04.1912

Глава 17. Разговор

Лиззи сидела на койке, которую обычно занимала Бетти, и угрюмо болтала ногами. Сама Бетти пристроилась рядом, она равнодушно шила, не обращая на Лиззи никакого внимания. Их сосед по каюте, толстый красноносый старик Палмер, смотрел в потолок и что-то бурчал себе под нос — кажется, он пытался спеть колыбельную, только и голос, и слух его подвели. Такая колыбельная могла понравиться лишь мертвецам на кладбище.

Джо сидел на соседней койке и задумчиво перебрасывал из одной руки в другую карты. Он тоже казался угрюмым и взволнованным, как сердитый ворон в ненастную зимнюю ночь.

— Тебе нужно вернуться, Лиззи, — наконец, сказал он и спрыгнул на пол.

Лиззи возвела на него мрачный взгляд и промолчала. Бетти продолжала деловито укладывать один стежок за другим, но Джо видел, как поблескивают интересом её чуть прищуренные глаза.

— Эй, Лиззи! — повторил Джо и протянул руку, на которой темнел порез. — Лиззи, тебе нужно вернуться!

Та снова посмотрела на него исподлобья и мрачно, как озверевшая волчица, и медленно покачала головой.

— Нужно! — сердито скомандовал Джо. — Хочешь ты или нет, а тебе придётся прийти к сестре и поговорить с ней, иначе она весь корабль перевернёт!

Бетти вдруг отложила шитьё и важно закивала, не поднимая глаз.

— Нам не нужны неприятности, — сказала она весомо, явно гордясь этими словами.

Лиззи испустила злобное фырканье.

— Я не пойду назад к Мэри! — категорично повторила она. — Я ушла от неё! Пусть делает что хочет, в любом случае мистер Флэнаган и глупые гувернантские дела всегда будут для неё намного важнее меня! Она даже не стала меня слушать!

Джо протянул руку ещё настойчивее. Он не позволял себе ни повысить голос, ни коснуться Лиззи, хотя сейчас его поглощало желание, в котором ему совсем не хотелось признаваться: желание схватить Лиззи за плечи и трясти, пока глупые придумки не покинут её голову.

— Слушай, Лиззи, — заговорил Джо, — ты ведь прекрасно понимаешь, что вашей семье…

— Мэри мне не семья!

— Да кто же она тебе тогда, а? — возмущённо фыркнул Джо. — С улицы соседка? Она повезла тебя на этом корабле в Америку, ты жрёшь, чёрт побери, потому, что она тебя кормит…

Лиззи раскраснелась и тут же спрыгнула с койки, едва не задев Бетти локтем. Мистер Палмер вдруг прекратил напевать колыбельную и свесился с койки, с любопытством поглядывая на драму внизу мутными глазами-щёлочками. Такой свидетель, как он, нисколько не пугал Джо: едва ли бы мистер Палмер хоть что-то запомнил и чем-то заинтересовался по-настоящему. За время, проведённое в плавании, Джо ещё ни разу не увидел Палмера трезвым.

— А я не просила везти меня в Америку, слышишь, не просила! — рявкнула Лиззи. — И я не хочу благодарить её за это!

Джо прищурился, и в глазах его мелькнуло вдруг столько досады, что Лиззи опасливо примолкла и отошла на шаг. Она споткнулась, врезавшись в жёсткую койку сзади, и упала. Джо медленно подступил ближе, возвысился над ней, точно угрожающий маяк, и поинтересовался глубоким голосом:

— Ты не хочешь поблагодарить её даже за то, что именно из-за неё мы с тобой встретились?

Лиззи потерянно раскрыла рот и протянула:

— А-а…

— Ведь, если бы не Мэри, тебя не было бы на корабле, — продолжил Джо, — и мы никогда не увиделись бы, понимаешь?

Лиззи пошла пунцовыми пятнами, её губы затряслись.

Джо присел рядом, так близко, что их плечи соприкоснулись. Он провёл ладонью по твёрдой койке и задумчиво стал крутить в пальцах заветный мешочек с табаком.

— Я не хочу говорить, что твоя сестра — замечательный человек, — сказал Джо рассудительно, — мы все совершаем глупости, вот как мой па, и несём за них ответственность — или не несём, и тогда мы становимся как мой па. Слушай, он загнал нас с семьёй в ужасную задницу, но я всё равно люблю его. Не скажу, что я его уважаю — да и как уважать такого разгильдяя? — но чтобы рычать на него там или ещё что… нет, это же мой па. Человек он паршивый, но он нас любит — уж как получается. И заботится — тоже как получается. Да, честно говоря, плохо у него это выходит, вернее, не выходит совсем, но… но он старается. И Мэри старается. Вернись к ней и попробуй с ней хотя бы поговорить. Ведь, честное слово, Лиззи, я был бы благодарен, если бы моя старшая сестра взвалила на себя обязанности за мной смотреть. Ты себе просто вообразить не можешь, как сложно ходить за ребёнком, даже если он уже научился ходить и выговаривает почти все буквы.

Лиззи что-то неразборчиво промычала и затрясла головой.

— Я не… я…

— Слушай, — продолжил Джо, — неправильно это. Тебе надо с ней поговорить. Вот честное слово, надо. И пора бы уже, наконец, задать ей вопросы, которые тебя мучают. Потому что, если не спросишь, если продолжишь ненавидеть и задирать нос, пользы не будет никому.

Лиззи отвернулась и гордо пробулькала:

— Я никого не ненавижу!

— И какого чёрта тогда ты грызёшь и ей, и себе сердце? — Джо развёл руками. — Послушай, я тоже перед тобой виноват: нечего мне было пялить рубашку этого мальчишки, что на меня вообще нашло, не понимаю. Это из-за меня у вас с сестрой сейчас такие тёрки.

— И не из-за тебя вовсе.

— Слушай, Лиззи, из-за меня, не из-за меня — разницы никакой, ты ведь, как ни крути, от неё сбежала, и я готов клясться головой, что она так этого не оставит, будет тебя искать. Правда, зачем нам тут толпа стюардов? Зачем нам нудные разбирательства? Мне кажется, мы можем и без этого обойтись.

Лиззи встала с постели.

— Я давно уже не люблю её, совсем не люблю, — призналась она сурово. — Мэри всё время мне лгала и всё время что-то скрывала от меня. Думаешь, мне не было больно, когда она лгала?

Джо только вздохнул и покачал головой.

— Не спорю, очень неприятно, когда тебя обманывают, но…

— И я всё время требовала у неё ответов, — сказала Лиззи. — Каждый раз, когда оставалась одна, меня мучили бесконечные вопросы. Она же считала, что я даже не замечаю, что меня обманывают, можно продолжать без угрызений совести. Так почему же я должна приходить к ней, говорить с ней снова и снова, если там меня встретит лишь стена? Вот такая стена, Джо! — Лиззи от души пнула угол и опустилась на корточки. Обеими руками она закрыла лицо. — Её не волнует, что я скажу. Я не хочу её видеть… она мне лжёт, всегда лжёт, она никогда не прекращает лгать, и я… когда я думаю о том, что снова посмотрю в эти её глаза и не увижу там никакой правды…

Джо снова подошёл к ней и сел рядом.

— Лиззи, — сказал он, — как бы там ни было, нужно возвращаться. Хочешь, я могу пойти вместе с тобой, если ты боишься?

Закрывшись руками, Лиззи глухо буркнула:

— Почему ты думаешь, что я боюсь? Я совсем не боюсь!

— Хорошо, — терпеливо согласился Джо, — ты не боишься. Но давай сходим к твоей сестре вместе? Думаю, раз вчера у меня вышло притвориться джентльменом, то и в этот раз получится. Давай! Ты знаешь, как пролезть к вам на палубы.

Лиззи замотала головой.

— Давай, — Джо положил руку к ней на плечо, — не бойся. Если ты думаешь, что твоя сестра откусит тебе голову…

— Я же сказала, что я не боюсь!

— Я, как ни крути, буду рядом. Или ты забыла, что мы с тобой друг другу пообещали?

Лиззи затихла. Совершенно неподвижно она сидела несколько мгновений: окаменевшая, как будто неживая, — а потом подняла голову и подозрительно поглядела на Джо, словно бы считала его замаскированным врагом.

— Давай, — Джо уже поднимал её за локти, — давай, Лиззи. Не надо бояться.

Бетти с изумлением смотрела, как Джо ставит Лиззи на ноги, по-братски отряхивает и выводит из каюты. Даже старик Палмер, казалось, немного протрезвел: во всяком случае, в его глазах впервые появился намёк на осмысленность.

— Твой брат далеко пойдёт, — весомо заключил мистер Палмер и опять откинулся на подушки. — Дорога-ая, — затянул он скрипучим гнусавым голосом, — приди-и-и ко мне в полно-очный час, где мы вдвоём лишь под луно-ой…

Бетти стиснула зубы и снова склонилась над шитьём. Не обращать внимания на навязчивые звуки, пусть и громкие, пусть и заунывные, она научилась уже давно.

— Лиззи! Стой! Стой, куда же ты так…

Джо всегда славился проворством. Когда он работал в доках, о более быстром и ловком посыльном моряки не могли и мечтать. Если у Джо выдавалась свободная минутка, он подрабатывал, разнося мелкие грузы и письма по домам, а уж когда он работал газетчиком, то ему удавалось догнать и уболтать на покупку самых быстроногих и жирных покупателей.

Лиззи Джеймс никогда не занималась спортом всерьёз, никогда не работала и никогда не считала себя быстрой. Однако, когда они выбрались из кают и устремились на прогулочную палубу, Лиззи развила такую скорость, что Джо, даже выбиваясь из сил, не смог догнать её.

— Я иду к Мэри! — мрачно бросила Лиззи через плечо. Она уже давно вымоталась, однако шагала вперёд, поддерживаемая упрямством и злостью.

— Не думаю, что Мэри может куда-то исчезнуть, так что лучше сбавь скорость, Лиззи, я ведь не…

Лиззи не отвечала ему. Она вела себя так, словно его не существовало.

Тогда Джо предпочёл поступить разумно и прикусить язык: ему нужно было поберечь дыхание. По дороге они не раз и не два встречали рассеянных, расслабленных пассажиров. Сегодня похолодало, и многим пришлось отказаться от прогулок по палубам. Далеко не каждому хотелось бы искать тёплое пальто только ради того, чтобы полюбоваться однообразными атлантическими водами. Для экипажа «Титаника», бесспорно, эта вода отличалась от той, что была раньше, но праздные пассажиры не видели между ними разницы и потому скучали. Большую часть времени они проводили в обеденных залах или салонах, лениво приканчивая блюда, обмениваясь сплетнями и читая. Это несколько облегчило работу стюардов: в них теперь мало кто нуждался. Корабль словно впал в блаженное сонное оцепенение.

Лиззи воинственно прорубала путь сквозь плотные людские ряды. Джо старался не упускать её из виду: когда кругом было так много пассажиров, он чувствовал себя неуютно. Казалось, что все взгляды обращаются к нему; казалось, что он вызывает подозрение у каждого, с кем случайно сталкивается по пути. Он был одет не по моде, более того, он был растрёпан, у него не нашлось приличного белья, которое пришлось снова одолжить у отца Джанет без ведома последнего, и он вылетал из огромных туфель, которые тоже принадлежали мистеру Боулсу и тоже были взяты тайком. Джо искренне удивлялся, почему на него до сих пор не обратили внимания.

Лиззи, наконец, подвела его к нужной каюте и остановилась. Она выглядела как полководец, готовый брать штурмом сложную высоту. Мрачно втянув воздух, Лиззи нахмурилась и постучала.

— Мэри! — сказала она хриплым голосом. — Мэри, это Лиззи! Я пришла поговорить!

Джо подступил ближе и настороженно приник ухом к двери. В коридоре равномерно гудели пассажиры, где-то вдалеке плакал капризный ребёнок. Каюта Мэри молчала.

— Мэри! — гаркнула Лиззи и снова стукнула в дверь. Её щёки заполыхали. — Ты меня слышишь? Я пришла поговорить! Если тебе нечего мне сказать, я сейчас же возьму и…

— Стой, Лиззи, погоди, — Джо поймал её за руку и притянул к себе, — тут не заперто.

У Лиззи округлились глаза.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Джо легонько толкнул дверь большими пальцами, и та подалась назад. Из проёма заструилась прохлада. Лиззи тут же налегла на дверь всем весом и влетела в каюту, как готовый сеять разрушения ураган. У Лиззи полыхало лицо и шея вплоть до самого основания, её глаза горели злобно и лихорадочно, точно уголья в костре. Лиззи воздела над головой кулаки, точно собираясь обрушить весь гнев на сестру, как слепое безжалостное цунами, но поперхнулась и озадаченно умолкла. Её руки бессильно повисли вдоль тела.

Она осматривалась с внимательностью пристрастного сыщика, но Мэри тут не было.

Каюта была совершенно пуста. Джо сразу обратил внимание на образцовый беспорядок, который казался удивительным для Мэри — такой, какой её описывала Лиззи. Едва ли бы чопорная гувернантка с закостеневшими в мозгу дряхлыми предрассудками позволила бы себе перевернуть вверх дном все ящики комода, сдёрнуть покрывало с постели и разбросать по полу платья. У всех платьев были вывернуты карманы.

Джо похолодел и резко выставил руку назад. Лиззи врезалась в него и тут же остановилась, в её глазах заполыхало возмущение.

— Что ты делаешь?

— Подожди, — скомандовал Джо, — сюда нельзя.

— Почему?

— Ты приглядись, — Джо обвёл каюту свободной рукой. — Неужели для тебя такое в порядке вещей?

Лиззи задумчиво склонила голову набок. Краснота медленно сползала с её лица и шеи, отступая, как прибой. Лиззи медленно отступила и шепнула:

— Нет. Мэри никогда не разбрасывает вещи, она очень аккуратная.

— Ящики выпотрошены, — сказал Джо сурово, — а одежда! Ты только взгляни: у всех платьев вывернуты карманы! Нужно было совсем глупцом, чтобы не понять, что это означает.

Лиззи резко стала совсем бледной и покачнулась. Джо неосознанно ухватил её под локоть и, как громоздкий зонтик, прислонил к стене. Лиззи смотрела на него круглыми потрясёнными глазами, уголки её губ судорожно кривились, а подбородок трясся.

— Ты хочешь сказать… что нас ограбили?

Джо покачал головой.

— Я ничего не могу утверждать, — промолвил он, — но весьма похоже, что так всё и есть. Слушай, не трогай тут ничего и беги скорее за стюардами.

Лиззи медленно подняла руку и неловко показала на себя пальцем.

— Я?..

— Ну не я же! — Джо в сердцах топнул ногой. — Если я стану звать на помощь, мне тут же конец! Все подумают, что я вас и обчистил!

— Что за глупости? — проверещала Лиззи и резко сжала пальцы. Теперь она вся тряслась, как молодое дерево в бурю. — Ты не мог… всем понятно будет, что ты не мог этого сделать, ведь мы пришли сюда вместе!

— Лиззи, честно говоря, я вообще не должен сейчас здесь находиться, как ты не понимаешь? — Джо схватил её за плечи и оттащил к порогу. Отсюда разорённая каюта приобретала ещё более унылый и мрачный вид. — Моё место — на палубах для третьего класса, и они легко поймут, что я вру, если станут меня расспрашивать! Беги, зови стюардов как можно скорее, а я пока побуду у почты.

— Но я не знаю, что говорить!

— Скажи, что тебя ограбили! — фыркнул Джо. — Что может быть проще, чем пожаловаться? Давай, Лиззи, не теряй времени! Этот ублюдок совершенно точно на корабле, и тебе нужно всего лишь сказать, что кто-то обчистил твою каюту, дальше что будет — не твои заботы, поняла? Ничего не бойся!

Лиззи бездумно бродила рассеянным взглядом по каюте. Казалось, здесь прошёлся невероятной силы необузданный ураган. Она с трудом могла отделить покрывало от платьев, платья — от шкатулок, шкатулки — от книг и письменных принадлежностей. Всё было смешано в единую аморфную массу, в единый водоворот, который словно бы двигался, словно стремился утянуть с собой — на безвестное дно.

— Лиззи!

Но она не услышала этого окрика.

Как заколдованная, Лиззи прошагала в эпицентр разрушений, откуда наверняка начал раскручиваться ураган. В потрясённом молчании она наступала на платья, крышки шкатулок жалобно скрипели под её подошвами, хрустели страницы книг. Лиззи оставалась ко всему безразлична. Размеренным шагом она прошла к постели, на которой веером было разбросано несколько писем. Лиззи сгребла весь этот веер одним движением и поднесла к глазам.

Вязкий комок застыл у неё в горле, и её дыхание застопорилось.

«Мисс Симоне Мэйд, Ирландия, Квинстаун, Рочес Роу, дом пять…»

«Мисс Симоне Мэйд, Ирландия, Квинстаун, Рочес Роу, дом пять…»

— Лиззи! — зашипел от порога Джо. — Что ты делаешь? Бросай!

Но Лиззи продолжала лихорадочно перебирать письма. Все они были адресованы мисс Симоне Мэйд (Мэри имела привычку писать несколько посланий заранее), которая теперь проживала с братом в Квинстауне, но одно — последнее — имело совсем иной адрес.

«Кройдон, Больница Кейн Хилл…»

Лиззи поймала широко раскрытым ртом холодный воздух. Её сердце отбивало сумасшедшую дробь в горле, колотилось, как безумное, взмывало, застревало — и билось опять, так ожесточённо, словно каждый новый удар ему давался с трудом.

Джо на цыпочках прокрался к ней. Он ступал осторожно и почти невесомо, как фея из сказок. В одной руке он нёс огромные ботинки мистера Боулса.

— Лиззи, тебе нужно подниматься, — тихо сказал Джо и положил руку к ней на плечо. — Давай, нельзя медлить…

Лиззи неуклюже обернулась. Её остекленевшие глаза были полны слёз.

— Лиззи?

Она с трудом шевельнула бледными слипшимися губами, и через край века её заструились слёзы. Лиззи с трудом сглотнула и зашептала:

— Кройдон, Больница Кейн Хилл, миссис Джеймс…

Джо присел рядом и обхватил её за плечи. Лиззи потерянно зарылась носом ему в воротник и вцепилась в него зубами — но рыдания продолжали душить и мучить её. Она не могла шевельнуться сама — её телом командовали чувства, которые она прежде не испытывала никогда. Лиззи тряслась, словно в приступе эпилепсии, и она сжимала шею Джо так крепко, что, наверное, могла бы переломить ему позвонки. Джо задыхался, как и она, и неловко ворочался, пытаясь освободиться — но сейчас маленькая и изнеженная Лиззи была сильнее него.

— Ты ведь знаешь теперь, где твоя ма, — шепнул Джо, — всё хорошо, разве не так? Если она в больнице, это ещё не значит, что с ней приключилось что-то ужасное! Твоя сестра не хотела, чтобы ты беспокоилась, вот и не рассказывала. Ваша ма и не думала умирать, разве теперь из-за этого рыдать впору? Она потихоньку поправляется в своём Кейн Холле… и это значит, что совсем скоро ты сможешь вернуться к ней, раз тебе так сложно ужиться с Мэри. Эй, вытри слёзы, Лиззи…

— Т-ты… ты не понимаешь, — простонала Лиззи, клацая зубами. Она держалась за Джо крепче, чем утопающий — за бревно.

— Всё хорошо, тише, тише, — Джо обхватил её за трясущиеся плечи и ещё крепче прижал к себе. Лиззи содрогалась, как умирающая, и её голова без устали моталась из стороны в сторону. — Тише, сестрица. Тише… тише…

— Т-ты не понимаешь, — настойчиво пробулькала Лиззи рвущимся глухим голосом и сползла ниже. — Т-ты ничего н-не понимаешь… ничего!

Её руки вдруг налились такой силой, что Джо даже услышал, как хрустнула его шея. В глазах у него потемнело, а лёгкие налились свинцовым жаром, и Джо рванулся из безумных объятий Лиззи — но она не отпустила его. Лиззи привлекла его к себе и зашептала:

— Эт-то всё не так… не так, как ты думаешь! Это ужасное место!

Хватая ртом воздух, Джо обрушился на пол и тут же отполз от Лиззи подальше. По пути он сдвинул несколько платьев с вывернутыми карманами и совсем сломал шкатулку, от которой отвалилась крышка, но сейчас это его совсем не волновало. Джо обречённо привалился к комоду и просвистел:

— Любая больница — не курорт, Лиззи…

— Это не больница!

Трясущаяся и согбенная, Лиззи поднялась с колен и застыла с письмами в руках. Её пальцы были белыми, лицо — алым, а глаза — пустыми, но сияли они ярче многоликого хоровода звёзд. Лиззи шагнула вперёд и пригвоздила Джо к комоду одним хлёстким выкриком:

— Это сумасшедший дом!

Она рванулась к двери, схватилась за ручку и дёрнула ту на себя так, что дверь затряслась и застонала. Лиззи чертыхнулась от души, как не полагалось чертыхаться воспитанным юным девушкам, дёрнула задвижку и пинком раскрыла дверь. На пороге стояла осунувшаяся, серая, как призрак мрачной прачки, Мэри Джеймс.

Джо отполз бы ещё дальше, но ему мешал комод. Он снова ударился о твёрдый острый угол и замер. Его сердце колотилось тяжело и размеренно, как будто отсчитывая последние удары в жизни.

Мэри смотрела на Лиззи тусклыми красными глазами, под которыми набрякли сизые мешки. Уголки губ Мэри были опущены, кругом них изломами темнели унылые, усталые морщины. Казалось, кто-то стёр с её лица все живые краски, оставив только серые, чёрные и белые тона. Мэри выглядела как покойница, уложенная в гроб.

— Ты! — выдохнула Лиззи и указала на Мэри письмами.

Мутный, безжизненный, как у полудохлой рыбы на прилавке, взгляд Мэри пробежался по письмам и вернулся к Лиззи. Затем она быстро посмотрела на Джо, пожала плечами и вошла в каюту. Спокойным и отточенным движением она заперла за собой дверь и снова затихла — бездвижная и лишённая каких бы то ни было эмоций.

— Да, — просто подтвердила Мэри. — Если ты хочешь поговорить со мной, время уже давно пришло. Я потеряла работу, Лиззи. Теперь мы можем говорить столько, сколько тебе захочется, пока не приплывём в Америку, а что делать дальше, я не знаю.

Сердце Джо на мгновение забилось тише. Лиззи пропустила величественно спокойные слова Мэри мимо ушей и попятилась, агрессивно наклоняя голову, как норовистая коза.

— Я всё знаю! — вдохновенно выпалила она. — Слышишь, я всё знаю! Ты… ты солгала мне!

— Да, — сказала Мэри бесцветным голосом и краешком глаза снова посмотрела на Джо. — Лиззи, чтобы это обсудить, мы должны остаться вдвоём. Я не хочу спрашивать, как твой друг попал на чужие палубы, поскольку сейчас это интересует меня меньше всего на свете, и, к тому же, я понимаю, что ты не дашь мне правдивого ответа. Я прошу лишь о том, чтобы мы остались наедине.

— Нет! — отрезала Лиззи и заслонила Джо собой. — Он никуда не уйдёт!

Джо медленно стал подниматься на безвольных, ватных ногах. Они не слушались его, не гнулись, разъезжались, и он покачивался, не в силах обрести равновесие. Джо вцепился Лиззи в плечо и весомо промолвил:

— Нет, я пойду. Мне надо идти.

— Ты никуда не пойдёшь! — Лиззи сдавила его раненую ладонь так, что Джо охнул, и процедила: — Ты обещал, что мы будем как брат и сестра, мне нечего от тебя скрывать, и ты будешь это слушать вместе со мной, потому что это касается и тебя, если ты действительно мой брат!

Тусклые равнодушные глаза Мэри приоткрылись шире.

— О чём ты говоришь, Лиззи?

Лиззи гордо вскинула ладонью вверх свою израненную руку, насильно подняла в таком же жесте и руку Джо. Мэри прикрыла рот ладонью и зашаталась. Казалось, она вот-вот обрушится на пол.

— Мы пообещали быть вместе всегда-всегда! — процедила Лиззи. — До самого последнего мига! И мы кровью это скрепили, Мэри, слышишь: кровью! Теперь он мне брат, а я ему — сестра, так что он останется здесь!

Несколько кратких мгновений Лиззи и Мэри мерили друг друга взглядами. Джо, остолбенелый и мёртвый внутри, не смел шевельнуться, дохнуть, моргнуть — он ждал, чем разрешится это противостояние.

Уступила Мэри. Она устало выдохнула, и её плечи грустно ссутулились. Когда Джо увидел её впервые, она показалась ему высокой и статной, пусть и не слишком привлекательной. Сейчас Мэри была маленькой и чахлой, с впалой грудью, согбенной спиной и тонкими слабыми руками, словно повидавшая немало горестей в жизни тридцатилетняя женщина.

Мэри прошла к креслу, в котором лежали грудой платья, села и положила платья к себе на колени.

— Хорошо, — сказала Мэри ровным и совершенно бесчувственным голосом, — пусть будет так.

Лиззи в первое мгновение растерялась. Она приоткрыла рот, издала задумчивое мычание и потрясла головой, но не вымолвила ни слова. Письма, которые она сжимала с настойчивой яростью, выпали у неё из рук.

— Хорошо, — повторила Мэри, — тогда я начну. Я понимаю, о чём ты хочешь меня спросить. Как давно мама находится в Кейн Хилле, верно?

Лиззи клацнула зубами, закрывая рот, и сильно, энергично кивнула. Мэри сжала подлокотники кресла. Её глаза сверкали, как два драгоценных сапфира на дне глубокого тёмного колодца.

— Мама там с тех пор, как ты живёшь со мной.

— Почему? — хрипло прокаркала Лиззи и подалась вперёд.

— Потому что она больна, — Мэри со свистом выпустила воздух из груди и скрестила руки на груди. — Она ужасно больна.

Лиззи бесцельно подняла с пола лёгкую газовую шаль и пропустила её меж пальцев.

— Когда мама выздоровеет?

Мэри чуть помедлила. Её изломленные губы тронула грустная улыбка.

— Никогда.

Лиззи тут рьяно стиснула кулаки и швырнула шаль на пол.

— Такого не бывает!

— В жизни возможны любые несчастья, — Мэри скованно пожала плечами. — Я не хотела, чтобы ты знала об этом. Я именно таким и представляла себе твой ответ, я понимала, что ты никогда не сможешь мне поверить и будешь винить меня. Да… бог видит моё малодушие. У меня не хватило храбрости и решительности сказать тебе сразу, что происходит с нашей мамой. После того, как папа умер, она не смогла оправиться. Его смерть подтолкнула её к бездне. Наша мама оступилась и потеряла связь с реальностью. В те первые месяцы после папиной кончины она жила одновременно и в нашем мире, и в мире странных теней, которые ещё больше туманили ей разум. Она всё чаще запиралась в своей комнате и смотрела в никуда, и никто не мог привлечь её внимание.

Лиззи опустила голову. Слёзы срывались с её ресниц.

— Нет! — прошептала она. — Нет, нет, нет, ты мне врёшь!

— Я не вру, — спокойно сказала Мэри. Её тусклые глаза прямо смотрели в далёкое, безбрежное никуда. — Наша мама сходила с ума постепенно, и мне не хватило мудрости и опыта, чтобы распознать зловещие симптомы вовремя. Быть может, я сумела бы вернуть её к нам, если бы сообразила, что её скорбь выходит за рамки приемлемого. Но я упустила это время, за что до сих пор корю себя.

Джо с усилием сглотнул: в горле у него как будто спеклась огромная пробка.

— Слушайте, мисс Джеймс, — вмешался он неловко, — я… мне это точно не нужно знать, поэтому я потихоньку пойду, вы даже не узнаете…

Лиззи снова вцепилась в него со звериной силой и бросила на постель. Джо приземлился носом в раскрытую книгу — кажется, это был молитвенник. Мэри равнодушно посмотрела на него пустыми безразличными глазами, а затем вернулась в свой безбрежный несуществующий мир и откинулась на спинку кресла. Её пальцы всё ещё были напряжённо сцеплены.

— Я не обратила на это внимания вовремя, — продолжала Мэри, — я считала, что через какое-то время мама придёт в себя. К тому же, я была занята и попросту искала себе оправдания — любые, — что позволили бы мне проводить с семьёй как можно меньше времени. Работа исцелила меня, но у матушки работы не было. В этой жизни у неё остался лишь один якорь — её дети, — но, увы, этот якорь был не слишком надёжен. Не прошло и двух месяцев, как за мамой я стала замечать странности. Она могла лечь в постель с зажжённой свечой, уснуть в дневном платье, выйти из дома и забыть, где мы живём. И если я пыталась дозваться до неё, она смотрела сквозь меня, как будто бы даже не слышала. Куда ни ушёл бы её разум, он исчез в тех пределах, где мой голос не звучал. Как я ни старалась бы, я не могла до неё докричаться.

Самое худшее началось через полгода после смерти отца, когда мама начала кричать по ночам, — Мэри опустила голову, и её безжизненные глаза вдруг заблестели. — Я не знаю, что именно это были за сны, но они сводили матушку с ума. Она была так напугана, что, проснувшись, никого не узнавала; она могла броситься в драку, и, когда она дралась, она была сильнее нескольких мужчин. Я и Кэт вдвоём не могли обуздать её. Больше всего я боялась, что ты услышишь эти безумные вопли, и действительно, ты часто стала просыпаться по ночам.

Лиззи скованно кивнула.

— Кэт говорила, что это коты на крыше дерутся, — сказала она. — А я верила!..

— В голосе мамы тогда не оставалось ничего человеческого, — Мэри вдруг прикрыла глаза и сцепила руки. — Ничего… но я всё ещё надеялась, что она вернётся к нам, и я молилась. Я никогда не переставала молиться о спасении её исстрадавшейся души.

Лиззи засопела носом и медленно закрыла ладонями мокрое лицо.

— Почему ты записала её в сумасшедший дом? Почему? Моя мама не сумасшедшая… она не сумасшедшая… она не сумасшедшая!

— К сожалению, — тихо сказала Мэри, — это не так.

— Это неправда! — Лиззи яростно стиснула кулаки. — Это неправда, слышишь, неправда, неправда!

Мэри по-прежнему сидела в кресле, прямая и спокойная, как кукла, и смотрела на Лиззи неживыми кукольными глазами. Она даже не моргала, словно бы и впрямь была существом, не принадлежащим этому миру.

— Ты ошибаешься, — сказала Мэри ровным тихим голосом, — потому что не видела всего, что видела я. Мы старались держать тебя подальше от этого… Симона была так добра, что согласилась принимать тебя в гости надолго. Я позволяла тебе приезжать, когда матушка приходила в себя… настолько, насколько это было для неё возможно. И всё время, всё время говорила тебе, что она так тиха и замкнута из-за своей скорби.

— И тут ты мне наврала… — прошептала Лиззи и хлюпнула носом.

— Я старалась скрывать мамину болезнь даже от тебя, я не прекращала надеяться, что мои молитвы услышат. Видит бог, у меня получалось хотя бы это. Ты не знаешь, что потом начала делать наша матушка, и, к сожалению, мне придётся рассказать тебе… если ты поверишь.

— Я не поверю! — тут же бросила Лиззи.

— Тогда зачем мне говорить?

Лиззи смотрела на свои руки, красные и трясущиеся, и кусала истерзанные губы. В уголках её глаз закипали слёзы. Джо неловко подошёл к ней, и царапина на его руке зачесалась изнутри, когда он положил ладонь к ней на плечо, привлёк ближе и прошептал:

— Эй, сестрица, не надо… слышишь, не надо!

Лиззи хлюпнула носом и оттолкнула Джо локтем.

— Что же она такого сделала? Что она могла сделать такого ужасного, что ты отправила её в сумасшедший дом?

Глаза Мэри лишь немного расширились, а затем она негромко промолвила всё тем же размеренным неестественным голосом:

— Я не сразу на это решилась. Её крики и агрессия лишили нас почти всей прислуги. Я давала им расчёт, умоляя никому не рассказывать о том, чему они стали свидетелями, и, видит бог, у нас были хорошие слуги: они сдержали слово. С нами осталась только Кэт, когда произошло самое страшное. Матушка попыталась поджечь дом. Она пыталась поджечь нас, пока все мы спали, и вырывалась из рук Кэт, когда мы тщились отвести её в спальню. Симона гостила у нас тем вечером, и именно она проснулась от запаха гари, когда мама бродила по комнатам и жгла все углы в них. — Мэри вдруг порывисто наклонилась вперёд, широко распахнула глаза и схватила ртом воздух. Две блестящие дорожки поползли по её щекам. — Она кричала и царапалась, и в её глазах не было ничего, кроме безумия и страха. Вместо нас она видела кого-то другого, и она так и не узнала никого из своих близких больше ни разу — когда мы ни пришли бы к ней.

— Ты была у неё? — воскликнула Лиззи.

— Да, — степенно покачала головой Мэри, — пока мы жили в Лондоне, я могла себе это позволить каждый месяц. Я приезжала и наводила о ней справки, и я видела её лицом к лицу, и я пыталась говорить с ней. Только в теле нашей мамы теперь не она, — Мэри покачала головой. — Бывает, что она тиха и смотрит куда-то в пространство у меня над головой, бывает, что ей хочется поговорить, и она не перестаёт рассказывать о странных врагах, которые её мучают, которые отбирают у неё нашего отца, тебя и меня. Не раз и не два сказала я ей: «Я — Мэри! Взгляни на меня!». Но она только смеётся или, напротив, впадает в ярость и начинает шуметь. Когда она зла, её скручивают несколько санитаров, а она вырывается, и бьётся головой о стены, и скрипит зубами так, что те крошатся. — Мэри зябко обхватила себя за плечи. — Она покинула реальность. Теперь она живёт в мире своих фантазий, и она, как говорят, уже никогда оттуда не вернётся.

Лиззи смотрела в никуда широко раскрытыми глазами, распахнув рот, и с её ресниц срывались слёзы. Шея её подрагивала, но кулаки оставались совершенно недвижимыми.

— Лиззи, — Джо мягко выпустил её из объятий, — Лиззи…

— Не говори со мной! — рявкнула Лиззи, и её глаза вдруг загорелись неистовым алым пламенем.

Мэри медленно поднялась из кресла. Она по-прежнему была согбенной, маленькой и хрупкой, с просевшей грудной клеткой, и её лицо оставалось серым и тусклым. Джо совсем не понимал, как же так вышло, что раньше она казалась ему строгой, высокой и внушала ужас.

— Я не хотела, чтобы ты знала об этом, Лиззи, — тихо произнесла Мэри, — и не проходило ни дня, чтобы я не давала обещание когда-нибудь рассказать об этом… только у меня всё не хватало сил. Я ненавижу себя за это малодушие.

Взор Лиззи бурлил презрением.

— Я тоже тебя ненавижу, — тихо сказала Лиззи. — Ненавижу! — её голос гулко разнёсся по каюте.

Мэри не шелохнулась. Слёзы беззвучно катились по её впалым бесцветным щекам.

— Прости, если можешь, Лиззи, — проронила она так, словно бы её душили.

Лиззи молча повернулась и вышла из разорённой каюты. Дверь хлопнула у неё за спиной, и Мэри снова опустилась в кресло, как подкошенная, закрывая лицо руками. Поскольку в каюте никого не было, никто не догадался бы, что она рыдает вслух, хотя, казалось бы, она давно разучилась это делать.