3–7
В Гнилом доме я надолго не задержался. Попытался было подступиться к Рыжуле, но та против вчерашнего оказалась хмурой и неразговорчивой, от вопроса о скрипаче и вовсе поначалу отмахнулась. Потом вздохнула и сказала:
— Да проходимец какой-то! Привязался — потанцуй да потанцуй! — Девчонка перекинула косу на спину и потребовала: — Всё, Серый! Не мешай! Нам ещё мослы варить!
Я попробовал было придержать её за руку, но какое там! Ещё и Мелкая язык показала. Сам до такого ребячества опускаться не стал, влепил вредине щелбан и двинулся на выход.
На карнизе сидел и что-то строгал ножичком Малёк, но я всё же окликнул Хвата:
— Покараулишь?
— Далеко собрался? — удивился парень.
— Прогуляюсь.
Хват решил, будто я вознамерился разобраться со скрипачом, и хрустнул костяшками.
— А стоит ли?
Я хлопнул его по плечу и уверил:
— Просто прогуляюсь.
Залез на чердак, порылся в сундуке и выбрал из обносков не слишком рваные штаны и рубаху. Ещё прихватил палку, чтобы проверять дорогу. Пусть и знал болото как свои пять пальцев, да только одно дело, когда туда-обратно каждый день привычной дорогой ходишь, и совсем другое — в сторону от обычного пути отойти. Лишней не будет.
Окружённый со всех сторон стеной камыша клочок сухой земли отыскался в пяти минутах ходьбы от Гнилого дома. Не знал бы о нём — прошёл бы мимо, но я знал, более того — именно на этот куцый островок и направлялся.
Привели сюда раздражение и напряжение. Остаться в Гнилом доме я попросту не мог — точно бы на ком-нибудь сорвался. Идти же в таком состоянии в город было и того опрометчивей. А тут — нормально. Здесь — никого.
Я стиснул зубы и ударил кулаком воздух. Раз! Другой! Третий!
Рыжуля согласилась танцевать для этого драного скрипача! Пусть даже и в шутку, но согласилась! А меня отшила!
Ударив на выдохе, я попытался выплеснуть из себя всю эту ядовитую злобу и не смог. Тогда припомнил наставления монаха и попробовал втянуть непослушную энергию небес, прогнать её через себя и вытолкнуть, не раньше и не позже, а точно в нужный момент. Собрать всю воедино и выбросить вовне. От опорной ноги к ударной руке. С толчком всем корпусом.
Раз! Второй! Третий!
Кровь прилила к лицу, солёный пот начал заливать глаза, дыхание сбилось.
Втянуть энергию на вдохе?
Чушь собачья! Удавалось лишь хватать разинутым ртом воздух.
Дерьмовый из меня кулачный боец! А тайнознатец и того хуже!
Я пробрался через камыши к глубокой промоине, на дне которой бил ключ, устроился на брёвнышке и зачерпнул ладонями ледяной воды, умылся. Ощутил некоторый намёк на умиротворение, но всё же вернулся обратно, встал посреди островка и закрыл глаза. Представил, как на вдохе в меня проникает и растекается по телу небесная сила и как на выдохе она вырывается вовне, но — ничего, ничего, ничего.
Ни малейшего намёка на умиротворяющее тепло, ничего и близко похожего на неприятную стылость. Только зря время потерял, тайнознатца из себя корча.
Дурь какая!
Я выругался и вновь принялся молотить рукой воздух.
Вдох-толчок-удар! Раз-два-три! Вдох-толчок-удар!
Всё без толку.
Нет, вот так сразу теперь уже не запыхался, да только если камыши и колыхались, то исключительно из-за лёгких дуновений ветерка. У меня на них никак повлиять не получалось.
В который уже раз накатил приступ лютой злости, я вскинул перед собой руки и на коротком выдохе-выкрике вытолкнул из себя то ли энергию, то ли просто раздражение.
Единственное, чего добился, — это головокружения.
Зато полегчало.
В Гнилой дом приплёлся едва живым. Наваристый бульон из мослов оказался как нельзя более кстати — выхлебал две миски.
— С утра опять в монастырь? — спросил Лука, когда я поднялся из-за стола.
— Угу, — кивнул я. — Теперь цельный месяц туда таскаться придётся.
— Махач завтра в шесть, — напомнил старший. — Не пропадай.
Сивый шмыгнул, вытер под носом и сказал:
— Комар говорит, на них ставки делать будут. Типа, как на кулачных бойцов.
Хват замер с набитым ртом, даже жевать перестал, а Гнёт недоверчиво протянул:
— Брешет!
— И ничего не брешет! — упёрся Сивый. — Он с прошлого месяца под Лехом бегает! А Лех бои проводит и ставки от Барона держит!
Хват прожевал и махнул рукой.
— Плевать! Нас всё равно в сарай не пустят!
Яр округлил глаза.
— Вас кулачные бои смотреть не пускают?
Все за столом поглядели на приблудыша откровенно недобро, даже Лука поморщился.
— Завтра от Гнилого дома трёх человек запустят. Пойдём…
— Я пойду! — перебила его Рыжуля.
— Неча тебе там делать! — отрезал Лука. — И не спорь! — Он даже легонько стукнул кулаком по столу. — Пойдём я, Серый и Яр.
— Чего это⁈ — разом взвились Хват, Сивый и Гнёт. — А мы?
— Яр на Серого поставит.
Хват надулся.
— А мы безрукие, получается?
Сивый и Гнёт раздражённо засопели, Лука поглядел на них и тяжко вздохнул.
— Ставить много будем, Бажен точно в долю войти захочет, а то и просто всё заберёт. Не нужно ему про эти деньги знать. Да и Лех может попытаться выигрыш зажать. Обвинит в сговоре, и что тогда делать? А Яра там никто не знает! Не знают, что он с нами!
— И ты ему деньги доверишь? — возмутился Сивый. — А если сдёрнет?
— Мы тоже пойдём! Снаружи покараулим! — поддержал приятеля Гнёт.
Я зевнул и, прежде чем меня успели втянуть в свару, сказал:
— Спать пойду! — Но сразу остановился. — Да! Тут дурачок один по болоту бродит, дверь запереть не забудьте.
— Рассказали уже, — кивнул Лука. — Хват, Гнёт, Сивый — сегодня вы караулите. С очерёдностью сами определитесь. Яр — ты первый, поужинаешь и давай на карниз.
— А Серый⁈ — возмутился Гнёт.
— У меня бой завтра, — усмехнулся я.
— Да чё смеяться! Ты Жучка одной левой!
Но я и слушать ничего не стал, поднялся на чердак и забрался в гамак.
Уснул моментально.
Утром надолго замер на крыльце Гнилого дома. К привычным запахам стоялой воды и утренней свежести так и продолжала примешиваться неприятная стылость, и никак не удавалось определить, усилилась она по сравнению со вчерашним днём или это просто кажется. В итоге пришёл к выводу, что не усилилась, просто ощущается чуть пронзительней и резче.
Быть может, дело во мне?
Или в погоде? На небе ни облачка, день ожидался жарким.
На карнизе заворочался Хват. Он зевнул и окликнул меня:
— Серый, куда в такую рань?
— Да всё туда же! — неопределённо ответил я и спросил: — Как ночь прошла?
— Сивый брехал, кто-то на помощь звал, только ему верить — себя не уважать.
— Брешет как сивый мерин! — рассмеялся я и махнул рукой. — Бывай!
Выбравшись с болота, я обтёр ноги, обулся и двинулся прямиком к Чёрному мосту, решив сегодня по Заречной стороне кругов не нарезать. Ноги, чай, не казённые!
Зря-зря! Окликнули меня сразу, как только перешёл на тот берег.
— Юноша! — раздался окрик, и волосы на затылке зашевелились из-за предчувствия скорых неприятностей.
Обратно на Заречную сторону не удрать — окликнули-то со спины. И нет, звал не давешний охотник на воров. Голос был совсем другой. Незнакомый.
Мужской, молодой. Не злой и ничуть не раздражённый, но и без притворного дружелюбия. Деловой.
Прикидываться глухим я не стал, обернулся и обнаружил, что ко мне направляется молодой человек, лет двадцати пяти, с щегольскими усиками и колючими синими глазами. Больше ничего выдающегося в его внешности не было. Росту среднего, сложения обычного, одёжка — добротная, неброских расцветок. Коричневые ботинки и перчатки, тёмно-серые брюки, сюртук и котелок, в тон глазам шейный платок. Выражение лица скучающее. Будто я ему нисколечко не интересен, будто сейчас дорогу спросит и дальше потопает.
Но нет, не потопает. Я знал это наперёд.
Случайной встречей тут и не пахло. При всей своей обычности незнакомец на добропорядочного обывателя нисколько не походил. И нет, точно не ухарь и не жулик. Если из наших, то мошенник или шулер. Да только таким до босяков никакого дела нет.
Или есть? Или это подельник парочки ухарей⁈
От этой мысли прошиб холодный пот.
— Чего? — нехотя выдавил я из себя, готовясь броситься наутёк.
— Мне бы обувь почистить! — объявил молодчик, но ровно с тем же успехом мог со всего маху зарядить мне кулаком.
Хлоп! И все мысли из головы вышибло. Только два слова чехарду затеяли, всего только два: «огнедрево» и «звездочёт». Хотя конечно же не «и», а «или».
Огнедрево или звездочёт? Звездочёт или огнедрево?
Что мне аукнулось? Вот что, а?
Но виду я вроде бы не подал и решительно отрезал:
— С этим не ко мне!
— Да неужели? — вроде как удивился непонятный тип. — А помнится, в прошлый раз отлично ботинки надраил!
— Ничего не знаю!
Я изобразил намерение уйти, и молодчик враз посуровел.
— Сюда смотри! — прошипел он и приподнял левую руку.
На раскрытой ладони обнаружилась чуть тронутая зеленоватой патиной бляха с гербом вольного города Черноводск и выбитыми сверху буквами «Г. У. ». Снизу значилось «О. н. В. », имелся и номер.
Городская управа. Охотник на воров.
Жестом молодчик предложил отойти с проезжей части, дабы пропустить катившую по набережной телегу, а когда я на негнущихся ногах последовал за ним, спросил:
— Ну как, не припоминаешь?
— Нет! — отрезал я.
Огнедрево или звездочёт? Звездочёт или огнедрево?..
Черти драные! Даже не знаю, что хуже!
Да всё хуже! Всё!
— Скверик в Голубином квартале, — сказал охотник на воров. — Теперь припомнил?
— Нет! — повторил я.
Молодчик вновь оскалился.
— Тебе с квартальным надзирателем очную ставку устроить?
Отпираться и дальше смысла не оставалось, я передёрнул плечами и признал:
— Обувь там чистил, было дело. Тебя в первый раз вижу.
Охотник на воров не удержался от улыбки.
— Умный мальчик! Уважаю!
«Перо б тебе в бок загнать, сука такая!» — подумал я в бессильной злобе, но именно что — в бессильной. И ножа с собой нет, и дворник на том конце дома мостовую метёт.
Да так и так не рискнул бы. Ещё пожить охота.
— Значит, чистил обувь в Голубином квартале?
— И что с того?
— А чего чужим именем представился?
— Преступление нешто?
— Мзду квартальному совать — преступление.
Но я не испугался.
— Ничего не знаю! И вообще — опаздываю!
Как ни странно, охотник на воров не вспылил и не попытался меня удержать. Правда, и не отстал, а пристроился сбоку.
— Тебя кто в Голубиный квартал послал?
— Никто не посылал. Если уж ты меня нашёл, то знать должен, что я без малого год чисткой обуви зарабатываю!
— Да в Голубином квартале дрянь, а не место! Ты в убыток себе работал!
Я презрительно фыркнул.
— Без патента попробуй — хорошее место сыщи!
— А что с прежним местом?
— Погнали.
— Сейчас чего обувь не чистишь?
— Ногу зашиб, в монастыре лечение отрабатываю.
Охотник на воров улыбнулся уголком рта.
— Складно врёшь! Так и вывернулся бы, если б не пожадничал и налётчиков не обчистил!
В голове явственно прозвучало «взял чужое — жди беды!», но виду я не подал и огрызнулся:
— Напраслину возводите!
Расслабился, забыл, с кем имею дело, за это и поплатился. Молодчик вдруг втолкнул меня в глухую подворотню, ухватил за шею и прижал к стене. И при этом остался стоять на прежнем месте.
Черти драные! Горло незримые пальцы стиснули!
Колдовство!
Я попытался высвободиться, но не сумел ослабить хватку, даже не понял, что именно удерживает прижатым к стене. Ощутил странную прохладцу и запах чуть спрыснутой дождём брусчатки, но и только. Вскинул руки к шее и ничего не нащупал.
Да ничего там быть и не могло! Он же вон где стоит…
Перед глазами замелькали серые точки, а сознание помутилось, подступило забытьё. Желай охотник на воров меня удавить, ему бы точно не составило никакого труда смять гортань, а то и оторвать голову, но мертвецы не говорят, поэтому вскоре хватка самую малость ослабла. Удалось втянуть в себя воздух, следом чуть прояснилось в голове.
— Рассказывай! — потребовал оказавшийся тайнознатцем молодчик и неспешно приблизился.
Я попытался втянуть в себя небесную энергию и сотворить приказ отторжения, да какое там! Чуть сознания от натуги не потерял.
Охотник на воров приподнял руку, и точно так же приподняло меня, пришлось даже встать на цыпочки. Правая нога немедленно отстегнулась, едва удалось устоять, скособочившись влево.
— Рассказывай! — повторил молодчик.
— Что?.. — с трудом просипел я.
— Ты кошель взял?
Возник соблазн покаяться, но — нельзя!
Нельзя сознаваться, если только не поймали за руку, и даже если поймали, сознаваться всё равно нельзя. Пока держишь язык за зубами, врёшь и выкручиваешься, есть шанс отбрехаться, а раскололся — и всё, пропал! Это даже самый сопливый босяк знает. Свои могут из-за одних только подозрений на куски порезать, а вот квартальные надзиратели самое большее кости пересчитают. Не смертельно!
Наверное, всё же нет. Наверное. Тайнознатцам закон не писан.
— Какой кошель? — прошипел я.
— Налётчика!
— Я чужого не беру! Кого угодно спросите — любой подтвердит!
Молодчик какое-то время сверлил меня пристальным взглядом злых синих глаз, но даже если он и умел чуять ложь, сейчас я ни капельки не врал. Разве что в голове в такт пульсу билось:
«Взял чужое — жди беды! Взял чужое — жди беды! Взял чужое — жди беды!»
Влип!
Но нет, после безумно длинной паузы тайнознатец чуть ослабил хватку незримых пальцев, позволил встать ровно и задал новый вопрос:
— Тогда кто взял деньги, если не ты?
— Да кто угодно мог! — Я попытался разыграть возмущение. — Там же пожар тушили! Знать не знаю, кто карманы покойника обшарил!
Меня вновь вздёрнули на цыпочки, и молодчик зло выдал:
— Не юли! На втором этаже только оплавленные застёжки кошелька нашлись. И не на теле, поблизости валялись! Ни одной монетки рядом не было! Кто-то там ещё до пожара пошуровал! Ты?
Я изобразил крайнюю степень удушения и едва слышно выдохнул:
— Чужого не беру…
Уловка сработала лишь отчасти. Охотник на воров под сомнение мои слова не поставил, но и хватку незримых пальцев ослаблять не стал.
— Если не ты, тогда кто? — задал он резонный вопрос. — Чёрного хода в доме нет, а ты торчал в сквере и видел, как туда завернули грабители. Значит, видел и того, кто умыкнул их денежки. А скорее всего — ту парочку ещё и прикончил. Не верится мне, что хозяин с ухарями совладать смог. Так кто это был?
Мне позволили сделать полноценный вдох, и я решил потянуть время, но не вышло.
— Отвечай! — потребовал синеглазый молодчик.
Я шумно выдохнул, вновь наполнил лёгкие воздухом и буркнул:
— Да может, кошель пустой был?
Знал, что придётся лихо, и в своих ожиданиях не обманулся. Теперь уже не просто шею сдавило, тяжесть навалилась на всё тело, враз себя живьём закопанным ощутил. Задёргался, забился, и всё без толку. Ещё немного — и лопну! Видел я собаку, которую тележным колесом переехало…
— Не расскажешь мне, никому уже не расскажешь! — пригрозил охотник на воров. — Твой выбор!
— Не посмеешь! Найдут! — попытался выдавить я из себя и не смог, только впустую губами пошевелил.
Впрочем, меня поняли и так.
— Шутишь? Да всем плевать на дохлого босяка!
И действительно — всем плевать.
Черти драные! Ну хоть бы кто-нибудь в подворотню завернул! Хоть бы кто-нибудь появился! Так нет же — рано. Слишком рано. А для одного дурного босяка вот-вот станет слишком поздно.
Меня впечатало в стену и едва не расплющило о неё, я сдался и выдохнул:
— Был! Был третий!
Стало легче, но давление никуда не делось, и я продолжил ощущать его каждой частичкой своего тела. А чуть усилится — лопну и окроплю бутовый камень кровушкой.
Не хочу!
— Грабителей трое было? — спросил охотник на воров.
Возник соблазн подтвердить, но побоялся завраться, поэтому выложил чистую правду:
— Нет, он раньше пришёл.
Молодчик хмыкнул.
— А чего ж ты никому о нём не рассказал?
Я оскалился.
— А на кой? Чтобы наши прознали, в осведомители записали и глотку перерезали?
Охотник на воров покивал:
— Ну да, ну да…
Давление самую малость ослабло, и я зачастил:
— Показаний давать не стану. Спросят — отпираться буду!
— Умолкни! — потребовал молодчик, потёр подбородок и спросил: — Этот третий… Когда он ушёл?
Взгляд водянисто-синих глаз уколол двумя спицами, и я с ответом не промешкал ни единого лишнего мгновения.
— Незадолго до пожара!
— А пришёл когда?
— За час, наверное, до той парочки.
— Как выглядел?
Я закрыл глаза и восстановил в памяти тот злополучный день. Описывать лицо ухаря с разыскного листка не стал, вместо этого рассказал охотнику на воров о том, что видел собственными глазами.
— Вразвалочку шёл, как моряк? — заинтересовали того мои слова. — Узнать его сможешь?
— Не уверен.
Тайнознатец вновь хмыкнул и развеял чары; я едва на землю не осел из-за накатившей вдруг слабости. В голове зашумело, мир сделался серым, но удалось пересилить подступившее беспамятство и устоять на ногах.
— Идём! — позвал меня охотник на воров.
— Куда ещё? — сипло выдохнул я и поспешил предупредить: — Показаний давать не стану!
— И не придётся! Просто разыскные листы посмотришь. Сможешь третьего опознать, и я о тебе забуду.
— А если не смогу?
— Видно будет.
Столь неопределённый ответ нисколько не порадовал, но я уже был счастлив только лишь оттого, что не лишился головы. И пусть хотелось поскорее отвязаться от сволочного охотника на воров, твёрдо заявил:
— Сейчас никак не получится — лечение иду отрабатывать. А вечером другими делами занят буду. Монахи ногу сломать грозились, а если своих подведу — и вовсе перо в бок сунут. В кутузке и то дольше проживу.
Молодчик смерил меня пристальным взглядом, но всё же давить не стал и вынул из кармана какой-то бумажный прямоугольник.
— Держи!
— Это чего ещё? — насторожился я, но карточку всё же принял.
— Покажешь в Чернильной округе — подскажут, как меня найти. И если погонят оттуда, тоже покажи. Жду завтра до трёх пополудни, а не придёшь, сам найду! И поверь — тебе это не понравится!
Молодчик поправил котелок, выскользнул из подворотни и потопал по своим людоедским делам, а я взглянул на прямоугольник плотной, чуть желтоватой бумаги.
Горан Осьмой
Охотник на воров
Аспирант
Я присвистнул и болезненно поморщился, затем легонько потёр передавленную чарами шею, закашлялся и сплюнул, вновь помянув недобрым словом утопавшего прочь тайнознатца.
Цельный аспирант, ну надо же!
Повезло, что выкрутился. За жабры ведь взяли! Лишнее бы словечко сказал и пропал. Пропал, как и не бывало.
Впрочем, а выкрутился ли? Такой и на Заречной стороне, и в Гнилом доме достанет. Придётся идти.
Я передёрнул плечами и зябко поёжился, когда на ухо будто кто шепнул:
«Взял чужое — жди беды!»