Анархист

Глава 13

Наутро за ними приехали пять командиров НКВД на двух больших чёрных машинах. И началась презабавная «коррида», о которой Ирина и Лариса потом много раз вспоминали и при этом хохотали до слёз. Для начала командиры отвезли их в какое-то ателье, явно для непростых граждан: кругом бархат, полированное дерево, зеркала в два роста, антикварная мебель, а среди мебели и роскоши — крайне услужливые портные с подмастерьями. Женщин многократно обмерили во всех возможных проекциях… и выяснили, что, ничего-то они и не хотят. То есть, что указано в ордере, то и шейте, а лишнего нам не надо, поскольку во фронтовом госпитале ходят только в халате, а другая одежда там запрещена. А вот обуви они себе заказали от души — сразу по семь пар, но… одинаковую. Летнюю, зимнюю и демисезонную. Зачем им больше? И нарядных туфель не брали, хотя предложения были, но — зачем? Потом командиры пытались затащить их в самые лучшие галантерейные магазины Москвы, а они отчаянно отбивались и просились в другие магазины — книжные, в аптеки и магазины медтехники. Там-то они и потратили все выделенные им деньги на книги, методички, препараты для микроскопии, вспомогательный инструмент и прочее необходимое в их ремесле добро. В одной из медтехник наткнулись на шикарные немецкие тонометры и американские фонендоскопы, не утерпели, да и купили на всех врачей своего госпиталя, считая и себя, любимых. А командиры всё удивлялись странным пристрастиям таких молодых и хорошеньких героинь. Нет бы, девушкам увлекаться тряпками и бижутерией, так нет — подавай им книги и медицинские инструменты.

Для чего в сопровождение выделили столь много охранников, стало понятно на другой день. Когда нарядно одетые женщины вышли из бокового входа ателье, к ним подбежали четыре незнакомца, и попытались затолкнуть в подъехавший легковой автомобиль, очень похожий на тот, на котором они приехали. Вот тут охрана и показала себя с самой лучшей стороны: очень быстро, аккуратно и практически беззвучно нападающие были скручены и уложены с собственную машину. Вскоре к ателье подъехали две Эмки, и охранники, передав задержанных, отправились водить женщин по культурным местам. А культурными местами наши женщины сочли не рестораны и театры, а картинные галереи и музеи, благо их в Москве немало.

На третий день они, наконец, оказались в Георгиевском зале Кремля.

Ирину и Ларису на машине доставили к Предтеченской башне, где у них проверили документы, нашли имена в списке, предложили сдать оружие. Пистолеты вместе с кобурами, снабженные номерками, отправились в сейф, на пропусках сделана пометка, и дамы, в сопровождении одного командира, пошли к Большому Кремлёвскому дворцу, где их встретил, и проводили в огромный, роскошно отделанный зал.

Белое с золотом! Высокие, уровня третьего-четвёртого этажа сводчатые потолки с великолепной лепниной, стены и колонны, покрытые лепниной и резьбой, великолепная мозаика паркетного пола из драгоценных пород дерева, ковровые дорожки и роскошные стулья, выставленные рядами — здесь будут сидеть приглашенные. Женщина в скромном деловом костюме указала Ирина и Ларисе их места — с правого края четвёртого ряда. Отсюда следует выходить на награждение, когда назовут их имена. Возле статуи Ленина стояла пара столов, рядом с ними стулья и небольшая трибуна: отсюда произнесут речи, отсюда награждённые смогут держать ответную речь, если их попросят. Кстати, вас попросят, подумайте, что вы скажете. Желательно коротко и по существу. И воздержитесь от излишнего славословия в чей бы то ни было адрес. — инструктировала их женщина.

Ирина оглянулась: по всему залу стояли маленькие группки гостей, и большинство из них также слушали инструктаж от своих кураторов. Присев на назначенное место, Ирина стала оглядывать убранство зала, и вдруг расстроилась едва ли не до слёз, так ей захотелось, чтобы Антон Петрович оказался рядом с нею, ведь её награды, по сути, заслужены им, она всего-то лишь применила новейшее оборудование в своей работе. А давать Звезду Героя за один бой вообще глупо. Мужики годами пластаются на фронте, рискуют жизнью, а она всего лишь дала пару советов, по счастью, пришедшихся ко двору. Ну и сохраняла вид полной уверенности в себе. Но быть уверенной хотя бы внешне, и без того её прямая обязанность как по профессии, так и по должности.

Лариса рядом тоже о чём-то задумалась, и по лицу её пробежала тень, в глазах показались слёзы.

— Ты чего, Лара?

— Понимаешь, Иринка, как бы было чудесно, окажись рядом мой Юра и твой Антон, и чтобы мы — в самых лучших своих платьях!

— Вот не поверишь, я сейчас подумала о том же самом!

Ирина, после того, как назвали её имя, до того разволновалась, что видела происходящее как будто с большого расстояния. Она, не чуя ног, подошла к Михаилу Ивановичу Калинину и замерла в полушаге от него. Хорошо, что мудрый человек понял её состояние, и всё что положено, сделал сам: сказал нужные слова, вручил награды и удостоверения, а обнимая, спросил на ушко:

— Сможешь сказать ответную речь, девочка? Уж больно ты растерялась.

— Скажу. — твёрдо ответила Ирина, немного приходя в себя — Я готовилась.

— Тогда, покорнейше прошу, люди ждут.

Ирина встала у трибуны и оглядела зал: среди награждаемых сверкало золото нашивок маршалов и генералов, ордена и медали на мундирах военных, костюмах гражданских и «секретных» людей. Довольно много было тех, кто не раз появлялся в газетах, о ком писались передовицы. За столом президиума сидели люди, которых она часто видела на первых страницах газет, в кинохронике и, изредка, на трибунах. А теперь они были тут, на расстоянии нескольких шагов. А ведь, по сути, они обыкновенные люди, такие же, как она сама. Столь простая мысль успокоила её.

— Товарищи! — просто сказала Ирина — Дорогие мои товарищи! Вот меня и мою лучшую подругу, боевого и трудового соратника, наградили высшими наградами нашей державы. По мне, так и не за что, но не мне решать. А я подумала о сотнях тысяч бойцов и командиров, которые в тяжелейших условиях насмерть бьются с врагом. А ещё о миллионах простых тружеников, которые денно и нощно, в лишениях и непосильном труде, куют нашу Победу в тылу. Так пусть все знают: врученные награды для меня, для нас — это аванс за работу, которую мы будем делать ради простых людей, братьев наших и сестёр, всех Советских людей и любимой нашей Советской Родины.

Отдала короткий поклон присутствующим и вдруг увидела, как самый главный человек Союза, товарищ Сталин, встал и захлопал в ладоши. Встал весь зал, и под аплодисменты Ирина прошла на своё место.

После церемонии награждения состоялся торжественный ужин, но Ирина снова разволновалась и не запомнила ничего кроме — всё было изумительно красиво и вкусно.

Давешняя женщина подошла ближе к концу ужина и пригласила:

— Вас ожидают для беседы руководители партии и государства.

Делать нечего, Ирина и Лариса взялись за руки, и пошли за провожатой наискосок через зал, через соседний зал на лестницу, и двумя этажами выше — в просторную комнату, видимо, кабинет какого-то большого начальника.

Там их ожидали трое: Сталин, Берия и Буденный.

— Добро пожаловать, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна! — протягивая руку шагнул вперёд вождь. Мы как следует не представлены, но заочно друг с другом знакомы.

— Как? — удивилась Лариса.

— Представьте себе, о ваших делах мне ежедневно приносят сводки. Лаврентий Павлович вам отдал своего лучшего комбата Осназа.

— Да, я в курсе. Это очень умный, волевой, а главное — инициативный командир. Мы отлично сработались. — кивнула Ирина.

— Вот-вот. А товарищ Буденный сейчас у нас отвечает за всё западное направление, поэтому владеет информацией о вас даже больше чем мы с Лаврентием Павловичем.

— Очень приятно. — совершенно искренне ответила Ирина.

— Давайте попьём чаю. — предложил Берия — мы знаем, что вы любите цейлонский чай, а к чаю мне из Ленинграда прислали вафельный торт «Фантазия», он ещё не поступал в продажу. Не откажетесь отведать?

Уселись у стола, накрытого к чаю, и разговор начался сам собой.

Сначала продегустировали тортик, другие сладости, отведали несколько сортов чая. Поговорили о том, о сём, о впечатлениях от Москвы. Ирина и Лариса премило щебетали, ожидая начала серьёзного разговора.

Ирина обратила внимание, что Сталин едва-едва поддерживает разговор, внимательно наблюдая за ними.

Отметила и продолжила непринуждённо болтать: будет нужно — будет разговор. А не случится разговора — значит, их сочли недостойными доверия.

Наконец перешли к серьёзным вещам, впрочем, всё началось с шутки.

— Как мне сообщили, все деньги, которые у вас были, в том числе и выплаты, положенные за государственные награды, вы потратили не на одежду и украшения, как того следовало ожидать, а на книги, реактивы и инструментарий для своего госпиталя. Это правда? — спросил Берия.

— Это правда. — кивнула Ирина — Вы знаете, какое это событие, первый раз в жизни побывать в столице нашей Родины? Вот и хочется привезти с собой что-нибудь, на память. Ну не брошки же и кофточки везти из Москвы? Хочется чего-нибудь полезного в работе, и чтобы напоминало о поездке.

— Но позвольте, двадцать три сфигмоманометра[12]… Не слишком ли крепкая память? — стараясь не рассмеяться, любопытствует Лаврентий Павлович.

— Не думаете ли Вы, товарищ Берия, что мы способны заботиться только о себе? — возмутилась Ирина — Эти тонометры предназначены всем врачам и процедурным медсёстрам. Очень хорошие приборы, удобные и красивые, вот и будет память. И фонендоскопы в нашей работе тоже вещь ежедневного употребления. Тем более, такие аккуратные, симпатичные и удобные в работе.

— Так-так-так. — сказал Буденный — может быть, есть смысл их скопировать и запустить в серию?

— Разумеется, есть смысл. Но тут бы лучше подойти более широко: пройтись по всему перечню инструментария и медтехники, да и придумать такой механизм, чтобы в производство сразу, или, по крайней мере, быстро, внедрялось бы самое лучшее и передовое.

— А не хотите ли заняться этим сами? — прищурился вождь.

Ирина улыбнулась:

— Знаете, товарищ Сталин, Вы мне напомнили эпизод из фильма, когда Петька спрашивает Чапаева: «Василий Иваныч, а ты сможешь командовать армией? А фронтом? А во всемирном масштабе?» Чапай ему и отвечает скромно, прямо и честно: «Во всемирном масштабе не смогу — языков не знаю».

Дружно посмеялись.

— А если серьёзно, то рано нам. Вам докладывают, что мы обучаемся у товарища Дикобразова Антона Петровича. Он проводит с нами занятия, и нам же присылает первые экземпляры своих учебников.

Вождь согласно кивнул.

— Тогда вы должны отдать себе отчёт, что огромный пласт новейших знаний и навыков, который мы успели накопить и освоить, просто пропадёт, поскольку в административной работе они неприменимы. Это первое. Второе: не хочу хвастаться, но работу госпиталя мы с Ларисой Авдеевной наладили единственно верным образом. Я имею в виду приоритет сохранения жизни наших пациентов. Мы сознательно не лечим следы ожогов, не восстанавливаем конечности и не выращиваем повреждённые глаза. Да, мы это можем, но не делаем. Да, нашим пациентам остаются уродства, но сохраняется сама жизнь.

— А стоит ли жить без глаз? — глухо спросил Буденный.

Старый солдат знал, о чём говорил — на своём веку он насмотрелся на калек и увечных.

— Стоит. Дело в том, что после войны мы сумеем организовать восстановление членов и органов у инвалидов войны. Это будет нелёгкая и страшная работа, но мы к ней уже готовимся. Все наши пациенты знают о наших намерениях и о приготовлениях, верят нам и согласны подождать, потому что восстановление одного органа будет стоить несколько десятков жизней. Тех, кого мы не сможем полечить.

— Теперь понимаю. Жалость к одному обернётся большой бедой для многих.

— Следующее соображение, третье по счёту. — продолжила Ирина — Работы по размножению медицинских приборов из будущего. Так сложилось, что этим процессом лучше всех получается управлять нам с Ларисой Авдеевной. Мы настойчиво ищем других людей и подобрали уже четыре пары, но все они слабее нас. Огромные надежды мы связываем с парой, которую образовали недавно, но есть серьёзнейшее препятствие: у ребят нет хорошего медицинского образования. Девочка хотя бы окончила медучилище, а у мальчика за плечами только средняя школа и курсы санинструкторов при дивизионном госпитале. Мы этих ребят учим, причём самым новым и совершенным методикам. Мы даём им самую лучшую теоретическую подготовку, которую только способны организовать: все врачи читают лекции и натаскивают на необходимые манипуляции. Правда, я не знаю, как мы их потом будем аттестовать, и какой они получат диплом, это вопрос будущего, что-нибудь решим. В конце концов, товарищ Бурденко даст совет, на сей случай, он мудрейший человек в мире.

Ирина сделала глоток из чашки и слегка поморщилась: чай остыл. Берия, быстро и ловко заменил остывшую чашку на новую. И тут же налил горячего чаю. Ирина благодарно кивнула и продолжила:

— Четвёртое: обучение врачей и среднего медперсонала работе с новейшими приборами, параллельно отрабатывая методики. Работа эта очень кропотливая, можно сказать, штучная. Вы знаете, что нам пришлось расстаться с тремя врачами, по причине их неготовности воспринимать новое. Мы пока не имеем возможности уговаривать и подстраиваться под личностные особенности каждого. Вопрос стоит крайне жёстко, если не сказать жестоко: каждая задержка для объяснений на несколько минут чревата инвалидностью, каждый час задержки — верная смерть бойца или командира. Прекрасно, что наш особист понимает наши резоны и всегда держит в поле зрения несколько перспективных врачей на замену выбывающим по различным причинам. Ещё раз скажу: к этим людям, как к врачам-специалистам, у меня нет никаких претензий: каждый из них хорош на своём месте, в обычном госпитале. Но они не подходят для нас, поэтому пусть развиваются в своём направлении.

Все внимательно слушали. Лариса, с которой не раз обсуждались эти вопросы сидела ни жива, ни мертва: ну нельзя же так прямо и в лоб говорить высоким руководителям такие вещи…

А Ирина продолжала:

— Наконец, пятое. Размножение приборов и подготовка персонала, умеющего работать с ними через три-четыре года даст возможность создать ещё один госпиталь уровня нашего, а потом, за счёт увеличения числа приборов, их производство станет массовым и можно будет подумать об оснащении нашей аппаратурой специализированных отделений лучших клиник, а там дело и до обычных клиник дойдёт. Но это будет через… Я не знаю, счёт пойдёт уже на десятки лет.

Помолчали.

— Скажите, только откровенно: всё ли в вашем госпитале благополучно с бытовой точки зрения? — спросил Сталин.

Ирина кивнула Ларисе:

— Докладывай, Лариса Авдеевна, ты у нас главная по тылу.

Лариса благодарно улыбнулась и заговорила:

— Начнём с того, что бытовые трудности нередко возникают от нежелания руководителей обеспечить нормальные условия своим подчинённым. Знаете, есть два вида такой беды: одни машут рукой и говорят: «А вот мы в молодости и не такие трудности переносили» или «Деды-прадеды так жили и ничего». Другие тоже машут рукой, но уже барственно: «Этот народ так всегда жил и лучшего недостоин».

— И часто попадаются такие… вторые? — нехорошим голосом спросил Берия.

— Весьма часто. И добро бы это были потомки бояр и князей, так нет — выходцы из деревень и местечек. Те, что из местечек, чаще заражены подобными настроениями. — таким же нехорошим голосом ответила Лариса — Однако, продолжу. Коли у нас появилась возможность просить всё что нужно, то я, взяв на себя функцию зампотылу, и требовала все, что действительно нужно. У всех наших врачей и среднего медперсонала отдельные комнаты, попарно объединённые кухнями, туалетами и душевыми. Младший персонал живёт в двухместных комнатах. Провести канализацию, воду и свет не так уж трудно. Бойцы батальона Осназ и подразделений обеспечения живет в казармах, разделённых на десятиместные кубрики. Средние и младшие командиры живут в двухместных комнатах. Старший комсостав в отдельных. Построена баня, устроена спортивная площадка на триста человек и клуб на тысячу человек. Так сказать, на вырост. Если госпиталь останется на этом же месте, а такой вариант очень привлекателен с любой точки зрения, то стоит построить коттеджный посёлок по немецкому образцу, для всех сотрудников госпиталя.

Лариса немного помолчала, собираясь с мыслями и продолжила:

— Огромной проблемой в нашей стране является вещевое снабжение учреждений и особенно подразделений, отвечающих за быт. Сразу скажу, что значительная часть трудностей носит надуманный характер и проистекает из нежелания руководителей, особенно среднего и высокого ранга решать реальные проблемы нижестоящих. В самом деле — зачем? Человек и так имеет всё что нужно и даже значительно больше чем нужно. Он уже мечтает о предметах роскоши для себя, и таких примеров — масса.

— Да, есть такие явления.

— Гораздо хуже то, что часть наших руководителей почувствовала себя новыми дворянами и требуют к себе особого отношения просто в силу их должности. Им безразличны страдания и смерть простых людей, зато их собственные пожелания и даже капризы должны выполняться немедленно, бегом.

— Можете привести пример?

— Легко. Тем более, что я обещала этому человеку, что он не останется безнаказанным. Не так давно к нам в госпиталь приезжал генерал армии Жуков, привёз своего приятеля, полковника. У полковника, видите ли, шрам на лице с повреждением верхнего века левого глаза, ему немного некомфортно.

— И что?

— Я ответила, что у нас лечатся герои, а не шлифуются личики переносчиков бумаг.

— И что?

— Жуков схватился за пистолет, я позвала охрану. Товарища генерала армии со всей вежливостью посадили в его роскошный… а вот не знаю, что там было такое длинное и лакированное: Мерседес, Хорьх или Майбах, но невероятно прекрасное и с белым кожаным салоном. Кстати сказать, охраны у генерала армии было всего один грузовик с десятком автоматчиков и один лёгкий броневик. Это при том, что за генералами идёт охота.

— Возмутительно! — сказал Сталин — Невыносимое барство! И глупая бравада к тому же.

— Да, товарищ Сталин. — согласно кивнул Будённый — Со своей стороны скажу: Жуков чрезвычайно талантлив как полководец, а вот человек он — гавно. Думаю, надо его вызвать и устроить хорошую порку, чтобы не забывал о своих мужицких корнях. Но он не один такой новоявленный барин, много их развелось. Нужно провести ревизию по всем штабам от дивизии и выше, да полечить их обитателей от барственных замашек. Особенно пройтись по политуправлениям, ну да ты знаешь моё к ним отношение.

— Ладно, в такой важный для вас день не будем о неприятном. Извините, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна. — сказал Сталин — Я хотел спросить о ваших планах на послевоенное время, но вижу, что у вас всё распланировано на десятки лет. Это хорошо. Это правильно. Но я хочу вас спросить: новое направление медицины, которое вы возглавляете сейчас… Что оно даст нашей стране в большой перспективе? Я имею в виду такую вещь: да, вы размножаете приборы и, через какое-то время, они поступят в более широкий оборот. Но как изменится сама медицина как отрасль практическая и научная?

Женщины помолчали обдумывая. Проблему, озвученную Сталиным, они не раз обсуждали раньше, но сейчас требовался аргументированный, чеканный ответ.

— Я полагаю, товарищи, — заговорила Ирина — что Вы, товарищ Сталин, правильно оценили наши послевоенные планы. Мы действительно собираемся работать в своей области, благо у нас пока всё складывается удачно. Но что даст новое направление медицины в большой перспективе? Думаю, что даст очень многое. Во-первых, мы узнали, что будущее за биологией в самом широком смысле этого понятия, за биохимией и биомеханикой как инструментами, изменяющими наш мир. Уже то, что при лечении ранений или заболеваний нужно точечно воздействовать на те или иные органы или системы человека мы знали и раньше, а теперь мы узнали на какие органы с системы воздействовать и как. Это само по себе огромный скачок в развитии медицины. Посмотрим с другой стороны: уже тот факт, что приборы существуют, даст стимул к изобретению новых биомеханических устройств, или по крайней мере работ в этом направлении. Кстати, Антон Петрович нам говорил, что, по его мнению, вирусы представляют собой одичавшие биомеханические устройства, способные к самовоспроизводству. Вот такое наследие давно исчезнувшей высокоразвитой цивилизации. Я считаю, что нужно проводить фундаментальные исследования в этом направлении. В целом какие-то значительные, видимые изменения в медицине как в науке, так и в области практической деятельности проявятся не ранее чем через тридцать-сорок лет. Но нам нужно быть готовыми к этим изменениям, активно совершенствоваться.

— Если говорить о готовности к изменениям, то вот вам вопрос: чему учить нынешних школьников, завтрашних студентов?

— Сложный вопрос. Если в целом, то тому же, чему и раньше. Нужна фундаментальная база: математика, физика, химия, биология, география астрономия. Эти дисциплины актуальны и в далёком будущем. Я слышала, что в школьный курс собираются ввести философию с логикой, и считаю это прекрасной идеей. Вот только я не представляю откуда взять такое количество подготовленных философов, для преподавания в школе…

— Ну что же, будем думать и над этим. У вас ещё остались вопросы?

— Имеется один. — смущенно сказала Лариса — Только он не по теме. Мы всё гадаем, кто нас попытался похитить? Если не секрет, конечно.

— Секрет и очень строгий секрет. — ответил им Берия — похитить попытались наши доморощенные уголовники, но по заказу иностранной разведки. Очень они интересуются новейшими приборами и методиками, с которыми вы работаете. Вам интересно, какая разведка?

— Ну что Вы! — улыбнулась Лариса — Это попалась одна, а интересуются все остальные.

— Прекрасно, что вы это понимаете. Я лишь попрошу вас в разговорах не упоминать об этом случае.

На том и расстались.

— Прекрасные девочки. — сказал вождь своим соратникам, когда Ирина и Лариса отправились к себе в гостиницу — Умные, образованные, с твёрдой жизненной позицией. Хорошая у нас молодёжь, очень хорошая. Лаврентий, как думаешь, Ирина справится со своим, словно из ниоткуда взявшимся направлением?

— Справится, я в неё верю. Хотя помогать надо. Очень надо. Знаете, сколько у меня на неё доносов?

— Троцкисты?

— Не только. Интеллигенты очень любят доносительство. Пишут и пишут. Вот Ирина назвала отчисленных из штата врачей хорошими специалистами. Специалисты они может и хорошие, но при этом шкурники изрядные. Ведь только один из этой компании не написал доноса! А один из доносчиков, некто Генкин, ещё до отчисления из штата, написал донос особисту, за что получил он него втык. Тогда Генкин написал в Главмедсануравление РККА, и опять получил втык. Так ведь мерзавец не успокоился и через дальнего родственника передал донос лично мне! Ермолов с ним разобрался, оказывается, Генкин пишет доносы с начала тридцатых, ещё со студенчества. А причина всё та же: добивается послаблений. В институте писал на преподавателей, чтобы потрепать им нервы и с тем легче сдавать зачёты и экзамены. Здесь он хотел пролезть на место начальника госпиталя.

— И чем всё закончилось?

— Нашли старые грешки, судили и отправили в штрафную роту[13].

— Для командиров положен штрафбат, или что-то изменилось? — удивился Буденный.

— Видите ли, этот хитро вымудренный деятель как-то изловчился остаться в статусе вольнонаёмного. Когда его прижали, сознался, что не верил в нашу победу, рассчитывал, что так будет легче устроиться при новой власти.

— Береги девочек, Лаврентий.

— Обещаю.