Бармалей и Снегурочка

Глава 14. Все пропало

На Мерлом поле, невидимый за елками, догорал большой каменный дом. Зарево от несильного пожара, поскольку гореть в общем-то было нечему, пустило светло-розовую строчку в небо, потом к ней еще несколько бликов добавилось. И как-то так они сумели за небосклон зацепиться, и стали карабкаться выше и выше. Получился, ни дать ни взять, ранний-ранний рассвет, новорожденный, который сам себя еще с трудом сознает, – только гукает и розовые пузыри пускает. И даже луна, побледнев ликом, откатилась на самый край купола, уступая несмелой заре подиум и внимание заждавшегося ее мира.

– Не пойму, светает, что ли? – повертев головой, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Бармалей. – Звезд не видно.

В ответ на скрытый призыв обратить внимание, все присутствовавшие при небесной трансформации тоже вскинулись и стали озираться.

– А, ведь, и верно, – согласился леший, – никак, утро занялось. Надо же!

– Это значит, что? – спросил Гредень, назидательно выставив перед собой палец. И еще покачал им потом, изрекая правильный ответ на свой вопрос. – А это значит, что дело мы только что сделали важное, чем и подтолкнули время в нужную, в правильную сторону.

– Это, мряу, действительно хорошо, – срезонировал Баюн. – Неплохо, я бы сказал. Но что нам теперь делать? Куда дальше толкать время будем?

– А дальше... – начал излагать свой план Борис, но его торопливо перебил все тот же Гредень.

– Дальше нам придется разделиться.

– В смысле? – удивился Бармалей. – Вы хотите взять все дальнейшее на себя?

– Нет-нет, – Гредень вдруг смутился, должно быть, от непонятливости Бориса. – Не совсем так. На данном этапе нам с Волатом лучше вернуться домой. Отойти, так сказать, на исходную позицию.

– А че я? – вдруг обиделся Волат. – Че я? Я как раз могу...

– Ну, что ты можешь, горе мое? Ты себя видел? Ты не человек, ты гора! Теперь к дому Мороза Ивановича надо скрытно, то есть, тайно подобраться, чтобы никто ничего не заметил. А с тобой, что за скрытность? Никакой скрытности! Ты когда ползешь, и то дорогу новую прокладываешь. Тебе стоит ногой двинуть, и все тут же будут знать, куда ты собрался. У Карачуна знаешь, сколько глаз повсюду? О! Полным-полно, я тебе доложу. И волки, и медведи-шатуны, и воронье, и ветра залетные-перелетные. Короче, выведывание, вынюхивание и выпытывание поставлены на широкую ногу, сбор разведданных идет постоянно, все у него под контролем.

– Да ну!

– Я тебе говорю! Так что, нам с тобой к Карачуну пока лучше не соваться. Мы с тобой, мой друг, потом, когда назреет, выступим да на подмогу придем. А пока вот эту штуку кудесную... Дай-ка. – Берендей осторожно, но решительно отобрал у Бармалея мароту, которую тот так все и прижимал к себе. – Эту штуку надо покуда надежно укрыть, чтобы в руки Карачуну не попала. Иначе беда может приключиться, ежели он, к примеру, палицу эту в огонь бросит. А ведь в ней вся суть Мороза Ивановича заключена. Нет-нет, никак нельзя, чтобы это берендейство к Злозвону попало.

Все затихли, прислушиваясь и переживая слова кудесника. И, будто откликаясь на них, глаза берендейки полыхнули яростным пламенем.

– Ух! – воскликнул Бармалей. – Ты смотри, что делается! Похоже, Гредень, что осерчал на тебя Дед Иванович крепко.

– Еще бы, мряу! Такая подлянка!

Кот Баюн сидел на снегу, как король на именинах, развалившись, сплетя лапы по-турецки и откинувшись спиной на склонившуюся до самой земли густую еловую ветку. Настроение его немного улучшилось, но еще не до конца. Потому, был он в словах своих не зол уже, но ироничен и порой язвителен. Преимущественно к берендею, что понятно.

– Я же не хотел! – вновь завел свою покаянную песню Гредень. Никто ему не верил, не сочувствовал, ай, ай!

– Так, может, нам сразу, уф, с Мороза Ивановича и начать? – спросил леший. – Освободим его, тогда и со Злозвоном легче будет справляться!

– Было бы неплохо! Но для начала надо найти, где его Карачун укрывает. Ведь не дома же? Мне кажется, что спрятал он его где-то в закромах своих ледяных. Возможно, место то сыскать непросто будет. А забраться туда, я думаю, еще сложней, чем в банк.

– В банку, мряу, мы не полезем.

– Снегурка, может, что нам подскажет... Я вот, думаю... А не мог он его, стынь-полынь, вообще, того? Навсегда жизни лишить? Он мог. Долго собирался, и вдруг дорвался. Мог.

– Ну, нет, леший, не выдумывай! Такой власти у черного нет. В полон взять, это одно, а вот изничтожить – совсем другое. Никто ему такого не позволит, чтоб равновесие опрокинуть. Нет.

– Однако же, мряв, посох волшебный Мороза Ивановича, где? У Каррррачуна. Мамаша Фи сказывала, что в рруках у него теперь двойная сила холода. О как! Он, ежели захочет, может всех, весь мир может до смерти заморрозить.

– Тем более! Осторожность нужна. Сначала все разузнаем, а потом уже думать будем, что можно сделать, да как к Владыке Зимнего Солнцеворота подобраться.

– И как у него, темного, посох Мороза Ивановича изъять!

– Именно.

– Что ж, на том и порешим, – подвел черту Бармалей. – Вы – как хотите, а я – как знаю. Мне все равно нигде не отсидеться, да и не за этим я в Волшебный лес пришел, чтобы отсиживаться. Я Снегурку вызволять пришел, туда мне и дорога.

– Ну, ты, парень, не раскисай прежде времени? – успокоил его Андрейко. – Мы с Лютиком с тобой идем. Так, кот? Потому что это правильно, прежде всего. Опять же, нас на это и Хозяйка благословила.

– Веррно! – поддержал мохноногого Кот Баюн.

– Так и мы же с вами! – заверил их Гредень, с сожалением в голосе и прижимая берендейку к груди. – Но не сразу, мы чуток попозже подтянемся. А покуда, мысленно с вами.

– Конечно! – как бы ни к кому не обращаясь, высказался Баюн. – Норрмальные герои всегда идут в обход! И никуда не торропятся! А куда им торопиться? Некуда! Везде успеют.

– Да ладно тебе, – сказал Гредень примирительно, он явно не желал ввязываться в словесную перепалку. – Сказано же, мы придём – когда в окно ударит вьюга. Ждем от вас добрых известий и прочих знаков внимания. А нам пока надо еще в берлоге прибраться. Из-за кого она нынче в таком состоянии? А? То-то!

– Ладно, ладно... – сказал кот беззлобно. – Иди, лечись. Смотрри только, опять не обделайся...

Волат сорвал с головы шапку и прижал ее к груди, всем видом показывая, как он сожалеет, и как не хочется ему оставлять трех героев одних перед неизбежной схваткой с Карачуном. Ведь он могучан, магут, герой по своей сути, для него на подвиг идти, как на работу, как пахарю поле пахать. Если не он, то кто? Однако приходится бросать их одних, и в самый судьбоносный момент. Но, видимо, что-то связывало его с Греднем более сильное, чем желание и стремление следовать своему предназначению. Чему до поры до времени не мог он противиться. Эх!

– Ну, прощавайте, – сказал кудесник.

– Не поминайти лихом! – вторил ему великан. Он осторожно посадил берендея себе на плечо и, повернувшись, в три шага скрылся за елками. Какое-то время еще слышался шум осыпавшегося с веток снега, но скоро все стихло.

Тишина в лесу волшебном установилась настороженная, хрупкая, как первый ледок, который только и ждет, когда на него наступят, чтобы треснуть. А утро в лесу расцветало тревожное, не сулившее скорой и неизбежной радости днем.

– Что, пойдем и мы? – спросил приятелей Бармалей. – Только куда? Можем по дороге подумать...

– Что тут думать? – возразил Баюн. – Я знаю! Пойдем к проруби, где Снегурка воду берет, там и станем ее дожидаться. Ведаешь, где это, Леший?

– Там рядом только Черное озеро имеется, а больше негде. Прежде они всегда из него воду брали.

– Вот и веди туда! На Черное!

Долго ли, коротко ли шли они, однако как-то пришли. Пока добирались, незаметно и очень скоро рассвет и утренние сумерки сменились быстрой вечерней зарей и другими сумерками. На небо снова выкатилась луна и посеребрила все холодным неживым сиянием. Бармалей заметил, что звезд на небе вновь не было.

– Ишь, – задрав голову, кивнул в сторону луны Андрейко, – владыка зимнего солнца никак не дает дневному светилу разгуляться. Прячет Ярилу от нас, потому что власть такую имеет.

– Потому что натура у него вредная. Ничего, – мстительно пообещал кот, – за все темный ответит. Солнышко засияет, а он огребет за все, что заработал.

– Для этого еще надо потрудиться, – сказал Бармалей. – Где тут ваше озеро?

– Там, стынь-сарынь, дальше. Вон в той стороне, за деревьями. А ты чего вздыхаешь?

– Не знаю. Честно говоря, что-то мне немного ссыкотно стало...

– Отчего это? Злозвона убоялся? Это понятно. Это бывает. Пройдет. Скажи только: сгинь-шпынь – и пройдет!

– Нет-нет! Карачун здесь не при чем. Я встречи со Снегуркой очкую. А вдруг она не захочет со мной разговаривать? Вообще видеть меня не пожелает? Скажет: чего, мол, он притащился? Я его не звала! Видеть, скажет, его не желаю! Что тогда?

– Ну, парень, – вмешался кот, – похоже, что ты даже на морозе умудрился перегреться. У тебя жар! Такую чушь несешь. Или же тебя в детстве недолюбили, что ты теперь всего боишься?

– Есть такое дело, – согласился Бармалей. – Я рано потерял родителей.

– Мы своих и не знали никогда, – протянул грустно Андрейко.

– Ой, прости! я же не знал! – запричитал Баюн. – Да я же просто так сказал! Для красного словца!

– Тем не менее, угадал.

– Прости, брат Бармалей. Я не хотел тебя огорчать, правда. Наоборот, хотел взбодрить и простимулировать. А как та беда произошла? Ну, с твоими родителями?

– Автомобильная авария. Почти ровно пять лет назад. Я тоже в машине был с родителями. Кто-то выскочил на дорогу, машину занесло и кинуло на дерево. Мне ничего, а родители... Я их больше живыми не видел.

– Так-так, мряу.

– Погоди, Котофеич, ты что-то про то дело знаешь?

– Знать, мрряу, не знаю, но, помнится, слухи тогда доходили странные. Что, мол, появился в Берендейске молодец, который сможет со временем лишит Карачуна силы. Тот тогда черней тучи ходил, свирепствовал тоже, морозы ломовские наводил. Потом прропал куда-то. Потом вновь объявился, но уже веселей был. А после он чуть не до конца зимы какую-то ррадость с Горрынычем обмывал. Я почему знаю – мне матушка Фи наказала за темным приглядывать, вот я в меру сил и приглядывал. Так что, вполне возможно, твоя беда, молодец, была не случайна. Но тогда это означает, что ты и есть тот самый богатырь, который лишит темного властелина силы и власти. Тогда ты уцелел, а теперь пришел за своим.

– Я готов! – вскричал Бармалей, вскакивая на ноги. – Я с ним, со Злозвоном, уже бился однажды, и еще пойду! Прямо сейчас!

– Стоп! Стоп! Стоп! – твердой рукой остановил его леший. – Никто никуда не идет. Особенно ты.

– Почему?

– Подумай сам. Смелость штука хорошая, вообще, но безрассудная смелость никуда не годится. Потому что нечего, сдунь-сплюнь, на рожон лезть! Тебе светиться здесь раньше времени никак нельзя. Кто-нибудь обязательно тебя увидит, а соглядатаев у Карачуна много, и ему доложит. А он не дурак, сразу поймет, зачем ты здесь появился. И тогда нам всем мало не покажется. Страшен Карачун в гневе, ой, страшен. Его если и можно как-то переиграть, так только хитростью.

– Так что же нам делать?

– Ничего. Мы пока здесь приляжем. Подождем. А на встречу со Снегурочкой мы, вон, кота отправим. Ему ее и убалтывать не придется, они с ней и так друг друга без слов понимали.

– Не возражаю! – сходу согласился Кот Баюн. – Я, чего скрывать, по своей красавице соскучился.

Что ж, отправили кота на разведку.

Пошел кот – топ-топ. Мастерски он следы заметает, а что не заметет, сразу же запутывает. Валенки его на снегу следов не оставляют, а если где что-то и остается, то видимость такая, будто заяц пробежал, не отличить.

Баюн ни к дому, ни к проруби не побежал. Умный. Решил, что и ему не стоит лишний раз светиться на открытых пространствах и в шумных местах. Нашел он тропинку, которой Снегурка к проруби по воду ходит, да и спрятался рядом с ней, за елками. Снегом себя припорошил, сидит, едва смотрит, а больше слушает.

И правильно сделал! И вовремя! Два раза по тропе медведь косолапый из свиты Карачуна дозором пронесся, сначала к проруби, потом обратно. А уже вскоре и Снегурка появилась, идет, ножками по снегу строчку вышивает, ведрами на коромысле позвякивает. А как ближе подошла, кот из своего укрытия и выскочил. И встал перед девицей во весь свой рост.

– Ах! – вскричала Снегурочка от испуга. А как Лютика признала, ну его обнимать да к себе прижимать. – Котик мой, друг мой любезный! – приговаривала она. – Как же я рада тебя видеть!

От радости девица едва не расплакалась, однако Баюн ей не позволил.

– Я, конечно, тоже ррад, – сказал он ей соответственно, тем не менее, решительно освобождаясь от объятий. – Ах, как я ррад! Но все же я к тебе по серьезному делу пришел, поэтому, давай говорить о нем, пока возможность имеется.

– Тогда проводи меня до проруби, вот и поговорим, – предложила Снегурочка. Она сразу посерьезнела, потому, видать, понимала, что у котейкина за дело. Пробовала еще нахмуриться, но хмуриться не получилось, не могла она на друга своего Баюна без улыбки смотреть.

– А медведи? – отслеживал обстановку кот. – Косолапый тут прохаживался, я видел?

– Я им велела на глаза мне не показываться, так что, пока их можно не опасаться.

– Хоррошо. Тогда хоррошо.

И пошли они рядышком по тропке, что вместе с леском здесь плавно к озеру спускалась, которое далеко впереди, между деревьями, виднелось как чистая и светлая площадка.

– Тебе привет, – сказал кот с видом заговорщика.

– От кого? От лешего? От мамаши Фи? И им от меня передавай...

– Ну, что от наших всех привет, это понятно. Но есть еще и один особый тебе привет, от молодца по имени Бармалей. Знаешь такого?

– Ах! Знаю ли я? Знаю, знаю!

– А знаешь ли о том, что прибыл он в наш волшебный Ррусколанский лес тебя от Каррачуна спасать?

– Ах!

– Да-а... Не перевелись еще богатыри!..

– Только, что ж меня спасать? – молвила девица. – Я-то ничего, терпимо, меня, можно сказать, родные стены защищают. А вот он головушку свою буйную в нашем лесу волшебном и сложит. Карачун, этот Злозвон окаянный, – страшная сила!

– Вот мы и хотим, чтобы ты подсказала, как ловчей нам к нему подобрраться, чтобы одолеть злодея. Нам надо тогда его застать, когда он спать будет. Он, темный, вообще спит хоть когда, или нет? Или все время напролет курролесит?

– Да куролесит, вестимо. А когда нет, то замышляет что-то еще. Однако и ему время от времени отдых нужен. Ничего, я ему корня сон-травы в пирог покрошу, от этого снадобья он заснет, как убитый. А еще матушку Дрему призову, попрошу ее, чтоб она за ним, окаянным, присмотрела. А тогда уже, как только заснет он, я вам свечой сигнал в оконце подам. Смотрите только, не пропустите! А то сон у басурмана скорый и не глубокий весьма.

– Да ни в жисть не пропустим твоего сигнала! Мы ближе к дому переберемся, да так спрячемся, чтобы издаля оконце было видать.

– Я для вас дверь оставлю незапертой. Хотя мы ее и так никогда не запираем. Кто захочет к Карачуну в гости прийти? Никто.

– Это прравильно, это по-нашему. А вот еще вопрос: окромя самого старца темного, больше никого в доме нет?

– Э, нет, этих я даже на порог не пускаю! Свиту его. Гоню в шею! Но они вокруг дома ходят, дозором, да от нечего делать на луну воют. А больше всего их возле ледника в карауле сидит. Этих тоже придется вам как-то отвлекать да успокаивать.

– Придется. Ничего, успокоим. А не ведаешь ли ты, что они там в леднике прячут? Уж не Мороза ли Ивановича?

– Ой, – вздохнула Снегурочка и закручинилась. – Не знаю я, не ведаю. Злозвон не сказывает, а самой его спросить боязно. Он в гневе страшен. Я как-то попыталась, а он так зарычал на меня дико, да ногами затопал, что я и перестала. Только я думаю, что так и есть. Там он!

– Мороз Иванович?

– Он.

– Ловко придумали! Там, замороженным, они его могут хоть до конца времен держать. Что ж, уже кое-что. Тебя-то не обижают?

– Да что мне! Главное, на глаза ему не попадаться. Тошно вот только. Да дедушку жалко. Плачу все время.

– Ничего, потерпи еще немного. Недолго осталось.

– Терплю...

На том и расстались. Снегурочка понесла воду дальше домой, а Баюн юркнул в елки, так, что ни одна снежинка с ветвей не упала. И только сделав приличный круг по лесу, следы запутав, перепутав и перебросив на другие, соединился с товарищами своими.

Те его заждались, да и, прямо говоря, беспокоиться начали, не случилось ли с Баюном что? Хотя казалось бы, что может с Баюнским котом в волшебном лесу случиться? Абсурд же! Но вот такие времена настали, что любая беда возможна оказалась.

– Что ж, миссию твою, котофеич, можно признать успешной, – сказал Бармалей, выслушав рассказ кота. – Только ведь, могла же Снегурочка хоть словечко для меня лично передать? Могла?

– Не могла, – стал защищать свою любимку Баюн. – Некогда было, да и обстановка к любезностям не располагала. Впрочем, что я говорю? Тебе, молодец, она наказала беречь себя! Чтоб не сложил головушку буйную до срока. А то ведь придет время беседы вести, а не с кем будет!

– Правда?! – обрадовался Борис. – Так она и сказала?

– Так и сказала.

– Что ж, значит, твоя, кот, миссия на все сто процентов успешная!

Баюн самодовольно улыбнулся. Ну, подумаешь, приврал немного. Так это же для пользы дела!

– Так ты говоришь, Мороза Ивановича они на леднике прячут? – дождавшись, когда Бармалей порадуется в полной мере, включился в обсуждение Андрейко.

– Выходит, так. А больше и негде.

– Хитро... Тогда сделаем так. Сейчас переберемся ближе к дому, чтобы окошко Снегуркино видно было. Я такое место знаю. И будем ждать сигнала. Как только она нам мигнет, ты, Баюн, сразу к леднику спешишь. И собираешь там всю свиту Карачунову. Не знаю, что ты им говорить будешь, – заливай, что угодно, но чтобы ни один злыдень к дому не приближался.

– Не волнуйся, леший! У Баюна всегда найдется, что рассказать! Было бы – кому!

– Вот. А мы тогда, по знаку, с парнем в дом проберемся, ну а остальное – дело техники. Ты мешок-от не потерял?

– Мешок при мне! – Бармалей для верности похлопал себя по карману. – На месте!

– Вот и ладно. Тогда, все за мной! – скомандовал Андрейко.

Так и сделали. На новое место, ближе к дому перебрались незаметно, тайной тропой. Хозяин лесной отвел от них все чужие взгляды, а он это умеет. И стали они за окошком следить да ждать, когда их тайная помощница подаст им знак.

Снегурочка, пока шла домой с водой, все думала. Как счастливо, думала она, все в конце складывается. Друзья пришли ей на выручку, и, значит, обязательно выручат. И Дедушку Мороза они все вместе вызволят, и все станет, как прежде. Но, самое главное, Бармалей здесь. Такой хороший и красивый юноша. Если пришел ей на помощь, значит, беспокоится о ней, значит, она ему не безразлична. Жаль только, что ее собственное сердечко молчит по-прежнему. Бармалей ей нравится, это да, но не больше. Это, к сожалению, не любовь. А ей так хочется любви, почувствовать ее, наконец, чтобы сердце умерло и снова ожило, да забилось, и так снова и снова. Но ничего такого, как не было, так и нет. Не чувствовала!

«Ах, вот бы найти, сыскать ей свою маму! – думала она. – Вот бы мама сама ее разыскала! Она бы ее научила, где найти любовь свою. Она бы ей рассказала, что это за чудо такое, любовь!»

Снегурочка вздохнула так горестно, что, показалось ей, свет вокруг померк. И тут же принялась себя ругать: нашла время страдать! Потом жалеть себя будешь! Раньше дело сделать надобно, все остальное потом! Вот и дом уже. Эх...

Едва вошла в сени, как напустился на нее Карачун. Строгий такой, глаза сердитые, сверкают.

– Ты где была?! – Чуть ногами не стучит.

– За водой ходила, дедушка, – отвечает Снегурочка кротко.

– Почему так долго?!

– Как обычно, дедушка.

– Или встретила кого? – допытывался Карачун.

– Никого не видала, – утаила, хоть сердечко и екнуло, про свою встречу с Баюном она. – Кроме твоих подручных, никого не встречала.

– То-то мне!

– А ты что так разошелся, дедушка? Подозреваешь, что ли, меня в чем?

– Может, – говорит, – и подозреваю.

– Так ты, дедушка, чем подозрением терзаться, сам бы со мной за водой ходил. Заодно и мне бы помог с тяжестью справиться.

– Воду носить, это твое! – отрезал Злозвон. Он тут как раз головой тряхнул, сосульками своими прозвенел, будто печать поставил. И наказал ей: – Из дому – ни на шаг!

– И так никуда не хожу, дедушка, – отвечала Снегурочка.

– Вот и не ходи!

Надо сказать, что Карачун ее подозревал. Он всех подозревал. Никому никогда не доверял, и был начеку. И, после того, как обосновался в доме Деда Мороза, день и ночь только и ждал, что вот-вот вспыхнет всеобщий бунт против него. При этом нисколько не понимал, что своими жестокими несообразностями, как, например, отменой Хрустального бала, он только приближал будущий мятеж.

Хотя, с другой стороны, он и не в состоянии был тот бал провести. Вот заморозить кого-то до смерти, это другое дело, это со всем своим расположением. Как говорится, кто на что учился. Так что здесь он попался в ловушку собственной черной души.

А про Бармалея, как впервые с ним в Берендейске столкнулся в рукопашной схватке, сразу понял, что этот парень бросится Снегурочку спасать, едва только узнает, куда. В планы Злозвона удаль и геройство молодца никак не входили. И, конечно, он ждал его.

Поэтому, когда ему донесли, что в «Корчмее» появился чужак, он сразу понял, кто это. Сразу почувствовал – он! Молодой наглец из Берендейска. И наказал соглядатаям своим глаз с парня не спускать.

Но кто же за ним угонится-то, когда на нем валенки-тихоходы, два притопа, три прихлопа? Ускользнул от слежки, даже не заметив ее, в два счета, сотоварищи. Так что, где Бармалей был все то время, когда в составе троицы с Баюном и лешим покинул корчму, с кем встречался, что делал – про то Карачун ничего так и не узнал. Зато сам подобрался и свою гвардию настропалил – бдеть неусыпно. Всем своим архаровцам, серым и бурым, хвосты накрутил, так что они бегали по дозорам, как заводные.

И не зря хвосты он накручивал.

Когда ему донесли, – сорока на хвосте принесла – что, ходя по воду, встречалась Снегурочка с Котом Баюном, он сразу смекнул: вот, началось! Что-то затевается! Что-то нехорошее умышляется – против него!

Но не растерялся, не заистерил Карачун, как тот же Гредень, не набросился на Снегурочку с криками ужасными. Нет, сел Злозвон и спокойно все обдумал. Даже звенеть перестал, чтобы не отвлекаться. Его трудности веселили, а препоны делали бесшабашным. Тем более, в те предновогодние дни он в самой силе своей пребывал, самой власти.

Кого ему бояться?

И придумал он вот что.

Решил Карачун Снегурке подыграть, тем более это было совсем не трудно, девицу, хоть и старательную, но наивную вокруг пальца обвести. Если уж заговор искоренять, так следует всех заговорщиков скопом захватывать. Чтоб не возиться потом с остатками, не гоняться за каждым поодиночке.

Кто предупрежден, тот вооружен! Кто первый замышляет, тот опережает!

А победит в любом случае тот, у кого тайный план наготове имеется, у кого он лучше.

Так думал Карачун, такой стратегии он придерживался.

Снегурочка тем временем сделала все, как обещала.

Испекла она в тот вечер пирог с грибами лисичками – любимый пирог узурпатора. А перед тем, как в печку его ставить, незаметно сыпанула в него тертого корня сон-травы. От души сыпанула. Ну, подумала мстительно, будешь у меня спать, голубчик, без задних ног, мертвецки спать будешь.

Хотела Снегурка еще и матушку Дрему на подмогу призвать, чтобы наверняка Карачуна в сон опрокинуть, но та наотрез приходить отказалась. «Чтобы я этого басурмана обхаживала? Да никогда!» – сказала она. Ты, мол, вынуждена с ним быть, а меня никто не заставит. Не желаю! – и все. Не могла же Снегурочка все ей рассказать, кто и что замышляет. Это не ее личная тайна, так что следовало язычок держать в строгости. Ничего, решила она, и так справлюсь. И сыпанула в пирог еще снадобья.

Пирог знатный получился, как всегда у Снегурочки. А от сон-травы еще и по-особому духовитый.

Достала она пирог из печи, да так, с пылу с жару, на стол и выставила. Дед Карачун, даром, что по морозной части хулиган, любил, чтобы пироги ему именно так, с пылу с жару подавали.

Едва в горницу она пришла, а Карачун с медведем за столом сидит, со старшим Топтыгиным из его своры. И, значит, стал он Снегуроньку за руки хватать, окаянный.

– Садись с нами за стол! – говорит.

Тут уж Снегурочка возмутилась. Она вывернулась, от рук старика дурашливого отбилась и говорит ему отповедь:

– Прежде, – говорит, – с медведями за одним столом не сиживала, и впредь не буду!

И ушла, гордая.

В самом деле, думает, с какой это стати я его медведей обслуживать буду? Вот еще, не хватало!

– Бе-бе-бе! – прокричал ей вслед Карачун и язык показал.

Ни разу он не обиделся Снегуркиной отповеди, потому что ему только того и нужно было. Он сам ее пирога пробовать не стал, хоть и уливался слюнями, так ему того хотелось, а весь, до последней крошки его скормил медведю, старшему Топтыгину. Медведь вскоре и захрапел.

– Ага! – сказал Злозвон. Пока что все его подозрения подтверждались.

Но и прозорливость его тоже проверку выдержала.

Он медведя-то из-за стола да в спаленку отвел, силушка у него на такое действо нашлась, да на свое место дрыхнуть и уложил. И, чтобы незаметно было, кто там спит, накрыл медведя с головой косматой рогожкой. И все. А сам за печкой спрятался и затаился. Ждет, что же дальше будет.

А дальше вот что было.

Снегуронька выждала, сколько положено, да и пришла в горницу, глянуть, что да как там. А никого там не нашла. Она в спаленку. Глядь, на месте Карачуна кто-то спит. Она и решила, что сам Карачун. А кто еще? Не медведь же! Про медведя она подумала, что старик его спровадил так, что она и не увидела. Тем более что дух от косолапого точно такой, как от самого Злозвона шел. Надо было, конечно, глянуть, кто на самом деле на лавке спит, но она не рискнула. Карачуна и спящего страшно касаться, а сердце девичье – не из стали булатной сделано.

В общем, решила она, что дело сделано, и пошла знак условленный подавать. Свечку зажгла, в окошко выставила и ну ей из стороны в сторону поводить.

А молодцы геройские, пластуны снежные только того и ждали.

– Нам сигнал! – сказал Бармалей, вперед и в темноту смотрящий. – Пошли, други, засунем мерзкого старикашку в мешок, да и дело с концом!

Быстро они собрались да и выдвинулись ближе к дому. А там волки матерые вкруг него гуськом ходят да на луну подвывают – службу несут.

Что же делать? – задумались пластуны. Мимо такого дозора незаметно не прошмыгнуть.

– Давай-ка, котофей, выправляй ситуацию, – сказал Андрейко. – Твой выход. Сделай так, чтобы никто из волчьего или из медвежьего племени здесь у нас под ногами не путался.

– Сделаем, – сказал Баюн и немедленно направился к леднику, где, почитай, вся свита Карачунова находилась в охранении, караул несла.

Что он им говорить стал, что рассказывал, какие песни заводил – неведомо, только через короткое время все, у кого были уши и кто мог ими слышать, собрались там, байки его слушать.

Как только проход освободился, леший с Бармалеем в дом и проскользнули. Снегурка их уже поджидала и заранее все замки на двери открыла.

– Что же вы так долго? – спросила она тревожно. – Сюда, в спаленку проходите. Вона он, спит, чудовище.

Бориска так поглощен был своей тайной миссией, что совсем не прочувствовал тот момент, что ни где-нибудь он находится, а в доме самого Деда Мороза, и что Снегурка, которую он так стремился увидеть, с ним рядом. Уж больно он на миссию нацеленный был, каждым нервом натянут, как струна. Вот сейчас дело сделаем, тогда со всем остальным разберемся, думал он.

Мешок из-под пельменей, которым Гредень их оделил, Бориска из-за пазухи достал да расправил его, а уже тогда стал с ним к спящему подбираться. Леший – рядом. Оба крадутся, не дышат. Едва приблизились, леший по знаку рогожку в сторону откинул, а Бармалей тут же стал мешок медведю на голову натягивать.

Только не знал он, что то медведь был, думал, Карачуна мешком накрыл.

А мешок-то и не лезет. Мал для медведя мешок оказался!

– Что ты вошкаешься? – леший спрашивает. Он тоже много усилий прилагает, да все впустую.

– Сам не пойму, – отвечает ему Борис, кряхтя от натуги. – Мешок какой-то маломерный. Или Злозвон не таким малым оказался.

Тут уж медведь спросонья взревел да стал всеми лапами отбрыкиваться.

– Ой, – понял Бармалей засаду, – не иначе, провели нас с тобой, леший.

– То-то я смотрю, не то что-то!

А в этот миг из засады, со спины, подскочил незамеченным Карачун, да со всей дури Бармалеюшку посохом и ударил. Молодец сразу в ледышку превратился – столько силы и злобы старец в удар свой вложил.

Попытался было Злозвон и до лешего Андрейки палкой дотянуться, раз уж так тот подставился, да куда-там! Леший – это леший, хозяин лесной, свойствами обладает волшебными. Его не то, что палкой, его и взглядом не взять. Он тотчас невидимым сделался да пропал – поминай, как звали. Был, и нет его, а, может, и не было.

Зато на Бармалее Карачун всю злобу выместил, потешил он душу свою черную, на его косточках прыгая. Парень ведь в ледышку превратился, так темный его, замерзшего, до тех пор посохом колотил, пока он на мелкие ледяные кусочки не рассыпался. Взял тогда Карачун мешок, с которым те к нему пришли, да все осколки, что от Бармалея остались, в него и собрал.

Мешок на спину закинул да на двор – шасть. Только перед уходом Снегурочке наказал строго:

– А ты дома сиди, вертихвостка! Приду – тобой займусь.

Дверью хлопнул и был таков!