Авторитет

Глава 19

Небольшой городок бурлил как котел, а парковка около нашей базы в кафешке дала бы фору любому автосалону. Я подтянул сюда братву из Москвы и Долгопрудного, и теперь чуть ли не сотня бойцов откровенно скучала, ожидая команды. Никто ничего не понимал, особенно Копченый, которого я тряс за грудки, как грушу.

— Что ты творишь? — орал я, а тот, хоть и был тяжелее килограмм на двадцать, только молчал и пялился на меня непонимающе. А я продолжал кричать. — Совсем берега потерял? Спишь в хомуте? Что ты вылупился, дятел? Я тебя тут поставил за порядком следить, а ты чем занимаешься?

— Так я слежу, — выдавил он.

— Чем ты следишь? — заревел я. — Жопой? Витька Зойкин того и гляди богу душу отдаст, а друга его хоронят завтра. Кто тут у тебя паленкой барыжит? Мне что, опять с Бараном перетирать и обтекать?

— Н-не знаю, — растерялся Копченый. — Вроде не было у нас такого… Я бы знал…

— Понятно, — я отпустил его и сел за стол. — Короче, так! Ни хрена ты, братан, делать не умеешь. Ни в люди тебя послать, ни дома оставить. Я тебе город поручил, а ты его просрал. Бригадиров сюда зови! Всех! И наших, и зеленоградских, и из Шарика, и долгопрудненских… Сам займусь этим делом, потому что ты, Гриша, конкретный баран, хоть и кореш мне.

С улицы, оживленно гомоня, в кафе ввалился десяток парней и уставился на меня с недоумением. Они так и не поняли, что происходит. Ну, подумаешь, отравился алкаш какой-то. С кем не бывает! Он же алкаш, туда ему и дорога. Именно эти чувства я и прочитал на лицах братвы.

— Я так понимаю, что серьезность момента доходит не до всех, — сжал я зубы, поглядывая на удивленные, и от этого еще менее интеллектуальные, чем обычно, лица. — А если быть точным, она доходит до меня одного. Так я сейчас проясню политику партии, специально для недалеких. Это, парни, наш город. Наш собственный. И Долгопрудный, и Зеленоград, и Химки. Мы за это все бились, кровь проливали, друзей хоронили… А зачем мы это делали? Ты! — ткнул я пальцем в Токаря, которого за каким-то хреном Копченый поднял на ступень выше в нашей иерархии. — Зачем мы все это делали?

— Чтобы это все наше было! — не сомневаясь ни секунды, ответил тот. Надо же, такой дебил, а проясняет иногда. Я даже не ожидал от него настолько быстрого и верного ответа. Я до этого момента думал, что он может только гоп-стопом по электричкам заниматься.

— Вот! — поднял я палец. — Чтобы было наше! А оно наше? Нет! Кто-то у нас под носом барыжит ядовитым говном, от которого люди мрут. Получается, в нашем городе кто-то работает, не платит за крышу, да еще и людей травит. Какой же это наш город? Это теперь их город, раз они тут делают что хотят. Это реальный косяк, и я за него с виновного спрошу. А теперь ноги в руки, перекрыли все дороги в город и тормозим все, что больше Жигулей. Ищем водку, любую паленку. Послать бойцов по районам, пусть трясут алкашню. Должна быть точка, где они все это купили. Не думаю, что они пузырь из Москвы привезли. Они же простые водилы из АТП. Кстати, оттуда и начните…

Гриша сидел за столом, сжимая и разжимая пудовые кулаки. Он прятал от меня глаза и кусал губы. Сам понимает, что натворил. Не держит людей в тонусе, вот они и расслабились.

— Ты самое главное понял, Григорий? — жестко посмотрел я на него. — Вижу, что не понял… Крысятничают твои. Не могут они про точку не знать. Кто-то из твоих пацанов на карман деньги берет. Может, даже с нескольких точек!

— Если так, — хмуро ответил Копченый, — я своими руками…

— Давай цех найдем сначала, — перебил его я.

Шестьдесят тысяч человек, собранных в одном месте — это, казалось бы, очень много, но только на первый взгляд. Таков любой провинциальный городок. И вроде бы на рынках и в магазинах суетятся толпы незнакомых людей, но когда ты заговоришь на улице с совершенно посторонним человеком, то обязательно найдешь с ним общих знакомых. И скорее всего, такой знакомый окажется не один. Именно поэтому уже через полдня пацаны нашли ларек, стоявший на отшибе в спальном районе. Там-то и толкали в полцены водку с криво наклеенными этикетками. Ларек закрыли, а продавца притащили на базу.

— Ну кто же так делает? — я удивленно вертел в руках пузырь, удивляясь топорной работе. — Этикетка блеклая, приклеена на ляпки! Слышь, убогий! — я повернулся к продавцу. — На заводе автоматическая линия, клей полосами наносят. Ты не знал?

— К нам алкашня голимая ходит, — хмуро ответил взъерошенный мужичонка с фингалом под левым глазом, который наливался ядреной синевой. — Им похер. Они знают, что берут. Не травятся, и ладно.

— Так они же травятся! — я пинком в грудь опрокинул его на пол. — Травятся, понимаешь? Люди мрут от вашего пойла. Один помер, один ослеп, еще один в реанимации лежит. Кстати? — я повернулся к Копченому. — Витьку лекарства привезли?

— Все привезли, босс, — хмуро кивнул тот. — Вагон целый.

— Кто главный? — я поднял взъерошенного рывком. — Имя? Фамилия? Где живет? Расскажешь сам, или мне тебя на ленты распустить?

— Я не знаю ничего! — завизжал тот. — Я обычный продавец! Я кассу сдаю, и все! Семен его зовут! Сам приезжает на точку! Не знаю фамилии! И где цех не знаю. Мне все привозят!

— В подвал его! — скомандовал я. — Если соврал, закопайте.

— Поехали, Серый, — сказал Копченый, который прямо в этот момент положил телефонную трубку. — Машину с бухлом приняли на въезде. Этого с собой возьмем, он водилу опознает.

Импровизированный бандитский блокпост стоял прямо около поста гаишного, но ни малейшего диссонанса у служителей правопорядка этот странный факт не вызывал. Напротив, они тормозили машины, а потом стыдливо отворачивались в сторону, когда крепкие парни в спортивных штанах и кожаных куртках начинали их обыскивать. А когда мой Мерседес и Гелики Китайца и Копченого, набитые братвой, остановились около неприметного «ГАЗона» с распахнутыми дверцами, милиция и вовсе решила удалиться на обед. От греха подальше.

Водила, рыжий парень лет двадцати пяти, смотрел на меня непонимающе, с животным страхом в глазах. Он уже догадался, что вляпался, но еще не понимал, насколько сильно. А удар в челюсть, который опрокинул его на землю, расставил все по своим местам. Тут с ним шутить никто не собирался.

— Он? — Копченый вытащил продавца из машины и показал на водилу.

— Он, — обреченно кивнул продавец.

— Ну, — я засунул в рот водителю пистолет и провернул его, в кровь разрывая нёбо. — Ты жить хочешь? Просто моргни! Хочешь! Я так и думал. А значит, ты сейчас садишься за руль и едешь назад, на базу. А мы поедем за тобой. Будешь вести себя хорошо, останешься жив. Попытаешься сделать глупость, умрешь. Всосал, ушлепок?

Тот затравленно замычал и заморгал глазами, не смея вытереть кровавую слюну, которая ниточкой потянулась из его рта. Он пытался прикрыть расплывающееся мокрое пятно на штанах, но тщетно. Братва загыгыкала довольно, отмечая, что их босс квалификацию еще не растерял, хоть и общается теперь со всякой козырной сволочью из телевизора. Их подопечные ссались в процессе беседы нечасто, а потому мой авторитет подрос еще на волос.

На месте мы оказались через час. Арендованный склад обнаружился на окраине Фрязино, и если бы не запуганный насмерть водила, хрен бы его нашли в мешанине безликих заборов и закрытых наглухо ворот. Экономика 90-х зачастую и начинались на таких складах, где люди прятались и от бандитов, и от милиции, и от налоговой, не понимая порой, кто из них хуже.

— Здесь, — обреченно кивнул водила, ткнув в какой-то ангар, один из множества, стоявших тут.

Территория бывшей овощебазы давным-давно сдавалась в аренду кому ни попадя, как и все в нашей стране, впрочем. Предприятия, дышавшие на ладан, были рады любой копейке. Алкогольное производство, что располагалось тут, меня не впечатлило вовсе. Ящики с пустой тарой, ящики с тарой полной, несколько двухсотлитровых бочек и какие-то канистры. Тут же стоял дощатый стол, на котором лежали кипы этикеток и банки с клеем. Один из работников прямо сейчас затравленно уставился на дула пистолетов, держа в левой руке бутылку, а в правой — кисть. Рядом на столе нашелся ящик с горой пробок и какой-то прибор, который, видимо, эти пробки должен закрывать. На этом осмотр производства был закончен.

— Эй! Вы чего! — крикнул один из троих, кого мы тут нашли. Седой мужик лет за пятьдесят, с пузиком и болезненными мешками под глазами. — Вы знаете, под кем мы?

Я этого знать не хотел, во избежание лишних осложнений, о чем ему и сказал. Это и оказался Семен, а двое чертей на складе, водила-племянник и алкаш-продавец были сотрудниками его молодого, но очень перспективного бизнеса. Тут и товара немного пока лежало, раскручивались ребята, не успели еще на крыло встать. Сырье они брали когда где. То на предприятиях, где еще оставалось литейное производство, то в Туле покупали краденый со спиртзавода. Но после недолгого раздумья от пищевого спирта они отказались и перешли на технический. Ибо дорого. Закончив короткий допрос без применения рукоприкладства (а у меня на то имелись веские основания), я озвучил решение.

— Значит, так, уроды! Слушаем приговор суда! Выпиваете при нас по пузырю своего пойла, и можете быть свободны.

— И все? — удивленно вылупились на меня подсудимые. Они еще не знали, что было в тех канистрах из последней партии. — И вы нас отпустите?

— Отвечаю, — серьезно кивнул я, убирая пистолет. Продемонстрировал, так сказать, миролюбие.

Зрелище получилось презабавным. Четверо мужиков, включая водилу, сидели за столом и, морщась, пили свою же продукцию. Сзади каждого стоял крепкий парень и следил, чтобы никто не халявил, и водку тайком не выливал. Поскольку шло это дерьмо плохо, пришлось дать им воды и пару банок кильки, что лежали в стареньком холодильнике, тарахтевшем в углу. Управились они примерно за час, но я не спешил. Пусть продукт усвоится как следует. И лишь когда подсудимых растащило, как кисель, я сказал Копченому.

— Склад закрыть! Этих уродов отсюда не выпускать. Если есть бог на небе, он их покарает.

— Да стопудово покарает, — невесело усмехнулся Гриша. — Тут же весь спирт из одной партии. Им через сутки кабзда. У меня дядька так умер.

— Эй вы! — пьяный в дым Семен встал, покачиваясь, и грозил нам кулаком. — Я самому Алексееву плачу! Он вас в порошок сотрет!

— Ч-чего? — обернулся я, наливаясь бешенством. — Главе администрации в Лобне???

— Ну, а как я еще ларек в его городе поставлю? — с пьяным недоумением посмотрел на меня незадачливый бутлегер. — А Алексеев под такими бандитами ходит, что вам пиздец! Вас просто закопают. Ык.

Вот же дерьмо! А я уже было расслабился.

— Остаешься тут, — негромко сказал я Копченому. — Не выпускай их отсюда. Если сдохнут сами, хорошо. Нас ни один следак не притянет. Сами набодяжили, сами пили, сами отравились. Концы в воду.

— А если протрезвеют? — хмуро посмотрел на меня Гриша.

— Тогда вывезешь в лес и там зароешь, — ответил я. — Если господь промахнется, мы ему придем на помощь. Кстати, чей район, где ларек стоял?

— Токаря, — хмуро засопел Копченый.

— И его там же закопаешь, — сказал я на прощание. — Он точно в теме. И если Витька умрет, ты на его Зойке женишься, понял? Дети не должны из-за твоего косяка без отца расти.

Мда… Думал, напугаю его, а черта с два. Что-то он не сильно забоялся. На обожженной физиономии Копченого появилось выражение деловитой задумчивости. Зойка баба видная, а он у нас тот еще красавец…

А я уже возвращался в Лобню, которая должна была моими заботами превратиться в крепкий тыл и оазис спокойствия. И вроде бы получалось до этого момента. Эльвира Николаевна, которая в нашем холдинге носила гордое звание «зам по хуйне», покрасила все лавки и бордюры и даже сделала так, что начал бить фонтан, который в последний раз изливал свои струи аккурат в тот момент, когда Леонида Ильича еще считали не старым маразматиком, а вполне интересным, хотя и пожилым мужчиной. То есть, в мезозое.

Мент на входе в администрацию квакнул что-то невразумительное, но узнав меня, заткнулся и сделал вид, что он фикус. Коридоры, забитые озабоченными людьми, вызвали у меня лишь брезгливую усмешку. А вот у сотрудников администрации, которые прижимались к стенам, видя меня в распахнутом пальто в сопровождении группы поддержки, занимающей весь объем помещения, на лицах появилось выражение ужаса. Они только сейчас поняли, что упорные слухи про связь главы города с бандитами — это и не слухи вовсе…

— Нельзя! Там идет совещание, — непонимающе уставилась на меня дородная тетенька, исполнявшая роль здешней секретарши. Она смотрела на меня с возмущением, ибо нет хуже преступления для истинной хранительницы начальственного кабинета, чем посетитель, врывающийся в оный без ее высочайшего дозволения. А тем более, посетитель в составе целой толпы.

— Усохни, — небрежно бросил Копченый и внимательно посмотрел на тетку. Та нервно икнула, как тот бодяжник в ангаре, и усохла. Причем, как мне показалась, по-настоящему. Она как будто даже меньше стала.

— Вы же не записаны на прием, — сказала она, видимо, по привычке и замолчала, видя, что я уже вошел в кабинет.

— Сергей Дмитриевич? — недоуменно посмотрел на меня Фельдмаршал, а в глазах его я увидел тень недовольства. Да! И как тут все запущено! Видимо, я тоже недорабатываю. Все дела! Все заботы! Ну ничего, я сейчас проведу воспитательную беседу. Я все исправлю!

Вы когда-нибудь видели, как полубог провинциального разлива, импозантный мужчина с благородной сединой и ласковой укоризной в глазах, достойной предвыборного плаката, вылетает из кресла, словно пробка из бутылки? Вот и набор замов и начальников отдела тоже такого раньше не видел. На их лицах я читал смесь ужаса, жадного любопытства и радости от осознания того, что сегодня пиздят не их.

— Я тебя, сучара, зачем сюда поставил? — Я удобно устроился на груди Фельдмаршала и занес кулак над его бледнеющим лицом.

— Ра-работать, — просипел он, а я нанес первый удар, прямо в сдобную морду.

— Правильно, — ответил я и снова поднял кулак. — А сколько я тебе разрешил зарабатывать?

— Ды… А… э-э-э… — замычал тот, водя ошалевшим взглядом по сторонам.

— Ладно, этот вопрос опустим, — я ударил его еще раз.

Не стоит рассказывать всем, что он забирает десять процентов от бюджета, из которых пять приносит мне. Такова законная доля региональных чиновников, сидящих на бюджетном бабле. Это знала прокуратура, и люди, которые откусывали по чину, считались настоящими патриотами и чуть ли не бессребреникам. Это же Подмосковье, а не какая-нибудь черноземная область, где крали статьи бюджета целиком. На федеральном уровне процент был равен двум, ну так там и суммы совсем другие.

— Знаешь, за что я тебя бью? — спросил я, а Фельдмаршал отчаянно замотал головой, разбрызгивая по сторонам кровавые сопли.

— Плохо, — огорчился я и сунул ему в рожу еще раз. — Ты одним мудакам дал зеленый свет, а они паленую водку завезли. Люди в моем городе умирают от этой водки, понял? Из-за жадности твоей, пидор гнойный, хороший мужик сейчас в реанимации лежит, вот-вот помрет. Я его с детства знаю. Еще одного закопали. Тебе мало было? Тебя назад вернуть? Туда, где ты два года назад был? Так я могу. Вкурил?

Я встал и несколько раз от души пнул его по ребрам. Пнул бы сильнее, но ботинок было жалко. Ведь триста баксов отдал. Да и Ленка расстроится, это она их выбирала.

— Ы-ы-ы… — мотал головой Фельдмаршал, получая удары по ребрам, а я наклонился к нему, поднял за галстук и прошептал на ухо. — Да ничего ты не вкурил. Я ведь тебя, крыса, больше бить не стану. Я тебе на ноги тазик с цементом надену и с моста сброшу. Попробуй только дыхнуть без моего разрешения.

— Совещание закончено, господа! — я отпустил Фельдмаршала и брезгливо вытер кровь с кулаков каким-то документом, украшенном витиеватой подписью скулящего от ужаса главы города.

Я скомкал испачканный лист и бросил его в Фельдмаршала, который так и лежал на спине, не веря, что всё это происходит с ним на самом деле. Впрочем, осознание стало появляться, потому что его начала бить мелкая дрожь, а в глазах поселился животный ужас. Он ведь прекрасно понимал, с кем имеет дело. У нас нельзя написать заявление по собственному желанию. Отсюда нет выхода. Если ты попал в структуру, ты выйдешь из нее только вперед ногами. Таковы правила, и он их знал. Фельдмаршал встал, вытер платком разбитый нос и простучал трясущейся челюстью.

— Похороним за счет города, о семьях позаботимся. Я внуками клянусь, Сергей Дмитриевич. Больше такого не повторится!

— А ведь насчет тазика никто не шутил, — серьезно посмотрел я на него. — Помни об этом, когда еще раз решишь скроить деньжат. Жизнь — она одна, Фельдмаршал. Научись ценить то, что имеешь. Я же вот научился…