Авторитет

Глава 18

Георгиевский зал Кремля сиял огнями. Номер два шла рядом, в белом вечернем платье от Yves Saint Laurent — сама элегантность. Голая спина, жемчужное колье… Контраст с тем, что я видел вчера — чёрный, обугленный остов Белого дома и нынешняя картинка — был чудовищным. Все это казалось нереальным. Почему я взял на встречу лобненскую Лену? Так приглашение было на 2 персоны. Не Карася же тащить с собой…

Фуршет был «на ногах» — народ клубился вокруг высоких столиков, расхватывая бокалы с шампанским и рюмки с водкой. Была и закуска — разные канапешки и сыры. В толпе курсировали десятки официантов в смокингах. Играл струнный квартет. Я на это смотрел и не мог поверить, что полдня назад тормозил своим телом Камаз с трупами возле Хованского кладбища.

— Ты что такой смурной? — тормошила меня Лена, кокетливо поправляя высокую прическу. — Ой, смотри Гайдар! И Лужков еще…

— А вон еще Березовский! — я помахал рукой Абрамычу и подвел к нему девушку. «Серый кардинал» выглядел на все сто процентов: костюм от Бриони, шикарный галстук… И румянец во все лицо. Ну точно, умирает… Может, предложить ему лучшее местечко на Хованском?

— О, Сергей! — Береза крепко пожал мне ладонь, приложился к ручке Елены. Причем успел незаметно подмигнуть, давая понять, что понял разницу между девушками. Нынешней и той, с которой он познакомился в Логовазе.

— Как здоровье? — невинно поинтересовался я. — Говорят, в ЦКБ отличные врачи!

— Подлатали, — коротко ответил олигарх, — буду жить. Слышал о твоем бенефисе.

— О чем вы? — аристократически изогнула бровь Лена. Вживается в роль!

— Ах, вы не в курсе? — усмехнулся Березовский. — Ваш спутник несколько дней назад прилюдно послал на три буквы председателя Верховного Совета. И представляете, вчера его арестовали! Все теперь усматривают в этом знак судьбы и гадают, кого следующим пошлет господин Хлыстов. Даже ставки делают.

Березовский иезуитски улыбнулся. Вот же ехидна зловредная!

— Кстати, Сергей, хочу познакомить тебя с одним очень влиятельным человеком. Елена, я украду на минуту вашего спутника?

Не дожидаясь ответа, Березовский увлек меня в кружок крепких мужчин в темных костюмах, что в углу пили водку. В центре стоял с рюмкой невысокий, круглолицый товарищ с высокими залысинами на голове.

— Это генерал Коржев. Георгий Константинович отвечает за охрану президента.

Мы обменялись рукопожатиями, и мне тут же сунули рюмку.

— Ну, за победу!

Чокнулись, выпили. Березовский молчал, «группа поддержки» генерала тоже. Поглядывали на меня… нейтрально.

— У вас имя-отчество, как у Жукова, — начал разговор я, кося краем глаза в сторону Лены. Вокруг нее уже собрался кружок не меньше, чем у Коржева. Как бы ее не увели…

— Столько мучений мне это доставило в училище, — вздохнул генерал. — На каждом партсобрании напоминали, что должен соответствовать.

Березовский тут же вставил свои пять копеек про дебилизм партийных деятелей Союза, разговор оживился, а народ налег на закуски.

— Борис Николаевич, — наклонился ко мне Коржев, — распорядился наградить вас, Сергей Дмитриевич.

Ого как! По имени-отчеству.

— За что?

— По совокупности. Готовьте дырку в пиджаке. Медаль «Защитнику свободной России».

Я поперхнулся водкой, которую аккуратно цедил из рюмки — напиваться на фуршете не входило в мои планы.

— Я защитник свободной России? А что, есть такая медаль?

— Мы все тут защитники, — обвел руками генерал зал. — Поздравляю!

— Э… спасибо, конечно. Это высокая честь.

К микрофону, с рюмкой в руке, вышел, покачиваясь, Борис Николаевич. Квартет прекратил играть, воцарилась тишина.

— Дорогие р-россияне! Друзья мои! В эти октябрьские дни наша молодая российская демократия прошла через… хм… тяжелейшее испытание. Группа заговорщиков, окопавшихся в Белом доме, попыталась повернуть страну назад, в прошлое. Они хотели вернуть времена очередей, пустых прилавков, железного занавеса. Они мечтали снова командовать и приказывать. Но российский народ сказал им решительное «Нет!»

Ельцин мощно рубанул воздух беспалой рукой.

Раздались первые аплодисменты, которые перешли в овацию. Ну, допустим, «нет» сказали вовсе не россияне, а сотрудники отряда «Витязь». Но кого интересует мое мнение? Дождавшись окончания, Ельцин напористо продолжил:

— Благодарю солдат и офицеров, которые выполнили свой долг перед Россией. Они не дрогнули, когда пришлось принимать тяжёлое решение. Они защитили конституционный строй и свободу, за которую мы все боролись в августе 91-го. Отдельное спасибо москвичам. В трудную минуту вы поддержали законную власть. Не поддались на провокации. Не пошли за теми, кто звал к гражданской войне.

Тут Ельцин отсалютовал рюмкой улыбающемуся Лужкову.

— Хочу заверить, никакого возврата к прошлому не будет. Мы будем твёрдо идти по пути реформ. Строить новую, свободную Россию. Ура!

Квартет заиграл гимн России, а я тихонько, мелкими шажками, свалил в сторону Лены, рядом с которой стоял пожилой очкарик в потертом костюме. Он был без галстука, зато из кармана по-пижонски торчал белый платок.

— Сергей, познакомься! — Лена дождалась, когда закончится гимн и отзвучат новые аплодисменты. — Это Баграт Шалвович. Поэт и бард.

— Песня про удачу — это ваша? — удивился я знакомству.

— Моя! — Баграт покосился в декольте Лены.

— Я уже взяла автограф! — похвасталась девушка.

— А тут что делаете?

— Баграт Шалвович, — Лена чуть ли не прыгала от восторга, — подписал письмо деятелей культуры. «Раздавите гадину». Представляешь, Сергей?

— Что за письмо? — поднял я бровь. — Я, видимо, что-то пропустил.

— Я все узнала. Про то, что фашисты в Белом доме взялись за оружие и их нужно уничтожить. В «Известиях» опубликовали. Баграт Шалвович, я все правильно поняла?

Тот неопределенно покивал и грустно посмотрел, как я приобнял девушку за талию.

— А вы чем занимаетесь? — спросил он у меня. — Кажется, я вас видел по телевизору.

— Всем подряд, — не стал углубляться я. — Нефтью, золотом…

— Сергей распродает Родину, — засмеялась Лена. Я тайком больно ущипнул девушку за бок.

— Ай!

Лена на меня уставилась в возмущении.

— Мы одних налогов за прошлый квартал заплатили сорок миллионов! — со значением посмотрел я на нее.

Хотел было сказать «Фильтруй базар, метелка», но перед моим внутренним взором появилась Серафима Леонардовна. Она грозила мне пальчиком, а на ее интеллигентном лице застыла глубокая укоризна и порицание. К великому моему сожалению, если женщина красивая, то совершенно необязательно, что она при этом еще и умная. И вообще, Лену номер два привели сюда для того, чтобы она своим ртом улыбалась, а не для того, чтобы она издавала с его помощью какие-то невразумительные звуки. И уж точно она не должна брать визитки у посторонних мужиков и прятать к себе в сумочку, думая, что я этого не вижу.

Вечер набирал обороты, а я тоскливо смотрел по сторонам, не понимая, как бы мне выбраться отсюда по-тихому. Пьяные рожи, теряющие остатки респектабельности, кружили вокруг меня хороводом. ОНИ победили! ОНИ! Не кто-то другой! А поэтому им можно теперь все. И мне можно все. Можно на красный свет перекрестки проезжать, можно за буйки заплывать и даже старушек на «зебре» давить. Недолгий период демократии закончился прямо сейчас, на моих глазах. Теперь начнется имитации ее же, чтобы народ лишний раз не напрягался. Демократия вместо денег — это ведь хороший обмен, честный. Народу — демократия, а деньги — вот этим господам, одним из которых я стал. И ведь здесь почти все знают, кто я, и как зарабатываю на жизнь. Но ни на одной харе даже тени брезгливости нет. Напротив, они масляно мне улыбаются, жмут руку потной ладошкой и уверяют в вечной дружбе. Они все мечтают оказаться на моем месте. Еще бы, мне же сам Дед благоволит. Я ведь его любимый шут на текущий момент. Дедом его называют, разумеется, только в ближнем кругу…

— Я украду Сергея Дмитриевича? — один из тех, кто вился вокруг тезки маршала, культурно, но твердо взял меня за локоть и в очередной раз оттащил от спутницы. Прямо сегодня день «воров». То Березовский был, то теперь этот…

Участник празднований представился, но я был подшофе и сразу позабыл его имя, думая, что оно мне не пригодится. И ошибся. А ведь он непрост. Невысок, худощав, неприметен, глаза острые, насмешливые и умные. И даже разрешение у Лены он спросил лишь из вежливости. Ему похрен ее мнение. Такие, как он людей просекают за пару секунд. Достаточно понаблюдать, как девушка ведет себя в непривычной обстановке, как носит длинное платье, как ходит на каблуках и как иногда трогает мочки уха, оттянутые непривычной тяжестью массивных серег. Он ставит на ней клеймо «лохушка» и более не обращает на нее никакого внимания.

— Есть мнение наверху, — значительно сказал он, устремив глаза к потолку, — что именно вы должны заняться санацией Финист-банка.

Та-ак… Я напряг мозг, вспоминая, что такое санация. Слово похоже на санитарию. Значит, банк придется лечить.

— Что-то не припомню этого Финиста, — наморщил я лоб. Банков в свободной России развелось столько, что знать их все было решительно невозможно. Многие и вовсе создавались под одну-единственную экспортную операцию, после которой бабло оседало в офшоре, а мутный банчишко сливался как использованная туалетная бумага.

— Это небольшое финансовое учреждение, — понимающе усмехнулся мой собеседник. — И оно принадлежит именно тому человеку, которого вы… э-э-э… в свойственной вам бесподобной манере лишили значительной части авторитета.

— Это кому-то кажется остроумным? — удивился я. — Чтобы именно я забрал этот банк?

— Именно, — волчьей усмешкой оскалился человек, чье имя я судорожно вспоминал. Вот ведь я дурак! Именно такие люди и рулят процессами, оставаясь в тени публичных фигур. Безымянные замы руководителей аппаратов, советники и личные помощники. Вот и этот один из них.

— Наверху считают, что это понравится Борису Николаевичу, — пояснил он. — Ну, вы понимаете… Преступление и наказание Достоевского читали?

Да что тут понимать. Падающего — толкни. Известный принцип любого чиновничества. И ведь открутиться нельзя. Царя надо потешить. Хотя…

— А его земляки? — прозрачно намекнул я, надеясь соскочить. — Они могут быть против…

— Наверху считают, что вы справитесь с этим небольшим затруднением, — оскалился довольный моей понятливостью визави, который отлично понимал, что втравил меня в лютый блудняк, из которого я еще выгрести буду должен. Вот уроды. Тонко мне напомнили мое место. Видно, кому-то показалось, что слишком быстро и слишком высоко я взлетел.

Я ехал назад, жадно лапая Ленку. У меня были серьезные планы на этот вечер, но тут зазвонил телефон. Руля, который выполнял роль переносчика этого неподъемного агрегата, повернулся ко мне и извиняющимся тоном произнес.

— Сергей Дмитриевич, вас!

Ему было очень неудобно, что он отвлек меня от столь важного занятия, но дело превыше всего.

— Ну кто там? — недовольно спросил я, беря трубку. Определитель выдал какую-то непонятную комбинацию цифр. Неужели…

— Сережа, — услышал я слабый голос где-то далеко. — У нас с тобой дочь родилась! Ты рад?

— Правда? — спросил я пересохшим горлом.

И вроде бы готовился к этому событию, а как будто не со мной это все… У меня теперь есть ребенок? Я прожил две жизни, и все две жизни был совершенно одинок, а тут дочь. Это же получается, что я ее, в бантиках, когда-нибудь в школу поведу, в первый класс? И буду слушать милую девчоночью белиберду? Да я своим ушам не верю! И как дурак переспросил.

— Что, правда?

— Ну конечно, правда, — удивленно ответила Ленка на том конце провода. — Неужели ты думаешь, что я такими вещами шутить стану? Кстати, тут в роддоме долго не держат. Меня выписывают уже завтра. Я побуду в Штатах еще неделю, за Машей понаблюдают, а потом прилечу. Пришли, пожалуйста, еще денег. Медицинские счета очень большие.

— Хорошо, — ответил я. — Жду.

Похоже, сегодня вечером у меня облом. Ленка номер два сидела рядом, надувшись как мышь на крупу. И даже слезы в глазах стояли. Она все слышала, до последнего слова. Да и как не услышать, если мы до этого сидели в обнимку.

— Можно меня домой отвезти, Сергей Дмитриевич? — сухо спросила она, и я молча кивнул. Вот так и прилетает птица обломинго, в самый неподходящий момент. Или это теща моя колдует? Кстати, раз мне теперь разрешено старушек на перекрестках давить, так может… Я посмаковал эту сладостную мысль, а потом выбросил ее из головы. Не с моим счастьем.

Санация банка, по крышу набитого ворованным бюджетным баблом, мутными схемами и не менее мутными бенефициарами, которые, тем не менее, ни в одном реестре не числились, внесло в нашу жизнь толику нездорового оживления. Я отрядил на захват этого бизнеса целую зондеркоманду, которая лишь частично была укомплектована финансистами. Туда целый взвод огневой поддержки был послан и сам Профессор, который теперь передвигался на прикрепленном к его особе шестисотом Мерсе с личным водителем. Ему по статусу законника не положено имущество и бизнес иметь, но зато пользоваться чужим никто не запрещал. И он пользовался всем этим с превеликим удовольствием.

А я, спихнув с себя эту грыжу, занялся другими делами. Ведь впереди выборы, а я член какого-то там совета и номер десять в избирательном списке. Так что положение обязывает…

Офис ЛДПР гудел как пчелиный улей. Люди в поношенных свитерах, украшенных россыпью катышков, еще не подозревали, какой оглушительный успех ждет их впереди. Именно поэтому они и сохраняли душевное спокойствие. Они не знали, что скоро снимут свитера и наденут костюмы от Армани. Тут многое поменялось. Так, баннер с названием ЛДПСС все-таки сменили на актуальный, неохотно признав таким образом распад Советского Союза, и даже кондиционеры поставили, о чем мне шепнула счастливая секретарша. Правда, сейчас они были отключены за ненадобностью, но я все равно проникся. На благое дело мои деньги пошли. Секретарша Жириновского теперь в прохладе летом будет сидеть и не вспотеет, как загнанная лошадь, наполняя приемное запахом дезодоранта и превращая ее в газовую камеру.

— У себя? — кивнул я на дверь.

— Ждет, — кивнула она, и я открыл высокую обшарпанную дверь, из-за которой слышался неимоверный гвалт, и тянулись облака сигаретного дыма. Там шел мозговой штурм, а ведь я в очередной раз на этой неделе пытался бросить курить.

— Ты! — обвинительно ткнул в мою сторону Жириновский, когда я вошел. — Скажи, Сергей, что мы должны делать, когда Верховный Совет разогнали? Эти олухи ни хрена не понимают!

— Землю под собой рыть, Владимир Вольфович, — без тени сомнений сказал. — Поляна свободна. Чуть прощелкаешь челюстью, всякие босяки набегут и отожмут тему. Она же теперь ничья!

— Вот! — торжествующе взвыл Жирик. — Человек в политике всего ничего, а как тонко ситуацию чувствует! Учитесь, бездари! Сергей, ты со мной поедешь! — безапелляционно добавил Вольфович.

— Куда это? — с подозрением уставился я на него.

— На агитационном поезде! — вождь рассек воздух ладонью, словно Чапаев шашкой. — Тула, Воронеж, Ростов, Краснодар. Потом до Ставрополя и назад. Весь юг закроем одной поездкой.

— Кавказ?

— Нет, дальше не поедем. Там, хм… неспокойно сейчас.

— Я в Ставрополь не могу! — поднял руки я. — У меня э-э-э… жена родила вчера. Скоро прилетит, а меня дома нет. Скандал, развод и битая посуда! Я не поеду, Владимир Вольфович.

— Ладно, — смилостивился Жириновский. — Тогда до Лисок и назад. Знаешь, где Лиски находятся?

— Нет, — помотал я головой.

— И никто этого не знает, — хохотнул Жириновский. — А там, на минуточку, пятьдесят пять тысяч человек живет. Этот городок пару лет назад Георгиу-Деж назывался. Коммунисты, идиоты, в честь какого-то румына город назвали. Все бабки обплевались, они его фамилию выговорить не могут.

А Жирик-то прошаренный. Смотри, как хорошо знает географию.

— Ну, Зюганов туда точно не поедет, — задумался я. — Если эти Лиски хоть немного на мою Лобню похожи, то они за вас все проголосуют. У нас народ проголосует даже за жопу с ушами, лишь бы ее по телеку показывали. Так что телевизор надо выкупать. Представляете, сегодня жопа с ушами по первому каналу выступала, а завтра — вот она, прямо перед тобой, речь толкает и обещает снова колбасу по два двадцать, водку по три шестьдесят два и массовые расстрелы для услаждения взора измученного демократией населения. Не, Лиски — это стопудняк, Владимир Вольфович. Вы их тепленькими заберете, оптом.

— Ты меня все время расстраиваешь, Сергей, — тяжело вздохнул Вольфович. — Я когда с тобой общаюсь, потом хочу весь свой штаб уволить. Послезавтра в восемь утра на Курском вокзале. Не опаздывай.

Я посидел там еще немного, послушал, прокоптившись насквозь сигаретным дымом, а потом попрощался и двинул на выход. И зачем я сюда приперся? Ведь неделя минимум псу под хвост!

— Шеф, вас! — Руля протянул мне мобилу. — Говорит, соседка.

Да что за день такой сегодня странный?

— Не с Тверской, надеюсь. У меня с ней отношения как-то не очень. Слушаю! — сказал я, прижимая телефон к уху.

— Сережа! — услышал я рыдающую Зойку. — Сережа, помоги! Витька мой при смерти!

— Что случилось? — похолодел я. Сосед, хоть и побухивал, но был на редкость здоровым мужиком.

— Спирт с мужиками в гараже выпил, — прорыдала Зойка. — Один дуба дал уже, один ослеп, а Витька мой умира-а-а-ет!

— Куда, шеф? — повернулся ко мне Колян.

— В Лобню, — скрипнул я зубами в бессильной злобе. — Надо кое-кого в чувство привести.