04.1912

Глава 8. Спаситель

Хотя о старшем помощнике капитана, Генри Уайльде, отзывались как о человеке чести и самых благородных правил, он всё же оказался столь жесток, что доставил Лиззи к её сестре и передал с рук на руки лично.

Более того, Генри Уайльд даже потрудился объяснить изумлённой Мэри, что послужило причиной его визита и зачем он отдал Лиззи бушлат. Мэри выслушала сухой, точный и короткий рассказ мистера Уайльда с выражением ужаса на лице. Когда он закончил, Мэри перевела взгляд на сестру и шумно выдохнула. Это означало у неё крайнюю степень недовольства, что, несомненно, должно было напугать Лиззи, если бы Лиззи не вымотали до последнего предела все её последние злоключения. Остаток пути Лиззи не шла, а волочилась, доверчиво прислонившись к руке мистера Уайльда и прикрыв глаза. Стоило доставить её к Мэри, как Лиззи неохотно отлепилась от своего спасителя, пробрела в угол и там повалилась в кресло. При этом Лиззи закуталась в выданный бушлат, подсунула рукава его к себе под голову и радостно, с облегчением засопела носом.

— Прошу прощения, мистер Уайльд, — отчаянно извинялась Мэри. Щёки у неё стали красными от смущения. — Я… я не хотела доставлять вам неприятности. Прошу прощения… я… я не допущу повторения такой ситуации. Теперь… я сделаю ей строгий выговор, сэр, как только она проснётся… простите, — Мэри потупилась и засеменила в сторону спящей сестры. — Должно быть, вы… простите, сейчас, подождите немного, пожалуйста, я верну вам ваши вещи…

Мэри попыталась вытянуть из-под головы у Лиззи рукав, но Уайльд остановил её негромким замечанием:

— В этом нет нужды. Не беспокойте девочку, пусть спит.

Мэри тут же отпрянула. Теперь всё её лицо полыхало, и у неё дрожали руки — она даже не смогла соединить пальцы «домиком», чтобы успокоиться, как она привыкла делать.

— Простите за беспокойство, — повторила она. — Вы спасли мою сестру, мистер Уайльд, я не знаю, как мне вас отблагодарить…

— Благодарности здесь ни к чему, — спокойно ответил тот, — главное, что с Элизабет всё в порядке. Тем не менее, когда она проснётся, я порекомендовал бы вам отвести её в медицинский кабинет. Такое приключение могло неблагоприятно повлиять на её здоровье.

— Да, сэр, конечно, сэр, я так и сделаю, — тут же закивала Мэри и неловко закрутила в пальцах носовой платок. — Доброй вам ночи.

— Доброй ночи, мисс Джеймс.

Когда Уайльд покинул каюту, Мэри обессиленно опустилась в кресло напротив того, где спала Лиззи, и подпёрла отяжелевшую голову кулаком. Лиззи безвинно, словно это не она подняла такой шум, спала, закутавшись в огромный бушлат мистера Уайльда, и сопела носом. На её губах застыла спокойная улыбка.

Мэри отчаянно покачала головой и закусила губу. Из её горла рвались судорожные всхлипы. Она резко поднялась из кресла, прошлась по каюте от двери до комода и застыла напротив зеркала. Она была бледна, волосы её пребывали в беспорядке, а губы она закусила до крови. Мэри стремительно, резко утёрла кровь носовым платком, взглянула на него, торопливо скомкала и затолкала в карман. Она обвела отражение быстрым взглядом, сухо вздохнула и похлопала себя по щекам.

— Милая Мадлен, спи, когда тебе песню поют… — срывающимся голосом прошептала Мэри. — Милая Мадлен, засыпай в добрых снов краю…

Тут её голос дал откровенного петуха, и Мэри рванулась назад. У кресла Лиззи она упала на колени, но от этого шума девочка даже не вздрогнула. Мэри взяла тонкую бледную руку Лиззи в свою. На коже отчётливо выделялись багровые следы, которые, как змея, опоясывали локоть. Мэри осторожно провела пальцем по этому следу, и Лиззи засопела носом, ворочаясь. Мэри торопливо перевернула руку Лиззи ладонью вверх и просунула между её пальцев свои. Лиззи раскрыла ладонь сама — та была ободрана до крови, куда Мэри ни глядела бы, она видела застывшие багряные капельки крови, красноту, чуть заметные беловатые лоскуточки разодранной кожи.

— Лиззи, Лиззи, Лиззи… — прошептала Мэри бессильным голосом и снова сжала ладонь девочки в кулак.

Одной рукой придвинув Лиззи к себе ближе, другой она обхватила сестру за голову, прижалась своим пылающим лбом к её — холодному, сжала Лиззи крепче и притихла. И так Мэри простояла на коленях, сама не зная, сколько, пока Лиззи не начала шевелиться и не засопела носом энергичнее и злее. Тогда Мэри торопливо пересела в кресло, опять подпёрла кулаками голову — и больше уже не двигалась.

Не смыкая глаз, она следила за беспечно посапывающей сестрой, пока не наступило утро.

Едва занялся новый день, едва заработал общий для пассажиров первого и второго классов медпункт, который располагался на палубе С, как Мэри принялась расталкивать сестру. Лиззи поднялась неохотно и отправляться на осмотр отказалась категорически.

— Я не больна! — утверждала она. — Со мной всё хорошо! Я даже не кашляю!

Но Мэри было сложно переубедить. Наверное, впервые в жизни она позволила себе схватить сестру за плечо с грубостью плохой воспитательницы, вытащить из кресла и скомандовать:

— Элизабет Джейн Джеймс, одевайся! Мы идём на осмотр, хочешь ты этого или нет!

Лиззи сообразила, что спорить бессмысленно. Она угрюмо выпуталась из гигантского бушлата, поднялась и направилась переодеваться. Туфли, которые Лиззи потеряла вчера, любезно доставила супруга врача. Она робко поскреблась в дверь, когда Лиззи была уже почти готова к выходу, и протянула Мэри обувь.

— Вот, вчера ребёнок потерял туфельки, мисс Джеймс, — напевным ласковым тоном пояснила супруга врача, — я доставила их сюда. Их подобрала мисс Мэйд.

При упоминании мисс Мэйд Мэри выпрямилась и холодно спросила:

— Так почему же сама Симона не пришла передать их мне?

Супруга врача развела руками с тактичностью дипломата, не желающего отвечать на неудобный вопрос.

— Мисс Мэйд нынче дурно, — доверительно сказала она, — у мисс Мэйд вчера случилось ужасное нервное потрясение. Моему мужу срочно пришлось выдать ей успокоительные капли. Наверное, сейчас Симона в медпункте… во всяком случае, я настоятельно рекомендовала ей туда сходить.

— Это очень интересное известие, — в голосе Мэри по-прежнему хрустел лёд, — поскольку мы идём туда же. Элизабет! Ты готова?

И, хотя Лиззи не дала утвердительного ответа, сестра всё же вытянула её из каюты, бесцеремонно прошагав мимо остолбеневшей жены врача. Та стояла, не шевелясь, и задумчиво глядела обеим сёстрам вслед ещё с несколько мгновений.

Теперь она могла быть уверена, что её миротворческая миссия, выданная мисс Мэйд, которая сейчас мучилась угрызениями совести у себя в каюте, потерпела крах.

А сёстры Джеймс тем временем успешно спустились на палубу С, прошагали по роскошной парадной лестнице, которую уже заполонили суетливые, как всегда, стюарды, и постучались в белёные тяжёлые двери медпункта. Лиззи мрачно позволила себя осмотреть, ощупать, с доскональной точностью изучить ободранные руки и ноги, не говоря ни слова. Мэри напряжённо ожидала врачебного вердикта чуть поодаль. Одновременно с этим она разглядывала книги, корешки которых тускло поблескивали в шкафчике у принимающей сестры за спиной. Сейчас, в этом просто, но со вкусом обставленном светлом кабинетике, совсем не ощущалась качка, и поэтому казалось, будто бы ни она, ни Лиззи и не покидали землю.

— С ребёнком всё в порядке, мисс Джеймс, — вырывая её из раздумий, известила медсестра, — возможно, имело место быть небольшое нервное потрясение; в таком случае, я бы порекомендовала вам употреблять вот эту настойку, — и она передала Мэри рецепт, — дважды в день: утром и перед сном. Пожалуйста, проследите, чтобы девочка следовала всем рекомендациям.

— Да, мэм, — согласилась Мэри.

— Кожное раздражение уменьшится через несколько дней, — продолжала медсестра, — в целях профилактики я продезинфицировала пострадавшие места. Впрочем, вы можете не беспокоиться: заживут эти повреждения очень быстро. В ближайшие пару дней, вероятно, будет небольшая боль, усиливающаяся при воздействии на оцарапанные участки. Поэтому, чтобы восстановление прошло как можно быстрее и комфортнее, в течение пары дней нежелательны физические нагрузки.

— Я прослежу за этим, мэм, — привычно ответила Мэри, — я вас поняла, мэм. Благодарю за помощь.

— Была рада оказать своё содействие, мисс, — улыбнулась медсестра и обернулась к Лиззи. — В следующий раз будь поаккуратнее! О твоём вечернем путешествии уже говорит весь корабль: больше интересных новостей всё равно пока нет.

Лиззи шмыгнула носом и молча соскочила со стула. Всё утро она была мрачной и не реагировала ни на какие попытки её дозваться. Она даже не притронулась к булочкам, которые для неё заказала Мэри, и на кофе посмотрела так, словно ей подсовывали яд. Мэри нервно сверилась с часами: рабочий день её начинался, как только просыпались дети Флэнаганов, а они могли подхватиться с постелей как в восемь, так и в одиннадцать утра. Мэри не переставала мрачно коситься на тяжёлый бушлат мистер Уайльда: тот неловкой грудой лежал в кресле, куда его бросила Лиззи, выпуклые пуговицы беспечно посверкивали. Мэри не могла представить, как ей вернуть бушлат и где искать мистера Уайльда. Обычно офицеры находились на корабельном мостике, но туда пассажиров не допускали. Кроме того, Мэри краснела, стоило ей лишь подумать, что она вынуждена будет шагать по многолюдным палубам с бушлатом в руках и слышать зловещие шепотки, несущиеся в спину. Конечно же, уже весь корабль знал о том, что Лиззи Джеймс едва было не свалилась за борт, а Генри Уайльд ее героически спас и закутал в свой бушлат, но это не помешало бы кумушкам вдоволь позлословить на счет Мэри, бесстыдно бредущей у всего благовоспитанного общества на глазах с вещами чужого мужчины. Мэри закусила губу и отвернулась от проклятого бушлата. Как она была бы рада, если бы вчера ей удалось настоять на своём и отдать мистеру Уайльду его вещи! Но перед ним Мэри терялась и робела. Она даже подумала было с тоской, что с бушлатом должна отправиться Лиззи: как спасённая, та должна была хотя бы поблагодарить мистера Уайльда за его самоотверженность. Но сейчас Мэри скорее решилась бы прогуляться по палубам в неглиже, чем выпустить Лиззи из-под контроля.

Пока Мэри ломала голову над тем, как выразить свою благодарность в последний раз и не стать объектом насмешек, Лиззи сурово изучала еду, к которой ни разу не притронулась. Это вызывало у Мэри болезненное раздражение, как от застарелого комариного укуса.

— Элизабет, — процедила она, — возьми столовые приборы и приступай к завтраку.

Лиззи показательно отложила нож и вилку.

— Я не хочу, — сказала она. — У меня нет аппетита.

Мэри устало взглянула на сестру исподлобья. Лиззи сидела, отодвинувшись от стола, со скрещенными на груди руками. Её нос смотрел в высокий светлый потолок.

— Элизабет, — настойчиво повторила Мэри, — ешь. Вчера ты пережила ужасное потрясение. Ты должна восстановить силы.

Лиззи дёрнулась. Её ноги не доставали до пола.

— Я не хочу! — взвизгнула она, и со стола с оглушительным скрежетом слетел нож. — Я ничего не хочу! Мне не нужен этот гадкий «Титаник»! Я не хочу плыть в эту глупую Америку! Я не хочу всегда делать то, что ты мне приказываешь, я хочу домой, я хочу увидеть маму!

Мэри тяжело вздохнула. Лиззи соскочила со стула и воинственно скрестила руки на груди. Её ноздри раздувались, а глаза сверкали дедушкиным упрямством. Мэри сжала вилку до побеления костяшек: у неё тоже совершенно неожиданно пропал аппетит. Её даже затошнило. Несколько человек, обедавших за соседним столом, отложили приборы и удивлённо поглядели на них. Благодаря тому, что час ещё был очень ранний, в столовой собралось немного пассажиров, но именно поэтому каждый громкий звук разносился, словно гулкий бой колокола. Солнечный свет, робко стучащийся в окошки, высветлял красную обивку пустых кресел — она казалась алой, как молодой рассвет. В дальнем углу какая-то леди покончила с завтраком и решительно поднялась.

Мэри перевела на Лиззи упрямый взгляд. Лиззи стояла напротив, по-прежнему в воинственной позе, и садиться не торопилась.

— Вернись за стол, Элизабет, — сухо приказала Мэри, — я прошу тебя, сделай это.

— Я не буду, — процедила Лиззи отстранённым голосом, — я не хочу есть.

— Сядь за стол. Все смотрят на нас.

— Вчера на меня тоже все смотрели! — огрызнулась Лиззи и метнула через плечо нервный взгляд. — И я тут никому не…

Мэри прострелила Лиззи ледяным убивающим взглядом.

— Сядь на место, Элизабет.

— Да пожалуйста!

Лиззи шумно бухнулась в кресло, и оно быстро закачалось, словно бы тоже выражая недовольство. Мэри с трудом разжала кулак. Пальцы её побелели и едва гнулись.

— Я знаю, — с трудом выдохнула Мэри, — ты не понимаешь, что сейчас происходит в твоей жизни. Ты обижаешься на меня и боишься, и ты думаешь, что я поступаю неправильно, поскольку забираю тебя от мамы… но пойми, Элизабет: мама согласилась, чтобы я занялась твоим воспитанием.

— Почему? — буркнула Лиззи куда-то за плечо.

Джентльмены, с любопытством следившие за сёстрами, вернулись к завтраку. Мэри наконец-то смогла отвести от них скованный, тревожный взгляд и сосредоточить всё внимание на надувшейся мрачной Лиззи. Та рассматривала Мэри с недоверчивым презрением бывалого полицейского, выслушивающего лживые рассказы кокни об их нелёгкой жизни.

— Элизабет, мама не молодеет. Она никогда не работала, а после смерти папы и дедушки обеспечивать нас некому. Если бы я оставила тебя с ней, вам обеим пришлось бы очень тяжело. Мы договорились, что я возьму на себя все расходы по твоему содержанию и по содержанию мамы, что я буду воспитывать тебя, поскольку не дам тебе воли: чрезмерное попустительство может испортить человека. А ты, Элизабет, оставалась для мамы единственной радостью… она понимала, что неправильно было бы оставить тебя с ней.

— Мама меня любит, — угрюмо проскрипела Лиззи.

— Как люблю тебя и я. Как все мы тебя любим. Как мы любим друг друга — понимаешь? — Мэри безнадёжно всмотрелась в мрачное лицо сестры. Лиззи отвернулась от неё и скрючилась, как согбенная годами старуха. — Я пообещала, что воспитаю тебя так, чтобы ты взяла лучшие манеры от матушки, а умение держаться на плаву — от меня.

— То есть, ты хотела сделать из меня гувернантку? — агрессивно выплюнула Лиззи.

Мэри оторопела: злость так и клокотала в этом голосе.

— Я хотела сделать из тебя человека, который будет счастлив прожить жизнь достойно, — сказала она.

— А я не хочу быть гувернанткой, — упрямо пробурчала Лиззи.

— Тебя не заставляют становиться гувернанткой, Элизабет. В мире существует множество различных профессий, более того, ты могла бы выйти замуж и ни в чем больше не знать нужды. Вот чего мы обе, я и матушка, хотели бы больше всего.

— Но я не хочу становиться гувернанткой! — вскричала Лиззи и съёжилась. — Кем ещё вы хотели бы меня видеть? Только гувернанткой… или учительницей… А я не хочу делать то, чего ты хочешь от меня!

— Элизабет, Лиззи, — зашептала Мэри и вскинула руки.

Джентльмены за соседним столиком снова отложили приборы. Стюард, приветливо улыбавшийся пожилой супружеской паре, развернулся и заспешил к сёстрам. Мэри снова ощутила, как к ушам и щекам её поднимается противоестественный жар. Бесконечные чудачества Лиззи заставляли её чувствовать себя виноватой.

— Какие-то проблемы, мисс? — вежливо спросил стюард, приблизившись. — Я могу вам помочь?

— Нет, — через силу улыбнулась Мэри, — у нас случилось… небольшое недоразумение. Простите, пожалуйста, за беспокойство.

Стюард перевёл взгляд на Лиззи, и выражение его лица тотчас смягчилось. Он аккуратно поинтересовался:

— Мисс Джеймс? Как вы себя чувствуете? Вчера вечером вам пришлось пережить ужасное!

Лиззи опустила голову, спрятала взгляд за локонами и процедила:

— Я прекрасно себя чувствую, благодарю.

— Вам невероятно повезло, мисс Джеймс, — с мягкой улыбкой сказал стюард, — к слову, все, кто видел вас за бортом вчерашним вечером, были невероятно испуганы.

— Теперь уже всё хорошо, — ответила Лиззи, по-прежнему не расцепляя зубов. — Я себя отлично чувствую, только аппетита нет!

— Ничего страшного, — с усилием заговорила Мэри, — тогда мы выпьем кофе. Благодарю вас за заботливость и внимание, для нас с сестрой очень ценно такое обращение.

Стюард кивнул, они с Мэри обменялись вымученными улыбками, и стюард отошёл. Мэри снова посмотрела на сестру.

— Пожалуйста, садись. Хватит. Уже все, кто только мог обратить на нас внимание, смотрят в нашу сторону. Если ты продолжишь меня позорить, я могу потерять работу. Что мы будем делать тогда?

Лиззи дрогнула и, по-бычьи выгнув шею, неуклюже плюхнулась на стул. С ожесточением она схватила нож и вилку, оскалилась и набросилась на омлет. Мэри краем глаза следила за теми самыми скучающими джентльменами. Они поднялись, перекинулись парой слов со стюардом и лениво направились к выходу. Скорее всего, они направлялись в курительный салон — второе по популярности место для отдыха у пассажиров «Титаника».

Лиззи с трудом проглотила последний кусок омлета и вцепилась в чашку кофе.

— Мэри… — тихо сказала она вдруг.

— Да?

— Ты меня ненавидишь?

— За что?

Мэри чуть было не выронила носовой платок. Лиззи задумчиво вертела кружку в ободранных ладонях. Её усталый, мрачный взгляд был печально опущен.

— Я не хотела тебя вчера расстроить, — тихо сказала Лиззи, — правда, не хотела. Я случайно…

— Элизабет, я не злюсь на тебя, — Мэри устало вздохнула и поспешно пояснила: — Вернее, я зла, но… я разозлилась, потому что ты могла упасть за борт и погибнуть. Что мне тогда оставалось бы? Я люблю свою работу, но я работаю ради тебя и ради мамы. Если кого-то из вас не станет… моя жизнь обессмыслится.

— И поэтому ты хочешь сделать из меня гувернантку?

— Элизабет, я не желаю…

— Или выдать меня замуж?

— Когда ты станешь старше, ты сама этого захочешь. И ты выйдешь за того, кого сама полюбишь, — негромко сказала Мэри, — я не властна над твоим сердцем.

«Как мама не была властна над моим. Но она умела командовать моим разумом, а я всегда подчиняла чувства его велениям».

Конечно, эти слова Мэри не сказала бы никогда, даже тогда, когда Лиззи выросла бы, стала бы настоящей женщиной, мудрой и уверенной в себе, потому что для Мэри Лиззи никогда не смогла бы вырасти по-настоящему.

— А если я захочу работать, как ты? Но не гувернанткой? Что ты тогда будешь делать?

— Ты многого хотела в детстве, Лиззи, — улыбнулась Мэри, — не думаю, что меня удивят твои новые причуды.

— Но всё-таки, — Лиззи впервые повернулась к ней, — всё-таки, если я скажу… что мне не нравится вся эта жизнь? Оно мне всё надоело… я поэтому вчера прыгнула… ну… в целом… я прыгнула поэтому…

— Это уже позади, Лиззи, — попыталась остановить её Мэри, но Лиззи не хотела молчать. Она принялась неистово размахивать руками (несмотря на все попытки, Мэри так и не смогла приучить сестру вести себя сдержаннее). — Теперь всё это закончилось, ты больше не полезешь за борт. Если тебе не слишком нравится общество мисс Мэйд, ты можешь сидеть в каюте. Также здесь есть читальный зал. Ты можешь познакомиться с другими пассажирами. Я видела нескольких детей, плывущих вторым классом. Почему бы тебе не попытаться подружиться с ними?

Лиззи слабо дёрнула головой.

— А если… если…

— Да?

Лиззи повесила голову.

— Ничего. Я хочу домой. Я не хочу в Америку. Я никого там не знаю. И там не будет мамы…

— Мама всегда будет с нами, ведь она пишет нам письма, — слабым голосом возразила Мэри.

Лиззи глотнула кофе и выбралась из-за стола.

— Но ведь это совсем не то, что было, когда мы жили с ней, — сказала она, — когда мы жили с мамой, она была рядом. А теперь только ты и пишешь ей письма и читаешь мне вслух её ответы, но я не вижу этих писем, ты даже не позволяешь мне подержать их в руках!

— Я читаю тебе их, — беспомощно пробормотала Мэри.

— Я хочу с ней увидеться, — настойчиво сказала Лиззи. — Когда я вчера висела над канатом… я подумала, что все эти слова о непотопляемых кораблях, о том, что мы знаем море, что машины могут всё, на самом деле такие глупые… я подумала о маме и о том, что больше никогда не смогу её увидеть… — она всхлипнула, — и мне стало страшно… так страшно…

— Но ведь теперь ты на корабле, и тебе точно нечего бояться. Всё хорошо, Лиззи. Когда мы приедем в Америку, я постараюсь найти способ перевезти и маму. Мы снова будем жить вместе, там, где нас никто не знает. Я буду работать, ты — учиться, и однажды, быть может, станешь врачом, как хочешь…

Лиззи сухо улыбнулась.

— Я не хочу больше быть врачом, — сказала она.

— В любом случае, ты будешь учиться, — торопливо пробормотала Мэри, — как ты и хотела. А мама будет отдыхать и любоваться Нью-Йорком из окон нашего нового жилища… Ей не нужно будет трудиться и волноваться, она никогда не будет больше плакать и беспокоиться…

Лиззи опустила голову.

— Почему ты не перевезла её сразу?

Мэри замялась.

— Дело в том, что… я не смогла бы уговорить мистера Флэнагана приобрести ещё один билет. Он оказал мне огромную милость, когда согласился оплатить поездку для меня и для тебя. Мы едем в роскошных условиях, Лиззи, и всё это — благодаря мистеру Флэнагану, у меня не было права злоупотреблять его щедростью. Но ты не должна волноваться: когда мы прибудем в Америку и немного обживёмся, я куплю для мамы билет. Возможно, это тоже будет «Титаник».

— А мама согласится переехать?

Мэри ответила без запинки, глядя поверх головы сестры:

— Конечно, она с радостью отправится к нам. Ведь, Лиззи, она тоже по тебе скучает.

— А по тебе — нет? — тут же придралась Лиззи.

— И… по мне, — с вымученной улыбкой выдавила Мэри.

Лиззи, хотя и бодрилась, как Мэри была уверена, пребывала в унынии. Она устало протащилась в каюту и сразу же улеглась спать, по-детски свернувшись в клубок на огромной постели. Мэри с трудом удалось отобрать у неё бушлат мистера Уайльда, который Лиззи, очевидно, уже считала своей собственностью.

— Мистер Уайльд не отдавал его тебе навсегда, — сказала Мэри, — нужно вернуть.

Лиззи неохотно выпустила бушлат. Закутавшись в одеяло, она сунула голову между подушек и затихла. Мэри оставалось лишь покинуть Лиззи в надежде на то, что её дурное настроение вызвано недавним потрясением. Только, конечно, Мэри была достаточно сообразительной, дабы понимать, что Лиззи носила тревогу и боль внутри ещё до того, как поднялась на борт «Титаника».

Она давно спрашивала Мэри о матери, о том, почему они покинули бедную вдову, почему Лиззи не дозволено самой писать и отправлять письма. И Мэри собиралась однажды рассказать Лиззи всё — но «Титаник», как она считала, был наименее подходящим местом для таких откровений.

До предполагаемого времени пробуждения Флэнаганов оставалось немногим больше часа. Мэри бестолково повертела тяжёлый бушлат мистера Уайльда и зашагала прочь. Она не умела ориентироваться: ни в замкнутых пространствах, ни на открытой местности, поэтому у неё не было совершенно никаких гарантий, что она сумеет набрести на мостик, а, тем более, попасть туда. Более того, Мэри не могла быть уверена, что застанет на мостике именно мистера Уайльда.

Дабы не привлекать лишнее внимание, Мэри аккуратно сложила бушлат, укутала его шалью и отправилась на палубу. На прогулочной её части было совсем мало людей: возле бортов застыли лишь несколько юношей с вычурными тростями, семейная пара, супруга врача, невеста журналиста и мисс Мэйд. Обе товарки мисс Мэйд неистово стали пихать ту локтями, стоило Мэри показаться на палубе, и мисс Мэйд, обернувшись, неловко шагнула назад. Наверное, она могла бы даже вывалиться за борт, если бы подруги не удержали её. Мэри обвела мисс Мэйд уничтожающим взглядом и с подчёркнутым пренебрежением повернулась к ним спиной.

«Если долго идти, куда-нибудь ты обязательно придёшь», — обнадёжила себя Мэри и пустилась на поиски.

Ради того, чтобы достичь заветного мостика, Мэри даже отважилась воспользоваться лифтом. Когда тяжёлые дверцы захлопнулись у неё за спиной, она вздрогнула и обняла себя за плечи. Действительно, её как будто замуровали в гробу, и она ловила себя на том, что с замиранием сердца ждёт, когда сверху посыплется земля.

Тем не менее, лифт без всяких сложностей доставил Мэри именно туда, куда ей было нужно — наверх. И уже наверху Мэри застала столь удивительное зрелище, что едва было не выронила свою шаль с секретом.

Прямо навстречу ей уверенным шагом двигалась группа людей, возглавляемая капитаном. Капитан был человек видный: высокий, крепкий старик с седой бородой, с чуть прищуренными спокойными глазами, живыми и блестящими. В этих глазах энергии было столько, что хватило бы и на юношу. Капитан шагал тяжеловесно, но быстро и уверенно, и оглядывал корабль по-хозяйски, даже с какой-то любовью, которую можно было назвать сродни отеческой.

Сразу за капитаном гуськом тянулись трое его помощников. Ни одного из них Мэри прежде не видела, да и вообще, они все казались ей одинаковыми: тёмная форма, блестящие пуговицы, начищенные фуражки, расцвеченные сиянием солнца. И только один из всей этой группы явно не был из числа моряков; Мэри сразу обратила внимание именно на него.

Этот человек, судя по одежде — явно джентльмен, с заинтересованным, нетерпеливым, внимательным взглядом блестящих глаз, лучился такой энергией, что, казалось, если бы он был паровыми установками «Титаника», корабль развил бы феноменальную скорость. Человек пытливо, быстро осматривал корабль, задумчиво кивал и что-то коротко отвечал капитану.

Мэри посторонилась. Немногие скучающие пассажиры сбились в кучки на почтительном расстоянии от команды. Женщины перешёптывались, мужчины заинтересованно оглядывали капитана и всех его спутников. От внимания Мэри не укрылось, что несколько девушек, которые жались небольшой группкой друг к другу, глаз не сводили с одного из помощников. Девушки краснели, придушенно хихикали и толкались локтями: их, очевидно, не интересовал никто другой из членов экипажа, кроме этого моряка. Он же держался с редкостным достоинством и на девушек не смотрел, хотя те скучились так близко, что он должен был их услышать.

— Давайте спустимся ниже, — предложил человек в штатском.

Мэри прижала к груди злополучную шаль.

«И где же тогда мистер Уайльд? — с тревогой подумала она и снова придирчиво поглядела на каждого из членов экипажа, что медленно проходили мимо неё. — Хотя… даже если бы он здесь был, разве это мне помогло бы? Я не могу подойти к нему и отдать эту вещь! Что обо мне подумают? Что подумают о мистере Уайльде?»

Когда экипаж, сопровождаемый энергичным человеком в штатском, миновал её, Мэри ощутила, что за ней наблюдают. Мэри отвернулась и ещё крепче прижала к себе шаль; кровь у неё как будто воспламенилась. Странный спутник капитана, так свободно обращавшийся с ним, отвёл от неё взор и, наконец, отвернулся. Девушки неподалёку тут же захихикали во весь голос и закружились, словно пьяные.

— Вы видели? Видели, это же был мистер Боксхолл! — весело взвизгивали они.

Мэри покачала головой. У неё в ушах всё ещё шумела кровь. Никакого желания признавать это она в себе не наблюдала, но, кажется, ей действительно не удалось бы сегодня вернуть мистеру Уайльду его вещи — да и вообще вряд ли она хоть когда-то смогла бы это сделать.

С тяжёлым вздохом Мэри опёрлась об ограждение и повесила голову. Свежий ветер трепал ей волосы, и она была бы по-настоящему рада, если бы этот ветер выгнал тяжёлые мысли — но то было не в его власти. Берега Америки были ещё слишком далеки, а проблемы, от которых надеялась сбежать, напротив, надвигались, наваливались, грозились раздавить.

— Добрый день, мисс, — послышался вдруг непринуждённый голос рядом.

Мэри испуганно обернулась.

— Вы… вы… вы?!

Неподалёку от неё стоял, задумчиво глядя в воду, тот самый человек, что проходился по палубам с капитаном.

— Как же вы…

— Уже почти одиннадцать утра, — улыбнулся ей человек. — Позвольте представиться: Томас Эндрюс, главный конструктор.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр, — заученно ответила Мэри, — меня зовут Мэри Джейн Джеймс. Я… я работаю гувернанткой у мистера Флэнагана из первого класса.

У Мэри не было уверенности в том, что такой важный человек, как главный конструктор «Титаника», знаком с семейством Флэнаганов, пусть те и плывут первым классом. Однако мистер Эндрюс, немного поразмыслив, очевидно, пришёл к выводу, что мистер и миссис Флэнаган с детьми для него не посторонние люди, и на его лице появилась понимающая улыбка.

— Да, да, понимаю. Милая младшая дочь Флэнаганов, Шарлотта, произвела на меня впечатление.

— Мисс Шарлотта очень умна для своих лет, — Мэри с радостью выдохнула: разговор завязался на тему, которую она давно уже научилась и развивать, и поддерживать, не испытывая совершенно никаких чувств. — Всё свободное время она предпочитает проводить за чтением.

Возникла небольшая пауза. Мэри косо посмотрела на конструктора: тот внимательно следил за волнами, мягко постукивающими «Титаник» по борту. Мэри аккуратно отодвинулась.

— Скажите, мисс Джеймс, — словно бы невзначай промолвил конструктор, — всё ли хорошо с вашей сестрой?

— С моей…

— Наверное, вы думаете, как я догадался, что это ваша сестра вчера подвергла свою жизнь опасности? — дружелюбно улыбнулся ей мистер Эндрюс, отведя взгляд от волн, и Мэри неуверенно кивнула.

— По правде сказать, да… эта новость так быстро распространилась по кораблю, что я до сих пор не могу оправиться от удивления. Многие стюарды справляются о самочувствии Лиззи, и даже в медпункте об этом происшествии уже слышали.

— Это не просто корабль, мисс Джеймс, — улыбнулся мистер Эндрюс, — большинство его пассажиров и служащих хорошо знают друг друга. Палубы первого и второго классов — это обособленный мир; своя цивилизация, существующая как на суше, так и на воде. Неудивительно, что слухи о происшествии с вашей сестрой так быстро распространились. Многие это видели и многие рассказали о случившемся.

— Но откуда вы об этом узнали? — негромко спросила Мэри.

— От мистера Уайльда, — спокойно ответил конструктор, — после того, как я задал мистеру Уайльду вопрос касательно его необычного внешнего вида.

Мэри тут же покраснела и прижала шаль к себе, как сокровище. Само владение этой шалью сейчас представлялось ей ужаснейшим преступлением.

— Да, я собиралась вернуть мистеру Уайльду его вещи, — сбивчиво заговорила она. — Дело в том, мистер Эндрюс, что… что…

Конструктор одарил её понимающей улыбкой, и буря, вдруг накатившая на неё, утихла сама собой. Мэри умолкла, сдерживая изо всех сил сбивчивое дыхание. Сердце, звонко колотившееся в груди, как будто плавилось.

— Я… — Мэри поникла и неуклюже пробормотала: — Я не знала, как мне снова встретиться с мистером Уайльдом. Я не уверена… что я смогу попасть туда, где он обычно находится.

— Вы правы, — согласился конструктор, — из соображений безопасности пассажиров не пускают на мостик. Офицеры живут в отдельных каютах, у них есть свои места для променада и собственный курительный салон, — всё это Эндрюс произнёс со спокойной гордостью человека, выхваливающего любимое дитя. — Все эти места изолированы от пассажиров.

Мэри неловко повертела в руках шаль.

— Мистер Эндрюс… но ведь вы можете туда попасть? — вдруг осмелев, спросила она. Этот человек вызывал у неё безотчётное доверие.

Конструктор покивал.

— Более того, каждый день я встречаюсь почти со всеми старшими офицерами корабля, — без тени хвастовства сказал он, — конечно, я помогу вам, мисс Джеймс.

Мэри передала ему свою шаль, как бесценное сокровище. Эндрюс принял шаль и завёрнутый в неё бушлат с невозмутимым выражением лица, словно бы он уже не впервые получал и исполнял такие странные просьбы.

— Надо же, как быстро летит время! — прищурившись, он поглядел на солнце. — Уже совсем близок полдень. Пожалуй, я должен идти. Приятно было с вами познакомиться, мисс Джеймс. Не волнуйтесь, я передам мистеру Уайльду вашу… посылку.

Мэри вдруг рванулась вперёд.

— Простите, мистер Эндрюс! Пока не уходите!

Начав работать гувернанткой, Мэри взяла за правило всегда носить с собой записную книжку: это помогало ей планировать не только своё время, но и график занятий Шарлотты. Та была слишком уж взбалмошна и часто забывала о данных самой себе обещаниях, и в обязанности Мэри входило взращивать в девочке педантичность. Вырвав из книжечки листок, Мэри торопливо набросала короткую записку:

— Благодарю вас за помощь, — повторила Мэри. Мягко и аккуратно она вложила записку в складки шали. — Вы действительно спасли меня, мистер Эндрюс.

— Моя помощь столь несущественна, что не стоит никаких благодарностей, — степенно возразил конструктор, — разговор с вами, мисс Джеймс, был мне очень приятен. Надеюсь, что мы встретимся в ближайшее время.

— И я, и я надеюсь на это, мистер Эндрюс!

Глядя вслед конструктору, Мэри всё пыталась понять, откуда взялось это магическое тепло у неё в сердце. Конструктор бойко зашагал прочь, с небрежным изяществом держа в одной руке шаль с вещами мистера Уайльда, и его тень поначалу неестественно удлинилась, а затем и вовсе слилась с множеством других теней, срослась, стала единым целым с ними.

Мэри выдохнула. Странно, но теперь ей было куда легче и даже приятнее дышать.

«Мистер Уайльд, — вдруг подумала она и прижала руки к груди. Сердце её призывно трепетало, обливаясь жаром. — Надеюсь, вы ещё обо мне помните. Как хотелось бы, чтобы вы помнили!»