Анархист

Глава 24

— Антоша, ты куда-то собираешься?

— Да, Иришка. Я обещал Лаврентию Павловичу кое-что сделать. Думаю, это ненадолго.

— Может, и я пригожусь?

— Не думаю. А самое главное, я буду постоянно отвлекаться на тебя, какая тут работа?

— Ну ладно, иди, Антоша, только ты не задерживайся.

До знакомого корпуса Антон дошел в одиночку, только у двери в бомбоубежище его встретил давешний командир НКВД.

— Следуйте за мной, товарищ Дикобразов.

На этот раз Антона привели чуть дальше по коридору, а дверь в отсек была услужливо приоткрыта. Сопровождающий заглянул в дверь и доложил:

— Специалист доставлен.

— Входите! — донеслось из-за двери.

В помещении, куда зашел Антон находился крепкий худощавый мужчина в форме со знаками различия высшего комсостава госбезопасности. При виде Антона он встал и протянул руку для рукопожатия:

— Здравствуйте, товарищ Дикобразов, я Лев Емельянович Влодзимирский, сегодня мы поработаем вместе, поскольку Лаврентий Павлович занят неотложными делами. Ренге и Вахрушев находятся в раздельных помещениях, и готовы к работе. Я правильно понимаю, что Вам необязательно слышать, что говорят эти люди?

— Совершенно правильно. Но мне непременно нужен визуальный контакт, чтобы контролировать степень воздействия на объект.

— Прекрасно. Проходите в эту дверь, приступайте к работе, товарищ Дикобразов.

В комнате, куда вошел Антон, было не два окна, а четыре, впрочем, лишние окна были тёмными — в тех комнатах был выключен свет. В освещённых комнатах находились Ренге и Вахрушев: оба сидели на неудобных даже с виду деревянных стульях, причём к этим стульям они были пристёгнуты за ноги. В двух метрах от подследственных стояли кресла, на которых расположились мужчины в гражданской одежде, надо полагать, дознаватели.

О чём шла речь, Антону было не слышно, да и неинтересно, а потому он сразу сосредоточился на своей части работы: включил ПСИ-генератор и направил лучи на троцкистов. Воздействие пошло по плану, Ренге и Вахрушев принялись говорить, прерываясь лишь для того, чтобы попить водички, а дознаватели задавали им наводящие и уточняющие вопросы.

В комнату вошел Влодзимирский:

— Не помешаю, Антон Петрович?

— Не помешаете, Лев Емельянович. Я всего лишь поддерживаю нужный уровень излучения и контролирую параметры. Пока всё хорошо.

— А разговором я вас не отвлеку?

— Нет, нисколько.

— Вот и хорошо. Меня впечатлило утреннее происшествие, когда вы, походя, внешне никак не акцентируя внимание, вскрыли в наших рядах весьма опасного агента троцкистов.

— Профессиональная привычка постоянно контролировать окружение.

— Хорошая привычка, ничего не скажешь. Как вы понимаете, на такие объекты допускаются люди после самых тщательных проверок, а тут… Как оказалось, охранник действительно убеждённый сторонник троцкизма, внедрённый почти год назад. Пока мы ничего не предпринимаем, это понятно, но хотелось бы проверить и остальных сотрудников… — Влодзимирский замялся.

— Проверить не рядовой персонал?

— Да, Антон Петрович. На нескольких объектах, расположенных вблизи, присутствует сто тридцать два человека. Возьмётесь?

— У моей аппаратуры существуют некоторые ограничения по охвату именно людей. Полагаю, что людей следует собрать группами по двадцать-двадцать пять человек, и создать им соответствующий эмоциональный настрой. Например, вы сможете провести собрания, на которых вы сообщите о реальных успехах троцкистов? Вернее, о наших поражениях в борьбе с троцкистами.

— Это сделать легко. А вы считаете чувства этих людей?

— Вы верно поняли. Такой план вас устроит?

— Конечно. Кинозалы в качестве мест наблюдения, вас удовлетворят?

— Это будет вполне удобно. Надеюсь, вы сможете организовать закуток, задрапированный шторами?

— Разумеется.

— Но учтите, что мы вскоре уезжаем, товарищ Влодзимирский.

— Конечно, было бы удобнее, если бы вы служили у нас… Мы, конечно же, приспособимся к вашему графику, товарищ Дикобразов.

Задержку организовали вполне обоснованно: вечером, во время совместного чаепития на веранде, Сталин обратился к дамам:

— Ирина Михайловна, Лариса Авдеевна, у меня к вам появилась большая просьба.

— Всё, что в наших силах, товарищ Сталин.

— Простите великодушно, но дело касается слухов о вашей святости…

— ?

— Ко мне обратился Патриарший Местоблюститель Сергий Страгородский за разъяснениями происшествия в Лисьем Носу. Событие случилось неординарное, противоречивое, как с точки зрения верующих людей, так и с точки зрения атеистов, а потому требуется тщательное рассмотрение всех обстоятельств дела, в этом я согласился с Патриаршим Местоблюстителем.

— Что же от нас требуется? — спросила Ирина.

— Если вы не возражаете, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна, то вас завтра отвезут на встречу с Патриаршим Местоблюстителем, членами святейшего Синода и членами специальной комиссии, всего будет около тридцати человек.

— Но мы неверующие, мы не знаем ни одной молитвы… — растерялась Ирина — И вообще, мы большевики.

— Вот здесь и заключено главное противоречие, товарищи. Местоблюститель и его соратники крепко недолюбливают большевиков, Советскую власть и наш строй, а народ как раз большевиков и признал святыми. Вот священникам хочешь-не хочешь, но что-то надо решать.

— Но что же нам делать?

— Ничего особенного. Ответите на вопросы членов специальной комиссии и всё. Секретных сведений разглашать нельзя, но на общие вопросы отвечайте с полной откровенностью. Кстати, число спасённых вашим госпиталем людей увеличилось и теперь составляет сто пятьдесят семь тысяч восемьсот тридцать пять человек, это сведения из последней сводки.

— Но ведь без аппаратуры мы бы не смогли ничего. — робко возразила Лариса.

— Главное, что вы сделали, так это организовали поточную работу имеющихся приборов. Без ваших смелых решений ничего бы не получилось: вариант с долечиванием, предложенный вами признан гениальным управленческим решением. На этом сходятся как научные, так и государственные деятели. — заключил Сталин — Впрочем, вам об этом говорилось не раз.

Лариса, Юрий и Ирина уехали на встречу со священниками, а Антон отправился проверять сотрудников, работающих вокруг высших руководителей страны. Всё было организовано просто и эффективно: сотрудники сидели в кинозале, и прослушав политинформацию, смотрели какой-то документальный фильм, а Антон, войдя с запасного входа, осматривал присутствующих и указывал на людей, проявляющих скрытую радость от успехов троцкистов.

На этот раз удалось выявить троих.

— Лев Емельянович, что будет с этими людьми? — спросил Антон.

— Ничего особенного. Тщательно отследим их контакты, и, если человек просто скрыто сочувствует троцкизму, но не запачкан ни в чём предосудительном, переведём его туда, где он не сможет принести вреда, даже если у него возникнет такое желание. А если замешан, то отследим связи, и он ответит за свои деяния.

— Ну как прошла встреча с церковниками? — поинтересовался Антон, обнимая Ирину.

— На удивление тихо, спокойно и на вполне дружелюбной волне. Хотя сначала один поп хотел, чтобы мы поцеловали ему руку.

— Расскажи, как всё было.

— Нас привезли к какому-то красивому зданию в центре Москвы, и как оказалось, встречать нас собралась огромная толпа. Ну не знаю, наверное, больше тысячи человек. Стоят и держат в руках самодельные иконы из газет.

Антон как наяву увидел эту картину: из машины выходят две миловидные женщины в военной форме, при орденах. Рядом с ними командир, тоже при наградах. На лицах женщин растерянность: они не ожидали такой встречи. Кто-то ведь известил всех этих людей?

По коридору раздавшихся в стороны людей, женщины идут к зданию, у дверей их встречает небольшая группа священников. Стоящий впереди старик произносит молитву и протягивает женщинам руку для поцелуя, но те инстинктивно делают полшага назад — они не привыкли к жестам унижения.

— Нас пригласили сюда для беседы, уважаемый поп. Мы не собираемся целовать руки, молиться или участвовать в том, во что не верим. — твёрдо говорит Ирина.

Лариса подтверждает её слова, добавляет:

— Если нас будут заставлять делать что-то нам неприятное, мы уйдём.

— Благоволите следовать за мной. — несколько разочарованно говорит старый священник: его провокация не удалась.

Среди верующих, пришедших встретить святых, ясно видны люди, недовольные столь некорректным поведением попа. Но Ирина и Лариса уже входят в здание.

В просторном зале расставлены удобные стулья, здесь присутствует всё религиозное начальство Советского Союза. В основном это православные священники никонианского и староверческого толка. Здесь же представители армянской, молдавской, грузинской и других ветвей православия, католические и лютеранские пасторы из московских храмов. Здесь же представители мусульманского клира, буддисты в своих ярких одеяниях, иудеи… Ирина и Лариса спасали всех доставленных к ним раненых, даже не вспоминая о национальной или религиозной принадлежности пациента, как, впрочем, того и требует этика лекарского ремесла.

Сейчас родственники и друзья спасенных людей стояли на улице перед зданием, а их духовные пастыри усиленно ломали головы, что делать с неожиданным возведением простых женщин в ранг святых. И добро бы проблема касалась одной конфессии, когда всё можно решить тихо и келейно, так нет — уверовали слишком многие.

Сначала была процедура взаимного представления и вопрос: нет ли у приглашенных причин не доверять кому-либо из присутствующих. Лариса покосилась на священника, пытавшегося устроить дешёвую провокацию, но промолчала. Промолчала и Ирина, хотя подумала о том же человеке.

— Вы знаете, для чего мы вас пригласили. — заговорил высокий бородатый мужчина в белом головном уборе и чёрном одеянии. Судя по всему, он был хозяином дворца и приглашающей стороной мероприятия, а имена, естественно, тут же забылись.

— Да, знаем. — спокойно ответила Ирина — По непонятной причине возникли слухи о нашей с Ларисой Авдеевной святости, но мы не согласны с этими слухами. Мы простые женщины, врачи, и просто исполняем свой человеческий и профессиональный долг. Да, результаты излечения в нашем госпитале значительно выше, чем в других госпиталях, но, во-первых, лечим мы при помощи новейших научных приборов, а во-вторых, результативность лечения у нас всё-таки далека от идеала: количество летальных исходов за прошедшее время приблизилась к ста. Если быть точной, то девяноста шесть.

— Не идеальные результаты, по вашему скромному мнению… — покивал старец — Разумеется, не идеальные, да-да. А позвольте осведомиться, Ирина Михайловна, сколько же вы исцелили раненых за время заведования госпиталем?

— По последней сводке, в госпитале прошли первоначальное излечение и отправлены на долечивание сто пятьдесят семь тысяч восемьсот тридцать пять человек.

— Почти сто пятьдесят восемь тысяч человек. Учитывая, что в вашем госпитале и сейчас работа по исцелению продолжается, не прерываясь ни на минуту. Работа по созданным вами методам. — задумчиво повторил старец — Смею утверждать, что это совсем немало, на что нам всем здесь присутствующим и указали наши прихожане. Позвольте вопрос, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна: а с какими мыслями вы встречаете каждый новый свой трудовой, я бы сказал, подвижнический день?

Ирина растерялась. Она как-то по-другому представляла себе вопросы, которые ей должны задавать священники.

— Э-э-мм… Обыкновенные мысли. Хорошо, что погода лётная, тогда не будет трудностей с посадкой самолётов. Хотя в приданной госпиталю авиагруппе лётчики летают в любую погоду кроме урагана, но ураган, он на короткое время, так что приземляются и взлетают. Ничего. Хорошо если раненых поменьше — людям не нужны лишние страдания. Хорошо если придумалось что-то, что поможет ускорить заживление ран и выздоровление пациентов. Хорошо увидеть коллег, узнать у них как прошла их смена и понять, что предстоит доделать. А всего лучше — увидеть, что все раненые, доставленные накануне, отправляются на долечивание в специализированные лечебные заведения. Ну и совсем уж замечательно, когда выясняется, что кого-то из раненых удалось восстановить полностью, и ему осталось только отдохнуть в санатории. Но такое бывает крайне редко, увы.

— А что скажете Вы, Лариса Авдеевна?

— Ирина Михайловна сказала очень хорошо, могу лишь добавить, что бодрое и хорошее настроение в нашем деле необыкновенно важны. Знаете, радостно провести обход по палатам, где нет ни одного унылого и впавшего в отчаяние пациента. Все они знают, что выживут, и даже те, кто потерял конечности или зрение, не унывают, потому что после войны мы обязательно наладим процесс восстановления утраченных членов.

— Позвольте! Неужели вы способны и на такое чудо? — привстал со своего стула невысокий крепкий старик в шляпе.

— Это не чудо, а достижения науки, техники и практики. — спокойно ответила Ирина — Пока мы не можем заниматься такими делами, поскольку аппаратуры хватает лишь на спасение самой жизни, а всё остальное может подождать.

— А вы подумали, каково людям будет годами жить без конечностей, а тем более, без глаз??

— Гораздо лучше, чем не жить совсем. — парировала Ирина — Поймите простую вещь: сейчас за восстановление одной руки придётся заплатить жизнями от десяти до двухсот раненых. Именно столько будет затрачено аппарато-часов на восстановление членов, по сравнению с простым сохранением жизни.

— Ходят слухи, что кое-кого из высокопоставленных пациентов вы восстанавливали полностью и сразу. — настаивала шляпа.

— Скажу больше: одного из генералов мы сначала вылечили после осколочного ранения, причём приживили ему руку и ногу. Потом его же вылечили после отравления.

— Я знаю, вы говорите о генерале Ватутине!

— Да, о нём. Всем присутствующим, я надеюсь, понятна жестокая логика войны: жизнь талантливого военачальника много ценнее, чем жизни простого бойца или командира. Но это мы знаем умом, а командующий фронтом осознал это лично, он получил страшный урок. Когда Николай Фёдорович узнал, что ценой его восстановления стали жизни почти трёхсот бойцов, он испытал тяжелейший шок. Теперь товарищ Ватутин седой как лунь. Но смерть генерала Ватутина обернулась бы гибелью десятков тысяч бойцов и командиров, вот такая арифметика.

— И вы так спокойно об этом говорите?

— Это профессиональный навык: держать дистанцию, иначе можно легко сгореть.

— Каким образом вы отбираете пациентов в свой госпиталь?

— Мы принимаем всех, кого к нам доставили. Отбирают в медсанротах и медсанбатах из числа самых тяжело раненых.

— Хотелось бы удостовериться, что целительная сила, используемая вами, не исходит от нечистого. — подал голос кто-то из средних рядов.

— Мы такими методиками не владеем. — улыбнулась Ирина — Если у присутствующих будет желание, можно провести проверку вашими методами. Но проверка никоим образом не должна помешать лечебному процессу, и вообще, работе госпиталя. Договаривайтесь между собой и присылайте комиссию, мы не возражаем.

Вопросы следовали один за другим, казалось бы, бессистемно, без плана и цели, но Ирина, Лариса и Юрий чётко осознавали: здесь собрались очень умные, высоко образованные люди с огромным житейским опытом, опытом работы с людьми, как с массами, так и с личностями. Собравшиеся здесь искушены в аппаратных играх, групповых и блоковых интригах. В конце концов, каждый из них являлся знатоком человеческих душ не только по обязанности ранга и сана, но и по личной склонности.

Вон как они ловко ведут опрос: кто-то ласково, кто-то требовательно, кто-то, как например деятель в шляпе, чуть ли не хамски. Нет, истинную свою суть они не собираются демонстрировать. Напротив — все они, очень дружно и слаженно, пытаются сбить женщин с толку, заставить отвечать сгоряча, не задумываясь, то есть, демонстрируя истинные мысли. Ирина готова была поклясться, что допрос, замаскированный под собеседование, был тщательно срежиссирован, и роли в нём заранее распределены. Но она понимала, что это мнение ложно. На самом деле каждый просто взял на себя некоторую типовую роль и сейчас её отыгрывает. Даже поп, который сунул им руку для поцелуя, на самом деле просто отыграл свою роль, и разочарование на его лице было не более чем жест лицедея. Интересно будет пообщаться с ним потом, посмотреть, что он за человек на самом деле.

— Когда вы стояли на ступенях Князь-Владимирской церкви в Лисьем Носу, многие надёжные, не склонные к аффектации свидетели увидели вспыхнувшие на ваших головах нимбы, слившиеся в один. — подступил к Ларисе старичок едва ли не столетнего возраста, в чистом, опрятном, но ветхом на вид одеянии — Что вас посетило в сей момент?

— Да ничего особенного. Мне было просто любопытно. Храм красивый, нарядный такой. Когда открылась дверь, по лицу пробежал солнечный луч, такой не по-вечернему горячий.

— Не по-вечернему горячий. Да-с. — старичок просто вперился взглядом в глаза Ларисы — И вы полагаете, что это некий знак?

— Ничего подобного я не думаю. Мы просто пошли посмотреть, как на экскурсию. Не каждый день вам обещают показать вашу же икону. Вам бы тоже было любопытно.

По лицам присутствующих пробежала тень улыбок — ещё бы! Такое простодушие увидишь нечасто.

— Речь не обо мне, многогрешном, а о вас. Это вы возмутили спокойствие верующих целой страны.

— Мы никого не возмущали, уважаемый дедушка. — отрицательно замотала головой Лариса — Мы вообще атеистки, большевички, лично я знаю только название одной молитвы, «Отче наш», а слов никогда не учила. Не требовалось.

— Ах, милая девочка, было бы всё так просто! Окольными путями до нас доходят вести, что в странах воюющей с нами Европы народ потянулся в божьи храмы, чего там не было последние тридцать лет. И многие приходят помолиться святым Ирине и Ларисе. Вы не ведали о том?

— Откуда? — Лариса была искренне поражена, впрочем, как и Ирина, как и Юрий.

— Больше тебе скажу, девочка, о том же сообщают и прихожане других конфессий.

— Не может быть!

— Может. — басовитым голосом сказал сухой старик в оранжевом плаще — Так получилось, что несколько сотен воинов, бурятов по национальности, спасённых вами, после излечения были отправлены в отпуск для восстановления сил. А на них, как оказалось, уже пришли извещения о гибели, в просторечии похоронки. А тут возвращаются сотни людей, по которым уже справлены поминальные тризны… Бурятия большая по площади, но малонаселённая область нашего государства, слухи о чудесном возвращении мужчин, считавшихся погибшими, немедленно облетели все города, айлы и кочевые улусы. Все вернувшиеся из-за края убеждены, что спасли их именно вы, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна. Но это не всё. Есть свидетели, утверждающие, что из-за грани вы их вытащили лично, проникая в тонкий мир.

— Я не уверена в существовании души, не говоря уже о целом тонком мире. — скептически отозвалась Ирина.

— Именно это мы сейчас и проверим. Бургэд Шоноршаев утверждает, что вы протянули ему руку, и он ухватился за Ваше запястье. Бургэд приносит свои извинения за то, что сделал это слишком сильно, и причинил Вам боль.

— Ах, да, было такое. Да, я вспомнила: молодой крепкий мужчина среднего роста с огромным синяком на правом плече. Он действительно ухватился и довольно сильно — синяк на запястье продержался целую неделю. Но я нисколько не виню молодого человека, поскольку понимаю: это была не осознанная, а механическая реакция.

— Да, мужчина с синяком на плече. Бургэд снайпер, уничтоживший более сотни врагов. В том бою ему пришлось стрелять очень много. При каких обстоятельствах он ухватился за Ваше запястье?

— Поступил сигнал, что сердце пациента стало давать сбои, вот я и подошла проверить всё ли в порядке. Одну руку я положила в области сердца, другой хотела взяться за запястье, проверить пульс, тут он и ухватился за меня.

— Да, Бургэд упомянул, что Вы толкнули его ладонью прямо в сердце, и он сразу захотел жить. А почему Вы сразу подошли к его брату, Сордону? Сордон был вторым номером и наблюдателем в снайперской паре с братом. Они вместе попали под миномётный обстрел.

— Я уже почти не помню. Вы же знаете, через наши руки прошли десятки тысяч людей. Кажется, я увидела, что пациенту нужно дать стимулирующее.

— Вы при этом касались его?

— Да, припоминаю. Это был мальчик лет восемнадцати, такой складный, плечистый. Красивый. Усики едва-едва пробиваются. Я поправила датчики на его груди и всё. Медсестра, по моему указанию, сделала укол.

— А Сордон утверждает, что он увидел, как вы оттащили его брата от бездны, и ему не захотелось уходить туда одному. Сордон позвал Вас, и Вы приказали прекрасной девушке подать ему чашу с очень вкусным питьём. При этом он уверен, что напиток получил из Ваших рук.

— Думаю, что всё это совпадения. — твердо парировала Ирина — В сумеречном состоянии приходят самые разные видения. Впрочем, я не специалист в области психических явлений. Вы же понимаете, что питьё подают не врачи, а младший медицинский персонал. Инъекции и прочие манипуляции проводит средний медицинский персонал.

— А если понять иносказательно?

— Иносказательно можно объяснить что угодно, я же принадлежу к профессии, оперирующей фактами, а не домыслами.

— Я опрос завершил. — сказал старик в оранжевом плаще — Могу лишь добавить, что многочисленные свидетельства, подобные тем, о которых я сказал, поступают также из Калмыкии и Тувы, где живут народы родственные бурятам, в том числе и по вере.

— Хорошо. — вступил в разговор невысокий полный мужчина в лиловом одеянии — Есть и другие свидетельства. Тадеуш Ружецкий был ранен в сердце и печень, но его очень быстро доставили к вам. На современном уровне развития медицины оба его ранения были смертельны, поскольку с разорванной сердечной сумкой не выживают, да и пуля в печени гарантированно приводит к смерти. Но рядом оказался врач, который поместил раненого в ваш волшебный мешок, что дало возможность доставить его к вам. Уже в вашем госпитале пули были вынуты. Но дело крайне непростое. Судите сами: в момент, когда Тадеуш был ранен, его жена, Мария, почувствовала это, и у неё произошел сердечный приступ с остановкой сердца. Рядом оказался врач, который оказал Марии первую помощь, но Мария надолго впала в забытье, сродни летаргическому сну. В себя она пришла в тот момент, когда Вы, Ирина Михайловна, вернули к жизни её мужа. Мы сверили записи в историях болезни и в части времени они совпали секунда в секунду. Тадеуш утверждает, что с момента ранения Мария была рядом. То же утверждает и Мария. Они говорят, что вы взяли их за руки и проводили каждого в их тело. Было ли это?

— Повторяю, через наши руки прошли десятки тысяч пациентов и всех запомнить мы просто не в состоянии. А глубоко погружаться в эмоциональное состояние каждого больного… Простите, но это прямой путь в клинику для душевнобольных.

— Но было ли у вас видение супружеской пары?

— Во время работы мелькают самые разные мысли и образы. Я никогда не акцентировала своё внимание на таком, поскольку посторонние факторы отвлекают и могут привести к ошибке, возможно и фатальной.

— Хорошо… Узнаёте ли вы этих людей? — священник вынул из рукава большую фотографию семейной пары.

Ирина присмотрелась, задумалась.

— Кажется я их где-то видела. Но на фотографии мужчина бритый, а я его видела усатым. Такие буденновские усы… — Ирина показала руками — А женщину я видела с косой. Где конкретно я их видела — не припомню, но точно не в городе.

Священник в лиловом удовлетворенно кивнул и сел на свой стул. Встал худощавый невысокий старик в белом, расшитом золотом, халате и зелёной чалме:

— Султанбек Мухаммедалиев утверждает, что он и его бортстрелок Илья Зайцев, были спасены из огня вами, Ирина Михайловна и Лариса Авдеевна. Как он сказал, в четыре руки. Он ясно видел, что вы целую неделю раз за разом, открывали мешки, в которых находился он и Илья, и участок за участком восстанавливали сгоревшую кожу. Илья подтверждает его слова до самых мелких деталей, а между тем, они находятся в разных палатах госпиталя.

— Господи, как они могли нас видеть? — изумилась Лариса — Эти несчастные мальчики… Они же обгорели чуть не до костей! Зрение мы им восстановим, но только после войны, и красивые лица восстановим, а пока ребятам придётся потерпеть.

— Однако, несмотря на слепоту, воины описали вас в малейших подробностях, разве что утверждали, что Вы, Ирина Михайловна, одеты не в белый халат, а в лёгкое голубое платье с цветами, а Вы, Лариса Авдеевна, в зелёную блузку и длинную юбку. Признайтесь, это ваши любимые наряды?

— Да, я люблю платья, а Лариса Авдеевна предпочитает блузки и юбки. — ответила Ирина — Но это ничего не значит. Все наши знакомые знают наши вкусы. И вообще, разве у мусульман есть святые? Ладно, христиане нас тащат на иконы, а вы-то зачем?

Старик в чалме искренне рассмеялся и махнул рукой:

— Прекрасная ханум, поверь, мне в этой истории легче всех. Знай: в исламе решение о святости того или иного человека принимают не священнослужители, а сами верующие. Как говорится: глас народа — глас Божий. И икон у нас нет, поскольку изображения в мечети не приветствуются, но люди хранят ваши портреты у себя дома, так уж им хочется. Верю, что Всевышний Аллах в милосердии Своём и великодушии попустит им это маленькое нарушение.

Спустя пятнадцать минут и ещё несколько вопросов, процедура собеседования завершилась. Присутствующие расселись по местам, и старик в белом головном уборе подвёл итог:

— Дело, в котором мы сегодня начали разбираться, чрезвычайно непростое, противоречивое и способное в некотором будущем принести массу неожиданностей. Полагаю, что нам следует не торопясь разобраться в обстоятельствах, тем более, что каждый день приносит нам сведения о делах, которые многие люди почитают чудесами. Я от имени присутствующих здесь священнослужителей благодарю вас, Ирина Михайловна Дикобразова и Лариса Авдеевна Аверина, за ваш подвижнический труд по спасению воинов на полях сей великой войны. Благословляю вас на дальнейшие труды, и знайте: молитвы всех праведных людей нашей державы пред ликом Господа нашего, ныне и всегда будут звучать за вас. От меня лично примите почтительный поклон.

Старик сделал шаг вперёд и низко, коснувшись рукой пола, поклонился Ирине и Ларисе. Секунду спустя присутствующие священники все как один встали и поклонились женщинам.

На выходе из здания, всё так же стояли люди. Почти все молились. Кто-то держал в руках иконы и свечи, кто-то расстелил коврики и молился коленопреклонённый. В сторонке группа людей, встав в круг, совершала какой-то сложный, похоже, ритуальный танец. Постукивали барабанчики, кто-то воскурял благовония.

Уже в машине, по дороге назад, Ирина проговорила:

— Теперь главное и самое трудное, товарищи: как бы уже нам самим не поверить в собственную святость. Не приведи боже, потому что все черти этого мира и адских глубин бросятся нам помогать. Адепты найдутся тут же — вон, сегодня даже не собирали, а пришло не меньше тысячи человек. А помните, как быстро собрались в Лисьем Носу?

И Ирина замолчала, уже до самого дома