пергаменте, - утверждается, что после того, как два ордена прервали между собой отношения и связь, тамплиеры продолжали действовать открыто, приобретая все большее влияние в Европе и Святой земле под руководством своих собственных великих магистров вплоть до роспуска в 1307 году. К этому моменту Приорат Сиона ушёл в тень, продолжая служение Святому престолу и некоторым дворам Европы советниками. Орден получил тайное название «Ормус», от французского слова «orme» — «вяз». На основании нескольких документов я сделал вывод, - старик перевернул страницу, - что незадолго до 1307 года, ко времени начала гонений на орден Храма, Приорат имел ряд встреч с папами и королём Франции. «Ормус» пристально следил за действиями тамплиеров и, почувствовав угрозу гармонии и равновесию во Франции, спланировал и осуществил руками короля Филиппа уничтожение Ордена Тампля. Причём Жаку де Моле были поставлены условия: либо орден будет подвергнут позору и обвинениям во всех смертных грехах - а это подразумевало такое же уничтожение ордена, только более медленное - либо тамплиеры примут героическую смерть мучеников на кострах и станут одной из легенд. Жак де Моле выбрал второе, что, впрочем, не освободило Орден от фальсификаций судебного процесса и конфискаций собственности. Все эти выводы подтверждаются тем фактом, что сокровищ, архива и реликвий тамплиеров так и не нашли. К тому времени они были надёжно спрятаны Приоратом Сиона. А всё имущество Ордена Храма – замки, земли, монастыри, командорства - сразу же после процесса были переданы второму крылу Приората – ордену госпитальеров, как более лояльному и надёжному по отношению и к королю, и к Приорату Сиона.

- Вот и всё, что удалось мне раскопать в своих архивах. Отдадим должное любопытству и проворности моих предков. Кстати, мой друг, вы на них похожи необъяснимой тягой к чужим секретам. Помолимся о спасении их душ. – Бывший клирик сложил руки для молитвы и зашевелил губами.

Мерон, недолго думая, присоединился к нему.

Внезапно хозяин дома прервал молитву, поднял голову и негромко сказал:

- Давно хотел у вас спросить: а что вы всё-таки нашли в гробнице Фридриха?

Жильбер, глядя в глаза архивариусу, ответил:

- Если бы эта тайна касалась только меня, я бы вам рассказал. Но, узнав её, вы будете в ещё большей опасности, чем я. И если мой возраст и силы ещё позволяют мне защищаться - то вы окажетесь слишком уязвимы. Ваше любопытство может довести до беды. Не обижайтесь, мой друг.

Старик лукаво посмотрел на Мерона и протянул ему ещё один пергамент.

- Читайте!

Мерон осторожно взял в руки хрустящий на сгибах лист:

«…Достопочтимый мастер Гвидо! С послом моего двора и конвоем мечников отправляю тебе наконечник копья. Эта вещь - старинная и священная для меня. …Ещё более она ценна, как семейная реликвия ныне прерванной навечно германской королевской линии Оттона Великого - императора Священной Римской империи. Покойный король Восточных франков Оттон I и основатель династии Каролингов Карл Великий, почивающие ныне милостью Господа в райских кущах от трудов ратных и монарших, будут довольны нашим совместным и праведным усердием. Требую от тебя употребить всё мастерство, приобретённое на службе Святого престола, и сделать для лезвия, частично утраченного вследствие неумолимого хода времени, накладки из благородного металла. В сам наконечник прошу вставить посылаемый в пару к копью гвоздь, найденный Святой Еленой Константинопольской на месте успения Господа нашего Иисуса Христа. На сделанных вставках взамен утраченных частей наконечника я заказываю надпись – “Гвоздь Господа нашего”. Все затраты, понесённые тобой, будут возмещены моим послом - тирольским рыцарем, бароном Эрля Вольфом де Меро, он же и заплатит за твои благословенные труды. Он же заберёт у тебя реликвию для отправки её ко мне… Генрих IV[175], Император Священной римской Империи франков… 21 декабря 1083 года от Р.Х…»

Жильбер, открыв от удивления рот, ошеломлённо смотрел на клирика. А тот тихим голосом неожиданно спросил:

- Как, вы говорили, вас зовут?

- Господи! Неужели? Этого не может быть? – Мерон никак не мог взять себя в руки.

- Вы о чём? – старик с интересом смотрел на гостя.

- Значит, тягу к загадкам и наконечникам я унаследовал от предков?

Жильбер, после паузы, как бы отвечая собственным мыслям, сказал:

- А, впрочем, сейчас это неважно. Важнее - где это копьё?

Но антиквар, сделав вид, что не слышит, невозмутимо собрал в одну стопку все бумаги и протянул гостю.

- Что же вы со всем этим будете делать?

Мерон, стряхнув с себя остатки оцепенения, ответил:

- Скорей всего - ничего. Но теперь хотя бы буду знать, кто мои преследователи и от чьего ножа или яда я умру. Ни Карл мне не простит излишнего любопытства, ни Приорат Сиона. Первый - за то, что знаю, каким образом Габсбургам досталась одна из реликвий. Вторые - за то, что слишком близко подобрался к двери, за которой скрыты тайны тамплиеров. Но… - гость поднял голову и взглянул на хозяина лавки. - Сердцем чувствую, что за всем этим кроется нечто большее, не доступное пока моему разуму…

- Ну, ну… - подбодрил Жильбера заинтригованный невысказанными сомнениями гостя отставной клирик.

- Какие секреты хранят загадочные свитки нафталитов? Ведь где-то они спрятаны. Логичней всего предположить, что они в кладовых Приората. Какую роль в сокрытии или - наоборот - в расшифровке тестов играют рыцари Храма? Откуда взялись все эти копья, какая сила в них заключена? Почему обладание наконечниками - заветная мечта императоров, королей и святых отцов церкви? Я уже сомневаюсь, что это просто реликвии. Их назначение - в чём-то другом.

Антиквар беспомощно развёл руками.

- Знаете, а вы ведь действительно сумасшедший…

За прикрытыми ставнями лавки появился первый трепетный свет нового дня. В фонтане еле слышно журчала вода, отсчитывая ход времени более точный, чем могли бы показать самые совершенные часы. Приходу дня и поступи времени вторило эхо шагов Мерона, уносящего с собой зёрна истины, плевела заблуждений и ключи к нераскрытым тайнам бытия. Только он этого ещё не знал и, оглядываясь, с огорчением видел в окнах оставленного им дома отблеск пламени.

Это старый антиквар и бывший клирик жёг в очаге свой архив.