Авторитет

Глава 20

Внезапно сопровождать меня на вокзал взялся Профессор — сел в Мерседес, дождался, пока выедем на трассу и врубим мигалку, спросил:

— Про банк тебе уже доложили?

Вор закурил. И не что-нибудь, а натуральную кубинскую сигару. Сначала он ее обрезал, потом покатал в руках зачем-то. Наконец, долго раскуривал от спички.

Про то, что прикрутить Финист удалось очень быстро, я и так знал от Йосика. Варшавер позвонил и отчитался — сопротивления не было, большая часть сотрудников просто разбежалась, когда увидела толпу коротко стриженных парней во всем черном. Аудит завершится через неделю, тогда же и будет отчет, сколько удалось забрать у «детей гор». Это было даже удивительно, так я ожидал сильного сопротивления, стрелок, стрельбы… Но ничего этого случилось. Видимо, после расстрела Белого дома им не до разборок.

— Доложили. Хорошо сработали.

— На том банке висит Магнитогорский металлургический завод. Но мне сказали, что он мертвый, домны собираются гасить.

А вот это была новость. Я задумался. И тут же сообразил:

— Ну вот будет работка для Троллейбуса. Засиделся уже в Москве.

— Потянет?

— Думаю, да. Тем более и сбытовая сеть есть. Скажу ему, чтобы не дал гасить домны. Будем платить работягам из своих до конца.

Я отмахнулся от дыма, приоткрыл окно.

— Профессор, ты же не просто так со мной поехал? Что было на сходняке?

На днях московские воры опять собирались в Советской, но в детали я не вникал.

— Да там такой блудняк был… Тошно рассказывать. Сандро Сухумского знаешь?

— Нет.

— Неважно. Короче, поехал Сандро до городу Парижу — перешел на какой-то старославянский язык Проф. — И вельми зашкварился там.

— Французских педерастов заценил?

— Хуже. Пошел в лучший ресторан города и взял самое дорогое блюдо. «Кок-о-вен» называется. Петух в вине.

Тут я, конечно, заржал. Руля с Коляном, что сидели впереди, тоже заулыбались сквозь зубы. Ну, уши не веки, их не закроешь.

— А так как Сандро путешествовал не один, о зашкваре быстро стало известно. И в Грузии решили снять с него корону.

— И он пришел на московский сходняк получить поддержку?

— Сандро — вор правильный. Про петуха в тарелке он не знал, по-французски не читает. Просто ткнул пальцем в самое дорогое блюдо, а там какое-то мясо плавает…. Отписали «апельсинам» в Грузию, чтобы не кипишевали.

— Ясно.

Мы уже выруливали к вокзалу, как Профессор произнес:

— Компас откинулся. Выпустили из СИЗО, условку в суде получил.

— За бабки?

— Думаю, да.

— И что? Хочет общак обратно?

— Заводил базар. Но воры сказали, пока подождать.

Вот не зря я Профессора с зоны выкупил!

— Правильно сказали.

Отдавать бабки из банка мне совсем не хотелось. И так Йосик все уши прожужжал, что в холдинге с какой-то там «ликвидностью» все херово.

— И что Компас? — спросил я.

— Напился с горя, — хмыкнул Профессор. — Сели играть в очко. Так он Северянину проиграл Адлер, представляешь?

— А он был смотрящим за городом? — удивленно посмотрел я. — Не знал.

— Вот именно, что был! — скривился Профессор. — Эх, куда молодежь катится?

— Рыжик, я тебе большущую премию выпишу! Размером с Эверест!

Настя догадалась выбить для нас у моего знакомого партийного организатора Кобелинского отдельное СВ в поезде Жирика. А еще купе для охраны. То есть поедем как белые люди. Ибо «черные» люди — всякие лдпээровские агитаторы — ехали в банальном плацкарте. Таких вагонов было сразу пять штук в поезде.

— Ох, Сергей Дмитриевич, вы все обещаете! — Настя кокетливо мне улыбнулась, поправила миленький синий платочек на шее и начала выкладывать на стол из сумки всякую домашнюю снедь. Ну, классика жанра просто — вареные яйца, курица-гриль, огурчики, помидорчики… В этот натюрморт я добавил бутылку коньяка — Арарат пять звездочек. Спасибо Профессору. Сам я просто не успел купить. А он еще отгрузил мне сигар из своих запасов. Впрочем, я снова бросал курить и решил спрятать их подальше.

Поезд тронулся, начало очень быстро темнеть. Зима все ближе, день все короче. Я сходил поручкался с Жириновским, поприветствовал «Кобеля». Политики уже свернули пробку с бутылки водки, ослабили галстуки. Ну и мне пора.

Вернулся в СВ, а там… Рыжик переоделась. Теперь на ней коротенький розовый халатик на поясочке, а под ним — только черные чулки. Край которых вылезает из-под полы. Ее волосы огненным каскадом падают на плечи. Рыжие, блестящие, такие живые, что хочется провести пальцами по ним, почувствовать их текстуру. Зелёные глаза смотрят на меня из-под длинных ресниц, а на губах полуулыбка — чуть скромная, чуть игривая, будто она знает о мире что-то, что недоступно другим. Я снимаю пиджак, дергаю узел галстука.

— Ну что, Сергей Дмитриевич, вы довольны своим политическим вояжем? — спрашивает Настя, обводя пальцем край коньячного бокала. И откуда только их взяла?

Ее голос звучит спокойно, но интонации — это скрытый призыв.

— Доволен, — отвечаю, откидываясь на спинку дивана. — Хоть и везет меня Владимир Вольфович в качестве ходячего кошелька.

Рыжик чуть смещается назад, из-за чего ткань её халатика поднимается ещё выше, обнажая тонкую полоску кружева. Взгляд мой невольно скользит ниже, и я чувствую, как напряжение во мне нарастает. Рыжик замечает это и добавляет с той самой интонацией, которая выводит из себя:

— Вам ведь отдыхать некогда, Сергей Дмитриевич. А без меня… и вовсе сложно?

Чтобы отвлечься, беру бокал с коньяком — боже, какая амброзия! — после чего набрасываюсь на еду. Утром не завтракал, все эти разборки с паленкой… Так и до язвы недалеко.

Насытившись, разливаю еще коньяка и все-таки закуриваю сигару. Хоть и обещал себе…

— Сергей Дмитриевич, а можно мне попробовать?

Настя краснеет, протягивает ко мне руку.

— Ну, попробуй. Только не затягивайся!

Разумеется, все заканчивается кашлем и слезами из глаз. Гаванская продукция — она такая… крепкая! Отбираю сигару, сажаю Рыжика к себе на колени.

— Ой, а дверь закрыта?

Настя решает поиграть в недотрогу. Убирает мою руку с коленей, пытается задернуть шторки на окнах. Но стоило ей привстать и наклонится… Мы тут же оказываемся в постели.

Собственно, это была самая приятная часть нашего вояжа, после которой начались суровые политические будни. Я вот и не знал, что политика — это подкуп ментов на уровне сержанта, раздача бухла местной синеве и последующее битье морды ей же. Но это уже после того, как она окончательно потеряет берега. Я раньше представлял себе политику как-то иначе, более возвышенно, что ли. Бюджеты, листовки, митинги…

Я, сильно оторвавшись от земли за последний год, подмечал то, чего не было еще совсем недавно. Например, как стремительно спиваются мужики. А поскольку пили сейчас всё что угодно, кроме хорошего алкоголя, то остатки крыши уносило парами спирта так далеко, что ее и найти было невозможно. Некоторые персонажи, попавшиеся мне в Туле, производили впечатление откровенно полоумных. Проблески мысли на их пьяных рожах если и появлялись, то в незапамятные времена, то есть года-два назад. А ведь это рабочие с заводов, еще совсем недавно нормальные, в меру выпивающие мужики. Что же сделал с ними стресс от потери земли под ногами и ядовитое бухло! Я ведь пропускал мимо ушей, когда мне об этом рассказывал Троллейбус. Еще совсем недавно в любом колхозе около правления сидели все местные алкаши. Сидели, как птички на проводах, ожидая председателя, как явления Христа народу. Он давал им мелкие поручения и расплачивался самогоном или суммами в объеме бутылки. А теперь эти бухарики исчезли, и даже дров нарубить старухам стало некому. Куда они подевались? Кто-то подох, выпив паленой водки, у кого-то отъехала печень после клея БФ, намотанного на сверло, а те, кто помоложе, и вовсе пересели на наркоту. Шайки опустившихся людей шныряли по едва живым советским предприятиям, разоряли их до конца и тащили металл в скупку, чтобы убиться на пару дней. А еще им могли дать денег и пригнать на митинг. И тогда становилось совсем весело, прямо как сегодня…

На второй день поездки я всерьез начал подозревать, что Вождь решил сэкономить на охране и взял меня, потому что пронюхал, что я КМС по боксу. По крайней мере, я давненько не тренировался так интенсивно. Хорошо, что хоть костюм от Армани снял и снова надел кожаную куртку, кроссовки и джинсы. Вот она — униформа политика, который решил покорить провинцию.

— Коммунисты развалили…! Проклятые демократы разворовали…! — надрывался Владимир Вольфович на вокзальной площади, куда притащили гору ящиков и сделали импровизированную трибуну.

Стадион, где он должен был выступать, внезапно закрыли, и его охраняла милиция. Нам показали от ворот поворот, а потому колоннада Московского вокзала Тулы как нельзя лучше оттеняла образ пламенного борца с режимом. Не хватало только броневика, и я даже расстроился. А ведь можно организовать. Говно вопрос. Заплатим воякам и пригоним БТР.

— Настя, запиши, — сказал я Рыжику, которая сноровисто вытащила блокнот и карандаш. — В Воронеже пригнать Вольфовичу БТР. Там штаб армии есть. Они дадут.

— БТР? — недоуменно захлопала ресницами Настя. — К-какой БТР?

— Военный, — отрезал я. — Видишь, как его несет? Непременно нужен броневик!

— Я поняла! — расцвела в улыбке секретарша и прыснула в кулак.

А митинг всасывал в себя людей, словно водоворот. Толпа втягивала всех, кто шел мимо, всех, кто ехал на автобусе и, конечно же, тех, кто знал, что сам Жириновский приедет в их город и даст жару. И он его давал. Я в жизни не видел, чтобы кто-то нес такую вдохновенную ахинею второй час и держал людей в трансе, как удав Каа бандерлогов. А ведь я чего-то не понимаю… Вспомнилась одна книга, которая еще не написана. Там один персонаж спрашивал у другого, что такое зарука. А тот долго припоминал и посоветовал спросить об этом не у него, а у тех людей, для которых произносилась речь. Мол, если ты говоришь с массой, совершенно необязательно самому понимать значение сказанного. Достаточно и того, чтобы тебя понимали другие. Оратор просто должен отразить ожидания толпы. И Жириновский их отражал, заводясь сам и заводя других. А ведь я тогда подумал, что автор — псих, раз пишет подобную чушь. Не бывает таких людей. Ан нет, еще как бывает. Вот же они, жадно вытянувшие шеи, впитывающие каждое слово, вылетающее вместе со слюной изо рта самого яркого политика девяностых.

— Суки! Демократы штопанные! — заревел какой-то мужик в потертом пальтишке и от души сунул в рыло своему соседу, который даже малость ошалел от такого резкого перехода. Они только что вполне спокойно разговаривали. Судя по вязаной шапке на голове и болоньевой куртке, явно видевшей лучшие времена, тот, кого били, настоящим демократом не был. Хотя, возможно, он хотел им стать и поделился своей мечтой с соседом по толпе.

— Ой! — взвизгнула побледневшая Настя. — Там драка, Сергей Дмитриевич!

— Быстро в вагон! — сказал я и начал пробиваться к месту нарастающего побоища. — Позвони в Москву, пусть через министерство БТР организуют. У нас там теперь знакомые хорошие.

— Поняла! — кивнула Рыжик и начала протискиваться на выход. У нее появилось поручение руководства, а значит, жизнь снова обрела смысл.

Пригляделся к побоищу. Эта драка — провокация, к бабке не ходи. Я видел, как люди, которые только что стояли спокойно и разговаривали, начали в каком-то исступлении молотить и друг друга, и тех, кто стоял рядом. Я резко свистнул, и ко мне начали протискиваться активисты из тех, что поздоровее. Их для этой цели и брали. Бывшие спортсмены ворвались в толпу, растаскивая людей в стороны, а на меня понесся тот самый, кто начал махач первым. Его глаза горели каким-то безумным огнем, и он повторял как мантру:

— Демократы проклятые! Суки!

Назвать сукой порядочного арестанта — это серьезный косяк, а потому я вежливо уклонился от его объятий и пробил ему ногой под колено. Мужик охнул и присел, потирая голень. Крепкий, зараза, и килограмм на десять тяжелее, чем я. Секундной заминки хватило с лихвой, и я серией ударов превратил его похмельную морду в котлету. Он сидел на земле, ошалело водя по сторонам мутным взглядом, и держался за разбитый нос. Кто бы и что ни говорил, а драться, когда у тебя хлещет из носа кровь, не получится. Я опрокинул его пинком на землю и наступил на горло.

— Сколько заплатили и кто?

— Да… — захрипел тот. — Хр-р-р…

— Сергей Дмитриевич, оставьте его, — меня за локоть тронул «Кобель». — Это просто часть электорального процесса. Особенность, так сказать, российской политической культуры.

— Он меня сукой назвал, — насупился я. — Где ты тут культуру увидел?

— Ну все равно, не нужно, — потащил он меня. — Я вас прощу! Вы его сейчас покалечите, а он напишет заявление. Начнутся ненужные осложнения, возможно, задержат выезд. Разве вы не видите, что тут заплатили вообще всем? Чудо, что нас еще в каталажку не отвезли. Хотя, если Вольфович сейчас не свернется, нас туда точно отвезут.

— Да? — почесал я затылок. — Не, на нары не хочу. Пошли, что ли, отсюда…

Я вылез из вязкой, словно кисель толпы, и увидел, как корреспонденты разворачивают камеры. Жириновский, который не мог пропустить такой повод, заорал, узрев направленные на него объективы.

— Нам никто не заткнет рот! Слышите⁈ Думаете, коммуняки проклятые, закрыли стадион и сорвете митинг! Да черта с два! Я по дворам пойду! Меня все услышат! ЛДПР победит! Потому что мы за бедных, мы за русских!

Ну, эту мантру я уже слышал, а потому побрел обратно на вокзал, потирая кулак и поглядывая по сторонам. А ведь как обнищали и поблекли города России! Площадь, образованная похожим на букву П зданием вокзала, представляла собой множество ям, заполненных грязной с талым снегом водой. Троллейбусы, натужно проезжавшие мимо, проваливались туда, выплескивая мутную жижу, и ехали дальше, безжалостно давя никем не убранный мусор. Стоявший напротив вокзала очередной шедевр конструктивизма — гостиница «Москва», уныло смотрел на мир пыльными окнами. Стайки проституток, вышедших на промысел, показывали пальцем на Жириновского, осчастливившего их город своим визитом. Для провинции человек из телевизора — это ведь событие. Несомненно, они проголосуют за него. Это чувствовалось по их жестикуляции и кучкам шелухи от семечек, что росла у их ног. С попкорном на просторах Необъятной было еще туго.

Митинг сворачивался. У людей уже болели ноги, хотя Владимир Вольфович только вошел в раж. Наверное, он хотел победить Фиделя Кастро, который как-то говорил восемь часов кряду. Люди плакали и писались, но все равно слушали. Такой вот Фидель — пламенный оратор. Но вот митинг подошел к концу, и народ, получивший свое бесплатное зрелище, начал штурм общественного транспорта, оживленно обсуждая услышанное. Люди любят простые решения. А еще они любят тех, кто им эти решения предлагает. Ленин сказал: «фабрики рабочим, земля — крестьянам!», и победил. Жириновский явно изучал его опыт. Он обещал все, что хотели эти люди: порядок на улицах, низкие цены в магазинах и доллар по шестьдесят копеек. Если бы можно было пообещать каждой бабе по непьющему мужику, он бы пообещал и это, но не стал шутить с огнем. А ну как за базар спросят. Страшно даже подумать о последствиях…

Я хотел было двинуть на перрон, но ноги сами принесли меня обратно.

— Ну, что же! — удовлетворенно сказал Вождь, слезая с горы ящиков. — По-моему, очень неплохо получилось. А если еще по федеральным каналам дадут картинку, как нам пытались сорвать митинг, то вообще замечательно будет. Рейтинги подрастут еще выше.

— Дадут, — ответил я, разглядывая разбитые костяшки пальцев. — Мы же им забашляли за это.

— Сергей Дмитриевич! — ко мне подбежала раскрасневшаяся Настя. — Договорились! Броневик в Воронеже будет! И возьмут совсем недорого.

— Какой еще броневик? — изумленно посмотрел на меня Жириновский.

— Да БТР армейский, — пояснил я. — Мне тут подумалось, что на ящиках выступать — это колхоз какой-то. Не соответствует остроте момента. Вот я и подумал, что будет лучше, если вы с броневика речь толкнете. Как Ленин.

— Ну вот! — вздохнул Жириновский. — Опять ты меня расстроил. Только начинаю думать, что у меня умные люди работают, а ты снова какой-нибудь сюрприз преподносишь. И я опять их всех уволить хочу. Слышали, олухи царя небесного, что Сергей сказал? Учитесь! Вот как работать надо! Броневик! Да мы всех порвем!