Авторитет

Глава 16

Бетонная громада Белого дома давила на меня своей массой. Несмотря на начало сентября, было промозгло и сыро. Лил мелкий холодный дождик, а бабьим летом даже не пахло. Руля шёл чуть позади меня с большим зонтиком, постоянно оглядываясь по сторонам — профессиональная привычка. Я знал, что под его кожаной курткой надёжно спрятан «Макаров», так же как у и меня.

— Сергей Дмитриевич, что-то мутно тут, — вздохнул охранник, когда мы проходили мимо каких-то неопрятных мужиков в камуфляже. Они торчали у дверей и курили, поглядывая исподлобья на посетителей. Не похожи они ни на охрану, ни на депутатов.

— Спокойно, Руля. У нас обычная встреча, — ответил я, хотя внутри что-то подсказывало: ничего обычного в этот раз не будет. В воздухе висело напряжение, как перед грозой.

На проходной охранник долго вертел наши разрешения на оружие, созванивался с секретариатом. Наконец, нам дали пройти. В длинных коридорах было пусто и гулко. Только изредка попадались какие-то люди с красными повязками на рукавах, смотревшие на нас с нескрываемым подозрением.

— Бля! Сергей Дмитриевич, — Руля говорил почти шёпотом, — у них под куртками броники!

Я это видел. А еще заметил автоматы, цинки с патронами, наспех прикрытые газетами в углу холла. Но главное — я видел лица. Какая-то странная смесь исступления и страха.

Поднялись на четвертый этаж. Возле приёмной председателя стояли мешки с песком. Около них — два парня в черных беретах непонятной ведомственной принадлежности.

На нас дыхнули перегаром: — Мужики, а вы за кого?

— За Россию, — спокойно ответил я.

Правый «берет» хмыкнул: — Все мы за Россию… А если конкретнее?

— За тех, кто за Россию, — повторил я, глядя ему в глаза. Помедлив, он отступил.

В приемной было плотно. Плотно от денег. Тут их на квадрат площади собралось больше, чем где бы то ни было. Я осмотрелся по сторонам. Эти насмерть перепуганные люди были теми, кого позже назовут олигархами. Они и сейчас безумно богаты, но настоящего апогея могущества и власти достигнут лишь через несколько лет. Банкиры, начинающие нефтяники и прочие коммерсанты, успевшие откусить от сладкого пирога народной собственности. И они все до одного ощущали себя как одноногий без костыля. И вроде еще стоишь, покачиваясь, но и упасть недолго.

Люди в дорогих костюмах набились в приемную, которая от такого количества народа стала похожа на конюшню. И запах в ней стоял соответствующий — смесь запах страха, острого пота и изысканного парфюма. И только дорогие костюмы и часы стоимостью в столетний доход среднего россиянина говорили о том, что здесь собрались все деньги страны. Хотя нет, не все…

— А Борис Абрамович где? Что-то не вижу, — громко спросил я, и олигархи, вцепившиеся в свои портфели, посмотрели на меня с испугом. Видимо, я первый решился нарушить стоявшую здесь гробовую тишину.

— У него острый панкреатит, — со скорбным лицом сказала секретарь, немолодая тетка с прической «вшивый домик», как у нашей Эльвиры Николаевны. — Он практически при смерти. Лежит в ЦКБ.

— А что, так можно было? — простонал банкир Смолевич, уставившись тоскливым взглядом в потолок. — У меня ведь тоже поджелудочная барахлит.

После этого обстановка разрядилась, народ засмеялся, и в приемной начались разговоры. Банкир Сметанин горячо зашептал что-то на ухо Ходоревичу, а Фридлянд забубнил, пытаясь донести свою мысль до сидящего рядом Гусева. Тут сидело еще человек пятнадцать, в том числе и люди довольно случайные, не такие богатые, как эти. Ну а с другой стороны, кто тебя заставлял понтоваться и лепить свое ебало на все подряд — от гречки до бухла? Скромнее надо быть, тогда и доить не будут! Точнее, будут, но умеренно. Не так, как сегодня…

В целом, глядя на испуганных олигархов, я понял простую истину. Пиар на всю страну это не только хорошо, но и плохо. Сразу по нескольким направлениям. Так число попрошаек в моей приемной на Ленинском утроилось. Причем секретари и так отказывали разным фрикам, сектантам и даже чиновникам средней руки. Но как откажешь во встрече, например, академику? Или заслуженному деятелю искусств, чьи песни слушает вся страна? Рука не поднимается. А еще постоянно дергала братва из молодых. Наехать на Хлыста? Да говно вопрос, сейчас заведем его под свою крышу. Многие из молодняка хотели взлететь на воровской Олимп в одночасье и сделать себе имя, опустив того, кого считали барыгой. Копченый со Штырем не вылазили со стрелок, некоторых, особо борзых, приходилось вызывать на московский блаткомитет. А пару человек и вовсе отвезли в лес с билетом в один конец. Они оказались неизлечимы. А это все тоже благодаря пиару, в частности, появлению на телевизоре.

— Господин Смолевич, прошу вас! — со сладкой улыбкой повела рукой секретарь в сторону резной двери.

Тот встал, прожигаемый взглядами коллег по цеху, вытер пот с ранней лысины и хотел было перекреститься, но видимо, вспомнил, что не крещен и вообще, имеет гражданство Израиля. Банкир нырнул в дверь и нежно-нежно закрыл ее за собой. Дверей в таких кабинетах всегда две, и одна из них обита кожзамом и ватином. А потому за ней можно устроить оргию с толпой телок, и никто ничего в приемной не услышит. Господи, — я и сам вспотел, — лучше бы там и вправду были телки. Но не с моим везением…

Олигархи, которые всем своим видом напоминали школьную очередь на прививку, снова посмурнели и замолкли. Они тоскливо вслушивались в тишину за дверью, но, как и ожидалось, не слышали ничего. Впрочем, Смолевич вышел через пару минут, и выглядел он изрядно бледным.

— Ну что, — подскочил к нему Гусев, давний товарищ и сосед. По слухам, у них даже в Хайфе дачи рядом. — Ты дал?

— Конечно же, нет! — последовал возмущенный ответ на столь бестактный вопрос.

— Да? — не на шутку заинтересовался Гусев. — И сколько ты ему не дал?

— Я хотел не дать триста, — мрачно ответил Смолевич, — но пришлось не дать пятьсот.

— Круто, — уныло прокомментировал Гусев. — Спасибо, что предупредил. Береза, сука такая, за косарь панкреатитом заболел, пока мы тут мучаемся.

— Умный человек! Доктор наук все-таки, член-корреспондент, — вздохнули рядом. — Что ты хотел!

Да… как говорили в одном романе «пикейные жилеты» — «Береза — это голова!».

Один за другим персонажи будущего списка Форбс заходили в заветную дверь, которая мне сейчас напоминала акулью пасть. Говорят, что акулы никогда не чувствуют голода, сколько бы ни съели. В этом они очень похожи на наших чиновников. А уж на высшую номенклатуру и вовсе.

— Господин Хлыстов, вас ожидают! — вот и я удостоился самой дорогой улыбки на свете и вошел в пещеру Алладина, которая только что на моих глазах поглотила бюджет целой области.

Что меня всегда удивляло в кабинетах наших вождей, так это их закостенелое убожество. Казалось бы — двадцатый век на исходе. Уже и кровати с обдолбанными кореянками сами на крышу поднимаются, а тут все тот же тусклый полумрак, зеленое сукно стола и деревянные панели по стенам. Сука, как в гробу! Ну что за уродство⁈

— Сергей… э-э-эм… Дмитриевич!

Председатель Верховного Совета выглядел на четверочку. Серое, помятое лицо, усталый вид и круги, что залегли под глазами. Так выглядят люди, замахнувшиеся на то, что им не по плечу, и внезапно осознавшие, что отступать некуда. Потому как позади — расстрельная яма. Вот и он то и дело сцеплял в замок трясущиеся пальцы и водил по сторонам лихорадочно блестевшими глазами. Где же я такой взгляд видел? Ну точно, у Китайца я его видел, когда в очередной раз отпиздил его за кокс на кармане. Неужели и этот закинулся? Ладно, посидим, послушаем. И я сел на стул, сложив руки на коленях, как примерный мальчик из начальной школы.

— Внимательно слушаю вас!

— Для вас не секрет, Сергей, — в который раз за сегодня начал свою речь председатель, — что борьба маразма с алкоголизмом отдельно взятого человека закончилась поражением для всей нашей страны. Россия катится под откос, пенсионеры голодают, а на улицах — разгул бандитизма.

Взгляд чиновника скользнул по моим золотым часам Патек Филипп, потом перескочил на бриллиантовые запонки. Я знал, что меня будут доить, и дешевым костюмом тут не замаскируешься. Так чего тогда стесняться?

— В такой ситуации помочь здоровым силам, которые стремятся к переменам — истинный долг каждого гражданина. Вы согласны?

— Ну, в целом да, соглашусь, — уклончиво ответил я, — дела могли бы идти получше. Но мы работаем изо всех сил, взносы в бюджет неподъемные платим. Один только НДС сколько съедает! А когда налоговая приходит, платим по второму кругу. Вам ли не знать.

В кабинете повисло тягостное молчание.

— Что самое сложное в жизни, как вы думаете? — председатель посмотрел на меня мутными глазами. Наверное, на меня сейчас снова вывалят ушат пафосного бреда. Кто бы знал, как я это все не люблю. А еще, мне кажется, он и не слушал, что я только что говорил. А мы сейчас это проверим…

— Самое сложное, что видел, — признался я, глядя на него кристально-ясным взором, — это как один гражданин пытался собрать выбитые зубы сломанными руками. Та еще задачка, скажу я вам.

— Юморите, это хорошо, — без всякого выражения произнес мой собеседник. — Самое тяжелое — это идти по выбранному пути до конца. То, что делаем сейчас мы. Так вы подумали насчет нашего предложения?

Ага, не от себя просит — от народа! Понимать надо.

— А в чем оно заключается? — сделал я непонимающий вид.

— Люди со всей страны едут сюда, чтобы принять участие в священной борьбе, — с лихорадочным блеском в глазах сказал чиновник. — Нужно привезти их сюда, разместить, накормить, в конце концов… Деньги потребны для этого.

— Сколько? — спросил я.

— Ну… с учетом ваших активов, пятьсот тысяч долларов будут достаточно, — милостиво сказал он. — Вы все вернете сторицей, когда мы победим.

— Изыскивать надо, — процитировал я Диму Семицветова из известного фильма. — Сами понимаете, все средства у нас в обороте. Мы их в мешках не храним. Я вечером дам ответ. Это так неожиданно, знаете ли… А сумма очень существенная…

— До вечера, не больше, — он посмотрел на меня немигающим взглядом и взмахом руки отпустил. Как будто я халдей какой. Вот урод!

Смирив желание пробить двоечку в эту наглую харю, я вышел в приемную и бросил в сторону оставшихся загадочную фразу.

— До единицы поднял!

Я постоял, убедился, что меня услышали, и гордо удалился, наслаждаясь перекошенным лицом известного всей стране продавца воздуха под собственной фамилией. Я точно знал, что у него таких денег нет. Понты у него вместо денег и толпы обманутых партнеров.

Вечер я встречал в казино, занимаясь тем, чего не любил больше всего — наживал новых врагов. Почему-то, когда к тебе приходит успех, множество людей совершенно искренне считает, что именно ты должен решить все их проблемы. Особенно это касается дальних родственников, соседей и уже их дальних родственников. Слава богу, родни у меня не было, а из соседей — одна Зойка, а то бы я с ума сошел. И если попов (всех, кроме отца Сильвестра) и назойливых представителей расплодившихся благотворительных фондов отсеивала охрана на входе, то со знакомыми бандитами, коммерсантами и чиновниками было куда сложнее. Они имели прямой доступ к моему многострадальному мозгу и ебали его без остановки.

Сегодня пятница, а потому я решил скрыться от людей… где бы вы думали? В самой толчее зала казино. А где же еще? Ну кто в здравом уме будет обсуждать важные вопросы в таком месте? Я был доволен своей смекалкой и отдыхал, наслаждаясь одиночеством. Зал полон народу, фишки шелестят на столах, а дорогие, очень дорогие и невероятно дорогие московские бляди, зачем-то притворяющиеся светскими дамами и певицами, восторженно визжали, когда шарик останавливался на красном. Но тут ко мне подбежала Люба с моим же мобильником, который я, ввиду его тяжести, ей оставил. И она все испортила.

— Сергей Дмитриевич! — Любка смотрела на меня с детским испугом, прямо как вчера. — Вас! Председатель Верховного Совета! Лично звонит.

На нас начали оборачиваться. Соседний крупье даже игру остановил. Надо будем сказать Карасю, чтобы штраф ему влепил. Крупье — он как робот должен быть.

— Скажи, что меня нет, — поморщился я, и без нее прекрасно понимая, кто это мне наяривает на ночь глядя. — Ответь, что не знаешь, где я. Хотя нет, не так! Скажи, что я в бане, пьяный, и с толпой блядей, таких же, как у них в Белом доме. А самому пусть обязательно передадут, что идет он на хуй! Вот так и скажи, слово в слово.

Во всем зале установилась гробовая тишина, и даже остановившийся шарик рулетки уже никого не интересовал. Все уставились на меня. Кто-то с недоумением, а кто-то с веселым восторгом и завистью.

— Что??? — Любка смотрела на меня так, как будто у нее остановилась сердце. — Но я не могу… Он же сам у телефона…

— Хлыстов у аппарата, — я вырвал у нее трубку. — Ты что, все слышал? Да и хер с тобой. Понял, куда тебе пойти? Н-а х-у-й! — отчетливо повторил я. — В жопу себе свои угрозы забей, чертило. В ауле у себя козами командуй. Ишь, понаехали!

И я нажал «отбой», ощущая, как ухнуло мое сердце куда-то в пятки и как сгустился воздух в зале. На меня теперь смотрели с ужасом, как на покойника. Хотя нет, не все. Кое-кто смотрел с уважением и затаенным страхом, словно не узнавая. Любка и вовсе упала в обморок, прямо на руки какому-то немцу, который, не скрывая восторга, облапил жадными пальцами ее роскошные телеса. Наш администратор, вращаясь в высших кругах молодой российской демократии, прекрасно поняла, что я только что сделал, и чем мне это грозит. А заодно и всем сотрудникам. И она потеряла сознание от ужаса.

— Всем шампанского! — крикнул я на весь зал. — Вы что, господа, никогда не ставили на зеро? Попробуйте, вам понравится! Сегодня казино удваивает выигрыш. Один к семидесяти, если шарик в первый розыгрыш упадет туда! Удачи в игре!

И я вышел, с сожалением глядя на бледного, словно полотно Боба Дональдовича. Не привык еще американец к широте русской души. И к запросам наших баб он тоже не привык. Ну ничего, утром поймет, когда кассу посчитает. Да сейчас же половина здешних шалав (читай — светских львиц, дизайнеров и певиц ртом), окинет своих спутников оценивающим взглядом, в котором те прочтут несложную мысль: а настоящий ли ты мужик? А способен ли ты поставить на зеро так же, как Серега Хлыст прямо сейчас? Если не бизнес и жизнь, то хотя бы деньги. И они поставят. А я вас уверяю, зеро в рулетке выпадает исключительно редко. Особенно если крупье давно работает на своем месте.

Я вышел на улицу и закурил на промозглом ветру, с десятого раза пытаясь добыть огонь из зажигалки. У меня ничего не вышло, и это сделал Руля, который, совершив благое дело, стоял около меня и держал в одной руке зонтик, а в другой — мою мобилу. И не успел я втянуть в себя вторую сигарету, как она зазвонила опять.

— У аппарата, — хмуро ответил я. Не знаю, кто мне сейчас набрал. Наверное, гробовщик, чтобы уточнить мерку.

— Ну ты даешь, Сережа! — услышал я на том конце провода веселый голос Гирша. — Мне уже человек пять позвонили. Ну ты и учудил. Знаешь, слухи ходят, что ты парень отчаянный, но, как оказалось, я тебя серьезно недооценивал… Ты бы знал, как хохотал Борис Николаевич! Я давно такого не видел.

— Он что, знает? — я приоткрыл рот, и проклятая сигарета упала в лужу и обиженно там зашипела. — Но как?

— Да вся Москва уже знает, — коротко хохотнул Гирш. — Ты бы в Сургут на пару недель уехал, что ли. Или на морское дно нырнул. Шутник этакий… — и в трубке пошли короткие гудки. Это он отключился.

Я стоял и думал. И вроде знаю, чем эта история закончится, а все равно страшно до ужаса. Скорее всего, они решат со мной потом разобраться, после всего… Но что им стоит пару автоматчиков прислать к подъезду. Сейчас ведь всем на все насрать будет. Кровушка рекой польется. Свалю-ка я, пожалуй, из города. Но не в Сургут, это слишком предсказуемо, а куда-нибудь еще… А вот куда? Придумал!