04.1912

Глава 4. Пароход «Нью-Йорк»

Свежий резкий ветер дул Лиззи Джеймс прямо в лицо, едва не срывая у неё с головы шляпку. Она стояла на прогулочной палубе для пассажиров первого и второго класса, широкой и просторной, и под ладонями у неё ощущалась надёжная твёрдость леерного ограждения. Она могла ещё видеть, как позади «Титаника» растворяются в глубине дымно-серых небес причал, провожающие и зеваки, суда и блестящие под солнцем крыши английской компании «Уайт Стар Лайн». Точно такие же крыши должны были встретить их в Нью-Йорке, но пока до Нью-Йорка было ещё очень далеко.

«Титаник» не остановился пока ни в одном из намеченных портов.

Строго говоря, «Титаник» не вышел даже из Саутгемптона.

На верхних палубах, предназначенных для более-менее благовоспитанной публики, не было заметно такого же оживления, как и того, что охватило палубу для третьего класса. Пока семейство Дойлов и все им подобные бешено визжали, кричали и хлопали в ладоши, шатаясь от одного борта к другому и раскрывая глаза пошире, чтобы поверить в происходящее, Лиззи Джеймс уверенно стояла у своего леерного ограждения, отгораживаясь ладонью от прохладной тени шлюпок. Кормовая часть шлюпочной палубы была предназначена для прогулок пассажиров второго класса.

Лиззи Джеймс внешне казалась спокойной и собранной — но на душе у неё разыгралась настоящая буря.

Лиззи до сих пор не могла восстановить дыхание. Сердце у неё колотилось тяжело и гулко, жаркие волны крови прокатывались по всему её телу и вызывали стремительную дрожь. Лиззи взволнованно наклонилась ниже и стиснула леерное ограждение. Пальцы у неё были тёплые и непослушные, вялые, как лапки плюшевых игрушек. «Титаник» выходил из порта, и Лиззи всё ещё не верилось, что она стоит на его палубе. Удивительно, но судно почти не качало на волнах, и Лиззи держалась так же уверенно, как и на суше.

Впрочем, наверное, Лиззи чувствовала себя так спокойно потому, что духом она ещё находилась в прошлом. Казалось ей, что одной ногой она по-прежнему стоит на причале, пытаясь понять, как же её угораздило замешаться в толпу пассажиров третьего класса.

Когда поезд прибыл к платформе, Лиззи сразу же почувствовала лёгкое головокружение. В порту она никогда прежде не бывала, и крики птиц, толкотня пассажиров, моряков и грузчиков, а заодно с этим — невиданная теснота и духота её совершенно дезориентировали. Ей полагалось уверенно направиться к «Титанику» следом за девицей Мэйд и их попутчицами (вся эта компания сердечно сдружилась, обсуждая неудавшиеся романы, и поклялась проделать путешествие вместе, да и потом не расставаться ни на миг). Только вот Лиззи Джеймс никак нельзя было назвать послушной девочкой, поэтому так, как требовалось, она не поступила.

Послушной и правильной всегда была Мэри. Мэри родилась — и то как полагается. Во всяком случае, миссис Джеймс в разговорах с акушеркой, которая принимала у неё роды (обе женщины крепко дружили), не забывала упомянуть, что произвела Мэри на свет, не напрягаясь и не испытывая особой боли. Мэри хорошо училась, дружила с правильными людьми и даже чуть было не вышла замуж по материнскому желанию, правда, даже до помолвки дело так и не дошло. Оказалось, что избранник Мэри и подумывать не собирался о браке с ней. Мэри была для него верным другом, а любил он приятельницу Мэри, на которой и женился где-то в конце тысяча девятьсот девятого, когда Мэри было девятнадцать. Мэри всегда плыла по течению, и, честно говоря, Лиззи сомневалась, что у её сестры вообще есть характер, пока та неожиданно не решила стать гувернанткой и не ушла из дому. Лиззи отправилась следом — в конце концов, она-то никогда не претендовала на то, чтобы оставаться правильной и поддерживать надлежащую репутацию.

Лиззи была, что говорится, ребёнком трудным. Причём трудности с нею начались ещё до её рождения. Миссис Джеймс страдала от жесточайшего токсикоза, уставала и даже падала в обморок, она лишилась половины волос, а на другую половину поседела, у неё стали крошиться зубы. Многие не сулили ей долгой жизни после этих родов, находились даже такие знатоки, что со скорбно-торжественным видом специалистов объявляли: плод погибнет, да и миссис Джеймс тоже. Миссис Джеймс не обращала на злословов внимания и гордо носила своё проблемное дитя, хотя оно весьма уверенно стало грозиться убить мать, едва начало толкаться у неё в животе.

Лиззи проявила несговорчивость и при рождении. Она шла вперёд ногами, роды затянулись, и над миссис Джеймс уже собирались совершать священные обряды. Но Лиззи совсем не хотелось умирать. Она вырвалась на свет, издала протяжный мяукающий вопль и одним своим видом сразу продемонстрировала крепость и здоровье. Миссис Джеймс оправлялась с трудом, тем не менее, все эти сложности не помешали ей полюбить Лиззи. Иногда Лиззи думала, что мать уж слишком ей потакает. Во всяком случае, любая порядочная мать просто обязана была отшлёпать дитя своё за бесконечные шалости и отчаянное непослушание, но миссис Джеймс вместо этого предпочитала с гордостью говорить, что у её младшей дочери есть характер. Все в семье с этим соглашались, кроме Мэри, но до определённых пор никто из старших её мнением не интересовался, а потому Лиззи, предоставленная сама себе, могла мечтать, свистеть и прокрадываться к деду в кабинет, чтобы интереса ради порыться в его бумагах. Врачебное дело перестало привлекать Лиззи, когда ей исполнилось десять и она поняла, что докторам приходится подчас вскрывать разлагающихся покойников, чья вонь способна расшевелить даже мёртвого. Впрочем, у Джеймсов было множество знакомых самых разнообразных профессий, так что у Лиззи был богатый выбор. Она присматривалась к инженерам (но скучное корпение над бумагами не вызывало у неё никакого энтузиазма), затем — к журналистам (только умение искусно жонглировать словами её друзья обозвали «тунеядством»), медсестры (однако вспомнила, что медсестра даже ниже врача по положению и, стало быть, занимается ещё более грязными медицинскими вопросами). Знакомых-моряков у Джеймсов не было. Лиззи сама загорелась этой профессией, когда стянула у отца с полки несколько книг наудачу. И с тех самых пор, как она отметила одиннадцатый день рождения, у неё из головы всё никак не могли выйти прекрасные корабли, романтичные приключения, плеск волн и шум свежего ветра над головой. В книгах очень красиво и подробно писали о парусниках, а вот о пароходах — сухо, кратко и не слишком увлекательно. Видимо, пароходы пока были достойны лишь прагматичных заметок и не несли ни следа авантюрного духа. Сейчас, задумчиво глядя за борт, Лиззи понимала, что, вероятно, ошиблась. В плаваниях не было ничего увлекательного и загадочного.

Она отвернулась от борта и насупилась. Мисс Мэйд и её подружки степенно прохаживались по палубе, с любопытством поглядывая на шлюпки. Эти громадины казались совсем хлипкими в сравнении с мощным «Титаником», уверенно разрезавшим водную поверхность. Тени от шлюпок и канатов, что их поддерживали, словно рассекали палубу на множество тенистых квадратиков. Если бы у Лиззи были друзья, она поиграла бы с ними тут в классики, но Лиззи Джеймс была индивидуалисткой и близко ни с кем не сходилась. В школе у Лиззи не было ни приятельниц, ни даже хороших знакомых, и ей нисколько не жаль было покидать Англию. Она разве что оставляла здесь мать, но по-другому было нельзя, и Лиззи убеждала себя в этом так яростно, что, наконец, и сама себе поверила.

Мисс Мэйд остановилась и косо посмотрела через плечо. Лиззи сразу отвернулась. Борт корабля уже прогрелся так, что обжигал ей руку, и всё же на палубе было достаточно свежо. Лиззи притворилась, будто не замечает слежки мисс Мэйд, а мисс Мэйд, конечно же, за ней следила. В конце концов, она пообещала Мэри, что глаз не спустит с Лиззи, а сама удосужилась её потерять, едва сойдя с поезда! Мисс Мэйд, конечно, могла бы показаться легкомысленной и ветреной, но детей она очень любила, и Лиззи давно уже устала ей доказывать, что она не несмышлёное дитя и в состоянии позаботиться о себе самостоятельно. Тем более, сейчас ей не особенно верилось в эту хваленую самостоятельность.

Когда улыбающийся стюард доставил Лиззи к её каюте, внутри уже находилась мисс Мэйд. Она не находила себе места от беспокойства и бегала от одной стены к другой так, словно бы собиралась взобраться на потолок каюты, даже после того, как Лиззи с извинениями водворили на законное место. Мисс Мэйд была чувствительной и легкомысленной. Она сразу же зарыдала и бросилась обнимать Лиззи.

— Дурная девчонка! — без всякого злого умысла вопила она и трясла Лиззи за плечи. — Зачем ты только скрылась в этой толпе?

— Всё хорошо, мэм, нет причин для беспокойства, мэм, — стал успокаивать её стюард. — Прошу, мэм, не стоит так переживать. Юная мисс Джеймс здесь, в целости и сохранности.

Но мисс Мэйд продолжала рыдать так громко и надрывно, что стюард засомневался в её адекватности.

— Мэм, — произнёс он, — быть может, мне принести вам успокоительное?

— Нет, нет, всё хорошо, — булькнула мисс Мэйд и прижала Лиззи к себе так, что едва не сломала ей рёбра, — ещё раз большое вам спасибо, вы так добры… Не могу представить, что Мэри сделала бы со мной, если бы я потеряла её маленькую глупенькую сестричку!

Лиззи, конечно, обладала ершистым характером и за словом в карман не лезла, но в данной ситуации ущербные клочки рассудительности подсказывали ей, что лучше было бы промолчать. Поэтому Лиззи, нисколько не возражая и не пытаясь оправдываться, провисела в объятиях у мисс Мэйд не менее четверти часа. Затем мисс Мэйд, наконец, успокоилась и отпустила стюарда, у которого к тому времени заметно потускнела дежурная улыбка. Как только стюард ушёл, мисс Мэйд усадила Лиззи на постель и набросилась на неё с обвинениями.

— Как ты могла, как тебе не стыдно?! — возопила она. — Ведь я же волновалась! Я так беспокоилась, что я тебя уже не найду!

— Я потеряла ориентировку, — честно ответила Лиззи. — Я не хотела заблудиться.

— Господи, господь святой и всемогущий, все ангелы его и дева Мария! — взвыла мисс Мэйд с театральным пафосом и обессиленно прислонилась к стенке каюты. — Как же хорошо, что ты нашлась! Мэри уже справлялась о тебе.

Лиззи сразу отвернулась.

— Вот как? — подчёркнуто равнодушно спросила она. — А почему она сама не пришла?

— Ты ведь понимаешь, что Мэри занята, — мисс Мэйд вытащила веер, встала у зеркала и начала озабоченно обмахиваться.

С её лица медленно исчезали уродливые алые пятна. Лиззи давно уже подметила эту странность: мисс Мэйд никогда не заливалась краской, её кожу портили огромные расплывчатые пятна, которые появлялись на лбу, на щеках, подбородке и груди её и даже между собой отличались оттенком. Наиболее яркие пятна у мисс Мэйд всегда возникали на лбу, отчего казалось, будто у неё там, в зашитой багровой глазнице, когда-то вертелось третье око.

— К сожалению, Мэри не может насладиться отдыхом, — продолжала мисс Мэйд, — даже сейчас она вынуждена работать, чтобы обеспечить тебя. Ты могла бы вести себя по отношению к ней хотя бы немного уважительнее.

Лиззи задрала нос.

— Я со всеми себя веду уважительно.

— Твой тон звучит так, как будто ты считаешь себя вправе чего-либо требовать от Мэри, — поучительно произнесла мисс Мэйд, — и при этом ты не замечаешь, что Мэри уже немало делает для тебя и для всей вашей семьи.

— Так, может, тогда мы сами разберёмся с делами нашей семьи, мисс Мэйд? — не утерпела Лиззи. — Честное слово, это всё касается только нас!

Если мисс Мэйд была взволнована, рассержена или смущена, она краснела. Когда с неё сбивали спесь, когда её ставили на место или же просто грубили ей, то от её лица резко откатывала вся кровь, отчего мисс Мэйд становилась кремово-бледного цвета. Если она испытывала нужду в том, чтобы вызвать жалость, она могла прижать ко лбу руку, театрально ахнуть, зашататься и осесть на пол. С мужчинами и незнакомцами это ей всегда помогало.

Мисс Мэйд побледнела и закрылась веером. В случае с Лиззи она предпочла до конца сохранить уверенный вид.

— Я всегда полагала, что являюсь частью этой семьи, — пафосно произнесла она, — ибо нас связывают узы долгой и искренней дружбы.

Лиззи промолчала: её ответ мог бы показаться мисс Мэйд настолько грубым, что вышеупомянутые узы лопнули бы в тот же миг. Мисс Мэйд побродила по каюте ещё недолго, а затем, сочтя, что Лиззи уже достаточно пристыжена и наказана, милостиво протянула ей руку помощи. Мисс Мэйд, что ни говори, умела быть снисходительной, особенно тогда, когда никто её об этом не просил.

— Достаточно, милая. Думаю, ты осознала свою ошибку. Идём. Было бы нехорошо, если бы мы не увидели Англию в последний раз перед отплытием.

Лиззи совсем не хотелось никуда идти с мисс Мэйд после ссоры, но мисс Мэйд была отличной манипуляторшей и знала, как управлять окружающими — в частности, теми, что зависели от неё. Мисс Мэйд собиралась сопровождать сестёр Джеймс до Квинстауна. Сама мисс Мэйд торопилась туда к двоюродному брату, чей сослуживец, как она говаривала, влюбился в неё по фотографиям и с нетерпением ждал встречи. Мисс Мэйд и её знакомый обменивались письмами и снимками, и мисс Мэйд вдохновенно говорила, что уж этот-то человек совершенно точно её не подведет. Лиззи кивала и соглашалась: в конце концов, она слышала подобные заявления уже не в первый раз, да и, вообще-то говоря, мисс Мэйд обращалась вовсе не к ней. Лиззи считалась слишком неопытной для того, чтобы обсуждать сердечные дела взрослых, и это её раздражало.

«Вот возьму и нарочно в кого-нибудь здесь влюблюсь, — думала Лиззи, глядя за борт, — будут знать, как говорить, что я ничего не понимаю!»

Правда, как Лиззи ни оглядывалась, никого подходящего для того, чтобы примерить на себя роль возлюбленного, она так и не отыскала. Когда же поиски её провалились, Лиззи забыла об обиде. В голову ей снова хлынули мысли о морской свободе, о прекрасных авантюрах на неспокойных волнах и о том, как здорово и интересно, должно быть, живётся морякам.

«Титаник» ровным и плавным ходом двигался мимо парохода «Нью-Йорк». «Нью-Йорк» крепился к другому пароходу, казалось, будто они застыли в дружеском объятии. Мощные волны пробегали между «Титаником» и этими двумя колоссами, отчего казалось, будто невидимый гигант ступает по воде. Лиззи надвинула шляпку на лоб и подалась ближе к борту. Мисс Мэйд следила за ней цепким оком орлицы, в чём Лиззи не могла сомневаться, хотя она и стояла к мисс Мэйд спиной.

«Титаник» уверенно поравнялся с «Нью-Йорком». Лиззи прищурилась: солнечный свет, который отражался от труб «Нью-Йорка» и его бортов, как будто выедал ей глаза по чайной ложечке. Она и не заметила, как мисс Мэйд подошла к ней и раскрыла над их головами зонтик от солнца. Голова Лиззи тут же погрузилась в умиротворяющую тень.

— Да, — высказалась мисс Мэйд, — я немало прожила на свете и повидала множество интересных вещей, но никогда и предположить не могла, что поплыву на таком огромном судне. Ты только взгляни, Лиззи, какие они маленькие по сравнению с нами!

В голосе мисс Мэйд звучало почти детское восхищение, и казалось, что она воспринимает впечатляющие размеры «Титаника» как собственную заслугу. Она уже и думать забыла о ссоре с Лиззи, а Лиззи почему-то не хотелось об этом напоминать. Подружки мисс Мэйд вертелись совсем рядом, тоже ахали и охали и наперебой звали мужей, и Лиззи становилось горько и противно, стоило ей подумать о том, что мисс Мэйд может променять её на них. Тем не менее, гордость удерживала Лиззи, не позволяла повернуться и заговорить с мисс Мэйд, но и промолчать она не могла. Лиззи пошла с самой собой на компромисс и сказала, словно бы обращаясь к пустоте:

— Угу.

Мисс Мэйд и это короткое восклицание обрадовало.

— Смотри, смотри, мы уже совсем… — но тут её голос оборвался, и она выронила зонтик. Глаза её остекленели. — О боже!

— Чёрт! — закричала Лиззи. Если бы матушка или Мэри стоял здесь сейчас, несомненно, они бы её отругали или же чертыхнулись бы сами, поскольку то, что происходило сейчас с кораблём, действительно пугало.

Когда «Титаник» вошёл в тень, которую пароход «Нью-Йорк» отбрасывал на воду, над палубой словно пронеслась цепкая смертоносная рука. Лиззи видела, как толстые крепкие тросы, крепившие «Нью-Йорк» к его соседу, лопнули. Мощная задняя часть корабля неспешно поплыла к «Титанику» — «Нью-Йорк» как будто собирался его таранить!

— Господи боже! — закричала мисс Мэйд. Её подружки выронили шляпы, сумочки и зонтики и в ужасе бросились к центру палубы.

Как ни странно, почти все из людей, находившихся сейчас на прогулке, метнулись туда же. Многие мужчины остались у бортов, и Лиззи даже видела, как один из них перегнулся через леерное ограждение и радостно загикал. «Титаник» уверенно плыл прямо к угрожающе движущейся на него корме «Нью-Йорка», а Лиззи, застывшая на месте, не могла отвести от этого зрелища глаз. Казалось, что она потеряла контроль над телом: дух едва-едва цеплялся за него, и она смотрела на происходящее так, словно бы не находилась сейчас на борту, а уже воспарила высоко-высоко в небо, где витают души недавно усопших.

«Титаник» дёрнулся, и Лиззи завизжала. Этот визг, невольно сорвавшийся с губ, смешался с воплями и криками прочих женщин и девушек. Даже многие мужчины перешли к центру палубы. Тот самый парень, что висел на леерном ограждении, торопливо плюхнулся обратно и подобрал к груди колени. Глаза всех пассажиров смотрели сейчас на тёмную мощь кормы «Нью-Йорка» — тот всё плыл и плыл к «Титанику», а «Титаник» медленно останавливался: Лиззи чудилось, что она кожей ощущает, как тарахтят глубоко внизу машины, приводящие гиганта в движение.

«Титаник» замер. А вот пароход «Нью-Йорк» совсем не собирался останавливаться! Лиззи отстранённо подумала о том, что ей следовало бы закрыть глаза — но именно это у неё никак не получалось. Её веки словно насильно удерживали поднятыми, и она не могла моргнуть, хотя слёзы уже переливались через край глаза и кусали кожу.

«Нью-Йорк» замер. Тенистая громада коряво качнулась на волнах, замерла — и попятилась, словно разумная. Лиззи резко протёрла глаза и метнулась к ограждению. За спиной у неё слышались успокаивающие, хорошо поставленные голоса:

— Дамы и господа, нет причин для беспокойства, уверяю, нет причин для беспокойства…

— Дамы и господа, машины уже застопорены, «Нью-Йорк» взят на буксир. Нет никаких причин для беспокойства, уверяю вас…

— Мэм, вот ваш носовой платок. Взгляните, не бойтесь: всё уже хорошо. Не стоило переживать, мэм!

Лиззи с трудом дышала.

«Врезались? — в ужасе спросила она себя. — Неужели врезались?»

Она схватилась за ограждение, вскочила на него и наклонилась. Вода бурлила под ней обеспокоенными мелкими волнами, чуть поодаль виднелся тот самый «Нью-Йорк». Тёмная глыба судна была так близка, что, казалось, он всё-таки коснулся «Титаника». Сердце Лиззи заколотилось часто-часто, пропуская по телу обжигающие волны. Воды, плещущиеся у борта, были совсем тёмными, лишь изредка их белыми пузырями взбурляла пена. Лиззи напрягла зрение. Там, где два теневых блока сливались, она с трудом рассмотрела «Нью-Йорк». Пароход уверенно сидел в воде, никуда не двигаясь, а кругом него сновал буксир. Попыхивая трубами, крошка-работяга тянул незадачливый пароход назад — к месту стоянки. Неподалёку спокойно наблюдало за всем происходящим то самое судно, к которому крепился «Нью-Йорк». Теперь Лиззи могла прочесть на его борту название — «Оушеник».

«Титаник» опять дрогнул. Лиззи обернулась. Корабль медленно двигался назад, как будто его тянули к причалу трудолюбивые богатыри, и земля снова становилась к ним всё ближе и ближе. «Нью-Йорк», которого толкал к стоянке буксир, становился меньше, и, наконец, его тень совсем сползла с мощного корпуса «Титаника». Лиззи выдохнула и отступила. Сердце у неё билось так быстро, словно она сейчас едва-едва избегла крушения. Когда она оглянулась, то заметила, что мисс Мэйд тоже выглядит неважно. Во всяком случае, она не переставала обмахиваться веером и была так бледна, словно лишилась половины крови.

— О господи, великий и всемогущий, — забормотала она, — слава тебе, господи, и ниспошли нам благодать свою…

Лиззи поостереглась заметить, что они не врезались в «Нью-Йорк» лишь благодаря капитану и буксирам. В конце концов, вряд ли бы мисс Мэйд приняла её слова к сведению: Лиззи Джеймс была всего лишь двенадцатилетней девчонкой, а мисс Мэйд повидала уже столько удивительных вещей, что, конечно же, имела право с экспертной уверенностью объявить: все они были результатом вмешательства божественного промысла.

Лиззи опустилась на палубу, снова надвинула шляпу на лоб и подобрала колени к груди. Что-то ей подсказывало, что из порта «Титаник» выйдет нескоро.