Глава 28

Япония и в лучшее время не могла похвастаться высокоразвитой промышленностью, поскольку её индустриализация началась относительно недавно, и хозяйство было по преимуществу аграрным. Теперь же, с началом войны все прежние проблемы усугубились прекращением поставок нефти и нефтепродуктов, а главное отлучением от технологий и обучения специалистов.

Пришлось навёрстывать. С захватом голландских колоний получен доступ к нефти. С умиротворением Индокитая получены металлы и каучук. Лихорадочно строились заводы и фабрики, но проблема была в станках и оборудовании: США перестали его продавать, а везти из Европы во время войны, под угрозой американского флота — опасно, практически невозможно.

Пришлось обращаться за прямой помощью к СССР.

Беда в том, что Советский Союз и сам только начал индустриализацию, и мало чем мог помочь нежданному союзнику: станкостроительные заводы только-только начинали выдавать продукцию достойного качества. Откровенно говоря, произведённого оборудования и самим не хватало.

Впрочем, делились с союзником, чем могли. В основном, уже готовым вооружением и продовольствием.

Советский Союз мог поставлять только устаревшие технику и вооружение, зато в значительных количествах. Хотя, надо признать, снимаемые с вооружения в СССР образцы устарели для советско-германского фронта, но для войны с американцами вполне подходили. Просто у американцев вооружение наземных войск было значительно более устаревшим.

Японцы хотели было высадить на Западном побережье, но были отбиты: за пределами дальности корабельной артиллерии они не могли справиться с американской армией, не испытывающей никаких проблем с боеприпасами и воздушным прикрытием.

Американцы построили огромный флот бомбардировщиков, и теперь постоянно атаковали японские корабли и суда. Японцы поднимали палубную авиацию, а той приходилось биться с истребителями, базирующимися на суше и лёгких авианосцах.

Отгремела Битва в Магеллановом проливе: когда американский флот втянулся в узость, японцами были активированы минные поля, береговые торпедные батареи и прочие сюрпризы, подготовленные заблаговременно. Горели танкеры и рембазы, засыпанные тяжёлыми минами. Авианосцам тоже пришлось несладко под миномётным обстрелом с береговых минометных батарей. Фактически, они ни разу не сумели провести полноценный выпуск самолётов, и флот без воздушной разведки ослеп. Линкоры, крейсера и прочие бронированные артиллерийские корабли пытались прикрыть собой ценных, но слабо защищённых собратьев, лупили из всех калибров на любое подозрительное движение, высаживали десанты морской пехоты, но тщетно. Японцы вцепились в злосчастный флот мёртвой хваткой.

Из Магелланова пролива вышла ровно половина американского флота: броненосная. Японцам удалось торпедировать и жестоко избить только один линкор и один тяжёлый крейсер, да и те остались на плаву. Впрочем, японцы и не старались добраться до тяжёлых артиллерийских кораблей. Главный удар был по авианосцам и судам обеспечения, и столь полезные корабли и суда были выбиты полностью.

Страшная судьба постигла госпитальное судно «Релиф»: во время бойни в проливе на него было свезено почти семьсот раненых, при вместимости в пятьсот койко-мест. Капитан судна уже запросил разрешения на выход из строя и возвращения в США, когда в случайно проходящее мимо судно с боеприпасами «Джек Дадли» угодила стошестидесятимиллиметровая мина. Страшным взрывом мгновенно были уничтожены оба судна, не выжил ни один человек.

Прорвавшиеся корабли дошли до Сан-Франциско и получили пополнение в виде лёгких эскортных авианосцев, собранных с бору по сосенке танкеров и сухогрузов, срочно переоборудованных под различные флотские нужды.

Злосчастный командующий флотом адмирал Нимитц был в срочном порядке осуждён, разжалован и казнён на электрическом стуле. Даже застрелиться ему не позволили — уж очень военному ведомству была нужна сакральная жертва, в просторечии именуемая козлом отпущения.

Борьба на Тихом океане перешла в стадию неустойчивого равновесия: японцы обладали превосходством в силах и средствах на театре военных действий, а США обладали подавляющим превосходством по любой позиции, но не могли реализовать этого своего превосходства. Собственно, даже доставить боевые корабли на Тихий океан им было неимоверно тяжело: Панамский канал разрушен, на оконечности Южной Америки организована засада на любой их флот, а путь через Атлантику, Индийский и Тихий океаны — слишком длинен. В мировой прессе общим местом стало сравнение этой войны с русско-японской войной 1904–1905 годов, когда могучая Россия ничего не могла сделать с Японией, многократно уступающей по всем показателям, кроме локального превосходства на небольшом театре военных действий в Жёлтом море.

Для воспрещения, или, по крайней мере, затруднения прохода американского флота из Атлантики в Тихий океан, японцам нужна военно-морская база поблизости от проливов Магеллана и Дрейка. Японцы попытались договориться с Чили об аренде одного из островов на крайнем юге страны.

Чилийцы отказались. Им не улыбалось столкнуться в схватке с США, или с каким-либо своим соседом. Аргентина или Бразилия вполне могли бы ввязаться в «войну по доверенности». Японцы нашли выход: они заняли небольшой ничейный остров, вернее скалистую гряду, и на нем оборудовали пункт передового базирования флота. Правительству Чили и Аргентины, которые теоретически могли претендовать на никчемный клочок земли, японцы заявили, что обязуются покинуть остров в течение месяца после завершения войны, а дальнейшая его судьба Японию не интересует.

Таким образом, война в Тихом океане разгоралась, и прекратить её ни США, ни Япония не могли. Американцы не могли выйти из войны по принципиальным соображениям: для них любой исход, кроме разгрома противника, будет означать унизительное поражение и первый шаг к крушению их собственной империи.

Япония не могла не воевать, потому что войну не прекратит противник, и твёрдо знала: поражение в этой войне означает крах японской цивилизации.

Прямо скажем, на Тихом океане сложилась ситуация зеркальная той, что США организовали в Европе для СССР и Германии. Впрочем, имелась существенная разница: если СССР и Германия вели военные действия непосредственно на собственной территории, то США и Япония воевали на далёкой окраине, куда из метрополии доберёшься не вдруг.

— Понятно. — сказал Антон — С тихоокеанским ТВД всё более-менее ясно, а что у нас на советско-европейском фронте?

— Отлично сказано: советско-европейский фронт! — оценил Будённый — Теперь буду использовать такой термин. У нас, в Европе, дела обстоят так:…

И перед Антоном развернули картину войны на текущий момент.

Фронт сместился на запад, и на данный момент проходил почти по довоенной границе СССР, с небольшими изменениями:

— На юге удалось отбросить немцев и румын от Одессы, провести серию глубоких ударов вдоль побережья Чёрного моря, и через Молдавию выйти в Румынию. Отчаянные попытки контрнаступлений из Венгрии и Словакии надёжно блокировались на карпатских перевалах. Красная Армия, очистившись от изменников, получая должном количестве оружие, боеприпасы и снаряжение, громила европейские орды. Наступление велось экономно, по возможности сберегая людей, тем более что бронетехники у Красной армии было сколько угодно. Да собственно вся техника с некоторых пор стала бронированной.

С получением паучьего шёлка и клея, вернее, с разворачиванием его крупнотоннажного производства, автомобильные и тракторные заводы перешли на изготовление композитных кабин и кузовов. Вот и делали композитную броню, защищающую от пуль и осколков. Все фронтовые машины получили комплекты защиты лобового стекла и боковых окон, а также пулестойкие кунги[29] вместо стандартных кузовов. В войска пошли бронетранспортёры, мощные бронетягачи и прочая нужная техника.

Танки и самоходки тоже сильно изменились: композитная броня поверх и изнутри брони стальной дала поразительный эффект: собственно, стальная броня истончилась до полутора сантиметров, а композит весит почти ничего. И траки стали композитные, и башни. Сами башни увеличились в размерах, раздались вширь, и теперь членам экипажей стало удобнее и просторнее. А ещё танки и самоходки обзавелись множеством просторных люков для облегчения покидания машин в случае боевого поражения. За счёт применения композитной брони и композитно-металлических стволов, вес основного лёгкого танка Т-50 упал до двух тонн, средней Т-34 похудел до шести тонн, а тяжёлый ИС стал тридцатитонным. Само собой, проходимость, маневренность, скорость и ударная мощь новых танков повысились многократно. И что крайне важно на войне, силуэты лёгкого, среднего и тяжёлого танков издалека были неотличимы.

Появилась возможность производить в больших количествах самоходки — военные даже заговорили о возможности перевести всю артиллерию на самоходную базу, но это требует времени и серьёзных размышлений, поскольку у буксируемой артиллерии есть и свои преимущества.

Самое удивительное, что себестоимость машин даже несколько упала за счёт дешёвого сырья и механизации производственных процессов.

В воздухе тоже пошла совсем другая война. Войска получили высотные скоростные и очень маневренные самолёты-разведчики. Теперь каждая дивизия имела по разведывательной эскадрилье, а при необходимости получали разведывательные средства в любом разумном количестве.

В авиации исчезло понятие «избранные». Лётчикам-истребителям от всей души прижали хвост и безжалостно наказывали за каждый случай трусости, особенно за неоказания помощи другим авиаторам, особенно штурмовикам и разведчикам. И за допуск вражеской ударной авиации к нашим наземным войскам теперь взыскивали предельно строго, виновных отправляли в штрафные части: пусть летуны на своей шкуре испытают каково оно на земле под вражеским огнём.

Истребители ворчали, но тихонько, про себя — вся армия, в том числе и все остальные авиаторы, поддерживала новый подход.

Теперь, когда вместо Ил-2 в штурмовые части пошли «Туканы» Бартини, резко повысилась эффективность воздействия на вражеские войска. Не редкими стали случаи, когда после качественной штурмовки вражеских линий обороны, нашей пехоте приходилось просто очищать окопы и укрепления от трупов, и сгонять в колонны выживших супостатов, для отправки в лагеря военнопленных.

Но чаще, конечно же, воевали «по старинке», с той разницей, что вся наша пехота была упакована в композитную версию рыцарских лат с шарообразным прозрачным шлемом. Теперь советские солдаты напоминали каких-то космонавтов или ещё каких фантастических персонажей. Надо сказать, что броня визуально увеличивала габариты бойцов, и теперь даже самые субтильные ребята выглядели богатырями. Вражеские солдаты начинали откровенно бояться советских пехотинцев, которых можно остановить только выстрелом в упор. Но врагов на короткую дистанцию наши бойцы старались не допускать и валили всех на расстоянии.

Двигаться вперёд, в Европу, пока решили не торопиться: уж очень сильно еврофашисты промыли мозги европейцам. Коммунистические ячейки практически во всех странах были разгромлены, лидеры рабочего движения брошены в тюрьмы и концлагеря, всякое инакомыслие преследовалось со звериной жестокостью.

Наше командование пришло к мысли, что наступление следует вести, нанося удары на всю глубину вражеской территории. Разумеется, удары по самым отдалённым областям Еврорейха не могут быть столь же мощными, что и на фронте, зато можно бить по важнейшим целям: центрам принятия решений, особенно в моменты сбора на совещания высшего генералитета и руководства стран. Важнейшие заводы по производству вооружений и боеприпасов, крупнейшие арсеналы, склады, редакции самых одиозных СМИ, типографии и радиостанции. В сущности, бомба в пятьдесят-сто килограммов невелик груз, но влетевшая с заоблачных высот в редакцию, может утилизировать всех там присутствующих. Бывали случаи, когда газеты и радиостанции лишались всего творческого и технического состава — поголовно. Пока такие фокусы сотворили в Чехии и Словакии, Венгрии, Польше и Болгарии.

Секрет такой точности был чрезвычайно прост: специально подготовленные специалисты из ведомства Павла Судоплатова размещали на крыше здания радиомаяк, подающий сигнал вверх, и пролетающий бомбардировщик ронял самонаводящуюся на источник радиосигнала бомбу.

Конструкторское бюро в Ленинграде разработала боевой комплект из радиомаяка, бомбы и аппаратуры управления, и теперь штамповало их сотнями и тысячами — следовало поспеть к моменту разворачивания серийного производства тяжёлых дальних бомбардировщиков, которые пообещал сконструировать Роберт Людвигович Бартини.

А пока спецгруппы размещали радиомаяки по крышам всех выявленных мозговых центров — по всей Европе. Когда придёт время, по условному сигналу радиомаяки будут активированы, и волна бомбардировщиков начнёт разгружаться на отмеченные цели в конкретном городе. Одним ударом будут выбиты все или почти все вредные люди, сеющие ненависть или планирующие убийства. Ещё налёт — и ещё город, очищенный от гнили.


— Впечатляющие планы. — согласился Антон — Какую же задачу вы поставите мне?

— У нас появились сведения, что в Европе начались работы по производству продуктов питания методами биотехнологии. Мы точно знаем: по нашим технологиям, вернее, украденным у нас. Пока работы начались в Баварии и Вюртемберге, но есть опасность, что заводы начнут строить повсеместно. Вам придётся опять поработать наводчиком. Не откажете?

— Дело нужное. Если позволите, я слетаю на разведку, надеюсь, самолёт мне выделят?

— Без сомнений, Антон Петрович. Вас устроит Ер-2, однотипный с тем, что довёз вас в Москву?

— Устроит.


Снова аэродром, переодевание в лётный комбинезон, только не в меховой, а лёгкий: на самолёте, при замене двигателей, сразу провели отопление обитаемых кабин, заодно отпала необходимость в кислородных масках: подавая воздух из первого контура, одновременно повышается давление в кабине.

Самолёт покрашен чёрной краской: он предназначен для ночных полётов, на большой высоте, там, где небо чёрное, и на его фоне легче затеряться даже днём.

Командир экипажа стоит и курит у стойки шасси, от нечего делать попинывая дутик. Увидев Антона, вылезающего из Эмки, он бросил окурок и гаркнул в открытый люк:

— Экипажу строиться у самолёта!

Летуны построились с потрясающей сноровкой: не успел Антон пройти двадцать шагов до самолёта, как экипаж высыпался и построился довольно ровно, хотя и не по росту — должно быть по званию и обязанностям. Командир шагнул навстречу:

— Здравия желаем, товарищ Дикобразов!

Руку к голове он не прикладывал, поскольку был без головного убора.

— Здравствуйте товарищи! — приветствовал их Антон.

Ответное приветствие было вполне достойно небольшого парада: громкое, чёткое, дружное.

— Узнали, как меня зовут? — проявил любопытство Антон.

— Слухи циркулируют. — усмехнулся пилот — Нам многие завидуют: с самим Дикобразовым в бою побывали. Теперь у нас результаты выше всех в АДД[30]! Да вы гляньте на борт!

На борту в носовой части были нанесены двадцать шесть красных звёзд, двенадцать белых и восемь жёлтых.

— И что означают звёзды?

— Означают сбитые самолёты. — охотно пояснил пилот — Красные звёзды означают обычных истребителей, белые у нас транспортники, а жёлтыми отмечаем высотные истребители: самые неудобные и опасные для нас враги.

— Да уж, настреляли будь здоров. — уважительно покачал головой Антон — Говорите, лучшие в АДД?

— А то! — лучится улыбкой пилот, экипаж тоже цветёт — Мы же после того перелёта из Москвы в Ленинград, совсем по-другому стали стрелять, как будто Вы поделились своим умением.

— А, это объяснимо: когда я давал целеуказания, мозг ваших стрелков отмечал правильное положение для начала стрельбы и научился действовать самостоятельно.

— Мы так и подумали, и даже подавали рапорт по команде, дескать, пригласите товарища пассажира, мы тогда фамилии не знали, чтобы он обучил стрельбе экипажи АДД.

— И что вам ответили?

— Понятно, что ответили: что у вас и без того дел выше крыши.

— По большому счёту так оно и есть. — согласился Антон — А тот полёт я крепко запомнил. Уж не знаю, как мы тогда вывернулись. Ещё раз хочу вас поблагодарить, товарищи за мужество и высокое мастерство. И кинжал я храню.

Антон расстегнул боковой клапан комбинезона и достал кинжал. Он действительно носил его всегда, только не на виду, а под полой одежды: гимнастёрки или пиджака.


Короткий взлёт, и машина легко ушла в заоблачные выси, туда, где живут самолёты, куда стремятся души всех лётчиков.

Моторы работали в экономическом режиме, потому и винты гудели умеренно громко, хотя и намного тише обычных винтов.

— Нас с земли не услышат? — спросил Антон у штурмана. Место ему оборудовали рядом со штурманом: отсюда самый лучший обзор вниз.

— Нет, ни в коем случае! Нас не слышно уже с двух километров, а мы идём на семи! — авторитетно отвечает штурман — Разве что на радаре нас отметят, это да. Но пока передадут истребителям, пока их поднимут да пока наведут… Мы же не будем их любезно ожидать?

Внизу, на поверхности планеты, сошлись в смертельном противостоянии величайшие в истории армии, целые народы вдруг воспылали ненавистью к таким же людям, живущим на восток от положительной изотермы января.

Вспышки ненависти можно гасить одним единственным способом: жестоким подавлением. Только получив жестокий отпор и потеряв целые поколения мужчин, народы приходят в ум и начинают вспоминать, что такое добрососедство, и почему русских не стоит задирать.

Самолёт опустился пониже: стемнело, и мрак хорошо прикрывал его от недобрых глаз. Внизу то и дело проплывали скопища огней, большие и маленькие — города и сёла. Невидимые с высоты там живут люди. Миллионы людей. Сейчас большинство из них собираются спать или уже уснули, вот пусть и спят спокойно. Нынешний полёт Антона ничем не потревожит их: сейчас только разведка, выбор точки будущего удара.

Почему нужно разрушить создаваемые пищевые производства, ведь они, казалось бы, должны работать на пользу людям?

А вот и нет!

Как только в Европу хлынет поток практически бесплатной еды, труд крестьян станет бессмысленным. Крестьяне потеряют работу, а главное — в них не будет необходимости. Крепких и выносливых крестьянских парней можно будет поставить под ружьё, отправить на фронт, а мобилизованных промышленных рабочих вернуть на заводы. Фронту нужно оружие!

В результате погибнут оба: крестьян на фронте будут неутомимо уничтожать бронированные штурмовики и многочисленная артиллерия, а тех, кто выжил, зачистит в окопах неуязвимая русская пехота.

А заводской рабочий с высокой долей вероятности погибнет под развалинами цеха, поскольку заводы и фабрики являются такой же законной целью, как и оборонительные сооружения — они работают на войну.

Отсюда вывод: уничтожив предприятия по производству мясной и растительной пищи, мы не только приблизим победу, но и сохраним миллионы жизней, в том числе и европейцев.

Загрузка...