Глава 12

3–7


В Гнилом доме я надолго не задержался. Попытался было подступиться к Рыжуле, но та против вчерашнего оказалась хмурой и неразговорчивой, от вопроса о скрипаче и вовсе поначалу отмахнулась. Потом вздохнула и сказала:

— Да проходимец какой-то! Привязался — потанцуй да потанцуй! — Девчонка перекинула косу на спину и потребовала: — Всё, Серый! Не мешай! Нам ещё мослы варить!

Я попробовал было придержать её за руку, но какое там! Ещё и Мелкая язык показала. Сам до такого ребячества опускаться не стал, влепил вредине щелбан и двинулся на выход.

На карнизе сидел и что-то строгал ножичком Малёк, но я всё же окликнул Хвата:

— Покараулишь?

— Далеко собрался? — удивился парень.

— Прогуляюсь.

Хват решил, будто я вознамерился разобраться со скрипачом, и хрустнул костяшками.

— А стоит ли?

Я хлопнул его по плечу и уверил:

— Просто прогуляюсь.

Залез на чердак, порылся в сундуке и выбрал из обносков не слишком рваные штаны и рубаху. Ещё прихватил палку, чтобы проверять дорогу. Пусть и знал болото как свои пять пальцев, да только одно дело, когда туда-обратно каждый день привычной дорогой ходишь, и совсем другое — в сторону от обычного пути отойти. Лишней не будет.

Окружённый со всех сторон стеной камыша клочок сухой земли отыскался в пяти минутах ходьбы от Гнилого дома. Не знал бы о нём — прошёл бы мимо, но я знал, более того — именно на этот куцый островок и направлялся.

Привели сюда раздражение и напряжение. Остаться в Гнилом доме я попросту не мог — точно бы на ком-нибудь сорвался. Идти же в таком состоянии в город было и того опрометчивей. А тут — нормально. Здесь — никого.

Я стиснул зубы и ударил кулаком воздух. Раз! Другой! Третий!

Рыжуля согласилась танцевать для этого драного скрипача! Пусть даже и в шутку, но согласилась! А меня отшила!

Ударив на выдохе, я попытался выплеснуть из себя всю эту ядовитую злобу и не смог. Тогда припомнил наставления монаха и попробовал втянуть непослушную энергию небес, прогнать её через себя и вытолкнуть, не раньше и не позже, а точно в нужный момент. Собрать всю воедино и выбросить вовне. От опорной ноги к ударной руке. С толчком всем корпусом.

Раз! Второй! Третий!

Кровь прилила к лицу, солёный пот начал заливать глаза, дыхание сбилось.

Втянуть энергию на вдохе?

Чушь собачья! Удавалось лишь хватать разинутым ртом воздух.

Дерьмовый из меня кулачный боец! А тайнознатец и того хуже!

Я пробрался через камыши к глубокой промоине, на дне которой бил ключ, устроился на брёвнышке и зачерпнул ладонями ледяной воды, умылся. Ощутил некоторый намёк на умиротворение, но всё же вернулся обратно, встал посреди островка и закрыл глаза. Представил, как на вдохе в меня проникает и растекается по телу небесная сила и как на выдохе она вырывается вовне, но — ничего, ничего, ничего.

Ни малейшего намёка на умиротворяющее тепло, ничего и близко похожего на неприятную стылость. Только зря время потерял, тайнознатца из себя корча.

Дурь какая!

Я выругался и вновь принялся молотить рукой воздух.

Вдох-толчок-удар! Раз-два-три! Вдох-толчок-удар!

Всё без толку.

Нет, вот так сразу теперь уже не запыхался, да только если камыши и колыхались, то исключительно из-за лёгких дуновений ветерка. У меня на них никак повлиять не получалось.

В который уже раз накатил приступ лютой злости, я вскинул перед собой руки и на коротком выдохе-выкрике вытолкнул из себя то ли энергию, то ли просто раздражение.

Единственное, чего добился, — это головокружения.

Зато полегчало.

В Гнилой дом приплёлся едва живым. Наваристый бульон из мослов оказался как нельзя более кстати — выхлебал две миски.

— С утра опять в монастырь? — спросил Лука, когда я поднялся из-за стола.

— Угу, — кивнул я. — Теперь цельный месяц туда таскаться придётся.

— Махач завтра в шесть, — напомнил старший. — Не пропадай.

Сивый шмыгнул, вытер под носом и сказал:

— Комар говорит, на них ставки делать будут. Типа, как на кулачных бойцов.

Хват замер с набитым ртом, даже жевать перестал, а Гнёт недоверчиво протянул:

— Брешет!

— И ничего не брешет! — упёрся Сивый. — Он с прошлого месяца под Лехом бегает! А Лех бои проводит и ставки от Барона держит!

Хват прожевал и махнул рукой.

— Плевать! Нас всё равно в сарай не пустят!

Яр округлил глаза.

— Вас кулачные бои смотреть не пускают?

Все за столом поглядели на приблудыша откровенно недобро, даже Лука поморщился.

— Завтра от Гнилого дома трёх человек запустят. Пойдём…

— Я пойду! — перебила его Рыжуля.

— Неча тебе там делать! — отрезал Лука. — И не спорь! — Он даже легонько стукнул кулаком по столу. — Пойдём я, Серый и Яр.

— Чего это⁈ — разом взвились Хват, Сивый и Гнёт. — А мы?

— Яр на Серого поставит.

Хват надулся.

— А мы безрукие, получается?

Сивый и Гнёт раздражённо засопели, Лука поглядел на них и тяжко вздохнул.

— Ставить много будем, Бажен точно в долю войти захочет, а то и просто всё заберёт. Не нужно ему про эти деньги знать. Да и Лех может попытаться выигрыш зажать. Обвинит в сговоре, и что тогда делать? А Яра там никто не знает! Не знают, что он с нами!

— И ты ему деньги доверишь? — возмутился Сивый. — А если сдёрнет?

— Мы тоже пойдём! Снаружи покараулим! — поддержал приятеля Гнёт.

Я зевнул и, прежде чем меня успели втянуть в свару, сказал:

— Спать пойду! — Но сразу остановился. — Да! Тут дурачок один по болоту бродит, дверь запереть не забудьте.

— Рассказали уже, — кивнул Лука. — Хват, Гнёт, Сивый — сегодня вы караулите. С очерёдностью сами определитесь. Яр — ты первый, поужинаешь и давай на карниз.

— А Серый⁈ — возмутился Гнёт.

— У меня бой завтра, — усмехнулся я.

— Да чё смеяться! Ты Жучка одной левой!

Но я и слушать ничего не стал, поднялся на чердак и забрался в гамак.

Уснул моментально.


Утром надолго замер на крыльце Гнилого дома. К привычным запахам стоялой воды и утренней свежести так и продолжала примешиваться неприятная стылость, и никак не удавалось определить, усилилась она по сравнению со вчерашним днём или это просто кажется. В итоге пришёл к выводу, что не усилилась, просто ощущается чуть пронзительней и резче.

Быть может, дело во мне?

Или в погоде? На небе ни облачка, день ожидался жарким.

На карнизе заворочался Хват. Он зевнул и окликнул меня:

— Серый, куда в такую рань?

— Да всё туда же! — неопределённо ответил я и спросил: — Как ночь прошла?

— Сивый брехал, кто-то на помощь звал, только ему верить — себя не уважать.

— Брешет как сивый мерин! — рассмеялся я и махнул рукой. — Бывай!

Выбравшись с болота, я обтёр ноги, обулся и двинулся прямиком к Чёрному мосту, решив сегодня по Заречной стороне кругов не нарезать. Ноги, чай, не казённые!

Зря-зря! Окликнули меня сразу, как только перешёл на тот берег.

— Юноша! — раздался окрик, и волосы на затылке зашевелились из-за предчувствия скорых неприятностей.

Обратно на Заречную сторону не удрать — окликнули-то со спины. И нет, звал не давешний охотник на воров. Голос был совсем другой. Незнакомый.

Мужской, молодой. Не злой и ничуть не раздражённый, но и без притворного дружелюбия. Деловой.

Прикидываться глухим я не стал, обернулся и обнаружил, что ко мне направляется молодой человек, лет двадцати пяти, с щегольскими усиками и колючими синими глазами. Больше ничего выдающегося в его внешности не было. Росту среднего, сложения обычного, одёжка — добротная, неброских расцветок. Коричневые ботинки и перчатки, тёмно-серые брюки, сюртук и котелок, в тон глазам шейный платок. Выражение лица скучающее. Будто я ему нисколечко не интересен, будто сейчас дорогу спросит и дальше потопает.

Но нет, не потопает. Я знал это наперёд.

Случайной встречей тут и не пахло. При всей своей обычности незнакомец на добропорядочного обывателя нисколько не походил. И нет, точно не ухарь и не жулик. Если из наших, то мошенник или шулер. Да только таким до босяков никакого дела нет.

Или есть? Или это подельник парочки ухарей⁈

От этой мысли прошиб холодный пот.

— Чего? — нехотя выдавил я из себя, готовясь броситься наутёк.

— Мне бы обувь почистить! — объявил молодчик, но ровно с тем же успехом мог со всего маху зарядить мне кулаком.

Хлоп! И все мысли из головы вышибло. Только два слова чехарду затеяли, всего только два: «огнедрево» и «звездочёт». Хотя конечно же не «и», а «или».

Огнедрево или звездочёт? Звездочёт или огнедрево?

Что мне аукнулось? Вот что, а?

Но виду я вроде бы не подал и решительно отрезал:

— С этим не ко мне!

— Да неужели? — вроде как удивился непонятный тип. — А помнится, в прошлый раз отлично ботинки надраил!

— Ничего не знаю!

Я изобразил намерение уйти, и молодчик враз посуровел.

— Сюда смотри! — прошипел он и приподнял левую руку.

На раскрытой ладони обнаружилась чуть тронутая зеленоватой патиной бляха с гербом вольного города Черноводск и выбитыми сверху буквами «Г. У. ». Снизу значилось «О. н. В. », имелся и номер.

Городская управа. Охотник на воров.

Жестом молодчик предложил отойти с проезжей части, дабы пропустить катившую по набережной телегу, а когда я на негнущихся ногах последовал за ним, спросил:

— Ну как, не припоминаешь?

— Нет! — отрезал я.

Огнедрево или звездочёт? Звездочёт или огнедрево?..

Черти драные! Даже не знаю, что хуже!

Да всё хуже! Всё!

— Скверик в Голубином квартале, — сказал охотник на воров. — Теперь припомнил?

— Нет! — повторил я.

Молодчик вновь оскалился.

— Тебе с квартальным надзирателем очную ставку устроить?

Отпираться и дальше смысла не оставалось, я передёрнул плечами и признал:

— Обувь там чистил, было дело. Тебя в первый раз вижу.

Охотник на воров не удержался от улыбки.

— Умный мальчик! Уважаю!

«Перо б тебе в бок загнать, сука такая!» — подумал я в бессильной злобе, но именно что — в бессильной. И ножа с собой нет, и дворник на том конце дома мостовую метёт.

Да так и так не рискнул бы. Ещё пожить охота.

— Значит, чистил обувь в Голубином квартале?

— И что с того?

— А чего чужим именем представился?

— Преступление нешто?

— Мзду квартальному совать — преступление.

Но я не испугался.

— Ничего не знаю! И вообще — опаздываю!

Как ни странно, охотник на воров не вспылил и не попытался меня удержать. Правда, и не отстал, а пристроился сбоку.

— Тебя кто в Голубиный квартал послал?

— Никто не посылал. Если уж ты меня нашёл, то знать должен, что я без малого год чисткой обуви зарабатываю!

— Да в Голубином квартале дрянь, а не место! Ты в убыток себе работал!

Я презрительно фыркнул.

— Без патента попробуй — хорошее место сыщи!

— А что с прежним местом?

— Погнали.

— Сейчас чего обувь не чистишь?

— Ногу зашиб, в монастыре лечение отрабатываю.

Охотник на воров улыбнулся уголком рта.

— Складно врёшь! Так и вывернулся бы, если б не пожадничал и налётчиков не обчистил!

В голове явственно прозвучало «взял чужое — жди беды!», но виду я не подал и огрызнулся:

— Напраслину возводите!

Расслабился, забыл, с кем имею дело, за это и поплатился. Молодчик вдруг втолкнул меня в глухую подворотню, ухватил за шею и прижал к стене. И при этом остался стоять на прежнем месте.

Черти драные! Горло незримые пальцы стиснули!

Колдовство!

Я попытался высвободиться, но не сумел ослабить хватку, даже не понял, что именно удерживает прижатым к стене. Ощутил странную прохладцу и запах чуть спрыснутой дождём брусчатки, но и только. Вскинул руки к шее и ничего не нащупал.

Да ничего там быть и не могло! Он же вон где стоит…

Перед глазами замелькали серые точки, а сознание помутилось, подступило забытьё. Желай охотник на воров меня удавить, ему бы точно не составило никакого труда смять гортань, а то и оторвать голову, но мертвецы не говорят, поэтому вскоре хватка самую малость ослабла. Удалось втянуть в себя воздух, следом чуть прояснилось в голове.

— Рассказывай! — потребовал оказавшийся тайнознатцем молодчик и неспешно приблизился.

Я попытался втянуть в себя небесную энергию и сотворить приказ отторжения, да какое там! Чуть сознания от натуги не потерял.

Охотник на воров приподнял руку, и точно так же приподняло меня, пришлось даже встать на цыпочки. Правая нога немедленно отстегнулась, едва удалось устоять, скособочившись влево.

— Рассказывай! — повторил молодчик.

— Что?.. — с трудом просипел я.

— Ты кошель взял?

Возник соблазн покаяться, но — нельзя!

Нельзя сознаваться, если только не поймали за руку, и даже если поймали, сознаваться всё равно нельзя. Пока держишь язык за зубами, врёшь и выкручиваешься, есть шанс отбрехаться, а раскололся — и всё, пропал! Это даже самый сопливый босяк знает. Свои могут из-за одних только подозрений на куски порезать, а вот квартальные надзиратели самое большее кости пересчитают. Не смертельно!

Наверное, всё же нет. Наверное. Тайнознатцам закон не писан.

— Какой кошель? — прошипел я.

— Налётчика!

— Я чужого не беру! Кого угодно спросите — любой подтвердит!

Молодчик какое-то время сверлил меня пристальным взглядом злых синих глаз, но даже если он и умел чуять ложь, сейчас я ни капельки не врал. Разве что в голове в такт пульсу билось:

«Взял чужое — жди беды! Взял чужое — жди беды! Взял чужое — жди беды!»

Влип!

Но нет, после безумно длинной паузы тайнознатец чуть ослабил хватку незримых пальцев, позволил встать ровно и задал новый вопрос:

— Тогда кто взял деньги, если не ты?

— Да кто угодно мог! — Я попытался разыграть возмущение. — Там же пожар тушили! Знать не знаю, кто карманы покойника обшарил!

Меня вновь вздёрнули на цыпочки, и молодчик зло выдал:

— Не юли! На втором этаже только оплавленные застёжки кошелька нашлись. И не на теле, поблизости валялись! Ни одной монетки рядом не было! Кто-то там ещё до пожара пошуровал! Ты?

Я изобразил крайнюю степень удушения и едва слышно выдохнул:

— Чужого не беру…

Уловка сработала лишь отчасти. Охотник на воров под сомнение мои слова не поставил, но и хватку незримых пальцев ослаблять не стал.

— Если не ты, тогда кто? — задал он резонный вопрос. — Чёрного хода в доме нет, а ты торчал в сквере и видел, как туда завернули грабители. Значит, видел и того, кто умыкнул их денежки. А скорее всего — ту парочку ещё и прикончил. Не верится мне, что хозяин с ухарями совладать смог. Так кто это был?

Мне позволили сделать полноценный вдох, и я решил потянуть время, но не вышло.

— Отвечай! — потребовал синеглазый молодчик.

Я шумно выдохнул, вновь наполнил лёгкие воздухом и буркнул:

— Да может, кошель пустой был?

Знал, что придётся лихо, и в своих ожиданиях не обманулся. Теперь уже не просто шею сдавило, тяжесть навалилась на всё тело, враз себя живьём закопанным ощутил. Задёргался, забился, и всё без толку. Ещё немного — и лопну! Видел я собаку, которую тележным колесом переехало…

— Не расскажешь мне, никому уже не расскажешь! — пригрозил охотник на воров. — Твой выбор!

— Не посмеешь! Найдут! — попытался выдавить я из себя и не смог, только впустую губами пошевелил.

Впрочем, меня поняли и так.

— Шутишь? Да всем плевать на дохлого босяка!

И действительно — всем плевать.

Черти драные! Ну хоть бы кто-нибудь в подворотню завернул! Хоть бы кто-нибудь появился! Так нет же — рано. Слишком рано. А для одного дурного босяка вот-вот станет слишком поздно.

Меня впечатало в стену и едва не расплющило о неё, я сдался и выдохнул:

— Был! Был третий!

Стало легче, но давление никуда не делось, и я продолжил ощущать его каждой частичкой своего тела. А чуть усилится — лопну и окроплю бутовый камень кровушкой.

Не хочу!

— Грабителей трое было? — спросил охотник на воров.

Возник соблазн подтвердить, но побоялся завраться, поэтому выложил чистую правду:

— Нет, он раньше пришёл.

Молодчик хмыкнул.

— А чего ж ты никому о нём не рассказал?

Я оскалился.

— А на кой? Чтобы наши прознали, в осведомители записали и глотку перерезали?

Охотник на воров покивал:

— Ну да, ну да…

Давление самую малость ослабло, и я зачастил:

— Показаний давать не стану. Спросят — отпираться буду!

— Умолкни! — потребовал молодчик, потёр подбородок и спросил: — Этот третий… Когда он ушёл?

Взгляд водянисто-синих глаз уколол двумя спицами, и я с ответом не промешкал ни единого лишнего мгновения.

— Незадолго до пожара!

— А пришёл когда?

— За час, наверное, до той парочки.

— Как выглядел?

Я закрыл глаза и восстановил в памяти тот злополучный день. Описывать лицо ухаря с разыскного листка не стал, вместо этого рассказал охотнику на воров о том, что видел собственными глазами.

— Вразвалочку шёл, как моряк? — заинтересовали того мои слова. — Узнать его сможешь?

— Не уверен.

Тайнознатец вновь хмыкнул и развеял чары; я едва на землю не осел из-за накатившей вдруг слабости. В голове зашумело, мир сделался серым, но удалось пересилить подступившее беспамятство и устоять на ногах.

— Идём! — позвал меня охотник на воров.

— Куда ещё? — сипло выдохнул я и поспешил предупредить: — Показаний давать не стану!

— И не придётся! Просто разыскные листы посмотришь. Сможешь третьего опознать, и я о тебе забуду.

— А если не смогу?

— Видно будет.

Столь неопределённый ответ нисколько не порадовал, но я уже был счастлив только лишь оттого, что не лишился головы. И пусть хотелось поскорее отвязаться от сволочного охотника на воров, твёрдо заявил:

— Сейчас никак не получится — лечение иду отрабатывать. А вечером другими делами занят буду. Монахи ногу сломать грозились, а если своих подведу — и вовсе перо в бок сунут. В кутузке и то дольше проживу.

Молодчик смерил меня пристальным взглядом, но всё же давить не стал и вынул из кармана какой-то бумажный прямоугольник.

— Держи!

— Это чего ещё? — насторожился я, но карточку всё же принял.

— Покажешь в Чернильной округе — подскажут, как меня найти. И если погонят оттуда, тоже покажи. Жду завтра до трёх пополудни, а не придёшь, сам найду! И поверь — тебе это не понравится!

Молодчик поправил котелок, выскользнул из подворотни и потопал по своим людоедским делам, а я взглянул на прямоугольник плотной, чуть желтоватой бумаги.


Горан Осьмой

Охотник на воров

Аспирант


Я присвистнул и болезненно поморщился, затем легонько потёр передавленную чарами шею, закашлялся и сплюнул, вновь помянув недобрым словом утопавшего прочь тайнознатца.

Цельный аспирант, ну надо же!

Повезло, что выкрутился. За жабры ведь взяли! Лишнее бы словечко сказал и пропал. Пропал, как и не бывало.

Впрочем, а выкрутился ли? Такой и на Заречной стороне, и в Гнилом доме достанет. Придётся идти.

Я передёрнул плечами и зябко поёжился, когда на ухо будто кто шепнул:

«Взял чужое — жди беды!»

Загрузка...