04.1912

Глава 24. Спасите наши души

Была почти что полночь. Утомлённые радисты «Титаника» менялись на вахте. Старший радист Филлипс отчаянно тёр кулаками глаза: его сваливала с ног, как молотом, тяжёлая и неумолимая усталость. За занавеской к работе готовился младший радист Брайд: он как раз выбирался из рукавов пижамной куртки.

— Эй! — крикнул ему старший радист. — Кажется, у нас небольшие проблемы.

— Да? — удивился Гарольд Брайд. Сегодня он не чувствовал в себе никакой энергии. — И какие же?

— По-моему, судно каким-то образом повредилось, — сказал Филлипс из-за занавески, — вероятно, придётся вернуться в Белфаст.

— Было бы неплохо, — неожиданно сказал Брайд, — возможно, хоть немного мы отдохнём.

— А зарплата? — деловито спросил Филлипс. — Весь вопрос в том, когда они выдадут нам зарплату!

Брайд грустно почесал подбородок: тема зарплаты была для обоих радистов «Титаника» достаточно болезненной. Гарольд за свою работу получал два фунта и двадцать шесть пенсов — сумма это была попросту ничтожной. Чтобы хоть как-то удержаться на плаву, и Брайд, и Филлипс передавали мирные телеграммы на берег, которые приносили им дополнительный доход. Компания «Маркони» к своим радистам, как считали приятели, была по-капиталистически безжалостна. Наверняка Брайд сменил бы работодателя, если бы только «Маркони» не захватили всю Англию. Из-за монополии «Маркони» Брайду ничего другого не оставалось, кроме как работать на проклятого итальянца, потому что больше ему податься было некуда.

Брайд неловко просунул руки в рукава рубашки, торопливо завязал галстук и крикнул Филлипсу:

— Отоспись, старина. Сегодня у тебя был трудный денёк.

Филлипс понимающе похмыкал. Вскоре Брайд застегнул рубашку и показался из-за зелёной занавески. Тонкий, жалкий кусок ткани отделял спальное место радистов от аппаратной. Когда дежурил Филлипс, Брайд спал за этой занавеской, как убитый, а затем они менялись — и так день за днём. Радисты не знали отдыха, на корабле вся их жизнь была подчинена службе.

— Ступай, — сказал Брайд, выбравшись из-за занавески, и хлопнул Филлипса по плечу.

Тот сидел, ссутулившись, за столом и подпирал голову руками. Филлипс вздрогнул, устало моргнул и стащил огромные наушники. Брайд тотчас надел их и уселся на место товарища. Филлипс выбрался из-за стола, вздохнул, потянулся и пробормотал:

— Чёрт, как же ноют кости. Кажется, я — не я, а дряхлый старичонка.

— Ложись и отдохни, — посоветовал ему Брайд. В наушниках пока было тихо. — Я совершенно бодр, а ты устал и хочешь спать. Доброй тебе ночи, старина.

— Удачной вахты, — кивнул Филлипс и скрылся за зелёной занавеской. Гарольд Брайд сосредоточенно поправил наушники.

Не успел Филлипс задвинуть занавеску, как в рубку ворвался капитан. Гарольд Брайд тут же выпрямился за рабочим местом. Капитан был человек прямой, простой и приятный в обращении, и Гарольд Брайд мог бы считать его лучшим из всех капитанов, с какими ему приходилось работать. Одно в капитане Смите было плохо: в его присутствии Гарольду Брайду, который, как и Филлипс, привык горбиться за столом, хотелось вытянуться и распрямить сутулую спину, а спина, конечно же, тут же откликалась ноющей болью.

— Мы столкнулись с айсбергом, и сейчас я занимаюсь тем, что выясняю, не причинил ли он нам повреждений. Так что будьте готовы послать просьбу о помощи, только не передавайте её до тех пор, пока я вам не скажу, — сообщил капитан. Голос у него был спокойным, но глаза слишком уж ярко блестели.

Брайд сосредоточенно кивнул. Требование это всколыхнуло в его душе смутную, слабую, безотчётную тревогу.

— Есть, сэр, — согласно сказал он.

Капитан отрывисто кивнул и покинул рубку. Из-за зелёной занавески показалась растрёпанная голова Филлипса. Он отчаянно протёр красные, слезящиеся глаза и протяжно зевнул.

— Что, чёрт побери, за день сегодня такой, — проворчал он и размашистым шагом вернулся к столу.

Гарольд Брайд только пожал плечами. Тревога его нарастала, но он старался этого не показывать: слишком уж уверенным выглядел рядом с ним Филлипс, и Гарольд Брайд не хотел ему проигрывать. Филлипс напряжённо застыл за спиной у товарища, и его побледневшие пальцы взволнованно отбили по спинке резкую дробь.

Капитан вернулся в рубку. На его лице лежала печать чёрной обеспокоенности.

— Передайте просьбу о помощи, — велел он радистам.

Филлипс среагировал первым.

— По правилам? — коротко спросил он.

Капитан уверенно кивнул.

— Да, — сказал он, — и передайте этот сигнал немедленно.

Радисты встревоженно переглянулись. Гарольд Брайд шумно сглотнул и уже распрямился, готовый приступить к работе, но Филлипс решительно и властно отодвинул его.

— Позволь мне.

Он вынул у капитана из рук листок, на котором были набросаны размашистые косые цифры — координаты «Титаника». Филлипс шесть раз подряд отстучал три буквы, складывающиеся в заветный код — CQD. Следом за этим кодом во мрак и холод атлантической ночи умчался позывной «Титаника» — три буквы, MGY. Снова и снова, снова и снова уверенные пальцы Филлипса выстукивали заветные буквы и цифры.

Было двенадцать часов ночи, пять минут.

Старший помощник капитана Уайльд старательно завлекал в шлюпку под номером восемь перепуганных женщин. Неподалёку от него дежурил бдительный Лайтоллер, отсеивавший всех мужчин, что пытались предательски проникнуть на борт. Лайтоллер был суров со всеми зайцами: у Уайльда на глазах он развернул кругом трясущегося от ужаса юношу, который еле лепетал, стараясь выговорить:

— Помогите… спасите… пожалуйста…

— Имейте же совесть! — прикрикнул на него Лайтоллер. — Будьте мужчиной и не позорьте себя, первыми сядут женщины…

Уайльд тревожно выглянул за борт. Тёмная водяная гладь оставалась неподвижной. Вне всяких сомнений, корабль тонул, пусть многие в это пока и не верили, и жить ему оставалось совсем немного: острое чутьё Уайльда, отточенное годами работы в море, никогда его не обманывало. Только сейчас к острому ощущению опасности прибавилась свербящая тоска где-то там, в глубине сердца. Уайльду это чувство совсем не нравилось: оно ясно указывало на то, что Мэри Джейн Джеймс по-прежнему не на её палубе, и это указывало также на то, что её судьба Уайльда задевала. Ему хотелось бы спасти как можно больше людей, хоть он и понимал, что шлюпок на всех не хватит — посадить бы половину! И его сердце отказывалось биться ровно, стоило ему подумать, что Мэри Джейн Джеймс не получит своего места.

«Приходите скорее, — мысленно заклинал он нерасторопную девушку, — приходите скорее и спасайтесь!»

— Женщины и дети! — кричал совсем рядом с ним Лайтоллер. — Женщины и дети!

Единственный радиотелеграфист кунардовского судна «Карпатия» — видавшей виды старушки, — Томас Коттэм, не ожидал от этой холодной безлунной ночи ничего особенного. Он стоял на мостике «Карпатии», широко расставив ноги, порядка нескольких десятков минут — так он пытался стряхнуть усталость. Томас Коттэм изредка позёвывал и поправлял воротничок и галстук — сегодня он уже чертовски устал и хотел бы лечь спать. Тем не менее, кое-какое дело заставило Томаса Коттэма отправиться в рубку и, усевшись за аппаратуру, обратиться к «Титанику», который как раз находился неподалёку.

«Знаете ли вы, — любезно осведомился Коттэм у сурово молчащего парохода-гиганта, — что на мысе Рейс для ваших пассажиров есть сообщения?»

«Титаник» ответил незамедлительно — и его ответ Томаса Коттэма нисколько не обрадовал.

Потрясённый Коттэм встряхнул головой.

«Стоит ли мне сообщить об этом капитану?» — резко поинтересовался он у «Титаника».

«Титаник» бодро отстучал:

«Карпатия», хоть она и была старушонкой и её мощности не хватало, чтобы развить впечатляющую скорость, находилась к «Титанику» близко — всего в пятидесяти восьми милях от него, — и она готова была броситься на помощь на всех парах.

В рубку радистов гигантского парохода вернулся капитан Смит. Как только он переступил порог, на связь вышел «Олимпик» — старший брат-близнец «Титаника», такой же грандиозный колосс от «Уайт Стар Лайн», которым Смит командовал, прежде чем его приписали к этому самому злосчастному судну. «Олимпик» находился почти в десять раз дальше от «Титаника», чем «Карпатия» — в пяти сотнях миль, — но у «Олимпика» была мощнейшая радиостанция, и он мог созывать и координировать действия других кораблей, готовых выручить тонущего собрата.

— Какой сигнал вы посылаете? — спросил капитан Смит у радистов.

— CQD, — тут же ответил Филлипс. Он ни на мгновение не отрывался от работы.

Брайда осенила гениальная идея. Он ахнул и подался вперёд.

— Пошли SOS, это новый сигнал, а то тебе, может быть, больше никогда не придется посылать его.

Филлипс негромко рассмеялся.

— Молодец, старина, — сказал он, — мы тут, понимаешь ли, тонем, но ты не теряешь чувства юмора.

— Посылайте, — разрешил капитан.

Преимущество SOS заключалось в его простоте. Международная радиотелеграфная конвенция, подписанная в Берлине третьего ноября тысяча девятьсот шестого, утверждала единым сигналом бедствия на море именно его — элементарную последовательность в три точки, три тире и ещё три точки, которую мог принять и распознать даже любитель. Филлипс снова отстучал призыв о помощи.

Времени было двенадцать часов и сорок пять минут.

— Женщины и дети, садитесь в шлюпки! Только женщины и дети, женщины и дети, чёрт побери! — ругался растрёпанный матрос, которого, судя по беспорядку в его одежде, выдернули из постели, когда стало известно о крушении.

Мэри уверенно продиралась сквозь толпу. Лиззи мёртвым грузом висела у неё на руках, как оковы — на каторжнике, и Лиззи словно утягивала её своей тяжестью вниз — туда, куда не доберётся помощь. Мэри не могла сомневаться, что их затопчут, если они упадут: палуба постепенно наполнялась пассажирами, и у них, в отличие от обитателей роскошного первого класса суперлайнера, не было причин сомневаться в обоснованности эвакуации. Вода постепенно заполняла даже сухие отсеки, переливаясь через переборки из пробитых, и судно погружалось в океан. Мэри взволнованно хватала ртом воздух — хотя снаружи царил лютый холод, из-за скученности и общего панического движения казалось, что её бросили в бурлящий котёл.

— Помогите! Помогите! — призывал кто-то в толпе.

— Женщины и дети! Только женщины и дети, соблюдайте правила! — вопил растрёпанный матрос, надсаживая горло.

— Разве вы не слышали? Убирайтесь, чёрт побери, из шлюпки, сюда садятся леди! — кричал неподалёку ещё один матрос, несколько более аккуратный, чем первый, которого увидела Мэри, но злой и нетерпеливый. — Женщины и дети! Только женщины и дети, скорее! Скорее, не поднимайте паники и рассаживайтесь по шлюпкам!

В толпе ревели младенцы и надсадно кашляли старики. Мэри с трудом успела затормозить, чтобы не столкнуться с растерянной женщиной, которая сжимала в руках шарф и крутила головой. На лице у женщины было написано выражение искреннего ужаса и отчаяния.

— Господи! — воскликнула она. — Неужели же ты наказываешь нас, за какие грехи, господи?

Мэри потащила Лиззи дальше. Кто-то больно ударил Мэри локтем в плечо, она пошатнулась и налетела на господина в тёплом пальто, что рассеянно осматривался, как будто бы он до сих пор не понял, что лайнер тонет. Господин в пальто весьма любезно поддержал Мэри и Лиззи, которая едва не обрушилась на колени, и покачал головой.

— О боже, — сказал он негромко, — какая досада! Ведь я забыл в каюте все свои сбережения!

— Мистер, но корабль тонет, — пролепетала Мэри, — вам нужно спасаться… наденьте хотя бы нагрудник…

— О нет, нет, — мужчина отрицательно покачал головой и улыбнулся, — опасностей на своём веку я повидал немало, что для меня какое-то там крушение? Я не собираюсь теснить тех, кто должен занять свои места в шлюпках. Пока у меня есть всё, что необходимо для хорошего досуга: шезлонг, — он махнул рукой вправо, — отменное общество, — он показал в сторону кучки стюардов, которые, сблизив головы, взволнованно лопотали, — и, наконец, меня не мучает холод, как многих из этих несчастных, — он величественно поправил пальто и улыбнулся. — А вот вам, юная мисс, я бы посоветовал как можно скорее шагать к борту: вам надо спасаться отсюда и скорее кутаться в тёплое одеяло на шлюпке. Одному богу известно, сколько вам придётся дрейфовать в океане, прежде чем вас кто-нибудь подберёт, — и он задумчиво примолк.

— Господи, — пролепетала Мэри.

Господин в тёплом пальто, определённо, говорил правильные вещи, но сейчас Мэри склонна была считать его сумасшедшим. Посреди всеобщей сумятицы он оставался непоколебимо спокойным и уверенным в себе. Господин покосился на Мэри, затем — на Лиззи и степенно поинтересовался:

— Вы не возражаете, если я закурю?

— Прошу при мне этого не делать, сэр, — сказала Мэри.

Лиззи одновременно с ней булькнула:

— Да курите, конечно же!

Господин в тёплом пальто посмотрел на них обеих всё теми же задумчивыми, немного грустными глазами и вздохнул.

— Ах, жаль, — сказал он, — это был прекрасный корабль.

С этими словами господин опять поправил пальто и отошёл к центру судна. Мэри и Лиззи, словно завороженные, поторопились за ним. Господин в тёплом пальто устроился в шезлонге и принялся наблюдать за небом.

— Право слово, — заговорил он, обращаясь к сёстрам, — будь я на вашем месте, мои дорогие леди, я не стал бы терять времени. Ступайте к борту и просите, чтобы вас посадили в шлюпки. Их не хватит даже на половину всех пассажиров, и это меня весьма расстраивает. Такой прекрасный корабль, — он жалостливо вздохнул, переместив свой рассеянный, несколько сумасшедший взгляд на трубы, — такая конструкция, такая шумиха во всех газетах — и такая бесславная гибель! Что пропороло нам обшивку, леди, вы не помните? Кажется, айсберг, верно?

Мэри растерянно кивнула. Господин в тёплом пальто горестно покачал головой.

— Ах да, айсберг, — сурово сказал он, — что же ещё это могло бы быть? Какая трагедия, юные леди, но именно так и гибнут настоящие титаны. Сам господь не мог бы потопить этот корабль — но, видимо, мы чем-то прогневили его. Теперь, даже если мы вознесём молитву все вместе, бог не смилуется над нами.

Мэри аккуратно отступила назад, увлекая Лиззи за собой, и над головами у них вдруг разорвался сноп голубовато-белых искр. В их сиянии господин в тёплом пальто, спокойно расположившийся в шезлонге, казался отстранённым и величественным, как античная статуя. Он прикрыл глаза ладонью и покачал головой.

— Ай-ай-ай, какая беда, — сказал он совершенно спокойно, — никого не видно кругом. Такой колосс — и гибнет в одиночестве. В этом есть своя торжественная ирония.

Господин в тёплом пальто повернулся к ним, и Мэри вдруг ясно увидела, что его щёки совершенно белы и трясутся, а губы стали бескровными. Лиззи зябко поёжилась.

— Есть радисты! — отрубила она и отшатнулась от Мэри. — Они ведь нас спасут, за нами придут, никто не утонет!

— Конечно, никто не утонет, — степенно подтвердил странный пассажир в тёплом пальто, — но всё-таки, дорогие мои леди, я чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы вы поспешили к шлюпкам. Никто не знает, успеют ли чужие суда подойти к нам до того, как мы бесславно… опустимся на дно.

Мэри вздрогнула и оттащила Лиззи от загадочного джентльмена. Когда они снова врубились в толпу и закрутились в её водовороте, Мэри потеряла из виду недавнего собеседника, но, когда волна перепуганных пассажиров вынесла её к шлюпке, углядела его снова. Чёрный силуэт растёкся по шезлонгу, как одинокая отдыхающая птица, и во мраке ночи ярко горел кончик сигареты. Мэри тут же отвернулась и подтолкнула Лиззи вперёд. На тяжёлых крепких тросах сверху спускалась, раскачиваясь и поскрипывая, маленькая шлюпка, в которую набились дрожащие женщины, дети и несколько мужчин с вытянувшимися бескровными лицами. В небе опять взорвалась сигнальная ракета, белые искры прошили густой мрак и умерли в нём. Мэри сжала руку Лиззи — та была совершенно холодной и безвольной.

— Давай, Лиззи! — крикнула она сестре в ухо и толкнула вперёд.

У спускающейся шлюпки дежурили двое матросов. Взявшись за руки, они обороняли посадочное место от толпы — та разбушевалась, как закипающая вода в кастрюльке. Бесчисленное множество тел ломилось вперёд, одна голова показывалась над другой, потерянно вздымались руки, кто-то плакал, ругался, сверкали зубы, наручные часы, дешёвые украшения, иные размахивали чемоданчиками.

— Отойдите! Мужчины, отойдите от борта, не мешайте производить посадку! — вопили матросы. — Садятся только женщины и дети! Только женщины и дети!

Совсем рядом с ними вдруг зазвенел знакомый жалобный голос.

— О господи, дорогой, я не оставлю тебя!

— Элен, не надо глупостей, садись в шлюпку, я подожду следующую! — кричали в ответ.

Мэри потерянно завертела головой. О, вне всяких сомнений, эти голоса были ей знакомы: то спорили подруга Симоны Мэйд, супруга врача, со своим дорогим мужем. Почтенный доктор вскоре показался в поле зрения Мэри, и сейчас его едва ли можно было называть иначе, чем жалким: его борода и волосы растрепались, на сюртуке, надетом впопыхах, не хватало двух пуговиц, а воротничок безбожно смялся. Жена липла к нему и, обливаясь слезами, висла у него на шее.

— Дорогой, я не могу… я не могу тебя оставить, я хочу быть с тобой…

— Дорогая, не говори глупостей и садись! Садись! Садись уже!

— Только с тобой…

— Садись, говорю тебе! Обо мне не бойся!

Мэри торопливо зашагала к ним. С дороги её то и дело сносили чьи-то тяжёлые потные тела, и не раз и не два ей приходилось изо всех сил отчаянно сжимать пальцы, потому что ладонь Лиззи вот-вот могла выскользнуть.

— Мисс Джеймс! — закричала супруга врача, когда они приблизились. — Мисс Джеймс, неужели вы до сих пор не в шлюпке?

— Вы тоже не в шлюпке! — прокричала Мэри. В небо взвилась и загудела, умирая в россыпи магического сияния, новая сигнальная ракета. — Где же ваши подруги?

Супруга врача величественно махнула рукой. Сейчас, когда она была совсем растерянной, растрёпанной, с красными от холода ушами и кончиком носа, она выглядела не внушительно, а смешно и жалко. Её муж упрямо старался подтолкнуть супругу к борту.

— Они обе сели, стоило лишь представиться такой возможности, — высокомерно отрубила жена врача, — а эта… эта Маргарет совсем забыла о женихе — бросилась в шлюпку без него, как будто её не пустили бы!

Мэри прикрыла глаза ладонью: сияние искр, что породила сигнальная ракета, жалило ей глаза.

— Это ужасно, — сочувственно сказала она, — но вы должны её понять…

— Вот уж нет, — величественно отмахнулась жена врача, — я не оставлю того, кого люблю, до самого конца. Вам вот, мисс Джеймс, терять нечего, так что берите сестру и пробирайтесь к борту поскорее. Думаю, кое-кто наверху был бы очень рад узнать, что вы в безопасности.

Врач настойчиво сжал локоть жены.

— Дорогая, садись вместе с мисс Джеймс. Я никогда не прощу себе, если ты…

— Нет! — раздражённо крикнула та и вырвалась. — Не надо ссориться со мной в такой прискорбный час, милый, я хочу любить тебя до самого конца, а не злиться на твою гадкую предусмотрительность…

Мэри встревоженно огляделась. Лиззи прилипла к её руке и не шевелилась — только изредка посапывала красным распухшим носом. Её колотила слабая дрожь.

— Удачи вам, — прошептала Мэри и легко коснулась руки докторши, — какое решение вы ни приняли бы, да смилуется над вами господь.

— И над вами, — быстро ответила та. Её дыхание сбилось. — А теперь скорее! Скорее! Не теряйте даром времени, мои бедные, спасайтесь!

Мэри не нуждалась в указаниях: она и сама стремилась попасть к борту — но это было сложно даже для одиночки. С Лиззи, что вцепилась ей в руку, она и вовсе не могла совладать с агоническим бурлением толпы. Её швыряло от одного человека к другому, её снова и снова били по голове, плечам, в грудь и в живот, её оглушали воплями, мольбами о помощи, проклятиями, ей оттаптывали ноги, ей пытались выбить зубы и выдавить глаза, и она могла понимать лишь одно: что куда-то стремится, а Лиззи по-прежнему висит у неё на руке, молчаливая, испуганная и дрожащая от холода. Мэри скользила между потными разгорячёнными телами, свободной рукой прикрывая Лиззи голову, и каждый раз, как на эту руку обрушивался тяжёлый удар, она едва удерживала на губах пронзительный стон.

— Пустите нас в шлюпку! — скандировала кучка растрёпанных мужчин у борта. Их лица были искажены бешенством и походили сейчас на морды диких зверей. — Пустите нас в шлюпку!

— Шлюпки! Шлюпки, английские свиньи!

— Пустите нас в шлюпку! Пустите нас в шлюпку!

Мэри съёжилась над головой Лиззи, и на них тяжёлыми градинами посыпались удары и ругательства. Один из матросов грудью встал на защиту ползущей вниз шлюпки. На него с двух сторон отчаянно наседали мужчины.

— Здесь больше нет никаких леди! Пустите и нас!

— Пустите! Пустите!

— Мы не хотим умирать!

— Пожалуйста!

Мэри отчаянно обняла Лиззи свободной рукой и остановилась. В бушующем океане мужчин она была лишь беспомощной щепкой. Она не смела и мечтать о том, что сможет пробраться к борту. Со всех сторон её стискивали так, что трещали рёбра и безумно колотилось охваченное пламенем сердце. Она не могла ни шагнуть вперёд, ни двинуться назад. Над головой у неё мелькали шляпы, руки, шали и взрывались белые сигнальные ракеты — те самые, на которые, как говорил странный пассажир, всё равно никто не обратил бы внимания.

— Помогите! Помогите! — завопила вдруг Лиззи, выгнувшись у Мэри под рукой.

Людская волна швырнула их вправо, и Мэри врезалась в какого-то мужчину боком. Мужчина пошатнулся, едва было не упал, но ловко выпрямился, точно циркач. В свете искр от ракеты Мэри узнала его взволнованное, бледное, бескровное лицо и ахнула.

— Господи! — воскликнула она.

— Чёрт! — закричали в ответ.

В глазах Лиззи загорелась жизнь. Она метнулась из рук Мэри и повисла у мальчишки на шее. Лиззи завопила срывающимся голосом:

— Джо, Джо, Джо, миленький, ты здесь, ты здесь…

— Лиззи, почему ты до сих пор не в шлюпке? — гаркнул Джо, обхватив её за плечи. — Почему ты ещё на борту?

— Это было так сложно… так страшно… мы потеряли так много времени… но хорошо, хорошо, что ты здесь, что мы по-прежнему вместе, — беспорядочно зашептала Лиззи.

Обеими дрожащими руками она поглаживала Джо по щекам, поворачивала его лицо из стороны в сторону и отчаянно сопела.

— Лиззи! — Джо решительно оторвал её от себя и поставил на расстоянии вытянутой руки. — Пожалуйста, давай только без сантиментов: не время для них! Живо в шлюпку!

— Я никуда без тебя не пойду! — ответила Лиззи исступленно и прижалась к Джо снова. — Только с тобой!

— Ты не понимаешь? — Джо силился снова отделить её от себя, но Лиззи держалась крепко. — Корабль тонет! Слышишь: то-нет! Буль-буль! Надо спасаться, пока есть шанс!

Мэри ссутулилась и обхватила себя за плечи. Изо всех сил она старалась стать как можно менее приметной, чтобы разбушевавшиеся пассажиры не задевали её, чтобы обрести наибольшую устойчивость. Смятение прокатывалось внутри неё паровым катком. Никогда ещё она не чувствовала такого бессилия и такого ужаса. Когда миссис Джеймс сошла с ума и едва было не подпалила дом, Мэри казалось, что она познала настоящую глубину отчаяния, бессилия перед необоримыми внешними силами. Но тогда она могла знать хотя бы что-то определённо: она столкнулась с безумием, но с безумием человека, которого знала и любила прежде. А сейчас её противником была слепая и жадная стихия, и она не могла рассчитывать ни на жалость, ни на слабость, ни на пробуждение мимолётного проблеска разума.

«Мистер Уайльд, — вдруг подумала она и прижала трясущиеся руки к груди, — пожалуйста, помогите нам!»

Джо всё ещё пытался оттащить от себя буйствующую Лиззи. Та хваталась за него с сумасшедшей силой человека, которому больше нечего терять, и твердила:

— С тобой, только с тобой и никак иначе! Никак иначе!..

— Лиззи, перестань, прекрати, слышишь! Перестань! Мы с па лезли сюда как оголтелые не для того, чтобы ты начала устраивать сцены и истерики, мы с па тоже хотим жить, а ты сейчас…

— Если я уйду, ты останешься! — выпалила Лиззи отчаянно. — Я знаю, что ты останешься!

Мэри впервые обратила внимание на достаточно странного пассажира, что стоял рядом с Джо. Этот пассажир с удивительной лёгкостью держался в разгневанном и растерянном месиве людей. В электрическом свете его абсолютно лысая макушка слабо поблескивала маслянистым сиянием.

— Внизу настоящий ад, — сказал он и слабо покачал головой, — когда мы уходили, почти все решётки были опущены. Иначе на верхние палубы не попасть. Повсюду паника. Видали мы одного парнишку, совсем спятившего, из первого класса, у которого ты, Джо, ещё рубашку стянул…

— Я ничего у него не крал!

— Парень даже своими ногами идти не мог, когда стюард с отцом его тащили в шлюпку, — заключил лысый пассажир и вздохнул. — Толстосумов, конечно, будут сажать в первую очередь. Ну а уж те, кто внизу…

— Неужели вы хотите сказать, что большинство людей… — ахнула Мэри.

Тёмные живые глаза лысого господина оставались грустными, но спокойными.

— Да, — сказал он, — их заперли внизу, как свиней. Моей жене с дочкой повезло: их-то стюарды вывели, а об остальных они, кажется, просто забыли. Да теперь и понятно, собственно, почему, — он невесело хохотнул и осмотрелся.

Мэри едва могла устоять на ногах.

— Боже, — прошептала она, — но ведь там внизу… ведь там так много людей…

— Что вам об этом беспокоиться? — поинтересовался лысый господин и покачал головой. — Вы-то тут ничем уже не поможете. Садитесь в шлюпку, милая девочка, и забудьте вы скорее об этом несчастном корабле — он вам сейчас совсем без надобности.

Лиззи и Джо ожесточённо продолжали препираться у них за спинами. Джо насильно разжимал пальцы Лиззи, сомкнувшиеся вокруг его воротника, Лиззи тем временем настойчиво стискивала пальцы другой, свободной, руки у него на запястье. У обоих на лицах застыли тревожные, напряжённые выражения, в глазах поселилось злое упорство. Казалось, что они вышли состязаться на ринг.

— Я ведь тебе сказал, — прошипел Джо с расстановкой, — чтобы ты отцепилась от меня, села и спасалась! Какого чёрта мы с тобой тогда побратались, если ты меня не слушаешься?

— Побратались мы не для этого! — отрезала Лиззи. — Мы побратались, чтобы быть вместе всегда-всегда! Помнишь ведь? Помнишь? Братанье — это тебе не оторви да выбрось… это ведь твои слова, Джо! Ты сам мне их сказал!

— Слушай, побрататься — значит всегда быть друг за друга горой… я тебя спасти хочу, так давай же, спасайся, дурёха! И спасти я тебя хочу потому, что мы побратались, потому, что это не оторви да выбрось — вот почему! — отчаянно прокричал Джо. — Слышишь ведь, Лиззи? Садись, чёрт бы тебя побрал, в шлюпку!

— Нет! — Лиззи обхватила его за шею и прильнула к нему всем телом. — Нет! А ты вспомни другое: что ты мне говорил? Мы обещали… что на берег мы сойдём только вместе, и убежим, и будем работать на «Титанике»…

— «Титаник» твой сейчас…

— А если не на «Титанике», то на любом другом корабле, всё равно, на каком, лишь бы платили и ходили далеко… мы обещали, что вместе увидим целый мир, — кричала Лиззи, давясь слезами, — и что потом, когда заработаем много денег, поселимся в одном доме и напишем книгу… Тогда даже через много лет кто-нибудь, кто её прочтёт, вспомнил, что жили-были на свете вот такие Джо и Лиззи — лучшие друзья! Вот о чём мы договаривались! Я своё слово держу… я никуда… никуда без тебя никогда не денусь! Слышишь меня? Ты меня слышишь, глупый мальчишка?

— Лиззи… отцепись… отцепись, садись в шлюпку! — неистовствовал Джо. — Давай же, пожалуйста! Пожалуйста!

Его голос зазвенел, как тонкая струна, что вот-вот порвётся, и на глазах у него тоже выступили слёзы. Лиззи отчаянно, резко мотнула головой и прижалась к Джо ещё теснее.

— Нет, — выдохнула она обессиленно, — нет, Джо. Я никуда без тебя не уйду.

— Лиззи, ведь я же прошу тебя… я тебя и умолять готов, даже на коленях готов, садись в чёртову шлюпку, мы с па сами выкарабкаемся… Мы бывали в куче переделок: и бегали от кредиторов, и от папашиных любовниц, и от полицейских собак, и от тупых констеблей, и от умных тоже, — у нас горела квартира, и нас однажды чуть было не ограбили… неужели ты думаешь, что мы тут не выживем? Не бойся этой шлюпки, Лиззи, садись и ни о чём не думай, я обещаю, что я доберусь до тебя, что со мной ничего не случится… Слышишь, я обещаю, что я выживу, что мы вместе вырастем, а потом сбежим, пойдём работать в доки, на любой корабль, но я бы хотел на «Олимпик», что мы посмотрим весь мир, заработаем кучу денег и, так уж и быть, напишем эту твою чёртову книгу, хотя я тебе ни разу не писатель… Слышишь, Лиззи, мы сделаем всё то, что ты хотела бы, только сядь, пожалуйста, уже в любую шлюпку, чёрт тебя дери, и дело с концом!

— Нет! Думаешь, мне не страшно? — прошептала Лиззи. — Думаешь, я не боюсь, что я тут пойду ко дну, что не будет ни кораблей, ни книги… что ничего не будет? Но оставить тебя здесь мне страшнее! Поэтому я буду тут… если спасёмся, то вместе, я буду об этом знать, если нет, то мы, опять же, будем вместе… я не хочу потом мучиться… спрашивать себя, жив ты или нет…

— Я выживу, — тихо сказал Джо в ответ, — обещаю тебе, что выживу, Лиззи. Пожалуйста, не мучай себя, меня и сестру… садись… садись и ничего не бойся!

— Я не хочу…

— Папа, держи её!

Мэри и мистер Дойл тут же обернулись. Мистер Дойл проворно сунул под мышку свой чемоданчик и обеими руками стиснул плечи Лиззи. Мэри обхватила её за талию, а Джо упёрся кулаками ей в грудь. Лиззи завопила страшным сорванным голосом, как допрашиваемый в пыточных застенках:

— Нет! Нет! Я хочу к Джо, я хочу к Джо, пустите меня к нему, пожалуйста…

— Лиззи, садись в шлюпку! — отрывисто скомандовал Джо и оттолкнул её.

Лиззи взмыла в воздух, безумно суча ногами, как рассерженный младенец, когда мистер Дойл и Мэри приподняли её. Вдвоём они вонзились в толпу, и безумно вопящая, плачущая и извивающаяся Лиззи сослужила им хорошую службу: она, как таран, пробивала дорогу. Лиззи хрипло твердила:

— Я хочу к Джо, я хочу к Джо, пожалуйста, я хочу к нему…

— Лиззи, хватит! — прокричала Мэри. Ропот толпы съедал её слова на середине. — Хватит, прекрати, перестань, хватит!

— Джо! Джо! — отчаянно призывала Лиззи. — Поставьте меня… не трогайте меня… пожалуйста, я хочу к нему… я не хочу никуда без него!..

Мистер Дойл не тратил времени на уговоры. С решительностью воина он прокладывал дорогу к борту. Люди взволнованно вопили и размахивали руками, то тут, то там раздавались стоны и отчаянные призывы о помощи. У борта бурлила необузданная масса, которая, казалось, вот-вот начнёт выпрыгивать за борт в надежде на то, что сумеет попасть в какую-нибудь из спускающихся шлюпок.

— Вон она! Вон она! — раздался совсем рядом громкий возглас Джо. Он прорубался сквозь толпу на некотором расстоянии от мистера Дойла и Мэри, чтобы Лиззи не могла до него дотянуться.

Лиззи всё ещё кричала, но уже не так громко, и билась — но эти движения, скорее, были конвульсивными, едва ли не агоническими. Мэри из последних сил сжимала пальцы вокруг её талии: каждый мускул её горел и дрожал, и она едва могла идти. Наверное, если бы мёртвая тяжесть Лиззи не давила на неё сверху, Мэри уже упала бы — только Лиззи и влекла её вперёд, точно неумолимый мощный буксир.

— Шлюпка, шлюпка! — закричал Джо призывно.

Кто-то из мужчин, болтавшихся у борта, тоже её заметил. С диким воплем он вспрыгнул на борт, покачнулся и прыгнул. Его пальцы царапнули по борту шлюпки, отчаянно извивающееся тело подтянулось, и человек, стоявший у руля, рассыпался в проклятиях. Мужчина висел на борту с пару мгновений, а затем силы вдруг оставили его. Его пальцы разжались, и он рухнул вниз — в спокойные и бесстрастные ледяные воды.

Толпа притихла. Трагический конец пассажира вогнал всех, кто это увидел, в состояние зачарованного ужаса. Даже Мэри и мистер Дойл замедлили шаг: казалось, сама смерть сейчас прошла мимо них, мазнув полами плаща по лицам и напомнив, что, возможно, их очередь уже близко.

— Упокой, господи, его грешную душу, — прошептала Мэри. Обледеневшие губы почти не повиновались ей. — Упокой, господи, его грешную душу…

— Шлюпка! — снова крикнул рядом с ними Джо.

Мистер Дойл взревел, как атакующий кабан, и пошёл напролом. Мэри указывала ему дорогу к палубе для первого класса, а мистер Дойл прокладывал им путь. Обезумевшие глаза сверкали кругом них, бесчисленные пальцы тянулись отовсюду, уши раздирало от криков, ругательств и плача.

— У нас здесь женщина и ребёнок! — гудел мистер Дойл неожиданно сильным и громким грубым голосом. — Женщина и ребёнок! Женщина и ребёнок! Пошли вон! Пошли вон! Пошли вон, свиньи, говорят ведь: женщина и ребёнок!

Офицер у борта огрел толпу хриплым криком:

— Женщины и дети! Есть ли здесь ещё женщины и дети? Быстрее, быстрее!

— Лиззи, скорее!

Мистер Дойл размахнулся и крикнул:

— Эй, на борту! Принимайте!

Лиззи отчаянно запищала и завыла. Мистер Дойл и впрямь швырнул её в шлюпку, не церемонясь и даже не дрогнув. Мэри не сумела удержать сестру: мистер Дойл оказался для неё слишком силён. Лиззи, как пуля, пролетела в шлюпку и угодила в точности в руки человека, стоявшего у руля. Он тут же ухватил Лиззи, точно снаряд, аккуратно развернул и усадил неподалёку, рядом с другой девочкой на несколько лет младше. Мэри нерешительно шагнула вперёд. Шлюпка была битком набита: отовсюду, куда она ни посмотрела бы, на неё глядели перепуганные блестящие глаза. Женщины и дети жались друг к другу и молча, испуганно смотрели на неё. Если бы сюда удалось втиснуть ещё хоть одного человека, это, вероятно, следовало бы счесть удачей. Мэри неловко отступила. Невидимый якорь как будто приковывал её к этой палубе.

На «Титанике» оставалось ещё немало женщин и детей.

— Ты сюда как попал? — вдруг раздался в шлюпке гневный возглас офицера. Он наклонился и, бессовестно запустив руку между юбками пассажирок, вытянул из-под лавки упирающегося парнишку.

На вид парнишке было не более девятнадцати лет. Потрёпанный, смуглый, черноволосый, он жалостливо смотрел на женщин грустными карими глазами, точно щенок, которого в непогоду выставили из дома. Сердца многих пассажирок в шлюпке дрогнули.

— Пожалуйста! — хором закричали дамы. — Пожалуйста, господин офицер, не выбрасывайте его, он ведь такой юный…

— Такой хорошенький…

— Немедленно возвращайся на палубу, — срывающимся злым голосом приказал офицер.

Парень отчаянно закричал (голос у него был совсем тонкий и юный):

— Господин офицер, пожалуйста… пожалуйста… я не займу много места… пожалуйста… я хочу жить… сжальтесь… пожалуйста…

Офицер вынул револьвер. Толпа ахнула и попятилась. Какая-то леди в шлюпке трагически спрятала лицо в складках носового платка.

— Если через десять секунд, — процедил офицер, прицелившись поверх головы незваного гостя, — ты не окажешься на палубе, я буду стрелять.

— Пожалуйста! — сорванным голосом закричал юноша. Его губы затряслись. — Прошу, господин офицер, у меня есть мама… старая, дряхлая, немощная мама, кто позаботится о ней, если не я? Пожалуйста… пожалуйста, сжальтесь… я совсем мало вешу… я залезу под лавку, и вы меня до самого конца в глаза не увидите… пожалуйста, пожалуйста, будьте милосердны!

Закаменевшее лицо офицера дрогнуло, и он устало вздохнул.

— Ради бога, — сказал он, — будь мужчиной! Мы ещё должны спасти женщин и детей! Мы остановимся у нижних палуб и возьмём их на борт.

Губы парня посинели и затряслись ещё пуще. На негнущихся ногах он вышел из шлюпки, шагнул на борт и, пройдя совсем немного, повалился плашмя. Всё его тело содрогалось от рыданий.

— Дядя офицер! — простонала малышка, рядом с которой сидела оцепеневшая Лиззи. Она неловко потянулась и взяла того за руку. — Дядя офицер, не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте в этого беднягу!

Лиззи дрогнула и скованно кивнула. Она потянулась к офицеру тоже, но неожиданно замерла и уронила лицо в ладони.

Офицер перевёл дух и обернулся к девочкам. Он устало кивнул им и попытался ободряюще улыбнуться — только улыбка эта была измученной и совсем слабой.

— Чёрт, — с завидным самообладанием сказал мистер Дойл, окинув плачущего парня презрительным взглядом, — какая же радость, что ты, Джо, не такой слизняк.

Джо смотрел на парня на палубе круглыми глазами и молчал. Казалось, чья-то невидимая тяжёлая рука смыкает ему губы.

— Женщины и дети! — крикнул офицер у борта. — Есть ли здесь ещё…

Тут к Мэри повернулся молодой человек в морской фуражке. Лицо у него было бледное, помятое и бесконечно усталое. Тем не менее, он любезно улыбнулся Мэри и вежливо обратился к ней:

— Мисс, я полагаю, вам следует сесть в эту шлюпку поскорее. Боюсь, здесь осталось очень мало мест.

Мэри оглянулась на Дойлов. Отец и сын одновременно кивнули и крикнули:

— Скорее!

— А о себе мы сами как-нибудь позаботимся, — присовокупил Джо чуть дрожащим голосом. Казалось, что к его лицу пристыла искусно изготовленная восковая маска.

— Мисс, — снова заговорил молодой человек в фуражке, обращаясь к Мэри, — не нужна ли вам моя помощь?

— Благодарю, — тихо ответила Мэри, — я сяду сама, разве… я так боюсь, что мне крайне необходимо будет обо что-то опереться… прежде чем перешагнуть за борт. Но, прошу вас, не нужно меня поднимать и подсаживать, мистер: вы и без этого ужасно устали сегодня.

Тень бледной улыбки тронула губы молодого человека, и он покачал головой.

— Да… пожалуй, что нынче выдалась беспокойная ночь.

Мэри повернулась к Дойлам. Они так и стояли на палубе плечом к плечу и твёрдо смотрели на неё, точно приказывая идти дальше без них. Мэри срывающимся голосом шепнула:

— Удачи вам.

Молодой офицер протянул ей руку, и Мэри осторожно вложила пальцы в его горячую ладонь. Тот, что выгнал рыдающего парнишку обратно на палубу, размахивал револьвером, отгоняя от шлюпки мужчин. Мэри могла ясно видеть сестру: она сидела на прежнем месте рядом с жалостливой крошкой и держала ту за руку.

— О господи… господи, пропустите, пожалуйста! — вдруг зароптала рядом с ними толпа.

Мэри подалась назад, и рука её сама собой выскользнула из надёжной ладони молодого офицера. Взволнованные пассажиры беспорядочно рассыпались, выпуская к борту неуклюжего одутловатого мужчину. Издалека он походил на сома, вытащенного из воды. На его грустном лице, раскрасневшемся и усталом, блестел пот. За руку он держал древнюю старушонку, крохотную, сухонькую, как ребёнок. Старушка еле-еле ковыляла за ним, горестно ссутулившись, её огромная седая голова слабо подрагивала. С узловатых плеч её спускалась плотная шаль, такая длинная, что мужчине приходилось нести концы шали в руках, чтобы старушка на них не наступала.

— Умоляю! — прокричал мужчина унылым голосом. — Пожалуйста, возьмите в шлюпку мою мать! Она достойная женщина… она прожила восемьдесят восемь лет… пожалуйста, возьмите мою мать, не оставляйте бедную старушку тонуть в этой холодной жуткой воде!

Толпа сочувственно зароптала. Молодой человек, который всё ещё всхлипывал на палубе, неловко сел и протёр красные заплаканные глаза. Мэри остановилась и отстранилась от измученного юного офицера. Она быстро поглядела в сторону шлюпки. Лиззи замерла внутри, привалившись к плечу своей маленькой соседки. Блестящими настороженными глазами она пристально глядела на Мэри, и этот взгляд колол Мэри больнее острых игл.

Холод прокатился по её сердцу уничтожающей волной. Мэри повертела головой.

Старушка стояла рядом, потряхивая седой головой, и устало шамкала — видимо, пыталась что-то сказать. Её сын звучно взмолился:

— Прошу! Возьмите мою мать в шлюпку! Пожалуйста! Пожалуйста!

— Мисс Джеймс, стойте! — крикнул Джо и попытался ухватить Мэри за локоть, но промахнулся.

Мэри ловко вывернулась и решительно двинулась сквозь толпу к старушке и к её сыну. Ничего не осталось иного в её теле, кроме усталости, боли и обречённого, решительного холода. Мэри шагала к старушке, словно окутанная туманом, и ноги её двигались потому, что им нужно было транспортировать тело. Если бы Мэри вдруг озаботилась вопросом, о чём она, собственно говоря, думает, ей не удалось бы дать ясного ответа на этот вопрос. Казалось, что сейчас её голова абсолютно пуста — но тем легче было действовать. После многих лет жизни в клетушке условностей, обязанностей и правил, где регламентировался и совершался осмотрительно даже самый ничтожный шаг, она впервые чувствовала себя свободной — и это было единственное приятное ощущение за сегодняшнюю ночь.

Мэри мягко коснулась руки старушки.

— Леди, — сказала она, — пройдёмте со мной. Мне кажется, для вас место в этой шлюпке найдётся.

Старушка возвела на неё измученный взгляд блеклых голубых глаз и неразборчиво забормотала:

— Да хранит вас господь, милая… неужели же вы действительно хотите спасти такую никчёмную ветошь, как я?

— Да, — просто ответила Мэри, — пойдёмте.

Она повела еле ковыляющую старушку к борту. Мистер Дойл вынырнул из притихшей толпы и отчаянно схватил её за плечо.

— Вы не должны это делать, мисс Джеймс! — каркнул он. — Садитесь, чёрт побери, сами, у вас сестра… хотя бы об этом подумайте…

— Я уже подумала, — деревянным голосом ответила Мэри. Свобода и лёгкость наполняли всё её усталое тело. — Не беспокойтесь, мистер Дойл, мы подождём другую шлюпку.

— Да ведь…

— Тише, мистер Дойл, — спокойно сказала Мэри и огляделась в поисках двух офицеров. — Я не боюсь.

Безмятежность, воцарившаяся у неё на душе, даровала пьянящее и странное, почти забытое, но приятное до покалывания в кончиках пальцев чувство. Ничего не могло быть лучше этого — долгожданной, наконец-то обретённой счастливой свободы.

— Господин офицер, — окликнула Мэри любезного молодого человека, — пожалуйста, помогите сесть этой милой даме, — и она вывела вперёд трясущуюся старушку. — Я уступлю ей своё место.

Молодой офицер посмотрел на неё с глубоким уважением.

— Вы уверены? — уточнил он и спустил оценивающий взгляд на дряхлую леди. Та застыла, точно неживая, и лишь голова её всё продолжала взволнованно и неловко подёргиваться, как у испорченного болванчика.

— Да, сэр. Пожалуйста, помогите леди сесть.

— Спасибо вам, милая девушка, — заскрипела старушка, когда Мэри и молодой офицер взяли её за руки и подвели к борту, — вы так добры, вы так отважны… право, мне ужасно неловко перед вами… кому нужна такая старуха, как я, кроме моего бедного дряхлого мужа? Могу быть уверена, он разозлится на меня, когда узнает…

— Не беспокойтесь, леди, — улыбнулась Мэри, — я подожду другую шлюпку. Всё хорошо. Поднимите ногу… вот так, аккуратно…

Молодой офицер вежливо приподнял старушку и пересадил её в шлюпку. Мэри повисла на борту: силы совсем оставили её. Она могла лишь смотреть, как старушка расправляет длинную юбку, и улыбаться Лиззи с виноватой обречённостью. Лиззи вдруг вскочила с лавки и бросилась к борту.

— Стой! — крикнул ей кто-то, но Лиззи не прислушалась. Она метнулась к Мэри и схватила ту за шею так, словно пыталась задушить. Перед глазами у Мэри затанцевали цветные пятна, окаймлённые острыми белыми искрами.

— Почему?! — прокричала Лиззи. Слёзы стучали в её голосе, как град. — Почему ты не села со мной?! Почему? Почему?

— Лиззи, — шепнула Мэри устало и хрипло, — всё хорошо, дорогая. Всё в порядке.

— Я тебя ненавижу! — красные глаза Лиззи снова наполнились слезами. Она отчаянно затрясла Мэри за шею; её плечи конвульсивно дрогнули. — Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!

— Вот видишь, — слабо улыбнулась Мэри, — как славно и удобно, что мы поплывём в разных шлюпках.

Над головами у них разорвался сноп бело-голубых искр, и в их сиянии лицо Лиззи показалось Мэри призрачно-бледным и горестным. Лиззи сейчас совсем не выглядела на свои одиннадцать — она казалась намного старше, словно одна ночь отняла у неё последние годы детства.

— Нет… — шепнула Лиззи обречённо, и её руки вдруг разжались. — Нет… пожалуйста… пожалуйста, не оставляй меня одну!

— Всё будет хорошо, Лиззи, ничего не бойся, — Мэри аккуратно подалась назад, — ведь ты видишь, что я не могу сесть в эту шлюпку: она переполнена.

— Не оставляй меня одну! Вы все… все вы меня бросили… вы все меня оставили одну… — голова Лиззи поникла, и она прижалась лбом ко лбу Мэри. Мэри знала, что её кожа холодна, как у мёртвой, но Лиззи полыхала.

— Пожалуйста… пожалуйста…

— Прости меня, Лиззи, — тихо сказала Мэри. Голос у неё совсем охрип и никак ей не повиновался. — Пожалуйста, прости меня за всю боль, что я тебе причинила…

— Я тебя…

— Да, Лиззи, да, — Мэри грустно улыбнулась и до крови прикусила губу: лишь это помогло ей удержать слёзы на глазах, — я знаю, я заслуживаю ненависти. Я лишь об одном тебя прошу, Лиззи: сиди в шлюпке и ничего не бойся, мы с тобой встретимся немного позже… и всё будет хорошо, всё будет хорошо…

Лиззи лишь помотала головой и звучно всхлипнула. Пальцы её держали Мэри крепко, как когти близкой смерти. Трясущейся рукой Мэри нырнула в карман и вынула свою крохотную записную книжку. Листы панически шуршали, и книжка то и дело норовила выскользнуть за борт, потому что Мэри не чувствовала своих рук, потому что прежняя ловкость их, как пересохший ручей, иссякла.

— Держи, — шепнула она, — держи, Лиззи. Здесь на десятой странице записан новый адрес мисс Мэйд… если что-то случится…

Лиззи издала глухой мученический стон и вцепилась Мэри в волосы. Сзади на неё напирали гудящие от злости и тревоги пассажиры, и Дойлы упрямо теснили их прочь, крича:

— Сюда нельзя! Нельзя, идиоты, шлюпка ведь, того и гляди, развалится!

Протестующие вопли перемежались стонами и плачем, и где-то вдалеке — наверное, совсем далеко, на том берегу Атлантики — музыканты бодро прижимали к струнам смычки. Только в помещениях, где они собрались, уже никого не было.

— Тише, тише, — торопливо зашептала Мэри. Времени у них было совсем немного. — Не потеряй эту книжку, пожалуйста, она тебе пригодится… пожалуйста, Лиззи, будь хорошей девочкой и знай… знай, что я люблю тебя… что я горжусь тобой… и что мама, если бы она могла сейчас тебя видеть… если бы её разум не покинул её… я знаю, точно знаю, что она тоже была бы тобой горда.

Двое офицеров рядом с Мэри в это время негромко, быстро переговаривались.

— С левого борта уже спущены пять шлюпок, но ни в одной из них нет офицера. Кто-то из нас должен сесть в эту шлюпку. Ты сядешь?

Молодой человек, любезно переправивший старуху, покачал головой.

— Садись ты в эту шлюпку. Я подожду следующую.

— Тогда удачи, Джим, — офицер, что выгонял парня из шлюпки, пожал коллеге руку и дружески хлопнул его по плечу. — Приятно было поработать с тобой.

— Мне тоже, — на лице Джима застыла ровная и безжизненная улыбка, — ступай же!

Его собеседник уверенно занял место у руля и скользнул по Мэри взглядом, полным невыразимого сочувствия. Тем не менее, его лицо не дрогнуло, он не позволил себе ни секундного промедления более, когда твёрдо приказал:

— Мисс, пожалуйста, отойдите от борта.

Мэри аккуратно выпустила горячие, сухие руки Лиззи и отстранила её от себя. Лиззи вся дрожала, но не сопротивлялась: она была безвольной и мягкой, как игрушка. Мэри с надеждой всмотрелась в офицера у руля и спросила:

— Мистер, могу ли я узнать ваше имя?

— Гарольд Лоу, — быстро представился тот.

— Мистер Лоу, — попросила Мэри, — пожалуйста, приглядите за моей сестрой.

Лиззи всхлипнула, закрыла лицо руками и сжалась на дне шлюпки. Мэри многое — наверное, даже всё — отдала бы за то, чтобы сейчас увидеть её лицо — но Лиззи так больше и не шевельнулась.

— Обещаю, мисс, — уверенно сказал Лоу, — удачи вам.

Мэри провожала шлюпку пристальным взглядом, пока та спускалась за борт, и странные чувства терзали её сердце. Это была и боль — ноющая, режущая, свербящая — и диковатое облегчение, опьянение удивительной свободой. Впервые в жизни Мэри чувствовала в полной мере, что это такое — развязанные руки.

— Всё будет хорошо, мисс, — попытался утешить её молодой офицер, оставшийся на борту, — я посажу вас в следующую шлюпку.

— Разве они ещё есть? — грустно улыбнулась Мэри. Над головами у них продолжали взрываться сигнальные ракеты.

— Конечно, — заверил её молодой офицер, — сейчас у меня много работы, мисс, поэтому, пожалуйста, держитесь ближе ко мне, не теряйте меня из виду. Даю вам слово: я посажу вас в шлюпку.

Мэри неловко пробормотала:

— Благодарю вас, мистер…

— Муди.

— Спасибо вам за вашу доброту.

Был час ночи, двадцать пять минут. «Титаник» уходил под воду.