04.1912

Глава 29. Колыбельная

— Когда-то, — тихо прозвучал в ночи срывающийся голос Уайльда, — для меня не было мечты более отчаянной и сильной, чем потерпеть крушение.

Мэри равнодушно смотрела на него широко открытыми глазами. Гнетущее давление в голове её возрастало, мысли словно бы медленно вязли, не успев сцепиться в ясную, чёткую последовательность.

— Вот как, — только и сказала она. Чтобы разлепить ссохшиеся губы, ей приходилось прикладывать немалые усилия.

— Мне было двадцать, — сказал Уайльд, — многие юноши в этом возрасте мечтают об опасностях и страшных приключениях. Однако опыта у меня всё ещё было немного. Я слишком мало знал о том, что такое настоящая жизнь, — он сухо закашлялся и умолк.

Мэри не сводила с него пустого взгляда. Никогда в жизни она ещё не испытывала такого опустошающего, страшного равнодушия. Туманная белесая пелена упала у неё перед глазами, и она повесила свинцово тяжёлую голову. Неодолимый груз тут же перелился в её набрякшие веки, равномерно распределился по всей шее, и Мэри подумалось, что было бы совсем не плохо и вовсе не менять больше позы.

— Мисс Джеймс! — глухой и сиплый, срывающийся, слабый голос Уайльда настойчиво резанул её слух.

Мэри слабо вздрогнула. Каждое движение было для неё мучительным: казалось, что её, обмотанную бесчисленным множеством сковывающих верёвок, заставляют крутиться так, чтобы грубые волокна резали кожу.

— Не спите! — потребовал Уайльд. — Вы слышите меня? Не смейте закрывать глаза!

Казалось, даже язык заледенел у неё во рту.

— Я… не сплю, — точно старуха, прошамкала Мэри, — я и не думаю спать, мистер Уайльд…

— Откройте глаза! — не отставал его хриплый, измученный севший голос. Кругом наконец-то улеглись жалобные, протяжные стоны и вопли, и воцарившееся молчание принесло Мэри странное облегчение: теперь ничто не мешало ей отдыхать, кроме настойчивого и совсем не любезного Уайльда.

— Я не понимаю вас, — пробормотала Мэри. Воздух со свистом врывался к ней в рот, когда она говорила, и обжигал холодом. — Мои глаза открыты, просто какая-то пелена перед взором…

Совсем рядом булькнула вода. Что-то большое и холодное уверенно улеглось на её щёки, и резкая дрожь прошила всё тело Мэри. Вздрогнув, она поневоле вскинулась над своим сундуком, и белесая пелена вдруг расступилась. Взглядом она упёрлась в бледное, напряжённое лицо Уайльда. Скрюченные от холода пальцы его обхватили её лицо, зарылись к ней в волосы. Изо рта Уайльда вырывались клочковатые белые облачка.

— Не смейте засыпать, — задыхающимся голосом повторил свой приказ Уайльд и неуклюже потряс Мэри за плечи. — Помните, что я вам сказал… если закроете глаза, умрёте…

— Я не хочу умирать, — простонала Мэри, и зубы её снова отчаянно застучали. — Мистер Уайльд, спасибо вам… спасибо… спасибо…

Уайльд мелко потряс головой и слабо, рвано выдохнул. Скрюченные пальцы его намертво впутались в волосы Мэри, и она по-прежнему ощущала холодную тяжесть его ладоней на своих щеках.

— Пожалуйста, — сказала она, — если вам так удобно, можете не отпускать.

Уайльд только вздохнул — кажется, у него больше не осталось сил удивляться.

— Они скоро вернутся, — уверенно произнёс он слабым голосом, — Лоу, Питман и Боксхолл, по крайней мере, спаслись, и они знают, что в шлюпках есть свободные места. Если бы только с меня не сорвали свисток, я попытался бы привлечь их внимание. Они вернутся, мисс Джеймс. Они вернутся.

— Мне кажется, или ваша рука…

— Прошу прощения, я сейчас же…

— Нет! — отчаянно вскрикнула Мэри и склонила голову, прижимаясь щекой к его окоченевшей ладони. — Пожалуйста, не убирайте руку!

— Осторожно! — скомандовал Уайльд сурово. — Вы перевернёте свой сундук!

Мэри испуганно съёжилась. Сундук недовольно подпрыгивал на воде под её весом и словно бы упрекал её без слов в беспечности и глупости. Уайльд всё ещё не отнимал рук от лица Мэри, его затуманенный взор прояснился.

— Простите, простите, — пробормотала она. — Я совсем забыла об этом сундуке…

Уайльд смерил её долгим взглядом и промолчал. Он оставался в воде, и его колотила такая дрожь, что Мэри не переставало казаться, будто он пытается отстучать азбукой Морзе на её шее важное послание.

— Простите, — повторила Мэри, — простите мою глупость. Я совсем не хотела… право слово, мистер Уайльд, я едва не утопила свой сундук, и я так невежливо отвлеклась, пока вы рассказывали мне о себе! — она вымученно улыбнулась.

Лицо Уайльда едва угадывалось во мраке, и она не могла даже предположить, о чём он сейчас думает.

— Это не было важно, — негромко сказал он, — успокойтесь, мисс Джеймс, и ждите. Больше не закрывайте глаза, прошу вас. И… и пожалуйста… следите за мной. Мне кажется, я уже не в состоянии контролировать себя. Я вот-вот усну.

— Не спите! — прошептала Мэри. — Вам нельзя!

— Я буду следить за вами, пока мне хватит сил, — пробормотал Уайльд, — а вы следите за мной. Только если мы будем внимательны друг к другу, и вы, и я сумеем выжить.

— Внимательны… — еле выговорила Мэри. — Вот сейчас я совсем не была к вам внимательна. А мне интересно… действительно интересно узнать о вас. Как можно… больше…

Уайльд отвёл взгляд. Белый туман опять заклубился у Мэри перед глазами — но она не могла быть уверена, что это не очередная её галлюцинация. У обоих них: у неё и у Уайльда — изо рта и носа вырывались светлые облачка пара.

— Удивительная вы… девушка, мисс Джеймс, — заметил Уайльд.

— Вы… вы вправду так считаете? — изумилась Мэри.

Он медленно кивнул.

— Дело в том, что… я мечтала познакомиться с вами ещё задолго до того, как всё это… случилось, — выдавила Мэри, и зубы её выбили резкую дробь, — потому что… вероятно, это следует называть интересом с первого взгляда… мне сразу показалось… что… возможно… возможно, вы и я… — она примолкла, вздохнула глубже и пробормотала на одной ноте: — Что я именно вас и искала всё это время.

— Я уже не в первый раз это от вас слышу, но не могу… не могу понять, что вы имеете в виду.

Мэри грустно улыбнулась. Это сложно было объяснить в немногих словах, а на длинные разъяснения у неё не хватило бы дыхания и сил. И она могла лишь на одно надеяться: на то, что руки Уайльда так и останутся сцепленными у неё на затылке, даже когда она закончит говорить.

— Простите, — сказала Мэри, — если это вас оскорбит, но… знаете, я не всегда хотела стать гувернанткой… и я ею наверняка бы не стала, но… обстоятельства…

— Такое случается, — покивал Уайльд.

— Моя мать заболела, — выдавила Мэри, — тяжело заболела. И… и нужен был кто-то, кто мог бы позаботиться… о моей младшей… сестре. И о маме. Я была совсем одна… вот так и получилось… получилось, что я нашла работу… и с тех пор я ни о чём другом ни разу не подумала, кроме мамы и Лиззи.

— Самоотверженный поступок, — подметил Уайльд. Его зубы звонко клацали.

— Возможно, — не стала спорить Мэри, — но я… я долго не хотела идти на работу, на самом деле… я… я д-думала… что могу выйти замуж.

— Это вполне естественно.

— Мне тогда было восемнадцать, — пробормотала Мэри, — у моей лучшей п-подруги был знакомый… наш общий знакомый, и он… мистер Уайльд, вы слишком пристально на меня смотрите!

— В самом деле?

— Да!.. Я… я теряюсь, когда вы смотрите так, — Мэри закусила губу изо всех сил, — тем более, что… этот вопрос… словом… — она закрыла глаза и выпалила: — Словом, вы напомнили мне того человека.

— И поэтому вы пожелали знакомства? — удивился Уайльд.

— Разве это странно?

— Разумеется. Внешнее сходство… обманчиво.

Мэри аккуратно приоткрыла глаза. Она была бы рада поднять руку, провести хотя бы кончиками пальцев по лицу Уайльда и убедиться, что он не призрак, не исчезнет и не бросит её, что они останутся тут вдвоём, пока не спасутся или не утонут — в точности так, как она пообещала себе.

— Верно, — прошептала Мэри, — но я так… рада, рада этому. Я рада, что я познакомилась с вами… рада, что я вас узнала. Без вас моя жизнь была бы и не жизнью вовсе…

Уайльд склонил голову и шумно выдохнул. Замёрзшие, деревянные, негнущиеся пальцы Мэри на мгновение окутались желанным, но недостижимым и далёким жаром.

— Мне нечего к этому добавить, — сказал он полушёпотом, — я рад, что повстречал вас. Рад, что я вас знаю. Уже давно… мне не приходилось чувствовать, что я живу.

— Это… из-за вашей жены? — сипло шепнула Мэри.

Уайльд молча кивнул.

— Они ушли друг за другом, — шёпотом сказал он, — быстро… пока я был в плавании, они уже умирали.

Эти жуткие слова воодушевили Мэри — она даже сумела поднять руку, дотянуться до лица Уайльда, и она осмелилась аккуратно, кончиком пальца, дотронуться до его обледеневшей бледной щеки.

— Вы не виноваты, — прошептала она. — Господи, вы совсем в этом не виноваты…

Уайльд повернул голову, и её налитая тяжестью рука упала к нему на плечо.

— Это мне ясно, — сказал он, — я задаю себе другой бессмысленный вопрос. «Почему»? Я так давно об этом спрашиваю… так давно… но на этот вопрос нет… ответа.

Мэри бессознательно водила пальцем по его плечу. Едва ли он что-то чувствовал сквозь слои промокшей одежды, на этом сковывающем холоде — рука Мэри двигалась сама по себе.

— Я здесь, — сказала она вполголоса — опять не успев остановиться. — Я рядом с вами.

— Останьтесь, — вдруг тихо попросил Уайльд, и его хватка стала крепче. — А я останусь с вами. И сейчас, и когда мы выберемся отсюда, я буду с вами… столько, сколько вы захотите.

— Навсегда, — тут же отозвалась Мэри. — Я же говорила… не покидайте меня, не покидайте никогда. Я не хочу… не хочу вас терять… н-не хочу… оставаться одна, мне не хватит сил, я… я… — она вздрогнула и закусила губу. — Я всё испортила… я хотела… я лишь хотела, ч-чтобы Лиззи… чтобы Лиззи ни в чём не нуждалась… чтобы она была счастлива… лгала о маме, об её страшной… ужасной болезни… ведь она не просто больна, мистер Уайльд, её рассудок… он её покинул, покинул навсегда, и я… я ничего не смогла… только лгать… прятать голову в песок, трусить, господи, я только и делала, что лгала и убегала, но я… я так ошиблась, я так…

— Не вините себя, — раздался из воды срывающийся голос Уайльда. — Посмотрите на меня… мисс Джеймс, пожалуйста… посмотрите…

Сдерживая всхлип, Мэри неуверенно подняла на Уайльда глаза. У него дрожали синеватые губы и сбивалось дыхание, но от его слов где-то в глубинах её души разгоралось странное, желанное и необъяснимое тепло, подталкивающее к безумствам.

— Мисс Джеймс, — настойчиво сказал Уайльд, — вы взяли на себя груз, к-который… к-который и не каждый родитель смог бы… унести. Вы д-достойны того, чтобы уважать вас… и восхищаться вами… вы отважны и б-благородны… мисс Джеймс… помните об этом и н-не… не терзайте себя. Д-держите голову гордо, у вас есть на это право.

— Мистер Уайльд…

Её рука не могла замереть. Снова и снова кончик пальца неуклюже проходился по плечу Уайльда, проходился монотонно, размеренно и уныло, отчего к её глазам опять стал подступать белёсый туман сонливости.

— Не спите! — снова потребовал из воды Уайльд.

— Я… я не сплю! — тут же встрепенулась Мэри. — Я лишь на мгновение…

— Не спите, — повторил Уайльд с серьёзной настойчивостью, — от этого зависит ваша жизнь, мисс Джеймс, я не шучу, я говорю серьёзно. Пожалуйста… не спите…

— Я не сплю, я не сплю, мистер Уайльд, — согласно прошептала Мэри.

Сковывающая тишина и тяжёлый, как чья-то когтистая лапа, страх обрушивался на них. Вода затихла: лишь изредка доносились, словно из-за глухой каменной стены, мученические вопли, пронзительные и скрежещущие, и затем опять всё замолкало. Мэри не могла и не желала больше шевелиться. Она лежала, как тюк с грязным бельём, на крышке своего сундука, и сундук под нею слабо вибрировал на воде, когда на него набегали крохотные волны. Уайльд держался за тяжёлую ручку, вытянув шею. Теперь его голова медленно клонилась набок. Взор его потускнел и затуманился, и Мэри не успела даже заметить, как он закрыл глаза.

— Мистер Уайльд! — в ужасе шепнула Мэри и встряхнула его руку. — Мистер Уайльд!

Уайльд не шевелился.

— Пожалуйста, откройте глаза! Мистер Уайльд! — настойчиво требовала Мэри. — Мистер…

Его веки дрогнули и приподнялись. В потускневших глазах опять загорелась жизнь. Первый обжигающий наплыв страха ещё не оставил Мэри: мелкие слабые волны порой пробегались по всему её телу, и тогда она вздрагивала — но не от холода, — а её сердце начинало выпевать тревожную трель. Она никак не могла остановиться: снова и снова она встряхивала руку Уайльда, глухо стучала белыми костяшками о крышку сундука.

— Тише, мисс Джеймс! Тише!

Мэри держала ладонь Уайльда в своей, сдавливала, как в капкане. Сундук под нею трясся и подпрыгивал на воде, круг мелких волн расходился от них, подрагивая.

— Мисс Джеймс, — свободная рука Уайльда крепче уцепилась за шею Мэри. — Хватит!

Мэри отчаянно втянула носом ледяной обжигающий воздух. Слёзы, катившиеся из глаз, больше не опаляли кожу, и она даже не чувствовала, что плачет. Уайльд рядом с ней уже не спал, он был жив, он смотрел на неё в упор и тихо, но чётко говорил:

— Всё хорошо, мисс Джеймс. Всё хорошо.

— Господи, вы так напугали меня, — голос Мэри прыгал и срывался. — Я… я…

Глаза Уайльда всё ещё оставались туманными. Мэри сжала его ладонь в своих и шепнула — даже пискнула, скорее:

— Мистер Уайльд!

Он неохотно повёл плечами и шире раскрыл глаза. Жажды действия и жизни в них больше не было. В них ничего, кроме усталости и равнодушия, не осталось — он смотрел на Мэри так, словно они не виделись уже несколько десятков лет, и он без особенного интереса пытался припомнить, кто она. Его губы были совершенно белыми, они сжались в ниточку и не шевелились.

— Мистер Уайльд, — просипела Мэри. Обеими руками она по-прежнему стискивала его безвольную ладонь. — Вы меня слышите?

Мраморные губы разомкнулись.

— Да, — тихо сказал Уайльд и сухо закашлялся.

Слёзы по-прежнему текли у Мэри из глаз. Она, как безумная, прижимала к лицу руку Уайльда, оглаживала его безвольными, судорожно сжатыми пальцами свою заледеневшую щёку и твердила:

— Смотрите на меня, пожалуйста, смотрите на меня! Не закрывайте глаза!

— Я… я и не думаю их закрывать, мисс Джеймс, — отозвался Уайльд едва слышно, — спасибо… спасибо, что следите за мной.

Мэри отчаянно затрясла головой. Холод уже совсем не чувствовался, как не чувствовалось и тело. Она висела на сундуке, точно сломанная игрушка, напротив неё в воде дрожал Уайльд, а позади них уже не кричали люди, только тускло светились чёрное небо и чёрная же вода. Вдалеке в такт волнам покачивались неуклюжие тела в огромных белых нагрудниках — отсюда они казались светляками, неосторожно прилетевшими на огонь. Мэри прошептала одними губами:

— Скоро за нами вернутся…

Глаза её смыкались. Она не могла больше держать веки открытыми, и мысли в голове у неё не могли шевелиться: внутри черепа расширялся горячий, страшный металлический обруч, и он отчаянно давил на виски — голова её была готова разлететься на кусочки.

— Мисс Джеймс… — уловила она слабый шёпот Уайльда.

— Да…

— Не спите…

Мэри усмехнулась и устроила руку Уайльда у себя под подбородком.

— Я не сплю.

Её веки сомкнулись. Так хорошо, тепло и радостно ей не было ещё никогда. Усталость накатила тяжёлой необоримой волной, и Мэри глубоко вздохнула. Теперь, в этой благословенной темноте, она могла дышать спокойно, и её сердце уже не колотилось, точно умирающее.

— Вы спите, — слабо настаивал издалека Уайльд. — Вы легли на мою руку.

— Разве вам неудобно? — прошептала Мэри лениво.

— Вовсе нет, так теплее.

— Тогда почему вы говорите, что я сплю? — она едва шевелила губами.

Уайльд сурово отрезал:

— Потому что у вас закрыты глаза.

— А у вас? — спросила Мэри без особенного интереса, и Уайльд, помолчав, глухо ответил:

— У меня тоже. Хотя бы говорите со мной, мисс Джеймс, чтобы я знал, что вы не спите. Вам нельзя сейчас спать!

— И вам нельзя, — Мэри с радостью бы зевнула, но и на зевок у неё тоже не осталось сил. Мысли вязли, спутывались, и реальность уходила у неё из-под ног.

Она не могла бы с уверенностью сказать, что по-прежнему висит на своём сундуке. Наверное, если бы она упала в воду, она этого даже не заметила бы. В теле её не осталось больше чувствительности, которая спасла бы от пугающего холода, её разум не желал больше сражаться с усталостью. Мэри висела на сундуке, как будто в невесомости, и она могла быть уверена лишь в одном своём ощущении — в том, что мистер Уайльд не отнимает руки.

— Не спите, — пробормотала Мэри. Туман сгущался кругом неё, наползал на последний отчаянно трепещущий огонёк сознания. — Не спите, мистер Уайльд…

Снова наступила тишина. Перед глазами у Мэри сплетались кроваво-красные и оранжевые круги. Вдалеке содрогнулся от жалобного стона равнодушный воздух.

— Я не сплю, — неразборчиво проклацал из воды Уайльд.

Они снова притихли. Величественное молчание ночи неспешно накатывало на них, как ночной прибой, отнимало бодрость и погружало в сон. Мэри неловко подтолкнула застывшую руку Уайльда скрюченными пальцами и устроила на ней голову, как на подушке.

— Мистер Уайльд, — снова сказала она безразлично, — вы спите?

Тревога даже краем крыла не коснулась её, хотя Уайльд слишком долго молчал, прежде чем ответить.

— Нет, — наконец, сказал он. Его сиплый голос снизошёл до едва различимого шёпота.

— Я вас люблю, — легко сообщила ему Мэри. — Удивительно?

Уайльд снова долго молчал. Наконец, он пробормотал:

— Я знал.

Мэри опять притихла. Окоченевшая скрюченная рука Уайльда под её щекой не двигалась, и это было лучшим ответом, нежели самые пространные словоизлияния, нежели романтичные поступки и безумства, на которые способны только отчаянные юноши.

— Мисс Джеймс, — скрипнули из воды, — вы спите?

— Нет, — солгала Мэри. Перед глазами у неё крутилась бесконечная галерея из образов: люди, что были ей близки, люди, которые были ей дороги, люди, которых она боялась, люди, которые были ей безразличны, но неожиданно вспоминались сейчас, во всполохах света и искр. — А вы?

— Я не сплю, — запнулся Уайльд. — Они вернутся за нами, мисс Джеймс. Они вернутся.

— Да, — кивнула Мэри. — Они вернутся.

Ночь глухо молчала над ними. Вода слабо журчала, когда лёгкий сонный ветерок тревожил её. В молчащих ледяных просторах Уайльд и Мэри держались друг за друга, и Мэри уже не могла сказать точно, спит она и видит сон, что бодрствует, или же бодрствует, стараясь не свалиться в сон.

— Мистер Уайльд, — снова заговорила она, — вы спите?

Вода и небо молчали. Молчал и Уайльд, чья окостеневшая рука покоилась у неё под щекой. Мэри удобнее устроила её, с трудом сдвинула отяжелевшую голову и тихо позвала опять:

— Мистер Уайльд!

— Д-да… — вдруг бормотнула вода.

— Вы спите?

— Нет, — на этот раз ответ прозвучал быстрее. — М-мисс Д-джеймс…

— Да?

— П-позвольте… для краткости… звать вас по имени.

Если бы Уайльд сказал это хотя бы парой минут раньше, сердце Мэри вскипело бы от счастья. Но сейчас сердце её билось уже едва-едва, оно почти остыло, и Мэри сковывало потрясающее равнодушие. Кончики её задеревеневших пальцев даже не ощущали, что скользят по запястью Уайльда и забираются за его манжету — такой наглости она даже с отцом себе никогда не позволяла.

— Да, — сказала она. — А вы… м-можно… звать и вас по имени?

— Генри, — тут же отозвалась вода глухим булькающим голосом.

Мэри согласно кивнула и плотнее зажмурилась. Бесконечная круговерть лиц, подсвеченных рваными кругами, замедлилась перед её внутренним взором, и она радостно выдохнула:

— Генри, не спите, пожалуйста.

— Мэри, держитесь. Они вернутся. Они вернутся.

— Спасибо, Генри.

Мэри вздохнула глубже. Снова Атлантика замолчала над ними. Равномерно покачивалась, словно чья-то гигантская грудь, океаническая поверхность, а вдалеке уже совсем никто не кричал. Не было ни света, ни звука, ни движения — только бесконечная мёртвая гладь, заполонённая безвольными телами в белых нагрудниках. Они плавали посреди гигантского кладбища, и ничто не могло доказать им, что совсем недавно, неподалёку отсюда, воду бороздил грандиозный корабль, который прозвали непотопляемым, но который погиб в первом же своём плаванье — глупо, нелепо и страшно.

— Генри, — сипло позвала Мэри. Губы её едва шевелились, и она часто хватала ртом воздух, который резал, как громадными мясницкими ножами, лёгкие. — Генри…

Вода молчала. Молчало и провисшее чёрное небо. Мэри повторила:

— Генри, вы спите?

Уайльд не проронил ни звука.

Перед глазами у Мэри вертелась бесконечная цветная галерея. Отец, дед, бабушка, мать, Лиззи с яркой улыбкой, мистер Уайльд, снова мистер Уайльд, мисс Мэйд, стыдливо краснеющая так, что на лбу у неё загорается гигантская багровая точка, мистер Уайльд, Оливер Хаксли, которому, вне всяких сомнений, отлично жилось с женой и ребёнком (а, быть может, уже и с несколькими детьми). Мистер Уайльд обернулся и кивнул ей. Мэри кивнула бы в ответ, но все мускулы её шеи были скованы. Она не могла — даже если бы захотела — пошевелиться.

— Хорошо, — сказала Мэри, еле разлепив плотно сомкнутые губы, — вам нельзя спать… Разбудите меня, пожалуйста, если увидите… что я засыпаю.

Мистер Уайльд улыбался и кивал ей. Наверное, он никогда не приветствовал её так тепло и так участливо, и у Мэри согрелось бы сердце, если бы это случилось раньше.

Только сейчас тепло не приходило, ничто не вздрагивало в душе: она не понимала, где она, кто она, что вокруг неё. Наверное, под ней был тяжёлый сундук с громадной крышкой — но это не точно, — наверное, над нею было тёмное, глухое и равнодушное небо — и это едва ли правда, наверное, ещё внизу, глубже, под сундуком, была глубокая, бесконечно глубокая чёрная вода — но кто мог сказать, что это действительно было так? Под щекой у неё лежала равнодушная и холодная, как у мёртвого, рука Уайльда, за его спиной, вдалеке, где волны были сильнее, покачивались в белых спасательных нагрудниках окоченевшие трупы, а шлюпка пятого помощника Лоу лишь начинала нелёгкий путь обратно — только Мэри не знала, что совсем скоро эта шлюпка придёт.

«Как хорошо, что Генри такой надёжный, такой сильный, — подумала Мэри с нежностью, — если я ненадолго вздремну, со мной не случится ничего страшного. Генри разбудит меня. Он даже сейчас не спит».

Мэри капитулировала, и в тот же миг последние проблески сознания её оставили. Она склонила голову к ледяной крышке сундука, и в последнем, отчаянном и безумном, движении, которое отняло уцелевшие крохи сил, накрыла своей ладонью окоченевшую ладонь Генри Уайльда.

Теперь этого мира для неё не существовало, как и перестала она существовать для мира — минуты две или три спустя того, как закрыла глаза.