Сундук золота и всех обратно

Глава 22. 11 декабря. Последний день Вавилона.

В предыдущих сериях:

Максимилиан знает, на каком корабле покинуло Геную золото, украденное Лисом Маттео у Рыцаря Королевы. Но он сам не может участвовать в абордаже, потому что у него не хватает ноги, чтобы уверенно передвигаться по палубе. На абордаж отправлены Фредерик, Тодт, Мятый и корсиканцы Бруно и Джованни-Абдулла. Перед ними поставлена задача поднять бунт гребцов, потому что впятером галиот не взять. «Пегас» - генуэзский корабль, и на нем гребут не добровольцы-профессионалы, а заключенные из тюрем, пленные с абордажей и рабы с рынков.

- Новая «Ладья Харона», - сказал капитан «Пегаса» старпому, не переставая хихикать.

- Да ну? – усомнился старпом, - Разве их всех не повесили в Марселе?

- На руле Дорада.

Старпом присмотрелся. Баркас шел верным курсом, но как-то зигзагом, как пьяный.

- Похоже, что у рулевого рука сломана.

- И он пьян.

- Мало ли пьяниц в море?

Баркас приблизился настолько, что стало возможно различить людей на палубе.

- Не верил? – спросил капитан, - Скажи, что это не Тодт?

- Похож, - пожал плечами старпом, - Мало ли в море священников? А где Книжник, где Келарь? Почему на парусах нормальные матросы?

- Не знаю… - последний аргумент заставил капитана засомневаться.

- Эй, на Пегасе! – крикнул Дорада, подойдя поближе, - Именем короля!

- Именем короля! – крикнул и Фредерик, размахивая шляпой.

- Говорю тебе, это Тодт, а это Дорада, - сказал капитан, когда корабли сблизились, и можно было различать лица.

- Теперь верю, - ответил старпом, - Надо полагать, в Марселе их на королевскую службу запрягли.

- Что там такое? – спросил Тарди. Он услышал «Именем короля» и забеспокоился.

- Посыльный какой-то именем короля, - ответил капитан, - На вид оруженосец.

- Не берите на борт.

- Да? Топить его предложите?

- У нас груз.

- Думаете, король будет возражать?

- Вот его еще забыли спросить.

Капитан скривился. Вроде все по закону. Но французский король вряд ли одобрил бы такое бегство капитала. С одной стороны, потопить бы их, и концы в воду. С другой стороны, если Банк умеет хранить секреты, а Банк умеет, то как бы король узнал про груз? Может быть, посыльный вообще по другому делу.

- Идите в каюту, не стойте на виду, - сказал капитан, - Надо будет потопить – потопим. Доплатите.

- Доплачу, - согласился Тарди.

- Но сначала узнаем, что они от нас хотят. На вашем грузе свет клином не сошелся.

Тарди кивнул и ушел в каюту.

- Что там? – спросил его по пути Лука, одетый матросом.

- Посыльный именем короля. Если по нашему делу, то потопят, если нет, то нас не касается, - ответил Тарди, выдавая желаемое за действительное.

С борта «Пегаса» сбросили штормтрап, и на галиот быстро поднялась целая делегация. Трое матросов с заплечными мешками, молодой оруженосец и священник. Действительно, Тодт с «Ладьи Харона».

- Добро пожаловать на борт, – поприветствовал гостей капитан, - Чем могу быть полезен делу Его Величества?

- Мне нужны твои гребцы, твой груз и твой корабль, - ответил Тодт. После чего ловким борцовским приемом подцепил капитана за руку и сбросил за борт.

Вся компания побежала к мачте по центральному проходу, матросы на ходу стягивали мешки со спин.

- Тревога! – закричал старпом, - Абордаж, пираты!

- SteheAuf! – на ходу рявкнул Тодт так, что паруса вздрогнули.

Швейцарцы вскочили как ужаленные. Девять человек на разных скамьях.

Тодт перешел на шаг. Матросы запустили руки в мешки.

- Человек. Рожден. Умереть. Свободным, - сказал Тодт, придавая каждому слову вес тысячи слов, и от корабля разошлись круги по воде.

Матросы достали из мешков клещи для размыкания цепей и передали первые три штуки ближайшим швейцарцам.

- Свобода или смерть! – крикнул Фредерик по-итальянски, выхватив меч.

Джованни-Абдулла повторил за ним по-арабски, а Бруно по-корсикански.

Мятый, Джованни и Бруно вытащили еще несколько клещей, разомкнули каждый по одной цепи на ближайших гребцах и сунули клещи кому-то в руки.

От кормы и от носа к наглым захватчикам уже бежали солдаты.

На «Пегасе» гребли и европейцы разных подданств, и евреи, и левантинцы, и арабы, и эфиопы, и гвинейцы, и полукровки всех существующих рас. Всем обеспечивались равные права, равные возможности, равная норма и равная пайка. Социальная справедливость и социальный пакет, как сказал бы современный управленец.

Нельзя просто взять и взбунтовать гребцов одной фразой. Сразу всех нельзя точно. Всегда найдется кто-то, кто не понял, кто сломлен, кто не верит, кто трус. Кто уже не мечтает, что за ним придет друг, брат, отец с выкупом или с бандой головорезов.

Только швейцарцы сразу поняли, что это их шанс. Шанс, который выпадает раз в жизни. Клещи не такая уж сложная вещь. Рычаг и точка опоры, а силы гребцам не занимать. Ярость и вера швейцарцев сразу захватила ближайших соседей, а те, кто не поверил бы одному бунтовщику, нашли человека, которому можно верить, в компании из рыцаря, священника, матроса-генуэзца, мусульманина и корсиканца.

Клещи разошлись по скамьям, а абордажная команда вступила в бой на два фронта от мачты. Фредерик, Джованни и Бруно со стороны носа. Мятый и Тодт со стороны кормы.

Фредерик подумал, что его сомнут сразу, но глаза боятся, а руки делают. Противников не больше двух за раз, и оба мешают друг другу. Бруно не успел даже одного удара нанести, как оруженосец вывел из строя первых двух солдат. Убитый и раненый свалились на скамьи, где их сию секунду разоружили.

Третьего солдата русобородый дядька, сидевший у прохода слева, схватил за щиколотки и сдернул с настила вниз, между скамьями. Четвертому Фредерик сильно порезал руку, и тот отступил за спины товарищей.

Солдаты справа и слева расширили фронт, потеснив гребцов и перешагивая через скамьи. Гребцы прятались под скамьи и теснились к бортам. Фредерик и Бруно, отбиваясь, отступили, сдав отыгранные несколько шагов. Когда первый натиск отбит, тела под ногами уже не дают смять с разбега малочисленного противника.

- Prrrosti, Gospodi, meniagrrreshnogo! – русобородый поднялся из-под скамьи с молитвой, прогремевшей до самого неба. Перекрестился, тут же отбил удар и ловко воткнул трофейный меч в живот ближайшему противнику. По губам и подбородку гребца стекала кровь, как будто ему пришлось перегрызть горло прежнему владельцу меча.

- Rrrubiih, brrrat! – крикнули с другого борта с характерным рычащим «р», позаимствованным из языка волков и медведей.

Русский рубился, как в последний раз, яростно размахивая мечом и выкрикивая короткие фразы, все как будто на основе трех-четырех слов. По стилю боя русский сильно отличался от нормальных европейцев. Ему не мешали скамьи под ногами, потому что он не привык сопровождать удары шагами. Зато он привык уворачиваться от ударов всем телом, качаясь как маятник во все стороны. «Он привык фехтовать, сидя в седле», - понял Фредерик.

Слева рядом с русским поднялись двое арабов, забравших мечи у мертвых солдат. Негусто. Джованни перебежал направо, на подмогу Бруно, которого хорошо потеснили, но он удерживал фланг бок-о-бок со швейцарцем и греком.

- Ля́ Иля́ха илля Лла́х, Муха́ммадун - расу́лю-Лла́х! – крикнул Джованни.

- Аллах акбар! – нестройно откликнулось несколько десятков голосов.

Со стороны кормы Мятый с мечом и баклером отчаянно отбивался в центральном проходе. Будь он один, он пропустил бы уже немало ударов, но Тодт привычно прикрывал ему спину с алебардой.

Канонир на корме спешно зарядил вертлюжную пушку, навел дуло на середину прохода, где оборонялись бунтовщики, и поднес фитиль.

- Господи, помоги! – взмолился Тодт.

Справа подскочил жилистый седой негр. Выхватил у Тодта алебарду, качнул в руке, прикидывая баланс, перехватил на половину ладони дальше и метнул посох как копье в канонира. Граненое острие пробило солдата насквозь.

Убитый канонир, падая, все-таки выстрелил, но покосил пушку и попал в своих.

Гребцы вдохновленно закричали и бесстрашно бросились вперед, на сверкающий частокол мечей. Тодт увидел, как и справа, и слева, солдаты протыкают полуголых гребцов, а те хватаются за клинки, чтобы любой ценой обезоружить врага хоть на сколько-то.

Мятый злобно рычал, отодвигая противников шаг за шагом. Его тяжелый меч без всякой тактики описывал круги и восьмерки, отбивая даже те удары, которые не было попыток специально парировать.

На носу солдаты сообразили, что человек в кирасе опаснее, чем гребцы. Фредерика заслоняли свои, поэтому Джованни получил все три пули в грудь. Не пробил! Рикошет! Третий же стрелок не пожалел пороха. Пуля пробила кирасу, и Джованни навернулся задом через скамью. Не успел он стукнуться о палубу, как его меч был выдернут из пальцев и отправился в бой в руках следующего бойца. Чьи-то руки рванули пряжки нагрудника.

- Кхе! – Джованни открыл глаза, - Не трожь, мое!

- Тебе уже поздно! – загоревший до черноты сицилиец хлопнул ладонью по нагруднику, погрузив средний палец в пробоину. Нагрудник на вид и близко не был так хорош, чтобы уверенно держать пулю с двадцати шагов.

- Держи! – Джованни вытащил из чулка нож в ножнах и вложил в руку сицилийцу, - Убей их всех!

Жжет. Джованни схватился за рану и вытащил из дырки в дублете горячую сплющенную свинцовую пулю. Похоже, кираса оказалась лучше ожиданий. Пуля пробила нагрудник и дублет, обожгла грудь и оставила круглый синяк, но даже не сломала ребро.

Уже и рулевой бросил руль и с мечом побежал в гущу событий следом за прочими матросами. Корабль сбился с курса и развернулся боком к волнам. Африканец за барабаном отчаянно колотил ладонями бешеный боевой ритм и орал страшную боевую песню.

- Чтоб вам от старости сдохнуть на этих скамьях! - заорал раненый в руку Бруно. С его стороны гребцы частично прижались к борту, частично спрятались под скамьи. Латная перчатка дала ему возможность совершить несколько ошибок и не остаться без пальцев, но достаточно ловкий враг уколол длинным выпадом чуть ниже локтя. Меч корсиканца со звоном упал на палубу.

Проклятье Бруно, похоже, проняло гребцов, и они сцепились с солдатами врукопашную, хватая их за ноги из-под скамей, сталкивая за борт и просто повисая на руках. Один, по-видимому, недавний пленник, со смуглым лицом и пока еще приличной черной бородой обхватил солдата, прижав его руки к телу и вцепился ему в нос зубами.

Позже Фредерик будет долго ломать голову, как же им удалось победить. Ведь солдат на корабле немногим меньше, чем гребцов, да и часть гребцов струсила, а смелым еще предстояло обрести оружие в бою. К тому же солдат намного лучше гребца умеет сражаться на палубе. Тем более, организованным отрядом на палубе.

Сначала сработал эффект внезапности, когда абордажной группе удалось прорваться к мачте и отбиться от первых солдат, недооценивших противника.

Потом контратаку солдат замедлили первые свободолюбивые гребцы, взявшиеся за оружие.

Но бой выиграли те, кто не вступил в него сразу. Те, кто прятался под скамьями или жался к бортам.

Конечно, солдат с мечом легко порубит гребца, будь тот с оружием или без. Да он десять гребцов порубит. Только при условии, что ни один из десяти, а даже и один из одного не подберется вплотную и не переведет поединок в борьбу.

Стоит гребцу схватить солдата – и солдату конец. Солдат не тренируется драться без оружия, а гребец, попав в специфическое, но мужское и иерархическое общество, борется за уважение руками и ногами, не имея даже гнутого ножика. Да и в силе он превосходит солдата достаточно, чтобы компенсировать отставание в ловкости и скорости.

Тодт стал как бы искрой, швейцарцы сразу вспыхнули как порох на запальной полке, смелые и несломленные воспламенились как основной заряд, и только после этого в бой вступило пассивное большинство. Как пуля, без которой не поразить цель, сколько бы ни было пороха.

Когда божьей проповедью и личным примером Тодту и компании все-таки удалось поднять малодушных, почти каждый из них смог крепко схватить своего солдата. Редкий солдат осилил вывернуться или хотя бы не бросить оружие. Те из них, кто сражался среди скамей, а не на центральном настиле, провалили мораль и отступили, а абордажная команда на последнем дыхании атаковала в обоих направлениях от мачты.

- Нехристей… - привычно начал Тодт и осекся. Не за борт.

- Как так-то, Джованни? – спросил Тодт, - Я же бился вместе с нехристями против христиан.

- Рабовладельцы не христиане, - опередив Джованни, с акцентом ответил какой-то грек, - Раб божий не должен быть рабом ближнему своему.

- Человек рожден умереть свободным, - сказал Мятый, - Лучше каменоломни, чем вот это вот все.

- Да лучше горбатиться в мастерской или выгребные ямы вычерпывать, - сказал кто-то еще из новых союзников, - Ну его к дьяволу в задницу, это море.

Что положено делать после успешного абордажа? Что делал старый капитан?

- Дораду разбудить и поставить к рулю! – скомандовал Тодт. Должно быть в мире что-то постоянное и незыблемое.

- Иду-иду, - отозвался Дорада, поднимаясь с «Химеры».

- Поднять паруса! Курс на Аренцано!

Джованни скинул дублет и разглядывал синячище с кровавой раной посередине. Попробовал подвигать левой рукой, поморщился.

- Бруно, Мятый! Поднять паруса!

- Я только уд срамной могу поднять, - ответил Бруно, - И то левой рукой.

Правую руку ему уже туго перевязал какой-то добрый человек. Но крови успело вытечь достаточно, чтобы почти полностью покрасить правую штанину.

Мятый сидел на скамье и тяжело дышал. Его руки дрожали. Ага, «накрыло», как в каменоломне после драки. Стоит ему выпустить пар, и он успокаивается, что даже за нормального сойдет.

- Я… Сейчас… Подниму… Только я забыл, как оно делается… Покажет кто-нибудь, и я подниму… - пропыхтел Мятый. Такого дисциплинированного бесноватого Джованни в жизни не видел.

- Еще матросы есть? – крикнул Джованни и огляделся. А кто у нас теперь вообще есть из экипажа?

Из недавнего населения галиота чуть ли не в полторы сотни человек осталось около двух десятков. В смысле, на ногах осталось. Половина из них уже поскидывала грязную одежду и бинтовала раны более-менее годными тряпками. Под скамьями стонали раненые.

Подошел русский.

- Chtonado?

Джованни показал на паруса. Русский развел руками.

- Что, парни, матросов нет? – бодро спросил Доменико, который всю битву просидел у себя на «Химере», удивляясь, как он согласился на эту авантюру и стараясь как можно быстрее протрезветь настолько, чтобы в компании с Дорадой свалить подальше, - Если надо, то за долю в добыче я матрос!

- Конечно надо. Платим золотом!

- Господин рыцарь, вам еще матросы не нужны? – спросил Доменико, - Тут к нам один спрыгнул.

Вслед за Доменико на палубу влез мокрый мужик, одетый по-матросски.

- Нужны, - Фредерик схватил матроса за плечо и толкнул в сторону мачты.

Мужик не удержался на ногах и упал на колени.

- Сеньор, не убивайте! Я просто матрос, я с вами не дрался, гребцов не обижал!

Доменико дернулся как будто скептически.

- Он матрос? – спросил Фредерик, - Ты его знаешь?

- Лука его зовут, - ответил Доменико, - Из рыбаков.

Доменико не понял, каким образом Лука, с которым еще вчера они выпивали за одним столом на свадьбе Кармины и вот этого рыцаря, оказался на «Пегасе». И матрос ли он на самом деле. Но по привычке не стал говорить лишнего. Мало ли в Генуе рыбаков по имени Лука?

- Отлично, - кивнул Фредерик, - Старпом, забирай его.

Кто-то из выживших направился к двери в кормовую каюту. Фредерик отогнал его, сопроводив итальянские ругательства международными жестами кинжалом и открыл дверь сам. Жестоко измятые латные перчатки висели у него на поясе. На шлеме и на кирасе появились свежие зарубки.

В каюте прятались двое. Богатый генуэзец в черном бархатном плаще и одетый в грязный балахон человек с умным лицом.

- Этих куда, мессир? – спросил сзади суровый гребец, по говору неаполитанец, - В плаще точно пассажир, а не из команды.

- Пассажира мне, и отвечаешь, чтобы груз пока не трогали, - ответил Фредерик, - Сначала порядок на палубе, потом дележ добычи.

Неаполитанец поклонился и присоединился к товарищам на палубе. Выжившие победители вовсю занимались наведением порядка. То есть, добивали побежденных, снимали с тел оружие, доспехи и сколько-нибудь ценные вещи и сбрасывали тела за борт.

- Ты кто? – спросил Фредерик третьего пленного.

- Корабельный врач. К вашим услугам.

- Бери инструмент и работай. Врачей обижать грех.

- Тодт, принимай доктора! – крикнул Фредерик в дверь.

- Принял. Но на раны в животе кипящее масло не лить! – отозвался Тодт.

- Боже упаси! – перекрестился доктор.

Корабль без парусов и весел тихо сносило в открытое море. Дорада уже задремал на руле в ожидании команды, куда править.

Озадачившись поиском матросов, старпом пересчитал выживших.

Оставшихся на палубе солдат и матросов «Пегаса» к этому времени гребцы уже успели добить полностью.

Кроме русского, из гребцов в более-менее здоровом состоянии остались: два грека, двое разных на вид негров, семеро понимающих по-арабски мусульман с разных берегов, два генуэзских вора и трое других сухопутных преступников, говорящих по-итальянски. Мусульмане и итальянцы все откровенно пиратского вида, греки и негры могли бы сойти за мирное население. Двое швейцарцев. Из перечисленных все сколько-то раненые, но до завтра доживут. В принципе, они все не возражали поднять что угодно, за исключением весел и парусов. Восьмерых тяжелораненых Джованни опрашивать не стал. Не жильцы. Гребцы посчитали так же, отобрали у доктора и добили и этих раненых и скинули тела в море.

Наблюдая за тем, как победители собирают трофеи, Джованни вспомнил то обстоятельство, которое на стадии «планирования» все забыли. На тунисских и османских галерах такое же этническое разнообразие, но там рядом с черными рабами прикованы к скамьям несправедливо обиженные добрые христиане, солдаты и матросы военных и торговых флотов. Хоть сразу на паруса, с молитвой и благодарностью. На венецианских галерах гребут не рабы в цепях, а честно оплачиваемые члены экипажа. А на генуэзских галерах к скамьям прикованы или пленные нехристи, или любезно предоставленные сухопутными властями душегубы и беззаконники. Или тот контингент со скамей на захваченных мусульманских судах, который по мнению победителя не является добрыми католиками, в связи с чем не заслуживает свободы. Или негры с рынков рабов.

Мусульмане и итальянцы сразу сбились в две тихо ненавидящие друг друга банды и уже вовсю ругались из-за добычи и из-за того, кто кого и как добил.

Греки вроде бы болтали и бездельничали, шарахаясь от обоих банд, но оба уже переоделись в трофейное и обзавелись поясами с оружием и кошельками.

Швейцарцы, похоже, исповедались Тодту.

Двое черных сидели на палубе и ели глазами Тодта, дожидаясь, когда он закончит со своими. Один из них держал в руках посох-древко.

Русский ходил по палубе и копался в трофеях, спокойно вынимая оружие и одежду даже и из рук обеих банд. «Как лев среди гиен», - подумал Джованни. По осанке русский походил на Фредерика или даже Максимилиана. Не как человек, который привык гнуть спину, и не как человек, который привык сгибать хотя бы шею.

Камбуз на галере это вовсе не помещение под палубой. Какой может быть под палубой открытый огонь? Да и на палубе печки и костры не очень уместны. Волны, качка и все такое. Тем не менее, совсем без горячей пищи экипаж не оставался. Особенно на стоянке в порту. Пока погода позволяет, кок с божьей помощью готовит горячее. Как начнет качать, кок нарежет отмоченной солонины и хлеба. И раздаст по яблочку. Средиземноморский каботаж все-таки не переход через океан и не полярная экспедиция. Большую часть года каких-нибудь фруктов или овощей можно купить в каждом порту, и запаса на неделю обычно хватает до следующего очага цивилизации.

Железный поддон, засыпанный песком. На нем дрова, над дровами котел. Конечно, не огромный котел на весь экипаж сразу, а поменьше, чтобы человек на тридцать-сорок раздать и снова заполнить чем Бог послал.

Увлекшись добиванием раненых, гребцы забыли про голод, но надолго про пустое брюхо не забудешь. Выжившие столпились у котла с потухшим огнем. Суровый араб зачерпнул ложкой варево, попробовал. В этот день Бог послал перекашу-недосуп из гороха на мясном бульоне.

- Эй, хорош из котла хлебать! – возмутился один из итальянцев, - В миску сложи и жри!

- А? – переспросил араб с набитым ртом.

- Нехристь, чтоб те лопнуть! В миску положи, говорю!

- Иншалла! – араб, по-видимому, недавно попал на «Пегас» и еще не понимал языка христиан.

Старший грек подошел к котлу с мисками и черпаком и щедро положил всем пищи, зачерпывая побольше гущи и сливая лишний бульон о край котла. Тут столько сварено, что всем хватит и еще останется.

Младший грек в это время откопал где-то мешок со свежим хлебом, этим утром испеченным в Генуе, и щедро нарезал толстых ломтей. Подходи и бери сколько хочешь.

Разобравшись с матросом и доктором, Фредерик взял за локоть пассажира-генуэзца и отвел в сторону.

Тарди с первого взгляда понял, что имеет дело не с генуэзцем и не с савойским рыцарем. Светлые волосы и голубые глаза. Короткие штаны с разрезами по этой варварской северной моде.

По первым словам Фредерика Тарди распознал тот же акцент, что и у Максимилиана де Круа, который вернулся в Геную с непонятными целями. Значит, этот паренек – тот самый Фредерик, который только что женился на сестричке Кармине. Получается, у королевского золота была дополнительная, невидимая, линия защиты. Де Вьенн всех перехитрил. Разыграл ссору, дуэль, заключение и побег. Сам уехал из Генуи, притворившись, что поверил в украденное де Тромпером золото. И ему на смену появляется этот де Круа, который якобы с де Вьенном поссорился и не при делах. Интересно, Антонио Кокки, у которого отлеживался после дуэли де Вьенн, тоже работал на французов? Скорее всего. Не случайно же он оказался в нужное время в нужном месте.

Тогда кораблик с курьером вместо всей королевской рати имеет некоторое разумное объяснение. Молодой рыцарь слишком верил в магическую силу «именем короля» и не просчитал вариант, где капитан «Пегаса» - сообщник похитителей золота.

- Могу я быть Вам чем-то полезен? – спросил Тарди.

- Вы сопровождали груз? – почти утвердительно сказал Фредерик.

- Да.

- Я его принимаю. Согласно сопроводительным документам. И хочу пересчитать до последнего ящика и бочонка.

Тарди честно показал Фредерику ящики и бочонки. И свою бумагу, где он отмечал их все у Абрама и на погрузке в трюм. И незаколоченный бочонок, из которого Лука рассчитался с возчиками.

Поскольку Тарди вез не свои, а краденые деньги, он успел, пока Фредерик проводил инвентаризацию, составить новый план. Не так уж важно, с кем делиться добычей. С Лисом или с этим симпатичным и неиспорченным молодым человеком.

- Мессир, у меня к Вам есть предложение удивительной щедрости, - начал Тарди.

- Предлагаете долю в добыче, которая сейчас уже моя, а Вам по праву никогда и не принадлежала? – спросил Фредерик.

- Предлагаю не долю, а всю добычу. И не королю, а лично Вам, - Тарди никак не мог представить, что оруженосец – пират и вор. Очевидно, он служит Его Величеству или королеве-матери, а задачу получил от кого-то постарше.

- На что Вы намекаете?

- Просто заберите все себе. Курс на Ливорно, а дальше я договорюсь за скромное вознаграждение. Золото ляжет в надежное место и обеспечит Вам и Вашим потомкам пожизненную ренту. Скромный оруженосец исчезнет, как будто утонет вместе с «Пегасом». На его месте появится молодой аристократ из уважаемой сиенской семьи...

- Очень интересно, - Фредерик развернулся и пошел из трюма обратно в каюту. Тарди поспешил за ним.

Фредерик открыл окно, которое в то время еще не стало иллюминатором, и повернулся к собеседнику.

- Я никогда, ни за какое золото не откажусь от своего честного имени и не предам свою семью, - жестко сказал Фредерик, - Может быть, я не заплачу кредиторам или шлюхам. Может быть, обману наемников. Может быть, ослушаюсь короля или императора, или даже поменяю одного на другого. Начну личную войну с епископом или с городом. Возглавлю крестьянский бунт. Совершу множество разных грехов. Но я никогда не буду убегать и прятаться! Если мне вдруг захочется забрать себе чье-то золото, я заберу его и положу у себя в замке, а кто не согласен, пусть придет и возьмет!

- Не будьте как… - начал Тарди и запнулся, пытаясь подобрать достаточно убедительное сравнение для человека немного другой культуры.

- Как дядя Гёц? – усмехнулся Фредерик, - Все так говорят. А я говорю, что буду!

С этим словами Фредерик ударил Тарди кинжалом в сердце, подхватил падающее тело и вытолкнул в окно.