5−4
Лука ушёл, а я отправился на базар, где условился встретиться с Хватом. Тот к этому времени уже присмотрел укромный уголок, и мы быстренько затеяли игру в пристенок. Прежде чем нас погнал взашей охранник, успели облегчить карманы нескольких простаков — мне перепали пять грошей и какая-то очень уж гнутая деньга. Избавился от неё, купив печатный пряник.
Угостил им присматривавшую за нашей мелюзгой Рыжулю, и та улыбнулась, принимая лакомство, но как-то очень уж рассеянно, словно ей сейчас было не до того.
— Всё в порядке? — забеспокоился я.
— Хват! — позвала девчонка. — Покарауль!
Она потащила меня прочь и вывела из толпы, но этим не удовлетворилась и указала на ворота.
— Идём!
Мы вышли с базара, и я повторил свой вопрос:
— Так что стряслось?
Рыжуля виновато улыбнулась и протянула браслет из перламутровых пуговиц, сплетённых воедино разноцветными нитками.
— Держи! Я связала, а Мелкая заговорила. Она умеет.
— Ты чего это в самом деле? — насторожился я, бездумно принимая подарок. — Будто прощаешься!
— А может, и прощаюсь!
Девчонка передёрнула плечами, и я разом прочувствовал весь летний зной. Стало душно, жарко и влажно.
— Лука сказал, если завтра денег раздобыть не получится, придётся из Гнилого дома уходить, — огорошила меня Рыжуля. — Иначе он с Баженом рассчитаться не сможет, и тогда ни мне, ни ему на Заречной стороне больше не жить.
На голову словно само небо обрушилось. Слова девчонки попросту раздавили, какое-то время я молча пялился на неё, силясь осмыслить услышанное, а потом такая обида накатила, что словами не передать.
— Да как же так⁈ — через силу выдавил я из себя. — Я ж тебя звал! Звал к балагану прибиться, а ты говорила… Семья… Гнилой дом… Да как так-то⁈
Меня всего так и распирало от эмоций, и были они одна чернее другой.
Злоба. Ревность. Бешенство.
Лука собирался уйти и оставить мне Гнилой дом и Рыжулю, а вот оно как всё обернулось! Ну что за гадство такое, а⁈ Будто и вправду сглазили!
— Ну, Серый! — насупилась Рыжуля. — Ну ты сравнил! Это же совсем другое! Думаешь, мне хочется куда-то уезжать⁈ Серьёзно⁈
— Но ты ведь…
— Да не хочу я никуда уезжать, пойми! — чуть ли не выкрикнула девчонка. — Не желаю скитаться и бродяжничать и на новом месте обустраиваться тоже не хочу! Мне и в Гнилом доме хорошо! Просто выбора может не остаться!
Я нервно передёрнул плечами и отмалчиваться не стал, заявив:
— А почему с Лукой, а не со мной?.. Я тебя первый позвал!
Рыжуля рассмеялась.
— Серый, брось! Надо держаться друг друга! Хват тоже с нами собрался. И Мелкая просилась, а Плаксу я в любом случае тут одну не брошу.
— А меня чего не позвали? — возмутился я.
— Да как же⁈ — округлила глаза Рыжуля. — Лука же с тобой разговаривал! Ты старшим остаться решил…
— Не так всё было! — возразил я, но сразу махнул рукой. — Не суть! Скажи лучше: вы на Пристань собрались?
— Там найдут, — мотнула головой девчонка и поправила стянувший копну её огненно-медных волос платок. — Лука о Южноморске толковал.
— Вот он!.. — зло выдал я и ухватил Рыжулю за руку. — Слушай, да всё будет хорошо! Вот увидишь, завтра всё как надо пройдёт! Если откупимся, ты ведь в Гнилом доме останешься, так? Не уйдёшь с Лукой?
— Конечно, останусь! Да и Луке уходить не придётся!
— А это уж пусть он сам решает, — буркнул я и приободрил девчонку: — Ты только не переживай, всё хорошо будет!
Ответом стал печальный взгляд зелёных глаз.
— А если нет? А если не откупимся?
— А нет — я с вами уйду! — выпалил я.
И да — уйду!
Мысль о скором расставании с Рыжулей оказалась попросту невыносима. Прежде, даже когда речь о приюте для неофитов заходила, всерьёз об этом не думал, а тут вдруг понял: нет, не смогу. Плевать на всё! Не смогу отпустить её, и точка!
— Тебе-то зачем? — удивилась девчонка. — Это нам с Лукой тут не жить, а ты в Гнилом доме старшим станешь!
— Да ну! — отмахнулся я. — Вместе веселее! Я ж из балаганщиков! Перекати-поле! Мне это только в радость! Куда ты, туда и я!
Рыжуля рассмеялась и потрепала меня по волосам.
— Ты настоящий друг, Серый!
Думал, чмокнет меня в щёку, но девчонка лишь вздохнула, развернулась и зашагала обратно на базар, а я не побежал за ней следом. Просто стоял, провожал взглядом и гадал, как всё обернётся назавтра. От этого зависело очень и очень многое.
Черти драные! Да от этого зависело решительно всё!
Одно дело ненадолго уйти в приют, зная, что вскоре вернёшься к своим, и совсем другое — разыскивать их потом в огромном портовом городе за пятьсот вёрст от Черноводска!
Смогу я выучиться на тайнознатца там, а не здесь? И так ли необходимо обучение в приюте? Говорят, чем дальше от Тенезвёзда, тем слабее небесные приливы, а пятьсот вёрст — это чертовски далеко. Может, на побережье меня и не накроет вовсе? Конечно, есть риск сгинуть ни за что ни про что, но так ли он велик? Или напрасно себе кишки мотаю и завтра мы сорвём куш и решим все наши проблемы?
Напрасно — это точно. Зря. Ушёл в себя и не заметил, как на улицу из корчмы вывалилась троица парней на пару лет постарше меня. Жилистый Клоп, пухлый Ясен и мускулистый Кабан. Босяк, лавочник и охранник лавочника.
Клоп, старший брат которого верховодил в шайке карманников, был за авторитетным родичем как за каменной стеной и на простых босяков смотрел свысока, поэтому и спелся, наверное, с отпрыском известного всей округе скупщика краденого.
— Эй, Худой! — окликнул меня Ясен, папаше которого покровительствовал сам Барон. — Вы что за балаган с Чумазым устроили⁈
— А что мы устроили? — не понял я. — Подрались!
— Да бой куплен был! Серьёзные люди на вас деньги потеряли!
— Серьёзные люди на босяков не ставят! — парировал я и зашагал прочь, но не тут-то было.
— Ты куда пошёл⁈ — взвыл толстячок. — Кабан, ну-ка, покажи ему, что такое честная драка!
Кабан был чуть выше меня и заметно шире в плечах, к тому же получал за охрану сынка скупщика немалые деньги, поэтому шагнул вперёд без сомнений и колебаний. Да что там! С превеликой охотой шагнул! А я не побежал. Раз побежишь — всю жизнь бегать придётся.
Черти драные!
Не в этом дело было! Если после разговора с Рыжулей меня лишь потряхивало, то сейчас прямо-таки лютая злоба накатила.
Честная драка, да?
И я врезал, как врезал Чумазому. Быстро, жёстко, на толчке вперёд. Вложился всем корпусом, ещё и попытался хватануть небесной силы, толкнулся ею вперёд. Мир зашуршал, расслаиваясь от моего стремительного движения, на миг выцвел и побелел.
Лови!
Кабан чуть качнулся в сторону, кулак прошёлся впритирку с его скулой, и тут же мне прилетело под дых. Разом вышибло воздух, а только начал сгибаться и получил правой в висок — сам не заметил, как очутился на земле.
Ох ты ж…
— Ты видел это⁈ — взвыл от восторга Клоп. — Ясен, ты это видел? Крысёныш совсем страх потерял! В драку кинулся! Эй, братва! Только поглядите на это!
В глазах у меня плыло и двоилось, но презрительную гримасу толстячка разглядел и так. Перекорёжило его, будто в рожу харкнули.
— Кабан! — аж взвизгнул он, пустив петуха. — Обломай-ка ему бока!
Громила ухмыльнулся и потянул из-за пояса дубинку. Та — дубовая с медными стяжками и свинцовой заливкой. Такой разок получить — калекой остаться.
И ничего им за это не будет. До смерти не забьют, а милостыню клянчить и с перебитыми руками-ногами можно, ещё больше подавать станут. Бажен только плечами пожмёт: мол, сам виноват.
Тут бы сжаться, подтянуть к животу колени, закрыться и начать молить о пощаде, но меня чуть от бешенства не разорвало. Аж горячей волной всего так и ошпарило изнутри, в глаза ровно жидким пурпуром плеснули, фиолетовые прожилки прорезали мир и… погасли, сгинули без следа. Но вот лютая злоба никуда не делась.
— Врежь ему! — начал подзуживать охранника Ясен, будто в этом была хоть какая-то нужда. — Врежь посильнее!
Кабан подступил вплотную и лишь после этого неторопливо замахнулся, словно желал сполна насладиться страхом жертвы. Но я пугаться не стал. Носком левого башмака подцепил лодыжку громилы, а каблуком правого, ничуть не сдерживаясь, приложил по колену. Распрямил ногу так быстро, как только смог, и радостно оскалился, заслышав мерзкий хруст сломанной кости!
Да! Выкуси, сволочь!
Взвыв, Кабан рухнул на землю, я ухватил оброненную бугаём дубинку, поднялся и шагнул к опешившей от неожиданной развязки парочке. Босяк метнулся в сторону, а вот лавочник не испугался и подался ко мне, ещё и рот для крика раззявил, но враз заткнулся, стоило только несильно ткнуть его в солнечное сплетение дубинкой.
— Братва! — взвыл Клоп, на его крик из харчевни выскочила троица подпевал.
Самый здоровый попёр на меня буром и потребовал:
— Брось, сука!
Получить дубинкой он нисколько не опасался и потому едва успел прикрыть голову рукой. И вновь я сдерживаться не стал, ударил в полную силу. Босяк взвыл и зажал перебитое предплечье. Следующим замахом я отогнал его приятеля и лишь после этого попятился.
— Это что ещё за дела⁈ — рявкнули от соседней лавки. — Совсем страх потеряли, черти⁈
И тут же кто-то из ватаги Клопа крикнул:
— Шухер, братва!
Они бросились врассыпную, а я так и вовсе шмыгнул в боковой проход раньше всех.
Вот сукины дети!
Поубивал бы!
Но хоть всего так и корёжило от злости, здравый смысл оказался сильнее. Кое-как отряхнув одёжку и отдышавшись, я двинулся прямиком в «Золотую рыбку».
Я ж не сам по себе! Ещё не хватало, чтобы из-за меня мелким прилетело!
Левую скулу припекало и ломило, но дело ограничилось ссадиной, синяк сполз под глаз. Из-за духоты было нечем дышать, шёл и обливался потом.
Неуверенности — нет, неуверенности не испытывал.
В кабаке попросил о встрече с Баженом, и Баламут кликнул Волче. Тот вышел из задней комнаты, оглядел меня с ног до головы и спросил:
— Чего надо?
— На меня сынок Первуши-выжиги охранника натравил.
Хмурый плечистый дядька, в бороде которого виднелась ранняя седина, протянул руку, а когда я вложил в его лапищу дубинку, указал на лестницу.
— Шагай!
Прежде в помещениях над кабаком бывать ещё не доводилось, поэтому глазел по сторонам с превеликим интересом, но смотреть оказалось особо не на что. Бажен сидел за письменным столом и разбирал бумаги, будто какой-то лавочник. Разве что время от времени прикладывался к оловянной кружке с вином.
— Чего опять стряслось? — потребовал он объяснений, отерев губы тыльной стороной ладони.
Волче легонько пихнул меня в спину, и я повторил:
— Сынок Первуши-выжиги охранника натравил.
Бажен презрительно осклабился.
— И что с того? Первый раз по морде получил, что ли?
Я покачал головой.
— Не, он меня покалечить велел. Дубинкой отходить.
— И?
— Наоборот вышло.
Волче хмыкнул, Бажен вздохнул.
— Молодец! — объявил он. — Уродца жирного не поколотил? Нет? Снова молодец! Чего пришёл тогда? Похвастаться?
— Да просто за них Клоп с корешами впрягся, пришлось отмахиваться.
— Клоп — это младший брат Дани Сиплого? — озадачился Волче.
— Ага, — подтвердил я. — В том-то всё и дело.
— Интересно девки пляшут!.. — протянул Бажен, отодвигая от себя бумажки. — А чего это босяк за лавочника впрягся?
— Так дружат они. Не разлей вода.
Старший поджал губы, потом вдруг спросил:
— «Три листка» пойдёшь для меня раскидывать?
Видел я и самого Бажена, и предложенную им работу в гробу и белых тапочках, но соврал и глазом не моргнув:
— А чего не пойти, если об условиях столкуемся?
— Да уж не обижу! — Бажен откинулся на спинку стула, подумал недолго и сказал: — Волче, найди Сиплого и передай, что драка дракой, но если его младшой бучу затеет, то я с него спрошу. Ну и пусть щегла своего вразумит: не дело босяку с лавочником водиться. Гусь свинье не товарищ. Позорище какое!
Дальше мне велели подходить сюда завтра, но я выторговал для себя лишний день. На том и сошлись, ломать через колено меня не стали.
В Гнилом доме я перекусил краюхой чёрствого хлеба и куском подсохшего сыра, а как привёл в порядок одежду, появился Лука. У меня аж закипело внутри. Если б не события последних дней, точно бы не сдержался и с кулаками на него кинулся, а так совладал с совершенно детским приступом ревности и потребовал объяснений:
— Ну ты чего ещё удумал⁈
— О чём ты, Серый?
— Да Рыжуля уже обо всём рассказала!
— А!.. — понимающе протянул Лука и вдруг спросил: — Это кто тебе в репу зарядил?
Я прикоснулся к скуле и досадливо поморщился.
— Кабан.
Лука подошёл к лестнице и позвал меня за собой.
— Пошли, наверху расскажешь!
Мы поднялись на чердак, и там я рассказывать ничего не стал, вновь потребовал объяснений:
— Что за фокусы ещё? Ты всерьёз из города бежать собрался и Рыжулю с собой берёшь?
Меня всего так и распирало от возмущения и раздражения, от Луки это не укрылось, он хмуро глянул в ответ, провёл кончиком языка по рубцу на верхней губе и сказал:
— Если завтра пролетим, нам с Рыжулей ничего другого и не останется. Иначе её в «Хромую кобылу» отправят, а меня Бажен с потрохами сожрёт. Он ту сотню целковых уже своей считает!
— А я? Меня почему не позвал?
— А на кой? — удивился Лука, скрестив на груди мускулистые руки. — Ты старшим останешься. Договорились же!
— Не-а! — мотнул я головой. — Я с вами! Хват пусть старшим остаётся!
— Сам же меня спроваживал!
— Злой на тебя был, вот и спроваживал. Я с вами!
— Да ты чего разошёлся, Серый? Никто никуда ещё не уезжает! Я просто не хочу всё на одну карту ставить. Вот сорвём завтра куш, и я на Пристань переберусь, а ты старшим здесь станешь.
— Нет! — отмахнулся я. — Так и так уходить пора. Мы оба Гнилой дом переросли.
Лука лишь хмыкнул.
— Как знаешь.
— Лука! Я с вами! Точка!
Старший отмахнулся.
— Скажи лучше, что за история с Кабаном! Мне надо начинать волноваться?
Я запираться не стал и рассказал о недавней стычке без особых подробностей, но и ни о чём важном не умолчав.
— О-хо-хо! Теперь тебе только и остаётся, что в каталы к Бажену идти, — сочувственно протянул Лука. — Везёт тебе, Серый, как утопленнику!
— Поглядим, — ушёл я от прямого ответа. — Скажи лучше: лодку раздобыл?
— Раздобыл, — подтвердил Лука.
— И какой план?
Ответом стало неопределённое пожатие плечами.
— Колись! — потребовал я. — Так и так я в деле!
Лука поглядел с нескрываемым сомнением, но всё же поделился своей задумкой:
— Как стемнеет, поплывём с Хватом на тот берег. Попробуем лодку под землю загнать. Если получится, привяжем её там и завтра по реке уйдём. А дальше уже как карта ляжет.
Я кивнул.
— Хорошо. Может, с вами сплаваю, если вернуться успею.
— А ты куда?
— О долге с монахами потолкую, — соврал я. — Не теряйте!
Мне бы, если всё решено уже, охотника на воров куда подальше послать, да нельзя. А ну как завтра всё выгорит и Лука с Баженом честь по чести рассчитается? Эдак я у разбитого корыта останусь!
На встречу с Гораном Осьмым я пришёл потным и с гудящей от боли головой. Было нечем дышать, сильно парило, а на горизонте клубились тёмные облачка, откуда-то издалека доносились приглушённые раскаты грома. На город надвигалась гроза, и меньше всего хотелось оказаться застигнутым непогодой в Яме — если всерьёз ливанёт, там и утонуть недолго!
Охотник на воров уже отирался на углу, при моём появлении он скривился.
— Ну наконец-то!
— Шесть часов ещё не отбивали! — возразил я.
Горан отмахнулся.
— Не важно! — Он огляделся по сторонам и спросил: — О Пыжике что узнал?
— Пока ничего, — сознался я, перехватил злой взгляд водянисто-синих глаз и поспешил оправдаться: — У нас в чужие дела лезть не принято! Приходится осторожненько знакомых расспрашивать, а это дело не быстрое. Но могу Пыжиком заняться, а Простака на потом оставим.
— Не паясничай! — рыкнул охотник на воров и потребовал: — Слушай и запоминай!
Уж не знаю, кто чего ему нашептал, но на сей раз мне втолковывали, куда именно стоит наведаться в первую очередь, никак не менее получаса. Вплоть до того дошло, что Горан потребовал зазубрить имена десятка содержателей притонов, а заодно назвал пару кличек тамошних заправил, на которых я мог в случае чего сослаться.
Под конец я не выдержал и зло буркнул:
— А сразу так подготовиться нельзя было?
Синие глаза охотника на воров аж посветлели от злости.
— Издеваешься⁈ — прошипел он и пребольно ткнул меня пальцем в грудь. — Раньше мы искали иголку в стогу сена! Теперь, если тебе не навешали лапши на уши, можем ограничиться несколькими улицами, но и так мне пришлось раскошелиться, чтобы разузнать о тех местах хоть что-нибудь мало-мальски полезное! К тому же любые расспросы такого рода сродни кругам на воде: ты кидаешь крошки осведомителям, а заметить их суету могут и другие!
— Вот-вот! — поддакнул я. — Об этом я и толковал! Нельзя с Пыжиком торопиться!
Горан Осьмой прищурился, явно примериваясь, как бы половчее отвесить мне леща, и я его терпение испытывать не стал. Шустро отступил и спросил:
— Здесь ждать будете?
Охотник за головами кивнул, подошёл к каменному ограждению набережной и уставился с высоты пары человеческих ростов на бегущую по воде рябь. Что его там заинтересовало — ума не приложу. Волны, мусор, утки. Ладно бы хоть паровая баржа вверх по течению шла, но нет же — никого и ничего.
Глазеть на реку я не стал, подвернул рукава и штанины, сдвинул набекрень картуз и зашагал по переулку. Надо сказать, сегодня я чувствовал себя куда уверенней прежнего, да оно и немудрено: если способен на правильных людей сослаться, к тебе и отношение сразу совсем другое. Ещё б только на давешних шустриков не нарваться. Им-то имена без надобности, им пять целковых вынь да положь!
Парило так, что было буквально нечем дышать, а влажная одежда липла к телу. И — ни ветерка. Смердело в Яме сегодня даже сильнее обычного. Солнце только-только начинало клониться к закату, до вечерних сумерек было ещё далеко, но обитатели Ямы уже понемногу выбирались на улицы. Сегодня они через одного с опаской поглядывали на небо, а некоторые домовладельцы даже подряжали малолетних оборванцев расчистить от гор мусора сточные канавы.
Я дошёл до «Ржавого якоря» и уже там свернул с Широкой. Поплутал немного по узеньким проходам, сориентировался на местности и взялся высматривать описанные Гораном дома. Ещё даже внимательней поглядывал на тамошних обитателей и загодя нырял в узенькие переулочки и глухие подворотни при малейшем подозрении, что могу наткнуться на давешних босяков. От малышни на сей раз тоже старался держаться подальше, благо эти улицы вчера не обходил и свои фокусы тут ещё никому не показывал. В итоге больше впустую нарезал круги, нежели толковал с домовладельцами, но зато и обошлось без ножа под рёбра. И да — сегодня повезло не только с этим.
К бревенчатому домишку в два этажа высотой я вывернул после третьей или четвёртой неудачи. Надсадный лай цепного кобеля нисколько не воодушевил, но — нет, хозяин меня не погнал и даже запер псину в конуру.
— Угол снять пришёл? Это ты, паря, правильно! Кости так и крутит, чую — вот-вот ливанёт!
Поднялся ветер, понёс тучи пыли. Я придержал едва не сдёрнутый с головы картуз, прошёл в калитку и сказал:
— Да я Боцмана ищу.
— Тю-у! — разочарованно протянул дородный мужик. — На кой тебе этот пропойца сдался?
— Он старшим кой-чего пообещал, они своё получить хотят.
— А кто не хочет-то? Иди, паря! Иди! Здесь не подают!
Что-то мне почудилось такое в интонациях хозяина, и я бросил пробный камень:
— Так старшие с Боцманом ещё только столковались и заплатить не успели. У него товар, у них деньги.
— И большие деньги на кону?
Я пожал плечами.
— Да уже немалые, наверное, раз меня который день по всей Яме гоняют.
— Ты вот что, паря! — Мужик задумался и огладил бороду. — Старшим скажи: Боцман у меня живёт, только он запил и который уже день лежмя лежит, а за комнату не платит! Закроют долг в два целковых, в дом пущу. А нет — так на нет и суда нет.
Мне Ян Простак и даром не сдался, но невесть с чего в радостном предвкушении забилось сердце.
— А точно он у тебя в постояльцах? А то я передам, а мне потом голову оторвут.
— Мочка уха у него отчекрыжена и шрам тут… — Мужик провёл пальцем по лицу, после подул на него и трижды сплюнул через левое плечо. — Ну так он это?
— Он, — подтвердил я. — Сейчас за старшим метнусь. Одна нога здесь, другая там!
— Беги, паря! Шевели копытами! — напутствовал меня хозяин и развернулся к выглянувшей из дома тётке.
— Ты чего дверь открытой держишь⁈ — возмутилась та. — Ветрище такой, пыли нанесёт!
— Да Боцмана спрашивают! — пояснил мужик.
— Опять?
— Не опять, а снова! Сам удивляюсь! Вот ведь всем понадобился! Ходят и ходят! — Хозяин поднялся на крыльцо, развернулся и напомнил: — Два целковых, паря! Два целковых!
А я так и замер на месте.
Всем понадобился? Да как так-то⁈
Это кто ж меня опередил⁈