Герман сидел за столом отца и невидящим взором смотрел на бумагу, что лежала прямо перед ним. Несколько минут назад его рука медленно вывела страшные слова, и оставалось только поставить печать, чтобы документ обрел силу. Но сургуч мрачно лежал на подставке, а свеча печально заслезилась. Портрет матери взирал на кабинет пусть и искусным, но не живым взглядом. Прошёл месяц после похорон, но, кажется, время застыло, а боль превратилась пусть и в слабого, но постоянно спутника.
В дверь постучали, и через мгновение появился стражник. Опустив глаза, он отчеканил пару фраз, и король кивнул. В кабинете ненадолго воцарилась тишина, которую разрушили робкие шаги.
— Ваше Высочество, — почтительно склонилась Агата, хотя её голос дрожал, — выслушайте меня, пожалуйста.
— Садись.
— Я не займу у вас много времени…
— Перестань так говорить, — нахмурился Герман. — Как будто я тебе враг.
— Простите, я не хотела…
— Ты никогда не была со мной на вы. Вот и теперь не нужно.
Старушка смутилась ещё больше, и её маленькая фигура стала ниже.
— Чего ты хотела?
— Умоляю простить меня за дерзость, я… я слышала, что Марианну собираются объявить предательницей и убийцей, но…
— Кто тебе сказал?
— Об этом все говорят, я и не помню, где услышала…
— Ты в это веришь? — Его тяжёлый взгляд устремился на Агату, а пальцы невольно коснулись бумаги.
— Конечно, нет. Мало ли, о чём болтают во дворце, поэтому я решила спросить лично.
— А о чём ещё болтают во дворце?
— Я и не припомню…
— О том, что нынешний король — жестокий тиран. Что сперва он убрал мать, а затем хладнокровно избавился от сестры, — ледяным тоном проговорил он. — Неужели ты не слышала?
Старушка подняла голову и подошла ближе.
— Это ложь. Вы росли с Марианной на моих глазах, и я…
— Так скажи, что мне делать?
— Не слушать никого…
— Не слушать никого, — горько повторил Герман и посмотрел на лежащую перед ним бумагу. — Наверное, ты знаешь, что убийца не найден, а народ до сих пор жаждет мести. Так скажи, на кого обрушится их гнев?
— Вы последний представитель Кордов.
— Разве ты не знаешь, что династии, как и люди, рождаются и умирают? Оказалось, ничто не вечно.
— Они не посмеют поднять на вас руку…
— Руку, может, и не посмеют, а вот меч — вполне. Если, — он вздохнул, — я не дам им то, чего они хотят. Ты пришла спросить лично, хорошо, я отвечу. Да, я собираюсь объявить Марианну предательницей и убийцей.
Агата поджала губы.
— Но ведь она твоя сестра…
— Это уже не важно.
— Как это не важно?
— Её больше нет, поэтому для неё моё решение ничего не изменит.
— Её так и не нашли, — едва слышно проговорила старушка.
— Никто не продержится под водой так долго.
— Но левиафан не вернулся, значит, они вместе! Если ты объявишь Марианну предательницей, ты обрежешь ей путь домой!
— Так значит, ты веришь, что она жива? — заторможенно спросил Герман.
— Да! Да, я верю! Я чувствую, моя девочка жива! — вдруг горячо заговорила Агата, подавшись вперёд. — Прошу, умоляю, не нужно этого делать!
— Мама убита, и всё указывает на Марианну…
— Она всё время просидела со мной и ни разу не вышла! Да и как она выйдет?! Королева заперла её!
— Ты лжёшь, — ядовито улыбнулся он. — Марианна сама открыла дверь, когда я вернулся. И трупы тянулись именно из её покоев.
— Она всё время была со мной!
— И сережка. Ты ведь слышала, что рядом с мамой нашли сережку?
— Она просто потеряла её! Она как раз рассказывала мне об этом! Это же подарок матери! Она была очень расстроена!
— Вероятно, мама сопротивлялась, она была храброй и смелой женщиной. Вероятно, в схватке она как-то зацепила…
— Герман! Герман! Что ты говоришь?! — Агата подошла вплотную к столу. — Марианна не делала этого! Она всё время была на моих глазах! До самого утра!
— Ты всегда выгораживала её, — покачал головой король, — даже теперь, когда она мертва, ты продолжаешь её защищать.
По истонченной старостью коже покатились слёзы. Старушка поспешно вытирала их, но никак не могла остановить.
— Прошу, пожалуйста, поверь мне! Она ни в чём не виновата! Ради справедливости, ради морских богинь, не делай этого! У неё должна быть дорога назад!
— Её больше нет, — упрямо повторил Герман, но его глаза с надеждой смотрели на Агату. — Если я ничего не сделаю, меня тоже скоро может не стать. Я должен объявить её предательницей. Ради будущего государства…
— Ты мог бы не делать этого ради любви…
Король вскочил на ноги, и тяжелое кресло с грохотом упало назад. Вены на шее вздулись, глаза налились кровью, и он прошипел:
— О какой такой любви вы говорите?
Старушка выдержала взгляд и ответила со странной легкостью в голосе:
— О братской, о какой же ещё?
Герман шумно вдыхал и выдыхал воздух, пока внезапное появление Виктора не заставило его успокоиться. Мужчина прошёл в кабинет и удивленно посмотрел на замерших людей.
— Я не помешал? — с неловкостью спросил он.
— Агата уже уходит.
Но старушка не тронулась с места и продолжала стоять, умоляюще сведя брови.
— Агата уже уходит! — громче повторил король.
Женщина неуверенно отступила, а её губы беззвучно прошептали: «Умоляю…»
Когда страж терпеливо вывел гостью, Герман упал в кресло и уронил голову назад.
— Что она хотела? — спросил Виктор.
— Не спрашивай меня ни о чём… Зачем ты пришёл?
— Послы с Водного прибыли, — торжественно объявил тот. — Если хочешь, я сопровожу их один.
— Нет. Мама собиралась лично показать псевдоорден, поэтому я сделаю это ради неё.
Король выглядел уставшим. Он осунулся ещё больше, ещё сильнее повисла на теле одежда, а поступь выглядела так, как будто недавно он чересчур весело провёл время и не успел отойти.
— Ты в порядке? — забеспокоился Виктор.
— Да. Мне нужно пару минут…
Герман с трудом, но всё-таки нашёл в себе силы. Его спина выпрямилась, черты лица обрели прежнюю уверенность, и он решительно покинул кабинет.
Пятеро послов, облаченных в голубые одежды из тончайшей ткани, склонились в искренней почтительности, когда король острова Солнца спустился в сад. Он осмотрел немолодых мужчин и повелительным взмахом руки заставил их выпрямиться.
— Его Высочество Северин глубочайше соболезнует и надеется на личный визит, — произнёс один из них. — Он передаёт эти дары в качестве своего уважения новому сильному правителю.
Они расступились, и стражники поставили перед Германом огромный запечатанный сундук.
— Благодарю, — сдержанно ответил король.
— А также он просит разрешения на зарисовки ордена Асха.
— На зарисовки?
— С нами художник.
Низкий худой человечек с удивительно острым подбородком протянул дощечку с приколотой бумагой и карандашом.
— Вам будет нечего зарисовывать.
— Ваше Высочество…
— Хорошо, раз вам так хочется запечатлеть монахов, которые высаживают на клумбы цветы — пожалуйста.
Послы настороженно переглянулись.
— Неужели вы не позволите нам увидеть величайшую силу, которую только можно представить?
— Вероятно, вы говорите о силе природы? — сдерживая раздражение, поинтересовался Герман. — Тогда, конечно. Там, куда мы отправляемся, вы воочию увидите, как растут самые разнообразные растения.
Король направился к коню, которого наконец подвели, и только сейчас с облегчением выдохнул. Виктор подсадил его на скакуна и едва слышно проговорил:
— Ты был невежлив. С послами так нельзя.
— Я их не ждал.
— Но мы согласились их принять, а ты даже не открыл сундук.
— Что Северин может прислать такого, чего у меня нет?
— Например, золото, которого сейчас в казне не то чтобы очень много…
— Слишком большой сундук для такого количества.
— И всё же…
— Виктор, прошу, — он посмотрел на мужчину глазами, полными страдания, и тот отступил.
— Я поеду впереди.
Король развернул коня и обратился к озадаченным послам:
— Нам предстоит далекий и нелегкий путь. Вы поедете в карете, чтобы путешествие не показалось столь утомительным.
— Нижайше благодарим, — склонился в ответ один из них.
Высохшая от жары дорога уходила вдаль. Она не петляла, не поворачивала, а тянулась вперед с упрямой монотонностью. Герман крепко сжимал повод и невидяще уставился вперёд. Последний раз, когда он проезжал здесь, в королевском дворце зверски убивали его мать, а он не знал этого, и самые ужасные часы в жизни Анны стали для него самыми счастливыми. Он помнил, как легко ему удалось соединить шелковые нити, как встрепенулось тело животного и как они вместе полетели над землей, наслаждаясь свободой. Король коротко дышал и не замечал онемение в спине, плечах и руках, горестные образы наводнили его уставшую голову и заместили всё, что он видел вокруг. Мимо него прошёл и недолгий привал, где все размялись и перекусили, и беседы у костра, которые очень понравились послам, и прекрасные виды природы, коими изобиловал остров Солнца. Герман едва не пропустил поворот к псевдоордену и, если бы его конь послушно не повернул за конём Виктора, проехал бы дальше, несомненно удивив иностранных гостей.
Темно-серый дворец, сильно уступавший размером королевскому, показался на заброшенной территории. Каменная стена местами обвалилась, и в зияющих дырах ярко зеленела свежая поросль. Черные башни мрачно посматривали узкими окнами на процессию, что въезжала в ворота, а вспугнутые монахи поспешно выстроились для приветствия.
Глава настоящего ордена Асха соскочил на землю и остановился, ожидая, пока король не встанет рядом.
— Ты отлично всё здесь обустроил, — тихо проговорил Герман. — Спасибо, что взял это на себя.
Мужчина улыбнулся и кивнул, после чего двери кареты распахнулись и взбудораженные послы на удивление легко повыскакивали наружу. Художник уместил дощечку с бумагой на руке и принялся делать быстрые наброски.
— Можете не торопиться, — разрешил король. — Мы пробудем здесь столько, сколько вам потребуется, чтобы понять, что никакого ордена Асха не существует.
— Простите, Ваше высочество, — выступил вперёд один из послов, — но у нас совершенно иные сведения.
— Шпионаж часто принимает одно за другое. Не знаю, о чём вам доложили на Водном, но это, — Герман обвел рукой старый дворец, — всего лишь обитель для старой религии, которая неожиданно решила возродиться.
— Так значит…
Не успел посол закончить мысль, как мимо него просвистела стрела.
— Защищайте короля! — выкрикнул Виктор, закрывая Германа телом.
Вокруг мгновенно сомкнулась стража. Одни монахи испуганно попятились, тогда как другие сбросили мешковатые одеяния и обнажили мечи.
— Это ловушка, — произнёс Герман и удивился собственному спокойствию.
— Их гораздо больше… — неутешительно заметил глава ордена.
— Когда-то покушение должно было произойти.
Предатели бросились в атаку. Они рычали, напрыгивали словно дикие звери, с остервенением обрушивали тяжелые мечи на щиты. Пали первые стражники. Послы сиротливо жались друг другу, стараясь не привлекать внимания, но засвистели новые стрелы и первый из них, хрипя, упал на землю. Всё смешалось на маленьком, только недавно облагороженном участке перед дворцом. Виктор отбивал удары, звенела сталь и сверкали искры. Король плотно прижимался к его спине, чувствуя нерушимую поддержку.
— Надо отступать! — закричал стражник, с трудом отведя от себя вражескую секиру.
— Кони! — выкрикнул король. — Отходим!
Группа оборонявшихся стала медленно тесниться к единственному спасению. Кто-то из предателей заметил это и кинулся отпускать лошадей. Перепуганные животные бросились врассыпную, но извернувшийся стражник выбросил кинжал, и мужчина в темном упал рядом с последней не отвязанной лошадью.
Герман вспомнил про послов. Он мимолетно взглянул на место, где они стояли, и хладнокровно отметил потерю — голубые одеяния обагрились и собрались в отвратительную кучу…
Послышался вскрик, и внезапно тяжелое тело завалилось на короля.
— Виктор… — в ужасе прошептал тот. Глава ордена тщетно прижимал руку к животу — сквозь пальцы сильно сочилась кровь.
— Ваше Высочество, уходите! — рыкнул стражник и оттеснил очередного предателя в сторону, открыв путь к коню.
Король бросил меч, обхватил теряющего сознание Виктора и рванул вперед.
— Оставь меня… — прошептал мужчина побелевшими губами, но Герман не ответил. Чудом он заставил коня опуститься на колени, усадил ему на спину друга и запрыгнул сам.
Белая энергия взорвала привычный мир животного, и то понеслось так быстро, как ещё никогда не делало. За ним тут же бросилась погоня: четыре черные фигуры хлестали своих лошадей что есть мочи, но очень скоро отстали, а затем и вовсе пропали из вида. Король не чувствовал ни тела, ни боли, но в голове стучала единственная мысль: «Я спас его. Я его спас».