Мы расположились на ночевку под большой, раскидистой сосной. Быстро набрали сухого хворосту и запалили жаркий костер, вокруг которого я развесил на просушку свою одежду и все содержимое моего вещевого мешка, который, побывав в воде вместе со мной, был промочен насквозь.
Юрка прислушивался к отдаленным раскатам грома и сердито ворчал:
— Опять гроза! Ну да ладно, авось успеем выспаться.
Мы наскоро закусили, запивая хлеб кипяченой водой из фляжек. Затем ребята вытащили из мешков рубашки, фуфайки и носки и начали одеваться. Я в недоумении следил за ними.
— А зачем вы одеваетесь? — спросил я их.
— Спать ложимся, — коротко ответил Юрка.
Странно! На сеновале, на реке — всюду спали голыми, а тут одеваются, как будто мороза ждут. Ночь душная, жаркая — в чем же дело?
— А зачем же все-таки одеваться?
— От комаров, — пояснил мне Васька, — на реке, на отмелях продувает, их почти нет, а тут так нажгут, что и не заснешь.
— Но ведь у нас покрывала, можно в них завернуться.
— Покрывало комар прокусит, а вот если два слоя одежды, так уже тут, шалишь, — в первую жало просунет, а во второй наткнется.
Я настолько убедился в житейской опытности моих спутников, что спорить не стал, а быстро напялил на себя все, что было у меня в вещевом мешке и плотно, с головой завернувшись в покрывало, улегся около костра.
Тотчас же надо мной загудела комариная музыка.
Сначала мне доставляло глубокое удовлетворение сознание того, что жужжать-то они жужжат, а укусить меня не могут. Но понемногу этот концерт начал меня раздражать.
На фоне общего гула выделялись различные инструменты. Вот над самом моим ухом тонкая, дребезжащая флейта… Вот где-то, в окрестностях носа низко гудит баритон, а около земли, подбираясь под покрывало, хрипло сипит расстроенный гобой… А, черт бы их взял! Не дают заснуть! Надо думать о чем-нибудь, чтобы не слышать этой надоедливой музыки…