Анархист

Глава 16

Через день, когда миновал мощный фронт циклона, под лёгким дождиком, Антон поднимался на борт гидроплана, на этот раз четырёхмоторного, и не пассажирского, а грузового. Каюта на этот раз оказалась поменьше, кровать поуже, а предложенный ужин и вино значительно проще. Но Антон на эти трудности ничуть не роптал, поскольку, по своему обыкновению, даже не заметил. Не столь комфортный, но зато, куда более скоростной аэроплан долетел из Америки в Европу сильно быстрее: на этот раз очень помогли попутные ветра.

Уже в Москве Антон узнал последние сведения о судьбе злосчастного флота: он всё-таки двинулся на юг, к Магелланову проливу, и уже понёс первые потери: во время дозаправки с танкера, на лёгком крейсере вспыхнул пожар, приведший к детонации боеприпасов на трёх зенитных установках. Крейсер вместе с танкером пришлось отправлять в ремонт. Следствие, проведённое по горячим следам, установило, что имел место саботаж моряков, не желавших идти на непонятную и ненужную им войну.

Что будет дальше, Антон обсуждал с господином Абэ на тропическом острове. Японец сильно впечатлился изменённым планом, и пожелал узнать, а что бы многоуважаемый господин Мантейфель предложил для достойной встречи долгожданных кораблей. Антон и предложил в первую очередь топить авианосцы и суда обеспечения: с топливом, боеприпасами и с ремонтными мощностями. Кстати, такие суда ещё и самые незащищённые и беззубые: на них нет брони, на них, кроме авианосцев, нет артиллерии, да и военная выучка матросов много ниже, чем на боевых кораблях. Есть ещё крайне важный аспект: если обычного военного моряка — артиллериста, сигнальщика или морского пехотинца можно обучить довольно быстро, за полгода, а потом останется только повышать квалификацию, то ремонтника не выучишь и за год. Минимум — цикл обучения в пару лет, до достижения нижней планки сколько-то пристойного уровня. А учитывая то, что опыт, для технического специалиста, оказывается критически важен, то потеря именно персонала реммастерских является невосполнимой — специалистов просто неоткуда взять. Специалисты нужны везде, их отдают крайне неохотно, так что, даже построив новые суда обеспечения, Америке будет некем комплектовать экипажи, причём за любые деньги, ибо деньги тут имеют далеко не главное значение.

Отсюда и тактика: пусть японцы наставят по всему Магелланову проливу минные банки, управляемые с берега. На берегу же разместят торпедные аппараты, направленные на фарватер, а для персонала торпедных батарей оборудуют пути отхода и места где можно прятаться. В этом случае их шанс выжить будет весьма велик. В удачных местах можно установить тяжёлые миномёты. Замаскированные позиции миномётов тяжело обнаружить средствами корабельной артиллерийской разведки, даже во время стрельбы, а до открытия огня их, то есть миномётные позиции, почти невозможно увидеть с воздуха. А между тем, для танкера хватит и одной удачно попавшей мины калибром сто двадцать — сто шестьдесят миллиметров. По плавучим ремонтным базам стоит поработать зажигательными и осколочными боеприпасами.

Артиллерия, в том числе и гаубичная, в смысле скрытности куда более уязвима, да и в смысле манёвра куда более ограничена из-за веса и габаритов артсистем.

Ну и напоследок — завеса подводных лодок и тактика волчьих стай. Антон случайно беседовал с советским командиром эсминца, тот оказался хорошо осведомлён о новейшей тактике немецкого подводного флота. И понятно, почему командир-моряк так хорошо знал предмет: он, по роду службы, как раз и обязан противостоять немецким подводникам. Японцы союзничают с немцами, пусть воспользуются их опытом, время есть, пусть и крайне ограниченное. А пока пусть используют против американцев собственные наработки.

— Юра, ты говорил, что после школы работал плотником…

— Работал. Недолго, если честно. А что надо?

— Будь другом, выстрогай мне какие-нибудь гусли или не знаю, с чем там выступали древние сказители?

Антон развалился на лежаке в предбаннике, а Юрий устроился у стола с кружкой пива.

— Зачем тебе гусли?

— Ты знаешь, я чувствую себя этаким бояном: постоянно диктую учебники и методички. За прошедший год я надиктовал целую библиотеку! Я только и делаю, что диктую бедным стенографисткам! Но они хотя бы работают посменно, а я как тот попугай… Надоело!

— Ну не год, а год и восемь месяцев. Это, во-первых. Во-вторых, у нас с тобой было пять выездов на фронт. Ведь славно мы развлеклись?

— Хорошо, но мало!

— Может тебе пивка налить, Антоша? С пивом взгляд на жизнь становится гораздо оптимистичнее. А лещ-то к пивасику какой, а? Одно слово: царский!

— Не уговаривай, Юра, не люблю я пива. Ты мне лучше кваску налей, очень квасок мне сегодня понравился. А потом мы в парилку пойдём.

— Ну как твоя душенька пожелает… Держи свой квас.

В парилке славно! Ровные волны жара накатывают от каменки, льняные простыни на полке манят прилечь, и пусть над тобой порхают распаренные веники, а самый пышный из них — под голову, чтобы аромат берёзы и дуба витал вокруг.

Нам не нужна раскалённая парная — пусть в такую ходят те, кто кроме дублёной кожи не имеет никаких рецепторов. Нет! Нам нужна парная, где умеренный жар, ласкающий пар, запах травяного настоя, и пушистый веник создают симфонию чистоты и расслабления. Когда из парной, после веника мы можем нырнуть в прохладную воду купели и всласть поплавать в ней. А потом опять в предбанник к вкусным напиткам и душевным разговорам.

Командир НКВД, присланный на этот раз, выглядел величественно, как памятник. Взгляд свысока, грудь колесом, спина прямая — идеал строевика, а не живой человек. Антон сначала ухмыльнулся про себя, мол, какой штабной болванчик пожаловал по мою душу, а потом присмотрелся внимательно.

И увидел, что у человека, на самом-то деле, явные последствия контузии позвоночника. Вообще удивительно, что командир остался на службе, а не был комиссован по инвалидности — видимо человек стремился служить даже через боль, через «не могу».

— Товарищ Дикобразов, вас вызывает товарищ Иванов.

— Это срочно?

— Не совсем. У вас есть два часа для улаживания своих дел. Предстоят испытания изделия Тукан.

— Благодарю. Как вас зовут, товарищ капитан госбезопасности?

— Илья Сидорович Антонов.

— Я вижу, Илья Сидорович, что у вас серьёзнейшие последствия после контузии. Если желаете, я могу их ликвидировать.

— Как вы вылечили капитана Аверина?

— Примерно так.

— Времени хватит?

— Вполне. Раздевайтесь до трусов, и ложитесь на диван лицом вниз.

— У меня кальсоны.

— Тогда снимайте и их, мне нужно будет видеть ноги. И мне необходимо погрузить вас в сон. Разрешаете?

— Делайте всё, что следует, товарищ Дикобразов.

Пока аппаратура из аптечки ремонтировала позвоночник капитана, Антон неторопливо переоделся в военную форму, чтобы не выделяться на фоне других участников испытания.

Через полчаса, получив сигнал о восстановлении пораженной части позвоночного столба пациента, Антон отключил аптечку, собрал приборы и разбудил капитана.

— Всё готово, товарищ Антонов. Немного подвигайтесь, чтобы освоиться с новым состоянием организма, только пока не совершайте резких движений. Пару дней поберегитесь от больших физических нагрузок, потом начинайте входить в обычный режим. Ясно? А пока примите душ, он за той белой дверью.

Капитан осторожно подвигал руками и ногами, покрутил головой, совершил несколько плавных поворотов корпусом. На лице командира отразилось наслаждение и радость: поразительно, но нигде и ничто не болело, не вынуждало замирать в одной, не слишком удобной позе. Молча он прошел в душ и вскоре вышел посвежевший и очень довольный.

— Товарищ Дикобразов, это просто чудо! Благодарю вас от всего сердца! Вы знаете, меня вскоре должны будут уволить по здоровью, а тут вы меня полностью лечите… Спасибо. Жаль, что я не смогу вам отплатить за ваш труд.

— Служите Родине, товарищ Антонов, это и есть главная плата. Ну что, поехали?

В одном из ангаров Лётно-Испытательного института собиралась небольшая, но очень представительная комиссия, призванная решить судьбу трёх новейших двигателей и самолёта под один из этих моторов. В сторонке, возле прикрытого тканью агрегата стояли специалисты представляющей свою работу стороны: главный конструктор, инженеры и механики в рабочих комбинезонах.

У ангара припаркованы тяжёлые лимузины, на которых приехали Берия и Буденный, возле них встала скромная Эмка, из которой вылез Антон. Ждали только Сталина.

— Давайте к нам, товарищ Дикобразов. — махнул рукой Буденный.

Антон, подходя, поздоровался, пожал руки.

— Скажи, Антон Петрович, а насколько усилятся наши ВВС, получив новые двигатели? — сходу взял быка за рога Буденный.

— Ответ вам должны дать специалисты, а, по моему мнению, усилятся, причём значительно. У газотурбинных двигателей есть свои ограничения, и главное таково: эти двигатели прекрасно работают в узком диапазоне режимов, и очень не любят всяких переключений. То есть там, где нужно тянуть долго и равномерно, они подходят лучше всего остального, например, на пассажирских, транспортных самолётах, на бомбардировщиках, особенно дальних. А вот для истребителей они годятся плохо. То есть, поставить-то можно, и будут работать, причём намного дольше чем нынешние поршневые моторы, но значительно меньше, чем положено приличному ГТД. Ещё я слышал, что для морских кораблей, которые должны бегать быстро и долго, такие двигатели тоже подойдут отлично.

— Ага! Специалистов я ещё поспрашиваю, но в целом понятно, спасибо Антон Петрович. Но движок предназначен для штурмовика, или я неверно понял?

— Верно. Так ведь штурмовику не надо вести маневренного воздушного боя. Взлетел, встал на курс, прошелся по цели, и обратно на дозаправку и подвеску вооружения. Конвейер!

— Действительно. А хорошие штурмовики сейчас край как нужны. В последнее время немцы научились бороться с нашими Илами, трудно им пробиваться к цели, потери тяжёлые. Однако, что нам делать с истребителями?

— Истребителям подойдёт близкий родственник ГТД: турбореактивный двигатель.

— Да, слышал, даже бумаги подписывал: недавно открыли ещё одну группу по разработке ТРД.

Вдалеке показался ещё один лимузин, присутствующие подтянулись, встали в некое подобие строя. Сталин приехал с наркомом авиапромышленности Шахуриным, и вместе с ним пошел вдоль строя, пожимая руки. В конце строя стояли разработчики новых двигателей, во главе с молодым худощавым мужчиной в простом костюме.

— Здравствуйте, товарищ Колосов. — Сталин пожал ему руку — Вы готовы представить свои новейшие изделия?

— Так точно, готовы, товарищ Сталин. Все три изделия ждут, а кроме них ещё и планер самолёта, изготовленный группой Роберта Людвиговича Бартини.

— Вот как? О самолёте мне сообщили уже по дороге сюда, и что инициатива его представления исходит от вас, товарищ Колосов. Объяснитесь.

— Товарищ Сталин, моей группе были выданы расчёты и рабочие эскизы, скромно названные предварительными набросками, двух новейших газотурбинных двигателей. При детальном рассмотрении материалов выяснилось, что у нас в руках, в сущности готовые решения. Осталось только перевести эскизы в чертежи и технологические карты и подобрать соответствующие конструкционные материалы для изготовления изделий. Нами было принято решение разделить группу на три, и построить сразу три изделия: двигатели для тяжёлого штурмовика, для тяжёлого бомбардировщика и корабля класса эскадренный миноносец. Дело в том, что двигатель штурмовика был практически готов, двигатель тяжёлого бомбардировщика можно легко получить путем масштабирования первого двигателя, с применением целой серии идей, выдвинутых сотрудниками моей группы, а двигатель для корабля мы получили путем дефорсирования тяжёлого авиационного двигателя и применения на нём водяного охлаждения. Говоря о результатах следует отметить, что двигатель штурмовика готов, и испытан, двигатель для бомбардировщика начал испытания, а судовой двигатель пока в стадии создания первого опытного образца. Что касается самолёта конструкции товарища Бартини, то, когда я увидел чертежи и макет самолёта, то понял, что предлагаемая машина идеально подходит к двигателю, который мы строим. У нас в КБ нашлись подходящие помещения, где стала работать бригада товарища Бартини, технологический уровень и загруженность завода, при котором мы работаем, позволили выполнять необходимые детали и устройства, а сотрудники товарища Берия помогли с оформлением необходимой документации.

— Я знаю, что вам была утверждена совершенно определённая смета расходов. — с некоторым холодком в голосе заметил Сталин — Как вам удалось сделать работу многократно превышающую первоначальное задание?

— Да, предварительная смета превышена, но я полагаю, что превышение несущественно: порядка десяти-пятнадцати процентов. Нам было непросто, товарищ Сталин, но с помощью присутствующего здесь товарища Берия, все трудности были преодолены.

— И каким же образом?

Главный конструктор страшно волновался: с одной стороны, он был убеждён в своей правоте. Ещё бы: из финансовых и материальных ресурсов, выделенных на создание одного двигателя, его команда сваяла целых три. Да, пришлось выходить на Берия, чтобы тот помог расширить рамки проекта, поскольку НКАП самоустранилось в этом вопросе, а проекту срочно требовались новейшие материалы для лопаток и камеры сгорания. Но ведь и хорошие намерения можно истолковать превратно.

— Как я уже сказал, материалы, представленные нам, были практически готовыми решениями, поэтому к изготовлению мотора штурмовика мы приступили без промедления. Правда, нас смутила мощность двигателя, указанная в документах — тысяча шестьсот лошадиных сил, мы не рискнули сразу выдать такой результат и ограничили мощность нашего двигателя тысячью двадцатью лошадиными силами. Дело в несовершенстве существующих материалов, но со временем проблема будет решена.

— Тысяча двадцать лошадиных сил… Это совсем недурно. — кивнул Сталин — А вы сохранили габариты, заявленные в задании?

— Габариты самого двигателя полностью совпадают с заказанными, единственное существенное отклонение — габариты масляного радиатора. Насколько мы поняли, маслорадиатор, предложенный нам, рассчитан на масло высочайшего качества, пока недоступное нашей промышленности. Пришлось применяться к имеющемуся маслу.

— Ну что же, товарищ Колосов, меня услышанное удовлетворило, пойдемте, посмотрим на сами изделия.

В ангаре, недалеко от входа, на трубчатых стойках были установлены два двигателя: один относительно маленький, второй большой. Третий, очень большой, двигатель был установлен на полу. Рядом, на штативах были развешены плакаты, на которых изображалось устройство двигателей и их основных частей.

Зрители встали полукругом, и главный конструктор приступил к рассказу о созданных силовых установках, об их устройстве и особенностях, а также о трудностях, которые предстоит преодолеть производственникам и эксплуатационникам новейших двигателей. По его словам, выходило, что моторный завод уже заканчивает переналадку оборудования и с середины следующего месяца выдаст первые моторы для штурмовиков.

Сталин, а за ним и остальные гости осмотрели изделия снаружи, заглянули в открытые для обозрения лючки, полюбовались на плакаты и чертежи.

— Великолепно. — сказал Сталин — Откровенно говоря, я не ожидал такой скорости проведения работ по новейшим, крайне сложным моторам. Все причастные к работам будут отмечены государственными наградами, Советское Правительство высоко отметит ваши творческие и трудовые достижения, товарищи. А теперь давайте осмотрим вашу сверхплановую работу. Где товарищ Бартини?

Из толпы вышел мужчина среднего роста, в комбинезоне техника. Впрочем, под комбинезоном у него были белая рубашка и галстук.

— Ведите, товарищ Бартини.

Присутствующие перешли в соседний отсек ангара, и их взорам предстал необычный для этой эпохи самолёт: с носовой стойкой шасси, большим каплевидным фонарём с крупнокалиберным пулемётом в вырезе. Самолёт выглядел очень гармонично даже несмотря на частую «гребёнку» кронштейнов для подвески вооружения, на крыльях. Двигателя на самолёте не было. Это было видно через открытые люки в моторном отсеке. Ещё одна деталь привлекла внимание гостей: необычной формы шестилопастный винт, стоящий рядом на специальной подставке.

— Товарищ Бартини, расскажите, почему винт на вашем самолёте такой… гм… интересный? — сразу заинтересовался Сталин.

— Винт и правда очень интересный, это верно, товарищ Сталин. Дело в том, что обычный винт при достижении концами лопастей определённой скорости, начинает очень сильно шуметь. Это серьёзный демаскирующий фактор сильно повышающий уязвимость самолёта, поскольку при определённых условиях зенитчики могут бить просто на звук, и даже попадают. Винты новой формы сами борются с шумом, правда, немного теряя в эффективности.

— Кажется понимаю. За борьбу с шумом приходится платить мощностью. — сказал Сталин.

— Совершенно верно, товарищ Сталин. Но зато вражеские солдаты не успеют отреагировать на неожиданно появляющиеся штурмовики и наши атаки окажутся значительно более эффективными.

Идею новой формы винтов для самолётов Бартини почерпнул из материалов об активной и пассивной борьбе с шумом, представленных ему Антоном. Гениальный конструктор и учёный быстро разобрался в новой для себя области знаний, самостоятельно разработал алгоритмы и формулы, а также создал методику расчёта шумоподавления для самолётных винтов. А потом ещё и для судовых винтов — на флоте тоже имеется проблема борьбы с вредными шумами. Дело в том, что группа Сергея Дмитриевича Колосова, куда Бартини уже органично влился, собиралась заняться и кораблями.

— Если желаете, товарищ Сталин, мы покажем работу нового типа винтов в натуре. Мы установили пару винтов на бомбардировщик ТБ-3, для проверки работоспособности идеи. А после мы продолжим осмотр штурмовика.

Все вышли на лётное поле, где стоял морально устаревший крылатый гигант в камуфляже защитного цвета. На крайних моторах бомбардировщика стояли стандартные двухлопастные винты, а на ближних к фюзеляжу — новые, шестилопастные. Моторы уже работали на малых оборотах и винты медленно вращались.

По знаку Колосова лётчики сначала включили на полную мощность крайние двигатели, и рёв мотора дополнился шумом винтов, довольно мощным и неприятным. Но вот крайние моторы переведены на холостой ход, а вместо них взревела вторая пара двигателей. Шестилопастные винты, это было слышно любому, звучали много тише и как-то приятнее: звук не рвал человеческое ухо. Присутствующие сразу отметили любопытный эффект: при увеличении оборотов двигателя, звук винта становился тише, причём настолько, что люди даже могли разговаривать, почти не повышая голос. Звук шел только от работающих на полных оборотах моторов самолёта.

— Поразительное достижение, товарищ Бартини! — искренне сказал Сталин — Как вам это удалось?

— Это не моё достижение. — отрицательно покачал головой Бартини — Товарищ Сталин, я всего лишь реализовал идеи и расчёты, предоставленные мне. И ещё новые материалы. Мы научились выклеивать винты в формах, и, хотя сам процесс не быстрый, примерно вдвое дольше, чем изготовление металлического винта, зато по расчётам, новый винт будет работать в пять, а то и в семь раз дольше металлического. Кроме того, наш винт втрое легче.

— Мне доложили, что идеи были самыми общими, а расчёты не очень глубокими. Есть мнение, что это Ваше достижение, товарищ Бартини. Ваше и Вашей группы. В любом случае винты сделала ваша группа, вам и нести за них ответственность.

— В таком случае, товарищ Сталин, нужно срочно разворачивать массовое производство новейших винтов. Перерасчёт формы винта на каждый тип самолётов мы проведём в самые сжатые сроки, дело за заводом по производству винтов.

— Завод будет, причём в самое сжатое время, это мы обговорим на совещании. А пока мы все хотели бы продолжить знакомство с вашими достижениями.

И Бартини снова повёл своих гостей к штурмовику.

Любой человек, знакомый с авиационной техникой конца двадцатого века, обратил бы внимание на материалы, из которых изготовлен планер: он был практически полностью склеен из композита: паучий шёлк, соединённый паучьим же клеем. Всё внутреннее оребрение, пространственный каркас, как фюзеляжа, так и крыла, был также композитным. Композитными были баки, трубопроводы, тяги, створки и даже петли и замки створок. Всё лёгкое по весу, всё легко демонтируемое и столь же легко устанавливаемое, словно детали неизвестной ещё игры «Лего». Для демонстрации процессов ремонта и обслуживания, четверо механиков отстыковали крыло штурмовика и за полчаса разобрали его на части, а потом собрали снова, причём некоторые детали брали не из числа демонтированных, а устанавливали те, что им случайным образом подавали со стеллажей с запчастями, расположенных несколько в стороне.

Все были сильно впечатлены — такая ремонтопригодность, да в условиях войны… Это сильно. Понятно, что экспромт был тщательно продуман и отрепетирован, но сама мысль заменяемости всех деталей обшивки была признана великолепной.

Это значит, что повреждённые самолёты будут ремонтироваться тут же на аэродроме, не отправляясь в передвижной авиаремонтный завод, или на капитальный ремонт. Значит увеличится интенсивность использования авиатехники, количество боевых вылетов, следовательно, легче станет нашим наземным войскам, ради которых, собственно и существует авиация.

Главный конструктор обстоятельно и доходчиво рассказал о конструктивных особенностях самолёта, особо указав на тот факт, что впервые в мире боевая нагрузка самолёта вдвое превысит его сухой вес. То есть, при собственной массе, без топлива, расходных материалов и экипажа в две тонны, штурмовик будет брать четыре тонны пулеметных патронов, артиллерийских снарядов, бомб и ракет.

— Штурмовик, представленный нами вполне готов к мелкосерийному производству и натурным испытаниям, дело за самой сложной и технологичной его частью — двигателем. Соображения по сему поводу я, с вашего разрешения, доведу на совещании. И последнее: детали и элементы планера будут изготовляться на эталонных шаблонах, что даёт возможность передать значительную их часть в различные рода артели, главным условием станет лишь наличие у них отапливаемых и вентилируемых помещения достаточного объёма. На долю авиазавода ложится лишь изготовление наиболее ответственных деталей и окончательная сборка самолёта.

— Очень любопытно. А сколько в таком случае будет стоить готовый штурмовик, вы прикидывали его стоимость? — сделал стойку Буденный.

— Да, стоимость была просчитана: ровно двести четырнадцать тысяч рублей. В дальнейшем, в случае принятия решения о крупносерийном производстве, мы надеемся снизить цену.