Та, далекая весна

КРУТОЙ ПОВОРОТ

У сельского Совета и вправду сгрудились мужики. В их плотном кольце стояли бандиты. Подойдя ближе, Иван с Колькой сразу поняли, что не бандиты здесь главенствуют, а возбужденные мужики напирают на них.

За общими криками сначала ничего нельзя было разобрать. Но вот на крыльцо выскочил Колькин отец, Говорок. Он замахал руками и что было сил закричал:

— Тиха, мужики! Тиха! Давайте по порядку.

Когда шум несколько улегся, Говорок обратился к бандитам:

— Перво-наперво: куда вы Стрельцова задевали? Говорите — мир требует!

Бандиты, наверное, были те, что остались без лошадей и не успели удрать в лес. Их было двое. Один — крепкий, коренастый, одетый в истрепанную солдатскую гимнастерку, с рябым лицом, заросшим черной щетиной до самых глаз, — озирался кругом, но, видно, особого страха не испытывал; другой — молоденький рыжеватый паренек с вытянутым лицом и испуганными глазами — явно перетрусил.

Хлопая глазами, он бессвязно лопотал:

— Мужики, мы ж ничего. Мы ж — как велели. Мы ж не своей волей…

— В бандиты не своей волей пошел? По призыву, может? — набросился на него Говорок.

— А то! — плаксиво ответил паренек. — Хозяин с собой взял.

— Где Стрельцов?

— Это комиссаришка городской, что ли? — по-звериному ощерился рябой бандит. — Прикончили его, туда ему и дорога. А вы, мужики, не шумели бы, чтоб беды не было.

Глаза бандита под мохнатыми бровями угрожающе сверкнули, но на этот раз мужики не испугались, не смолкли.

— Хватит! — выделился из общего шума голос Говорка. — Хватит бесчинствовать! Сам Ленин и Калинин мужикам обращение прислали. Налаживайте, дескать, спокойную жизнь. Нечего теперь вам бесчинствовать. Антонову вашему на Тамбовщине тоже, слышь, сусла на сторону свернули. И с вами кончать пора: мужику покойная жизнь требуется.

— Да разве ж мы своей волей? — опять заныл рыжий.

— А ну, хватит хлюпать! — Это сказал плечистый парень, брат Феди Федотова, Федот. Он взял бандита за грудки и так тряхнул, что рыжая голова мотнулась из стороны в сторону. — Куда девали Стрельцова?

— Так убег он, видать, — поторопился ответить парень. — Мы его в телегу положили, а как стрельба началась, он, выходит так, что убег.

— Он живой был?

— Вроде живой, только без памяти.

— Как же убег, ежели без памяти?

— Разве ж я знаю!

Колька рванулся, хотел, наверное, сказать, что Стрельцов жив и никуда не убегал, но Иван дернул его за рукав:

— Молчи!

А к крыльцу подошел дед Крутила. Он постучал суковатым посохом по перилам, призывая к тишине.

— Ты, милок, обиды не имей, — обратился он к рябому бандиту, — может, и помяли тебя чуток мужики, и сюда привели, так ведь они думали, что и взаправду чекисты здесь. Сдать тебя хотели им — пущай разбираются сами. А тут, выходит, нет чекистов, самим мужикам порешить надо, что с вами делать. Так что не обессудь. Мужика-то с двух концов палят: из лесу вы со своим Русайкиным грозите, а с городу власть свой закон шлет. Кого мужику держаться? Само собой, за свое хозяйство. Вот ты и рассуди: какая прибыль от вас крестьянскому хозяйству? Разор один. Опять же Антонов ваш супротив власти, слыхать, не выдержал. Наобещал мужикам много чего, а толку нет. Власть без него разверстку отменила и свободную торговлю объявила. Выходит, мужику способнее за власть держаться. А вы вроде бы и ни к чему нам. Так, мужики, я говорю?

Одобрительный шум прошел по толпе.

— Вот так-то, — удовлетворенно крякнул старик. — Опять же возьми такое дело: ухайдакали вы уполномоченного от власти Стрельцова, стало быть. Он человек правильный: хоть бы и разверстку собирал по совести. Теперь что же получается — миру за него ответ перед властью нести? Нет уж, вы отвечайте, а нам такое дело ни к чему. Я так думаю, мужики, запереть надо этих двоих в чей-нето подпол, караул приставить и в волость сообщить. Пущай приезжают, разбираются; не нашего ума это дело. Так я говорю, мужики?

Опять в ответ послышался одобрительный гул.

— Давайте ко мне в погреб! — закричал Говорок. — Оттуда не уйдут. Сам покараулю.

— Постойте, мужики, — выступил вперед сын деда Крутилы — Максим Крутилин, сам уже седой и такой же высокий, как отец. — Батя по делу толковал, а только другое подумайте: если Русайкин налетит своих выручать? Тоже не сахар. Пощады никому не даст, потому как всем миром их захватили. Может, мужики, отпустить их подобру-поздорову — пускай идут, а наше дело сторона?

— Плетешь, Максимка! — сердито стукнул палкой дед Крутила.

— Хватит с ним нянькаться! — подхватил Говорок. — Дед по совести рассудил. До ночи Русайкин из лесу не высунется, а к ночи подмога из волости подойдет. Я своего Кольку пошлю: у него ноги быстрые — враз обернется…

Когда Иван и Колька вернулись на федотовское гумно, Стрельцов сидел, опершись спиной о стенку.

— Ну, что там?

Колька, торопясь, рассказал о событиях на площади и закончил:

— Бандитов к нам в погреб заперли, а мне тятька наказал в волость бежать, прямо в Чека. Сейчас пойду.

— Дельно, — одобрил Стрельцов. — Молодцы мужички: дошло наконец до них. Иди, Николай, прямо в комитет партии. Я тебе записку напишу.

— Чего тебе пешком бежать? — вдруг вмешался оказавшийся тоже здесь Степан. — А лошади на что?

— Какие лошади?

— Да бандитские же. Садись верхом на любую и гони. Кони справные, через час в волости будешь…

— Ваше дело, — когда ушли Колька и Степан, обратился Стрельцов к оставшимся, — к вечеру собрать сход. Что бы там ни было, а сход должен собраться.

— А как же вы? — забеспокоился Иван. — Разве вы сможете выступить?

— Смогу, — улыбнулся Стрельцов. — Не беспокойся, не такое видали, Жаль, два зуба бандюги выбили. Не везет мне в вашем селе: второй раз здесь покалечили. Осенью руку прострелили, а сейчас без зубов оставили… Ничего, до вечера отлежусь. Сейчас надо и вам часок-другой отдохнуть: ночь-то веселая получилась.

Это было справедливо. Но ребята решили не покидать Стрельцова и вздремнуть здесь же, на гумне…

Проспали до полудня.

Стрельцов тоже подремал и чувствовал себя значительно бодрее, хотя, когда попытался подняться на ноги, охнул, скривился от боли и опять сел.

— Болит, проклятая, — осторожно дотронулся он до головы.

— Лежите еще, — сказал Федя, — я сейчас поесть вам притащу.

— Вот, дорогой, какая она, классовая борьба, — глядя в глаза Ивану, негромко произнес Стрельцов. — И ты на себе испытал, и я уже не первый раз своей шкурой изучаю эту азбуку.

— Так это ж бандиты вас… Что же получается? Ведь бандиты тоже из мужиков, ведь они не буржуи какие-нибудь…

— А когда буржуи да помещики воевали своими руками? — ответил вопросом Стрельцов. — Разве царь Николай своей рукой расстреливал рабочих? Нет, руками таких же мужиков в солдатских шинелях. И бандиты выполняют волю стоящих за их спиной.

— Антонова?

— Антонов тоже оружие в руках контрреволюции. Ниточки-то к нему из-за границы тянутся. Драка идет большая. Самое главное — чтобы люди поняли, кто им друг, а кто враг, чтобы знали, с кем идти. Наше с вами дело теперь — помочь мужику разобраться в этом.

Вернулся Федя. Принес кувшин молока, краюху ржаного хлеба и кусок сала.

— Ого! Богато живете, мужички! — встретил его улыбкой Стрельцов. — Только вот еда-то в меня сейчас не пойдет. Молока выпью. А вы идите-ка, извещайте о сходе. Он сегодня обязательно должен собраться.

Но сходу в этот день так и не суждено было состояться. Едва они вышли на улицу, как с выгона послышался какой-то треск, вроде бы частые выстрелы, но не такие громкие.

— Автомобиль! — первым догадался Иван, видевший несколько раз такую машину в городе.

С выгона в село действительно въехал грузовой автомобиль. Для села это была невиданная машина. Из окон, из ворот выглядывали старые и малые, не решаясь, впрочем, выйти на улицу: бог его знает, что за телега своим ходом катит, и к тому же полная вооруженных людей. Чего от них мужику ожидать?

Машина направилась к сельскому Совету. Иван, Федя и Семен бросились следом. Когда они подбежали, из остановившегося автомобиля соскакивали на землю люди в штатской одежде, но все с винтовками, с гранатами у пояса, а из кабины вылез сам секретарь укома большевиков товарищ Полозов.

Он сразу узнал подбежавшего Ивана.

— А, старый знакомый! Ну, здравствуй! — протянул он Ивану руку. — Где Стрельцов?

— Вот у него, — показал Иван на Федю, — на гумне.

— Сильно покалечили?

— Голову поранили, два зуба вышибли.

— Давайте ведите к нему. — Полозов обратился к высокому человеку в военном костюме: — Товарищ Колокольцев, располагайтесь здесь, а мы сейчас вернемся.

По пути на федотовское гумно Полозов расспрашивал, что же произошло в селе, как удалось освободить Стрельцова. Выслушав не особенно складный рассказ Ивана о том, как подняли панику, перепугали бандитов, Полозов не удержался — весело, заливисто расхохотался.

— Молодцы, ребята! — И, взглянув на Ивана внимательно, уже серьезно сказал: — А трюк-то рискованный придумали. Будь бандиты поумнее, как цыплят перестреляли бы вас да и Стрельцова… Впрочем, без риска сегодня нельзя. — И спросил: — А комсомольскую ячейку оформили?

— Нет. Только программу и устав сегодня ночью прочитали.

— Ну и как? Согласны?

— Конечно, согласны.

— Тогда считайте себя комсомольцами. Вы на деле показали себя помощниками партии. Спасибо вам, ребята. Оформить ячейку я немедля поручу укомолу, а вы сегодня же заявления напишите…

Стрельцов, увидев Полозова, попытался подняться на ноги, но секретарь его остановил:

— Лежи, лежи, Митя! Пострадал, говоришь?

— Да я уже в полном порядке. Только зубов жалко.

— Новые вставим. Так, выходит, неспокойное здесь место?

— Бандиты нахальничают, а мужики здесь хорошие. Правильные мужики.

— Кончать будем с бандитами. Такой Русайкин последний в уезде остался. Кончим, — решительно заявил Полозов. — Отряд ЧОНа прибыл. Чекисты должны сейчас подъехать. К вечеру каввзвод подойдет. Прочешем лес и всех блох выловим.

— До вечера Русайкина предупредят, и они смоются, — вмешался Федя.

— Предупредят? — сразу насторожился Полозов. — Есть кому?

— Как не быть! Яшка Захаркин с ними связь поддерживает, — объяснил Федя.

— Постой! — вдруг вспомнил Иван. — Ведь и вчера, как приехал Стрельцов, Яшка на коне в лес метнулся. Степан же сам видел, когда стадо гнал. Значит, бандиты не случайно явились ночью.

— Случайно, друг, ничего не бывает, — усмехнулся Полозов. — И такую случайность мы предусмотрели. Ну как, Митя, здесь полежишь еще или перенесем тебя в сельсовет?

— Нет, нет, я сам! Еще не хватало меня по селу на руках нести! — запротестовал Стрельцов. Собрав силы, он встал, переступил ногами. — Ноги двигаются, доберусь своим ходом.

— Ну, тогда пошли помалу, — сказал Полозов и крепко взял Стрельцова под руку…

…Теперь у сельского Совета, преодолев опасения, собралось чуть ли не все село.

Машин прибавилось: приехали чекисты тоже на старом, пыхтящем, стреляющем дымом грузовичке.

На крыльце стоял Сергунов. Полозов крепко пожал ему руку.

— Здравствуй, Сергунов! Хорошо, что подоспел. Ты здесь очень нужен.

— Чекисты из города с собой прихватили, вот быстро и обернулся, — объяснил Сергунов, здороваясь с подошедшими.

В сельсовете на лавке сидел не кто иной, как Яшка Захаркин.

— Задержали на выезде из села, — доложил Полозову командир чоновцев Колокольцев. — Говорит, в поле ехал, но что-то тут не так.

— Правильно задержали. На сегодня придется всему селу дома посидеть. Ничего не поделаешь, товарищ.

Это Яшку-то Полозов товарищем назвал! Иван готов был в горло ему вцепиться. Какое там поле — к бандитам погнал Яшка, чтобы предупредить. А Полозов словно почувствовал состояние Ивана и спросил, обращаясь к нему:

— Знаешь его?

— Как не знать! — воскликнул Иван. — Это и есть Яшка Захаркин. И ни в какое поле он не ехал, а полетел бандитов предупредить, что вы приехали.

— А ты откуда знаешь? — Заплывшие Яшкины глаза расширились, как тогда у проруби, и сверкнули злым огнем. — Ты видел меня?

— Как ты меня сердечником по башке бил, я видел, — обозлился Иван. — Знаю, что потом у бандитов прятался. И как грозил мне, тоже помню. А как ты вчера в лес к бандитам гонял, другие видели.

— Оказывается, как раз кого нужно вовремя захватили. Теперь уж вы, товарищ Пазухин, со своими чекистами им займитесь, — обратился Полозов к высокому человеку в кожаной фуражке с красной звездой.

— Займемся, — кивнул головой Пазухин.

— А чего же я не вижу местной власти — председателя сельсовета? — оглядываясь вокруг, спросил Полозов.

— Отыскать не удалось, — ответил Колокольцев. — Посылал за ним домой — нет. Жена говорит: еще вчера в город уехал.

— Силен мужик! — рассмеялся Стрельцов. — Узнаю Тихона Бакина.

Дверь отворилась. Через порог смело шагнул рябой бандит, из тех, что захватили мужики. За ним, съежившись, робко проскользнул рыжий парень. Сопровождали их два чекиста с наганами и Говорок с бандитским обрезом.

— Вот в целости уберегли до вашего приезда, — торжественно сообщил Говорок. — Теперь вам передаем. Разберитесь по справедливости.

— Ну, что скажете, вояки? — обратился к бандитам Полозов.

— Чего нам говорить? — нагло усмехнулся бандит. — Теперь ваш разговор. Хотите — байки разводите, хотите — без разговору налево, в расход.

— Спешить не будем. В расход пустить никогда не поздно, — спокойно сказал чекист Пазухин. — Из мужиков будешь?

— Да уж не из графьев! — опять усмехнулся рябой.

— Фронтовик?

— И в окопах вшей кормили.

— Откуда родом?

— Вот это вам ни к чему! — посуровел бандит.

— Как прозывают?

— И это не к чему вам знать.

— Так. Вопрос ясен: значит, местный, за семью боишься, — на этот раз усмехнулся уже Пазухин. — Успокойся, с семьями бандитов мы не воюем. А ты знаешь, что Советская власть объявила прощение всем бандитам, которые сами с повинной придут?

— К нам это не касается, — мрачно ответил бандит. — Не сами к вам пришли — мужики привели.

— Эх ты, голова! — не выдержал Полозов. — Мужики тебя, мужика, привели! Выходит, поперек горла ты им встал. Сам мужик, а мужикам спокойной жизни не даешь, за кого ж ты стоишь?

Бандит, отвернувшись, буркнул:

— За кого надо, за того и стоим. За мужика стоим.

— И много там, в лесу, таких? — как будто мимоходом, спросил Пазухин.

— Попробуй сунься — сам узнаешь, — нагло взглянул на него бандит.

— Ох, мусору у тебя в голове куча! — покачал головой Полозов. — Не за мужика вы стоите, а за кулака. Царский хомут с шеи сбросили, не терпится другой надеть — кулацкий. Так? Хватит уж мужику-то голову морочить да его именем прикрываться. Защитники нашлись!

— Вот-вот, — подхватил Говорок. — Без вас мужики разберутся. Мужик теперь видит — власть за него…

— Ну, а тебя как звать-прозывать? — обратился Пазухин ко второму бандиту.

Парень вздрогнул, как от удара, но глаз от земли не оторвал.

— Емельяном.

— Ты, Емельян, знаешь вон того? — Пазухин показал на Яшку Захаркина.

— Так ведь как знаю: бывал он в лесу. Приедет, чегой-то с Русайкиным поговорит и уезжает. А постоянно в отряде его не было. По весне, правда, месяца два или три прожил.

— Так. Ясно. Связной, значит. Уведите этих, — указал Пазухин на рябого бандита и Яшку.

— Ну, Емеля, садись сюда на лавку да поговорим ладком, — сказал Пазухин, когда чекисты увели бандита и Яшку. — Ты тоже идейный борец за кулацкие интересы?

— Не! Я около лошадей, — мотнул головой парень. — Я — как хозяин велит.

— А кто у тебя хозяин?

— Севостьян Сахаров. Я издетства у него в батраках живу. Его продразверстка в разор ввела. Так он со зла к Русайкину подался. Ну и меня с собой взял.

— Ты и пошел в бандиты.

— А что ж, хозяин велел — и пошел, — с туповатым упрямством повторил парень и вздохнул, — попробуй не пойди. Он матке наперед десять пудов ржи дал. А у нее, кроме меня, пятеро.

— Выходит, за десять пудов ржи в бандиты пошел?

— Куда ж было податься! — развел руками парень.

— И в налеты ходил? Многих сам-то прикончил?

— Не, упаси боже! — замахал руками Емельян. — Я при лошадях. И сюда тоже лошадьми правил.

— Ну, а если мы тебя отпустим, опять к бандитам подашься?

— Отпустите? И расстреливать не будете? Да ни в жисть… — От возбуждения парень даже с лавки вскочил, но сейчас же осекся, сник. — А куда мне теперь? Ведь они матку замордуют.

— Не замордуют, — успокоил его Пазухин. — Не дадим больше никого мордовать. Много ли человек у Русайкина сейчас?

— Да, поди-ка, человек двадцать есть.

— Всего? — не сдержал удивления Полозов.

— А то! Как продразверстку отменили, так и начали растекаться. Каждую ночь одного-двух недочет.

— Выходит, плохи дела у Русайкина?

— Куда уж хуже! — махнул рукой парень.

— Вот что, Емельян, давай договоримся: ты нас проводишь в лес к Русайкину, а потом мы тебя отпустим на все четыре стороны.

— А не обманешь? — с сомнением глянул парень на Пазухина. — Побожись!

— Божиться не буду — в бога не верю, а слово большевика даю. И в село ваше сообщу, что прощен ты по чистой. А за мать не беспокойся — бандитов ликвидируем всех подчистую.

— Ну, так и проведу.

— Договорились. Теперь идите, а мы тут словцом перекинемся. А ты, парень, задержись, — остановил он Ивана. — Комсомолец?

— Пока нет, — замялся Иван.

— Считай, что комсомолец, — улыбнулся Полозов.

— Лес здешний знаешь? — спросил Пазухин.

— Знаю.

— Если парень крутить начнет, поймешь?

— Наверное, пойму.

— Пойдешь с нами на всякий случай. Оружие-то есть?

Иван вытащил из кармана свой «бульдог»:

— Вот.

— Ну, это не оружие, — улыбнулся Пазухин. — Впрочем, видно, много оружия тут и не понадобится. По нашим сведениям, у Русайкина больше сотни человек было. Смотри ты, как быстро разбежались! Вот что значит продналог.

— К земле мужика тянет, — вяло, с трудом ворочая языком, произнес Стрельцов.

Ночное избиение даром ему не прошло, но он не хотел показать, что его знобит, гудит голова, а мысли путаются. Однако Полозов это сразу заметил.

— Э, друг, а тебя развезло. Тебе отлежаться надо. Товарищ Пазухин, может, отправим его на машине в город?

— Нет, нет, — запротестовал Стрельцов. — Из-за меня одного машину гонять ни к чему. С Русайкиным покончим…

— Без тебя покончим, ты свое уже получил. Теперь отлеживайся, — грубовато перебил его Пазухин. — Вот с машиной действительно не выйдет: горючего в обрез и на операции без нее не обойтись. Так что отлеживайся пока здесь. Ты, товарищ Сергунов, местный, вот и возьми на себя село. Дадим тебе несколько чоновцев. Держи под наблюдением местных кулаков: не исключено, что такой Яшка здесь не один.

— Ну что ж, в селе так в селе, — с некоторой обидой сказал Сергунов. — Конечно, не вояка я без руки-то.

— Это ты брось, Сергунов, брось! — сердито проговорил Полозов. — Нам сейчас не так руки нужны, как головы. Большевистские головы. Эх, мало еще по нашему огромному хозяйству таких голов. Да и враги норовят большевикам не что другое, а головы пробивать, — кивнул он на Стрельцова.

— Ничего, они у нас крепкие, — через силу улыбнулся Стрельцов. — Правда, Иван? Тебя ведь тоже крепко по башке железякой окрестили.

Иван вспыхнул, залился краской не то от смущения, не то от гордости: получалось, что Стрельцов уравнял, поставил Ивана на одну доску с собой.

Но Полозов не обратил на это внимания и недовольно проворчал:

— «Крепкие, крепкие»! Вот и суете их куда не надо!

— Вот и я говорю, — продолжил в тон ему Пазухин, — нечего тебе, Полозов, в лес соваться, бандитам голову подставлять.

— За меня не беспокойся, — недовольно ответил ему Полозов. — Подумай лучше, куда нам Дмитрия уложить, чтобы покойно ему было.

— Давайте к нам. К нам домой, — предложил Иван. — У нас ему покойно будет. Мама перевяжет его…

Полозов и Пазухин одновременно повернулись и посмотрели на Ивана. Ему даже показалось, что смотрят они чересчур долго и внимательно. Боятся? Не доверяют ему Стрельцова?

А сам Стрельцов поддержал Ивана:

— Мать у него учительница. Хороший, наш человек. Если ей не в тягость…

— Нет, нет, не в тягость, — поспешил заверить Иван.

— Ну, если так, — решил Полозов, — давай, Пазухин, твою машину, пускай подвезут.

— Да мы дойдем. Чего из-за меня машину гонять? — опять запротестовал было Стрельцов.

Но Пазухин остановил его:

— Это не твое дело, Митя! Получил свое и помалкивай теперь. Ты, Сергунов, проводи их и помни, что порядок в селе на твоей ответственности. Значит, и за учительским домом посмотри, чтобы никто их не побеспокоил. Понятно?

— Понятно, товарищ Пазухин, — по-военному козырнул Сергунов.

Мария Федоровна сразу захлопотала, перевязала Стрельцову голову; заставила прополоскать кровоточащую десну марганцем, вскипятила самовар.

— Да вы не хлопочите, — старался удержать ее Стрельцов. — Мне только отлежаться немного. Голова гудит и кружится в ней все.

— Вы уж лежите и молчите, — решительно заявила Мария Федоровна. — Что делать, я знаю сама — со своим битым три месяца возилась…