Английский раб султана

5

Прошла неделя. Враг по-прежнему не нападал, и было вообще непонятно, где он и насколько далеко. Военная узда несколько ослабла, поэтому Лео придумал одну нехитрую штуку — дав взятку капралу, освободил себя от несения караульной службы по причине болезни, выделив вместо себя еще одного аркебузира из тех двух, что оставлялись им ранее на корабле.

Каждую ночь рыцарь теперь проводил в палаццо со своей феей. Обстоятельства ее прискорбной жизни он выведал довольно скоро (в первую очередь — от продажной бабки), равно как и имя, и титул.

Прекрасная Урсула — именно так звали фею — была дочерью графа Кавалли. Алчные братья за большую сумму согласились на ее брак с анконским графом Ферретти, и лишь угроза вражеского нападения, парализовавшая морские пути у Фамагусты, помешала ее отплытию к жениху.

Меж тем братья, несмотря на возможную опасность, отбыли по денежным делам в Никосию, и это позволило Урсуле совершить свой отчаянный поступок. Лео ждал их возвращения, полный решимости добыть себе прекрасную Урсулу — путем ли сватовства или в случае его провала преступления. Это ему было в любовном ослеплении все равно.

Последние три дня бушевала страшная буря, повергшая в страх часть обитателей Фамагусты — из тех, что посерей да посуеверней. Многие, напротив, довольно покряхтывали — в этакий шторм враг с моря не нападет!..

Однако мы слишком давно не поминали одного персонажа, а именно — нанятого цистерцианским монахом Энтони аркебузира. Что-то он не особо торопится свершить свое черное дело, за которое уже и задаток получил! Объяснялась эта медлительность его осторожностью, военным положением и еще тем, что он то дежурил на корабле, то на стенах, не всегда совпадая со своей жертвой "по расписанию". Но отдадим должное и ему: за неделю он умудрился выведать, куда шастает молодой англичанин, и уже принял кое-какие меры…

Очень рано утром, едва Лео отошел от палаццо шагов на двести-триста, из-за угла вынырнули две фигуры с ножами и безмолвно кинулись на него. Естественно, застигнутый врасплох, он смог только мощным ударом кулака вывести из строя одного из нападавших и получить скользящий удар ножом по боку от другого. Схватив руку, державшую нож, Лео пытался вывернуть ее, но и бандит был не промах.

Молча и яростно два человека, сцепившись, боролись друг с другом, пока приходил в себя третий, оглушенный и невольно прислонившийся к стене здания. Однако неподалеку был и четвертый — сам организатор, с аркебузой на подставке. Не торопясь, он запалил фитиль и вставил его в соответствующее приспособление аркебузы, должное при спуске курка прижать горящую головку фитиля к полочке с порохом.

Наконец злоумышленник вышел из-за угла, оценил обстановку: "Уж очень вертятся, попасть бы в нужного… Но какой подарок судьбы! Попадешь в молодого хозяина — можно при случае сказать, что промахнулся! Попадешь в наймита — хорошо, можно сказать, что спасал хозяина. Но вот, кажется, меньше крутятся. Спина Торнвилля — отличная мишень". Убийца нажал на курок, грохнул выстрел. Не крутанись опять борцы — глядишь, и рассказ пришел бы к концу, но так вышло, что пуля сразила нападавшего.

Лео увидел стрелявшего, радостно помахал рукой:

— Ты как здесь оказался? Весьма кстати!

Предатель подбежал к месту схватки, увидел, что подстреленный мертв, и посмотрел на второго. Тот, заметя его, зашевелился и пытался что-то промычать разбитым ртом, но аркебузир вытащил длинный кинжал и с размаху воткнул его в соучастника, чтоб не сказал чего лишнего.

— Идем отсюда, господин, пока не пришли люди, — хрипло сказал негодяй, и с ним нельзя было не согласиться, и англичане спешно удалились.

Выстрел, конечно, слышали многие, но никто не решился высунуть нос из дома раньше времени — мало ли что.

Стрелок шел чуть впереди, пока оба не оказались в очередном пустынном месте.

— Ай! — вскрикнул аркебузир, внезапно остановившись.

— Что такое?

— Да так, мелочь. Споткнулся, ногу немного зашиб. Пойдем дальше…

И едва Лео прошел вперед, его спутник быстро вытащил кинжал, намереваясь ткнуть юношу в шею — но и тут незадача: валом повалил навстречу народ. Пришлось опять выжидать: благо хоть жертва ничего не заметила и ни в чем не заподозрила. "Не заподозрил — это главное, — думал злодей, — а случаи еще подвернутся. Спешить не надо, своя шкура дорога".

И снова — ветер и дождь, дождь и ветер. Как неверна была погода, так и Урсула не была постоянна в своих решениях. То она соглашалась бежать и даже сама обдумывала детали тайного венчания, то впадала в жалкое состояние забитой девочки, хоть и с ропотом, но принимавшей чужое решение. А тут еще монахи заныли — сначала Лео получил выволочку за полученную невесть как рану, но истинная причина нытья была в том, что брат казначей уже затоварился всем, чем нужно, и мечтал вернуться на родину. Излишнее пребывание в Фамагусте (например, для лечения, если б рана оказалась серьезнее) подтачивало бы его финансы.

Лео это взбесило:

— Сначала разгони тучи, потом потопи вражеский флот. Тогда, глядишь, и можно будет уплыть!

Правда колола глаза, пришлось выжидать. От нечего делать цистерцианцы по особо выданному разрешению посетили монастырь апостола Варнавы.

Торнвилль, разумеется, от поездки отказался и выслушивать отчет монахов тоже не захотел, но даже против его воли Сильвестр начал рассказ как бы самому себе — о византийском храме, не уступавшем храму Лазаря в Салине, и о спуске в темный тоннель под часовней, где покоились мощи апостола.

— Я тоже недавно побывал в темном тоннеле. И не единожды, — загадочно-ехидно произнес рыцарь, на чем неначавшийся разговор увял.

Дальнейшие события, однако ж, начали развиваться стремительно.

Сначала кончилась буря, и в тот же день были отправлены галеры на разведку. Днем позже они вернулись и с ликованием донесли, что врага нет — видели лишь остатки кораблекрушений. Зазвонили колокола, на улицах появились религиозные процессии — Фамагуста хвалила Бога за чудесное избавление.

В тот же день к вечеру Лео поспешил к любимой. Его встретила знакомая бабка, у которой под глазом почему-то красовался фингал, и безмолвно запустила внутрь, даже не испросив дежурную подачку.

Этим странностям сразу нашлось объяснение. Дюжие слуги мгновенно скрутили англичанину руки, обезоружили, связали и заволокли в большую залу, обставленную массивными резными сундуками, увешанную дорогими коврами и оружием.

За бюро сидел большой медведеподобный бородач, внимательно изучая какие-то бумаги. Мелкие злобные глазки поверх круглых очков изучающе уставились на юношу, а затем по кивку сидевшего слуги удалились, заперев дверь.

— Что это значит, будь ты проклят! — зарычал Лео, извиваясь в путах и шаря глазами по стенам в поисках оружия. Его было предостаточно, да как взять?..

— Молчи, — сочным басом произнес бородач. — Не тебе здесь лаяться. Кабы не Урсула, я бы с тобой и разговаривать не стал, позорник. Я хотел проломить тебе череп, но она, так сказать, выкупила тебя собой, а мы, дворяне, слово держим. Ишь ты, жених какой нашелся! Этот товар не про тебя.

— Да. Иначе как товар вы ее не расцениваете!

— Я сказал: молчи и слушай.

Лео ответил было нехорошо, но затем добавил:

— Не будем, впрочем, ссориться, коль скоро я прошу ее руки. Ты ведь брат, насколько я понимаю?

— Старший. Итак, продолжаю. Естественно, тебе с нами не равняться, и ты должен это понимать. Поэтому оставим то, что ты предложил, и не будем возвращаться, тем паче что поутру Урсула отплыла в Анкону к жениху.

В глазах Лео потемнело. Он только и смог выдавить: — Как же…

— Объясняю, — степенно ответил Кавалли, и каждое его слово, каждый довод обрушивался на юношу, словно могильная плита. — Я вернулся, все узнал. Кого-то из вас двоих надо было убить. И естественно, это должен был быть ты. Но сестра умолила меня оставить тебе жизнь и вообще не причинять тебе какого-либо зла из-за ее дурости. Естественно, я поставил перед ней условие, и она его выполнила. Придется и мне выполнить свое. Я отправил ее в Анкону с младшим нашим братом, ибо по отмене военного положения теперь можно свободно покинуть Фамагусту, что я, по доброте душевной, и тебе рекомендую. У нас город южный, город вольный во многих смыслах, но есть пределы, которые преступать не рекомендуется, и это — честь знатных семейств. Не важно, каких — франкских, итальянских, греческих. Исключения не будет сделано даже для короля, не то что для такой мелочи, как ты. Спроси у людей ученых, как именно король Петр отправился на тот свет, и тебе расскажут, что именно ему отрезал Жак де Норес, туркопольер[27], приговаривая: "За это ты получил смерть". Заткнуть бы тебе рот могильной землей — это было бы самое верное, но, повторяю, слово дано, и я его сдержу. Полагаюсь на твою совесть и рыцарское слово, которое ты мне, конечно, дашь. Или интересы семьи и ее честь заставят меня ненадолго забыть свое обещание.

— Не грози, не боюсь.

— Слушай! — Итальянец потихоньку начинал яриться и даже стукнул кулаком по столу. — Осталось сказать немногое, вернее, повторить. Дай слово молчать, получи письмо сестры, где она собственноручно описала то, как она приняла свое решение и чем руководствовалась, и проваливай из Фамагусты. Я все сказал.

— Молчать я буду, даю слово и клянусь ранами Христа — из-за чести Урсулы, а не из страха перед тобой, что я немедленно и докажу. Ведь вызов на поединок, кажется, тобой не предусмотрен? А я тебя вызываю!

Кавалли вновь пронзил его острым взглядом поверх очков.

— Ты глупее и настырней, чем я думал. Соображаешь, что после таких слов я спокойно могу отдать приказ прибить тебя? Не лучше ли мне сохранить свою жизнь, нежели драться с тобой? Да, ты глуп, и придется тебя немного поучить. — Человек-медведь тяжело встал, выбрал одну из многих стоявших у стены причудливых алебард и крикнул слугам: — Эй там! Развяжите его и верните меч!

Сказано — сделано.

— Если меч не устраивает, — добавил Кавалли, — можешь взять, что угодно.

— Да нет, с мечом сподручнее! — с дьявольской улыбкой вскричал Лео. — Спасибо, что дал мне отомстить!

Кавалли саркастически хмыкнул и приготовился к отражению атаки. Крепко сжав алебарду так, чтоб его руки приходились на две границы ее третей, и держа ее горизонтально, он стоял, словно вековой кряжистый дуб!

Естественно, Торнвилль сразу же наскочил на него, словно охотничий пес на кабана, и тут итальянец проявил себя как боец в полном и совершенно неожиданном для англичанина блеске. Ловко отбив несколько мощных ударов разными концами своего оружия, он сначала сам нанес пару пробных, без труда отраженных Лео, но потом резко ударил противника концом древка в живот, так что тот согнулся от дикой боли, и тут же свалил юношу ударом ноги.

Еще момент, и пика алебарды уперлась Лео в горло. "Вот и все…" — промелькнуло в голове юноши. Только и оставалось, что с испепеляющий ненавистью уставиться в тяжело дышавшего победителя.

Но Кавалли не собирался добивать рыцаря.

— Я обещал, — только и обронил он.

Затем, поставив оружие обратно к стене (нисколько не боясь, что Торнвилль вскочит и зарубит его), взял со стола запечатанный сургучом пакет, вернулся, без слов протянул поднявшемуся всклокоченному Лео и легким кивком показал на дверь — убирайся, мол, и без тебя дел много.

Потрясенный этой диковинной смесью хамства и благородства, Лео отдал легкий поклон и удалился, а старший Кавалли будто и не заметил его ухода.

…Поскольку повествование у нас историческое (по крайней мере, старающееся быть таким), а не истерическое, долго описывать бушевание страстей в душе нашего юного оплеванного героя не будем. Посему перейдем к делу.

В полубессознательном состоянии Лео распечатал письмо и… Наверное, справедливо будет отметить, что любовное страстное состояние по сути своей напоминает качели: любая мелочь погружает страдальца в чернейшие глубины депрессии, и такая же мелочь, напротив, окрыляет, даруя второе и последующие дыхания. А если это не мелочь, так и того пуще.

Вот и морально убитого Лео воскресило письмо любимой Урсулы. Обрушившееся и на нее несчастье сделало ее деловитой, не в пример прошедшим дням. Вот, что она писала:

"Львенок мой! Если ты получил это письмо от брата (надеюсь, он все тебе объяснил), значит, мой утренний гонец не смог или не захотел тебя найти. Это плохо: день потерян. Сейчас, должно быть, вечер, поэтому спеши немедля за стены. Иначе, когда закроют ворота, будет потеряна еще и ночь. Твой корабль наверняка не готов к отплытию, да и времени ушло много, можешь не догнать, хоть скорость нашего судна и невелика. Найми хорошего проводника с запасными конями, самое трудное — пересечь горную гряду Пентадактилос, но при знающем греке все возможно. Я, в свою очередь, на подходе к Кирении прикинусь больной или подкуплю капитана, чтобы корабль зашел в порт и задержался в нем. Опознаешь мой корабль по гербу на парусе, черный двухмачтовый когг с задним латинским парусом. Жду тебя! Если не выйдет в Кирении — тогда не знаю, где мы можем остановиться. Родос? Корфу? Надежды мало, но я верю в тебя, львенок! Если надо, ты доберешься и до Анконы".

Все решилось в одно мгновение. Лео опрометью бросился к Морским воротам и сумел-таки оказаться снаружи до их закрытия. Это уже было хорошо. Он быстро добежал до своего корабля — так точно, на нем ничего не готово, нет ни пушек, ни пороха. Наплевать бы на все на это, но присутствовавший на судне капитан наотрез отказался оставлять в Фамагусте не только порох и пушки, но и, как оказалось, часть команды, а заодно уж и никому не нужных монахов.

Их никто теперь не выпустит из крепости. Ее смотритель в этом отношении бессилен, ну а городской капитан не станет нарываться на штраф в 500, а то и 1000 золотых, открывая ночью какие-либо ворота. Это ж только по сложившемуся еще при генуэзцах обычаю он мог в экстренном случае, и то с согласия Совета и при соблюдении всех предосторожностей, ненадолго отворить Морские ворота (про Лимассольские не было и звука). Кроме того, кто б ночью выпустил из порта большой когг? Да и как ночью идти вокруг Кипра, минуя мыс Святого Андрея, да все неведомым фарватером! Ночью да по камням — ну как можно?

Все было так, все правильно, и эта правда убивала. Как решить все эти вопросы? Но умница Урсула ведь все предусмотрела!..

— Завтра с утра, как закончите все дела, снимайтесь с якоря и идите в Кирению, я буду ждать вас там, — распорядился Торнвилль и поспешил на поиски проводника, который отправился бы с ним в ночное путешествие через горы.

Кто ищет, тот находит. Отыскался сговорчивый грек, предоставил лошадей, дал сына в проводники и еды с вином в дорогу — и вперед, в ночную тьму!

Три золотых — вот и все, что теперь оставалось в кошеле молодого рыцаря. Но разве об этом думал он под черным небом величавого Кипра?

Бешеная скачка, краткие привалы, осторожный проход по горным перевалам с конями в поводу. Он не знал, что все напрасно: искусный лекарь, плывший вместе с Урсулой и ее братом, быстро разоблачил ее обман, а капитан наотрез отказался от предложенной взятки, заявив, что его хозяева платят ему более чем достаточно, чтобы он сохранял им верность.

Урсула печально смотрела, как исчезает вдали мощный лузиньянский замок Кирении. Плавала она неважно, так что перед ней вставали две равно печальные перспективы — броситься в море и пойти на дно или плыть к похотливому старому козлу Пенились изумрудные волны за кормой корабля, словно приглашая к себе, призывая забыть о спасении души — ее ведь и так уже погубили, не спросясь.

Урсула раздумывала над своей участью, уже не надеясь, что английский львенок сможет изменить ее судьбу. Все обстоятельства были против ее счастья. Очевидно, сам Господь не желал этого.

Что теперь? Броситься в пучину кипрских вод, протестуя своей смертью и погибелью души против ненавистного брака? Или же, смирившись, прибыть в Анкону и выйти замуж за старого графа Ферретти, прожить с ним сколько-то лет, схоронить его и найти себе затем молодого мужа?

А может, после свадьбы Урсуле суждено самой быстро сойти в могилу, завяв, как срезанный цветок? Или же когг будет захвачен мусульманскими пиратами, и она через невольничий рынок попадет в гарем какого-нибудь высокопоставленного турка? Лучше уж так, чем эта свадьба!

А может, попробовать сбежать самой, если львенок не поможет? Золота достаточно. Может, получится найти свое счастье если не с ним, то с другим?

Урсула пока что не могла ни на что решиться, а меж тем бедный Торнвилль, расставшись с двумя золотыми, получил от капитана киренийского порта неутешительные сведения о том, что когг Кавалли в их гавань не заходил, даже ненадолго. Видеть его, может, и видели, сейчас много судов ходит, ведь тревога снята, погода хорошая. Что ж еще нужно!

Новость подкосила рыцаря; купив на последние деньги мех вина и лепешки, он провел день и ночь в пьяном забытьи под стенами крепости, пока поздним утром в порт не пришел его когг. Поднявшись на борт и шуганув назойливо-любопытных монахов, он тихо приказал капитану:

— Идем в Анкону.

Капитан искоса посмотрел на рыцаря и промолвил:

— Вообще-то такого уговора не было. Домой пора. Мы и так рискуем, идя верхом Кипра вместо того, чтоб идти низом. Турки-το хоть с венецианцами и не воюют после того, как отобрали у них Негропонт[28], но это все временно. К тому же мы ведь не венецианцы…

— Идя низом, мы рискуем попасть в лапы мамлюков. По-моему, шансы равны.

— Это так, господин, однако…

— Я отлично понимаю, в чем дело. — Лео печально вздохнул. — Но денег у меня — вот, кошель пустой. Казначей удавится, но не даст — это общеизвестно, однако по возвращении я гарантирую, что дядя заплатит. Договорюсь. Может, — юноше вдруг вспомнились ларцы Урсулы, — я заплачу и раньше, в Анконе, все зависит от результата.

Капитан прикинул вслух:

— Что же… Пройти верхом Кипра, потом мимо Родоса, вокруг Мореи[29] до Корфу, а там и южная Италия. Вверх по полуострову — и Анкона…

Маршрут явно порадовал Лео, и тот довольно крякнул.

— Можно, черт возьми! — воскликнул капитан. — Люди отдохнули, порох нам вернули добрый, я сам в плошечке запаливал, проверил. Сколько кладешь?

— Четверть от того, что заплатил за все дядя, а если дело мое выгорит — дам всю треть, как вознаграждение. Идет?

— Договорились. Люблю деловых людей. А монахов сам обрадуй, не хочу с этими мокрицами связываться.

"Мокрицы" хоть и возмутились чрезвычайно, но, разъярив Лео не на шутку (так что он даже пригрозил вышвырнуть их за борт), смирились с неизбежным продолжением путешествия.

Английский когг покинул на закате Кирению и направился на Родос. Но не всякий путь быстрый и короткий, а капризная Фортуна вертит свое кровавое колесо, возвышая низведенных и низвергая возвышающихся. Охотник за прелестями Урсулы — не становится ль он уже жертвой?..