— Надо меньше пить! — я сидел на палубе, укутанный пледом, стучал зубами — Клянусь, больше никогда не буду бухать на воде!
Рядом сидела грустная Лена, чья «боевая раскраска» потекла примерно вся. Размазана и тушь, и помада. Я вытащил из медной салфетницы на столе пару салфеток, подал девушке.
— Ты точно пловчиха⁇
— Первое место по Московской области среди юниоров, — простучала зубами она.
— А в каком стиле?
— Брасс и кроль. Двести метров.
К нам подошел протрезвевший Березовский.
— Я позвонил по сотовому телефону,- начал Абрамыч с привычного хвастовства. — На следующей стоянке нас будет ждать милиция.
— Незачем, — пожал я плечами и некультурно ткнул пальцем в Гоха, которого затаскивали на борт. — Вот же он!
— Да? — разочарованно вздохнул Березовский. — А я уже придумал, кого на его место провести. Вот ведь падла живучая, все планы поломал!
— Не убьете, коммуняки! — услышал я голос Гоха. Эта сволочь уже залезла на теплоход и махала всем рукой, улыбаясь во все 32 зуба. — Белая гвардия все равно победит!
Сотни людей, которые пялились на это волшебное зрелище с набережной, разочарованно выдохнули. Они знали, кто это. Видимо, часто смотрели телевизор.
— Стреляй еще! — раздался громкий вопль с берега. А народ-то у нас юмора не понимает, оказывается. Или это такой сарказм?
— Штыком его! Штыком! — закричала с берега какая-то старушка-божий одуванчик. — Добейте гада, товарищи! Уйдет ведь!
Шутить с такими вещами Гох не стал и после следующего залпа упал ничком, разметав руки. Вдруг и правда штыком ткнут. Штыки-то у них самые настоящие, а в каждом из артистов сидит уверенные ноль пять. Могут и попутать чего. Олигархи хлопали актерам, их телки визжали, а шахтеры на Васильевском бросили стучать касками и выражали матом, свистом и ревом полнейшее одобрение происходящего.
— А всю ли контру мы истребили, товарищи? — спросил вдруг режиссер.
— Не-е-е-т! — в голос заревели и артисты, и зрители.
— Подождите, товарищи и господа хорошие! — величественно отверг режиссер поползновения гостей, которые тоже мечтали о персональном расстреле. — Разве здесь собрана главная контра? Нет, товарищи! Вот где контра!
И он показал на дом Правительства, который открылся нам во всей своей красе. А двое артистов вытащили на палубу настоящий пулемет Максим и начали заправлять в него ленту. У меня даже челюсть отпала. Да что он творит? Нас же примут сейчас! И это если очень сильно повезет. Могут просто перестрелять.
— Я первый! — восторженно заорал Китаец. — Я этих лабухов нашел! Значит, я первый шмалять буду!
— Дмитрий Николаевич, я вас очень прошу! — шептал суетящийся рядом режиссер. — Короткими. У нас реквизита мало. Патронов в смысле. Мы же не думали… Да и денег не хватило…
— Вот ты тормоз! — с чувством сказал Димон. — Я бы тебе дал бабок, сколько хочешь! Ну теперь ладно, чего уж там!
Он дал короткую очередь в сторону Белого Дома и уступил место следующему. Постреляли почти все, и даже пару девчонок из тех, кто не побоялся испортить маникюр. А потом, когда ненавистное гнездо воров и жуликов скрылось за изгибом реки, снова начались казни буржуев. Но теперь они проходили с чувством, толком, расстановкой, и даже с последними речами.
В общем, получилось весело, а домой меня уже приволокли под утро. И, как это и бывало всегда, я ходил по квартире, хлопал дверцами шкафов в поисках цитрамона и никак не мог его найти. Наконец, Ленка встала, сжалилась и впихнула в меня таблетку, которую заботливо положила для меня на самом видном месте. И даже записку оставила, где написала большими буквами: «Сережа, это цитрамон. Придешь пьяный, выпей!» Естественно, я всего этого не заметил, как не заметил и стакан с водой, стоявший рядом с ней. И ведь она даже слова осуждения не сказала, только посмотрела укоризненно. Да ты мое солнце, — подумал я перед тем, как отрубиться. — Интересно… на маму свою совсем не похожа… Может, радиация какая…
Когда проснулся, то первое, что я увидел, был стакан с рассолом, а второе, когда вышел из спальни, — интеллигентная бабулька лет восьмидесяти, которая разглядывала меня с каким-то зоологическим интересом. Волосы она собрала заколками в аккуратную прическу, а плечи укрыла теплой шалью. Шаль! Летом! Сдуреть!
— Ленок, — прохрипел я. — Только не говори, что так теперь выглядит твоя мама. Когда она орет на меня по телефону, я ее совершенно другой представляю. С крокодильей пастью и клыками…
Старушка засмеялась сухим дробным смешком, а Лена посмотрела на меня возмущенно. По какой-то неведомой мне причине она свою маму любила.
— Это, Сережа, Серафима Леонардовна! — с гордостью сказала Лена. — Она преподаватель сценической речи. Лучший из всех! Она еще Немировича-Данченко застала, представляешь!
— Немировича! Данченко! — попытался удивиться я. — Охренеть! В натуре, что ли? А… а кто это такие, Ленок? И зачем мне сценическая речь? Я что, актёр?
— Сценическая речь, молодой человек, — поджала губы старушка, — это базовый предмет для тех, кто хочет научиться красиво говорить. Это постановка голоса и дикции. Это освоение норм орфоэпии и логико-интонационных закономерностей устной речи…
— Эй! Эй! Стопэ! — поднял я руки. — Вы точно сейчас со мной разговариваете? Я же не понимаю ни хрена! Лен, что тут происходит! Или ты договорилась с моим похмельем и решила меня сегодня добить?
— Но ты же сам сказал, что депутатом станешь, — удивилась Лена. — Или это не так?
Действительно, был такой разговор — хвастал по пьяни о своих планах.
— Так, — кивнул я. — Я и забашлял уже кому надо. Вот прямо к Новому году и стану.
— Ну а как вы с трибуны выступать будете, молодой человек, — покровительственно посмотрела на меня старушка, — если разговариваете, как уличный бандит⁈
— Так, я и есть… хм… — смутился я, но не стал погружать бабульку в перипетии своей непростой жизни. — Да нет! Нормальная идея, Ленок! Давай из меня человека делать! А то в натуре, как гопота голимая разговариваю!
— Да-а…! — старушка обошла меня по кругу в задумчивости. — Мне будет очень интересно с вами поработать, Сергей Дмитриевич. Я еще сделаю из вас оратора. Вы у меня настоящим Демосфеном станете.
— Эй, полегче! — занервничал я. — Не надо из меня никого делать! Я нормальный пацан, без этих ваших театральных штучек!
— Да, будет непросто, — вздохнула старушка. — Елена Геннадьевна, вы знаете, я возьмусь, но только ради вашего отца. Это, пожалуй, самый сложный случай в моей практике. Если получится, можно будет диссертацию писать.
Раздался звонок в дверь, и Лена впустила Коляна.Тот растерянно посмотрел на Серафиму Леонардовну, а потом выпалил:
— Босс! Там у парней на стрелке непонятки начались. Их черные за Лужу по полной грузят. Пацаны говорят, они этот гнилой базар сами не вывезут. А шмалять там нельзя, мусора вмиг подвалят. Ехать надо.
— Елена Геннадьевна! — старушка изумленно посмотрела на мою половину. — Может быть, организовать целый класс? У меня есть несколько молодых учеников. Это же просто вызов их профессиональному мастерству.
— Не надо никаких классов, — нахмурился я. — Если пацаны вашу сценическую речь освоят, то напрочь потеряют имидж, ценностные ориентиры и даже профессиональную квалификацию!
О, как завернул!
— Их же будут этими… Демосфенами считать. Я сейчас понятно выразился?
— Предельно! — серьезно посмотрела на меня старушка. — А вот с вами прямо завтра и начнем.
С грузинскими ворами в итоге удалось разойтись ровно — помог Профессор. Договорился о встрече, вежливо, но твердо вел разговор. Встречаться пришлось несколько раз, и заняло это все действие целых два месяца. Прямо натуральные бизнесовые переговоры, с соглашениями о намерениях, внезапной сменой позиций и условий… Но все-таки удалось договориться о разграничении территории рынка — где кто берет дань, кто за что отвечает. Заодно на последней сходке, прорекламировал «коллегам» свой крематорий, а те мне в ответку порекомендовали новомодные пейджеры-вессолинки. Дескать, если скидывать сообщение бригадирам, чтобы те перезвонили с таксофона — прослушать ментам становится сильно сложнее. Аналогично все работает и в обратную сторону. Сразу по возвращении в офис на Ленинском дал команду: закупиться гаджетами по полной. Надо, надо идти в ногу с прогрессом!
В конторе меня ждала еще одна новость. И нельзя сказать, что приятная. В стране начался обмен денег. Очередную денежную реформу на пресс-конференции объявил премьер Черномырдин. Он же озвучил и условия: до ноля часов 26 июля по всей стране прекращается хождение банкнот образца 1961–1992 годов. А все «старые» советские рубли подлежат обмену до 7 августа. Устанавливался лимит — 35 кусков на человека. И только по месту прописки.
Что тут началась! Работа мигом встала, сотрудники ломанулись менять бабки. А я принялся названивать Березе, как самому информированному в нашем «олигархическом блаткомитете». Абрамыч меня успокоил:
— В Кремле уже знают о проблемах, лимит увеличат до ста тысяч.
Фууу. У меня хоть и есть свои черные карманные банки, плюс почти белое «Едро», но светиться с сумками старых советских рублей в Сберкассе мне совсем не хотелось. Небольшую московского общака мы все еще хранили по старинке, в налике.
— Успокоил, Борис Абрамович, тогда увидимся вечером в казино.
— Не, я сегодня вечером не могу. Приглашен на конкурс красоты Мисс Москва.
— Спонсировал?
— Не без этого. Кстати, не хочешь тоже в жюри? — Березовский замялся, повздыхал — Я бы не прочь разделить расходы.
— А о какой сумме речь?
— Да ерунда. Пара миллионов.
Вот же хитрован! Пара лямов за вечер с телками — для него это ерунда. А для меня? Я задумался. Да, пожалуй, по нынешним временам тоже не сильно заметная сумма.
— Ладно — теперь уже тяжело вздохнул я — Диктуй адрес.
И вот я сижу в жюри конкурса «Мисс Москва 1993» и до сих пор не могу поверить, как я здесь так стремительно оказался. Рядом со мной Борис Абрамович вальяжно развалился в кресле, периодически что-то черкает в своём блокноте. Зал гостиницы Россия забит под завязку, софиты слепят глаза.
На сцене одна за другой проходят конкурсантки — каждая по-своему красива, но уже через пять минут я начинаю путаться. Четырнадцатая — миниатюрная татарка с длинными иссиня-черными волосами до пояса, в платье цвета шампань. Движется как кошка, плавно, но взгляд немного испуганный.
— Как тебе четырнадцатая? — шепчет мне Березовский
— Хороша, но слишком нервничает, — отвечаю я, наблюдая, как она разворачивается в конце подиума.
Борис Абрамович усмехается:
— Сергей, ты сам расслабься! Напряжен, будто тебя на кол посадили. Ты же не на допросе в прокуратуре. Смотри — вот эта, в синем, дочка моего старого друга из министерства финансов.
Я киваю, разглядывая проходящую мимо высокую блондинку в синем платье с открытой спиной — Анастасия Волкова, если верить программке. Студентка экономического, кандидат в мастера спорта по художественной гимнастике. Идеальная осанка, точеный профиль, но какая-то холодная красота, словно у статуи.
— А вот семнадцатая — это же просто космос! — Борис Абрамович оживляется, когда на сцену выходит хрупкая брюнетка в красном. Юленька Соколова, модель из Химок.
Я приглядываюсь к ней. Огромные карие глаза, чувственные губы, прическа в стиле Одри Хепбёрн. Хороша! Но Ленка №2 получше будет. Особенно после того как я студентку приодел в ГУМе и договорился, чтобы ее стригли в парикмахерской у Зверева…
Номер двенадцатая — яркая шатенка с веснушками, похожая на кинозвезду 60-х, в лимонно-желтом платье — спотыкается на повороте, но ловко делает вид, что так и было задумано.
— Молодец! — хмыкает Березовский. — С такой реакцией ей в разведку надо, а не в модели.
На сцене тем временем идёт интеллектуальный конкурс. Девушки рассуждают о проблемах экологии, отвечают на вопросы по истории России и Москвы. Текст явно заучен, но зато нет позорных провалов и мычания.
Я оборачиваюсь. Половина зала — братва в малиновых пиджаках, с такими цепаками, что можно морской якорь подвешивать. Увидел несколько знакомых по стрелкам лиц. Кое-кто пришел с Полароидами, щелкает из партера самых симпотных девчонок. Поди потом повезут в баню.
— Как у тебя с СНК все? — тем временем спрашивает Березовский
— Да вроде уже все ровно. Наняли англичанина из БиПи директором, он уже в Сургуте.
— Проблем с квотами на прокачку нет? Я могу помочь — у меня хорошие связи в Главтранснефти. Дорого не возьму — зачтемся по казино или еще как-нибудь.
Последнее время Березовский стал много просаживать за покером и рулеткой. Карась даже спрашивал, как разруливать все, если Абрамыч будет пальцы гнуть.
— С нефтью помощи не надо, а вот насчет МВД я бы хотел поговорить. Слышал, под Ериным кресло-то качается…
— Это правда, — Березовский обернулся ко мне — Откуда знаешь?
— Земля слухами полнится, — пожал плечами я. — Что, если продвинуть на должность своего министра?
— И кого же?
— Есть такой генерал Рашидов…
Очень удобно, что у меня на генерала был теперь компромат в виде кассеты. Которую можно легко размножить и показать Рашидову. Устроить так сказать — премьерный кинопоказ. Это конечно, не генеральный прокурор Скурятин с проститутками, но тоже сильно.
— Подожди секунду,- Абрамыч впивается взглядом в конкурсантку на сцене. Номер двадцать три.
— Это моя фаворитка, такой монолог из Чехова прочитала на предварительном туре — заслушаешься!
На сцене рыжеволосая девушка в изумрудном платье. Судя по спискам — зовут ее Дарья Климова и она актриса любительского театра. Медно-рыжие волны волос, рассыпанные по плечам, бледная фарфоровая кожа с россыпью еле заметных веснушек, глаза цвета виски на свету. Но главное — какая-то внутренняя свобода, естественность. Она не ходит, а словно танцует, не улыбается — а светится изнутри.
Да, пожалуй, у нас есть победительница. Стоит ли она два миллиона рублей, что я отвалил Березе валютным переводом перед тем, как ехать сюда? Несмотря на красоту, она явно этих денег не стоит.
— Так что там насчет министра МВД?
— Борис Николаевич и правда, сомневается насчет Ерина. Слишком самостоятельной фигурой он стал. Говорят, слишком часто заскакивает в Белый дом. Да и у Руцкого на даче его часто видят.
Противостояние Верховного Совета и Ельцина все больше усиливалось. И тут можно будет половить рыбку в мутной воде.
— Что, если Верховники и правда пойдут на импичмент? — поинтересовался я у Абрамыча. — Ельцин просто так власть не отдаст!
— Это к бабке не ходи, — вздохнул олигарх. — Кровь будет. Я уже дал команду выводить часть капиталов в Швейцарию.
Двадцать третья ушла со сцены, ведущий объявил, что финал близок. Мы с Борис Абрамовичем уже заполнили свои судейские листы. Интересно, совпадут ли наши оценки? И что важнее — честность или политика? Хотя уже догадываюсь, что корона не достанется дочке замминистра. По крайней мере, не в этот раз.
Я ехал домой и размышлял. Очень скоро конфликт Ельцина с депутатами зайдет в полнейший тупик. Моя это война? Да черта с два. Я уйду в сторону сам и уведу своих людей. А еще Ленке осенью рожать. Зачем мне эти неприятности! Я же бизнесмен, хоть и довольно своеобразный. То, чем я занимаюсь, тоже ведь своего рода бизнес. Лезть в мясорубку мне нет никакого интереса, а то, что наивные чудаки, засевшие в Белом доме, проиграют, я и так прекрасно знаю. Слишком уж мелкие и неумные люди, чтобы сделать что-то по-настоящему серьезное. Как там в той книжке, что я когда-то читал: мы думали, он кровопролитие учинит, а он чижика съел. Так и эти…
— В мясорубку я не полезу, но вот котлет, пожалуй, поем! — сказал я себе. В голову пришла неплохая мыслишка. Надо ее обдумать как следует. У меня еще есть несколько месяцев.