Да, не зря эту Думу называли самой веселой. А еще она была самой молодой. Патриарху отечественной политики, старейшему из депутатов, было всего шестьдесят восемь. Гергий Лукава, который открывал первое заседание, имел степень доктора наук, как и многие здесь. Да, эта Дума была еще и самой умной из всех. Тут каждый десятый или профессор, или академик. Ну, или бандит, как я, или проходимец, как Мавроди, который придет позже, на место убитого депутата-коммерсанта Айдзердиса.
Сборище очень разных и зачастую совершенно случайных людей могло породить на первых порах только скандалы и склоки. И оно их породило. Откровенные горлопаны и клоуны, прорвавшиеся на Олимп власти, изо всех сил создавали шумиху вокруг своего имени, пытаясь потом монетизировать узнаваемость собственной морды. Получалось далеко не у всех. Гениев пиара, подобных Жириновскому, в Думе не наблюдалось и близко. По сравнению с ним все они казались мелкими и убогими полудурками. Хотя, возможно, дело было в том, что Владимир Вольфович лишь исполнял на публику, а они нет. Именно поэтому вся эта свора бросалась на трибуну, когда он что-то вещал с нее. И тогда я и еще пара депутатов-спортсменов, которых взяли в Думу именно для этой цели, заслоняли телами Вождя, пока он не договорит. Мутная волна из коммунистов и демократов, в лютой зависти к чужому успеху объединившихся против победителя, накатывала и отходила, зализывая раны. Мы их не били — с балконов нас снимали камеры телевизионщиков, но когда никто не видел, могли ткнуть чувствительно в пропитую комсомольскую печень, и этого хватало, чтобы малость умерить политический пыл. А иногда у трибуны сталкивались непримиримые оппоненты — Николай Лысенко и священник Глеб Якунин. Тогда с одной стороны шли увещевания, а с другой — неизменные попытки сорвать крест с груди. В общем, я там душой отдыхал, расценивая происходящее как бесконечное цирковое представление, которое лишь иногда прерывал унылый бубнеж какого-нибудь по-настоящему умного душнилы. Впрочем, весело было не всегда. Случались и дерьмовые деньки. Как этот вот…
— Сергей Дмитриевич, вас!
Руля, носитель моей неподъемной мобилы, прошел через толпу испуганно шарахавшихся депутатов, как линкор сквозь стайку рыбацких лодок. Тут почти все едва доставали ему до плеча, а лицо ожившего покойника и шрам, пересекающий висок, лишь придавали ему дополнительное очарование. Сукой буду, я его в кино пристрою! Он у меня еще Голливуд покорит. Такая фактура напрасно пропадает!
— Кто? — недовольно спросил я, потому что никаких срочных дел не намечалось.
— Елена Геннадьевна, — ответил Руля, и я выхватил у него трубку.
— Сережа! — в ее голосе чувствовался испуг. — Я в магазине. Тут какие-то люди! Они про крышу говорят. Мне страшно…
— Десять минут! — рыкнул я в трубку. — Ничего не делай, ничего не говори. Просто дождись меня!
— В Столешников! — скомандовал я и почти что побежал к лифту, закипая, как электрический чайник.
До места ехать минут двадцать, но Колян врубил мигалку и погнал со всей дури, распугивая машины, который испуганно прыскали в стороны от несущегося на всех парах огромного Мерса. Показался Ленкин магазин. Он еще не открылся, потому что турки заканчивают ремонт, и сюда только-только завозят товар. А вот и гости. Джип Гранд Чероки с покоцанным бампером наехал на бордюр, а за его рулем скучал незнакомый паренек не самого интеллигентного вида.
— Стволы приготовить! — сказал я Руле и Коляну. — Без команды не гасить. Только в крайнем случае!
— Ты, чертила! — постучал я пистолетом в окно. — Вылезай, с нами пойдешь. Дернешься, завалю на месте.
— Вы кто такие, парни? — напрягся водитель.
— Я Хлыст, а это близкие мои.
— Бля… — расстроился тот. — Во попали, в натуре! Ну пошли, я дергаться не буду, братан. Я за вас слышал. Говорил я ему, что надо точку сначала пробить насчет крыши…
Кому «ему», я слушать не стал и ворвался в Ленкин кабинет, вместо здрасьте выбив зубы рукоятью пистолета первому, кого увидел. Тут их было трое. Двоих приняли Руля и Колян, поставив их на колени, а третьего я выдернул из кресла, где он вальяжно курил, ожидая некоего Сережу.
— Ты! — у сел ему на грудь и начал молотить по лицу. — Сука! Как! Ты! Посмел! Ты! Кто! Такой! Это! Мой! Магазин! Это! Моя! Женщина! Если! Ты! Ее! Хоть! Пальцем! Тронул! Я! Тебя! В бетон!
Поскольку каждое слово сопровождалось ударом в грызло, то последнюю фразу коллега по нелегкому ремеслу уже не услышал и отрубился. Двое других стояли на коленях, с ужасом глядя на своего старшего. Тот, которого я ударил рукоятью, лишь глотал набегающую слюну с кровью и тоскливо разглядывал собственные зубы, раскатившиеся по полу прихотливой россыпью.
— Вы кто такие? — спросил я.
— Мосфильмовские, — хмуро ответил тот, у кого речевой аппарат был пока еще не поврежден.
— А это кто? — ткнул я в бездыханное тело. Пригляделся. А знакомая заточка! — Артист, что ли?
— Он, — кивнул парень.
— Ленок! — я повернулся к своей светлой половине, которая была бледна, но удивительно спокойна. Лишь уставилась расширившимися зрачками на разметавшееся по полу тело.
— Что? — она с трудом перевела глаза на меня.
— Ты фильмы «Кортик» и «Бронзовая Птица» смотрела?
— Да, — она непонимающе уставилась на меня. — Раз десять, наверное.
— Пионер Миша Поляков, собственной персоной, — картинно взмахнул я рукой, показывая на мычащую отбивную у своих ног. — Он же Сергей Шевкуненко, исполнитель главной роли. Слышал про него от воров. Он пошел по кривой дорожке и теперь носит погоняло Артист. Работает… Не помню я, где он свои ларьки стрижет. Мелкий жулик, в общем. Эй! Животное! — я встряхнул его, подняв за грудки. — Тебе кто разрешал из своей жопы вылезти? Ты с какого перепуга в центр поперся? Тебе жить надоело?
— Думал, раз новый магазин, то ничей еще, — просипел тот. — Хотел крышу повесить. Прости, Хлыст, я не знал, что это твой магазин! Эта метелка меня в блуд ввела. Сережа и Сережа какой-то! Сказала бы сразу, что это ты, и я бы ушел. Мне проблемы не нужны.
— Ну, раз она твое кино смотрела, то живи, — я пнул Артиста напоследок. — Если услышу, что ваши рожи рядом с моими точками проявились, даже пожалеть не успеете. Проваливайте отсюда, ушлепки. Везите этого в травматологию. Ну а потом в стоматологию.
Двое подручных Артиста подняли шефа, закинули его руки на себя. Бля… теперь отмывать кабинет от крови.
— И это, Артист!
Троица испуганно обернулась.
— Уходи из бандитов. Не твое это. Сгинешь ни за что.
Они вышли из кабинета, провожаемые стволами Рули и Коляна, а я расстроенно оглядел себя в зеркале. Белоснежная рубашка вся в красных пятнах. Да и костюм, наверное, тоже… Правда, он темный, не так заметно. Ленка подошла сзади, обняла и прижалась щекой к спине.
— Прости, я так испугалась. Тебе очень больно? У тебя руки в крови.
— Вот черт, — расстроился я, разглядывая разбитые кулаки. — А у меня вечером встреча с министром иностранных дел. Вот как я пойду в таком виде?
— Я сейчас принесу, — встрепенулась Ленка. — И рубашка есть на тебя, и костюм. Поедешь в новом. А это мы приведем в порядок.
— Пластырь есть? — спросил я.
— Найдем, — кивнула Ленка и убежала, оставив меня в каком-то раздрае. Вот не видел ее, и не так тяжело было. А сейчас…
— Как Маша? — как можно нейтральней спросил я, когда она промыла мне руки перекисью и залепила костяшки бактерицидным пластырем.
— Скучает по папе, — точно таким же тоном ответила мне Ленка. — Спрашивает, почему он не приходит. Может, папа ее не любит?
Ну раз шутит, значит, не все так плохо.
— А ты моей дочери не рассказала, что выгнала папу из дома? — спросил я.
— Я его давно простила, — ответила Лена, — хотя он даже не извинился.
— Я тебе этот магазин подарил! — схватился я за голову. — Ремонт оплатил! Товарный запас! Что тебе еще надо?
— Цветов на пожарной машине, — лукаво усмехнулась она. — И тогда блинчики с джемом тебя ждут.
— Я не могу на пожарной машине, — шепнул я ей в ухо. — Я же депутат…
— Тогда просто цветы, — ответила она. — Мы ждем тебя, Сережа.
— Я, наверное, сойду с тобой с ума! — честно признался я ей, утопая в бездонной синеве ее глаз..
— А может быть, наоборот, со мной ты становишься нормальным?
На этот вопрос у меня ответа не нашлось, а заседание бюджетного комитета и впрямь начнется вот-вот. И туда опаздывать никак нельзя.
Министра иностранных дел Российской Федерации можно было охарактеризовать одной фразой: интеллигентная гнида. Козырев был из тех, кто называет кошку на Вы, но спокойно продает ее живодерам на воротник. Конченая тварь, в общем. Я с ним даже в одном помещении находиться не мог, но держался, вспоминая заветы вождя, который запретил мне пиздить политических оппонентов.
Встречался я с гнидой не один — Йосик подогнал мне в бюджетный комитет двух своих дальних родственников. Одного лысого очкарика звали Аркадий Самуилович Бройдо. Было ему 52 года, и он окончил Ленинградский государственный университет, факультет экономики. Позже прошёл аспирантуру по международным финансам, а потом всю жизнь проработал в союзном Минфине. В конце 80-х он уехал в Израиль, но что-то у него там не сложилось, и он вернулся. Второй очкарик, правда, уже с седоватыми волосами, отзывался на имя Моисей Абрамович. Фамилию он носил Голдман, и он был выпускником факультета прикладной математики МГУ. А еще известным шахматистом, победителем разных соревнований. Именно Моисей Абрамович окомпьючивал Минфин, где работал Бройдо. И он тоже очень хорошо разбирался в государственных финансах.
— Никак, ну совершенно никак, мы не можем выделить в этом и следующем году означенные средства МИДу.
Мы сходу завалили грустного Козырева нашими расчетами. Из них следовало, что бюджету приходит окончательный кирдык, и мы просто вынуждены резать расходы везде, где только можно. В том числе и в Министерстве иностранных дел.
— Надо закрывать посольства! Хотя бы во второстепенных странах, — с грустной миной вещал Голдман.
Ему поддакивал Бройдо.
— Насчет торгпредств уже есть список на сокращение. Вот, ознакомьтесь.
Козырев не сдавался без боя:
— К нам же приезжает миссия МВФ! Совсем скоро дадут новые кредиты.
То-то я смотрю, Гирш пропал из казино. Готовится встречать боссов…
— Увы, мы пока не соответствуем нормативам фонда, — Иосиф Самуилович был непреклонен. — И эти еще неполученные кредиты мы уже заложили в бюджет. Даже с ними дефицит зашкаливает. Давайте решать, что резать. Фонд оплаты труда? Хорошо бы еще отказаться от зарубежных посольских дач и вилл. На их содержание безумные деньги идут.
Министр скорчил плаксивую рожу, посмотрел на меня:
— Сергей Дмитриевич! Режьте расходы министерства обороны! Там конь не валялся!
— Андрей Владимирович! Я и сам не в восторге от всего этого. Но вы же согласны, что жить надо по средствам? Недавно и президент говорил об этом.
Я потрогал в кармане пиджака обещанную медаль, которую мне сегодня перед заседанием комитета вручил Жириновский. Получается, я теперь орденоносец? Интересно, если что, в суде будет скощуха? Вроде бы государственные награды помогают уменьшить срок… Надо будет у Ладвы осторожно узнать. Блядь, какая хрень в башку лезет. Не к добру это!
— Неужели нельзя что-то придумать⁈ — Козырев продолжал ныть.
Я тяжело вздохнул, посмотрел в потолок. Как же хотелось втащить по этой противной морде. Просто сил нет! Но я крепился. Партийная дисциплина, желание отжать кое-что нужное и чувство самосохранения удерживали меня от опрометчивых шагов.
— Допустим, мы можем переиграть с вами в плане дач. Но и вы пойдите нам навстречу.
Козырев подобрался:
— Я готов! Что нужно?
— Дом приемов МИДа.
Недавно в центре Москвы мы с Колей попали в небольшую пробку на Спиридоновке. Я бросил взгляд в окно машины и обалдел. Справа от меня стояло величественное здание с огромными арочными окнами и колоннами. Настоящая старорусская усадьба с лепниной, парком, в котором я смог разглядеть аллеи, цветочные клумбы и даже фонтан! Если его красиво подсветить, — подумал тогда я, — получится просто конфетка! Лучшего места для головного офиса моего холдинга и придумать невозможно. Йосик и Ко мне уже всю плешь проели, что нужна классная штаб-квартира. Я даже подумал сначала, не начать ли строить собственный небоскреб. Но по финансам это было неподъемно. Так что единственный вариант — отжать что-нибудь ценное. И это «ценное» мне само бросилось в глаза на Спиридоновке.
— А что с Домом приемов? — удивился Козырев.
— Его нужно приватизировать. И доходы пустить в бюджет.
Министр сморщился. Отдавать особняк Морозовых ему не хотелось. Жаба душила.
— Или мы режем посольские дачи, — пожал плечами я. — Выбирайте.
Козырев с шумом выдохнул:
— Хорошо, я завтра внесу предложение в правительство.
Я мысленно потер руки. Договориться с Гохом, который после знаменитого заплыва получил кличку «утопленник», мне будет нетрудно. Один раз он уже помог с СНК. Поможет и с Домом приемов, такса чиновника мне была известна.
Блинчики в то утро были волшебны, как неописуемо жаркой стала ночь с Леной. Я просто насытиться не мог ей, да и она не отставала, разодрав меня ногтями в кровь. Что-то я раньше такой прыти не замечал за ней. То ли после родов изменилась, то ли просто соскучилась. В любом случае я был на седьмом небе, хлебая чай на кухне в квартире на Тверской. Моя дочь лежала рядом в каталке на колесиках, которую предусмотрительная теща прикупила в Штатах. Маша сидеть еще не могла, но пыталась вовсю. А пока не получалось, грызла увлеченно пустышку и посматривала на меня не без интереса, словно изучая. Я тоже смотрел на нее во все глаза, протягивая ей указательный палец, который она крепко обхватывала крошечным кулачком и улыбалась довольная. У меня еще никогда не было такого утра. Сколько помню себя, я был один, окруженный непроницаемой стеной, за которую не было ходу никому. И даже жизнь с мамой не в счет. Она закончилась так давно, что и не вспомнить. А тут я внезапно отец семейства, а не волк-одиночка. И рядом со мной два родных человека. И это было крайне непривычно и странно. Не могу сказать, что меня все это приводило в неописуемый восторг. Вовсе нет. Просто необычно. Я никогда не любил маленьких детей и не знал, как с ними себя вести. Наверное, с ними надо играть и ходить гулять… Кстати, а куда ходят с маленькими девочками? В парк? Да, наверное, туда. Под кем там у нас парк Горького? Может, прикрутить? Сейчас страна активно распродается, наверняка если можно не весь объект, но хотя бы часть себе забрать…
Видимо, тот, кто сидит высоко над нами и держит весы судьбы, достаточно счастья отмерил мне на сегодня. В дверь резко, требовательно позвонили, разом прервав сладкие мечты о качелях и каруселях. Так не звонят, когда ты выиграл в лотерею. Так звонят, когда внезапно приходит арктический пушной зверек. Я на всякий случай достал пистолет, засунул за ремень сзади.
— Шеф! — на пороге стоял бледный Колян. — Беда!
Из кухни выглянула встревоженная Лена. Я сделал шаг назад, закрыл межкомнатную дверь. Пришлось даже нажать — Лужина сильно хотела погреть уши.
— Говори.
— Не могли дозвониться до вас…. Ночью Штыря взяли в Лобне. Сегодня утром арестовали Карася, Китайца и Копченого. Гриша выпрыгнул из окна квартиры в сугроб, пытался убежать, но его догнали. Всех в Бутырку увезли.
Тут я выпал в полный осадок. Мысли разбежались, словно тараканы при включенном свете на кухне Зойки.
— А кто забирал?
— Московский РУБОП.
На лестничной клетке раздался топот. Я взялся за пистолет за спиной, снял его с предохранителя. Колян тоже напрягся.
На этаж зашли сразу трое мужчин в дубленках и двое милиционеров в форменных шинелях. Вперед вышел высокий усач, в котором я опознал полковника Иваненко, который организовывал последний налет на Геопром. Собственно, он меня и допрашивал.
— Николай Воскобойников? — обратился он почему-то к моему водителю.
— Да.
— Вы задержаны. Берите его.
Милиционеры сразу начали крутить руки Коляну. Тот не сопротивлялся — лишь с надеждой на меня смотрел.
— Что происходит? — я отпустил пистолет за поясом, прикрикнул на Лену, которая опять высунулась из кухни. — Закрой дверь!
— Происходит арест особо опасных членов банды некоего Хлыста, — плотоядно улыбнулся мне Иваненко. — Не знаете такого?
— Не знаю. Зато знаю, что у меня депутатская неприкосновенность!
— Это мне известно. Но у Карасева, Пака и других ее же нет?
Полковник мне подмигнул и кивнул сотрудникам:
— Уводите Воскобойникова. Оформляйте его и сразу в пресс-хату! В Бутырке я договорился.
Он же, сука, для меня это говорит!
— А вас, господин Хлыстов, прошу приехать завтра в 10 утра к нам на дачу показаний.
— Колян! Я вас вытащу! Слышишь?
Водителю сзади застегнули наручники, заломили руки, а потом в позе пьющего оленя повели вниз. Вот ведь дерьмо!
Конец 3 тома. Начало 4 тома уже на АТ! Клац https://author.today/work/400528