Бела Кун

ОБЫСКИ В НАДЬЕНЕДЕ И КОЛОЖВАРЕ

Я заметила, что ко мне что-то слишком часто стали наведываться «посланцы» Бела Куна из России. Они приносили разные вести, передавали привет. Сперва это мне не казалось странным, я думала: так подает он весть о себе. Но постепенно все больше брало подозрение: уж не полицейские ли агенты осаждают меня? Ведь о чем они расспрашивают? Получила ли я письмо от Бела Куна и когда он собирается домой. Настоятельные, стереотипно повторявшиеся вопросы окончательно убедили меня в том, кто ходит ко мне и с какой целью. И я решила отвязаться от этих «посланцев».

Некоторое время они и впрямь не беспокоили меня, и я уже подумала, что окончательно отделалась от полицейской любознательности. Но не тут-то было. Летом 1918 года, когда я гостила у родителей в Надьенеде, к нам явились вдруг два офицера в сопровождении двух солдат. Солдаты приставили винтовки к ногам и остановились перед домом, а офицеры — капитан и поручик — вошли в квартиру, извинились, спросили меня, потом моего отца.

Не скрою, я испугалась, однако, виду не подала. Вошел отец и удивленно спросил офицеров, зачем пожаловали. Один из них ответил, что пришли к жене Бела Куна, узнав на коложварской квартире, что она гостит у родителей в Надьенеде. Потом попросили у отца разрешения поискать письма Бела Куна с фронта и из плена. Поначалу отец не понял, в чем дело, тогда они объяснили ему, что должны произвести обыск. Он страшно возмутился, сказал, что не позволит позорить свой честный дом и заявляет самый решительный протест. В ответ они предъявили ордер на обыск, и отец вынужден был сдаться.

Офицеры бросились шарить по всем углам, шкафам, но, как только нашли письма Бела Куна, тут же извинились и сказали на прощанье: не они виноваты, что пришлось причинить такие неприятности почтенному человеку, виноват Бела Кун, который пошел против своей родины и принимает участие в русской революции. Потом, будто это им только что пришло в голову, попросили меня приехать в Коложвар, ибо, по сути дела, я проживаю там и там тоже могут найтись письма. Я не стала возражать. Знала, что это бесполезно.

В Коложваре, уже подходя к нашему дому, я заметила, что напротив в окне кафе сидит сыщик и ждет меня. Он сразу же поднялся к нам в квартиру и бесцеремонно приступил к обыску. Лазая по шкафам и комодам, преспокойнейшим тоном сказал, что жалеет меня: «Бела Куна-то, даже в его отсутствие, приговорят к смерти за измену родине, а как приедет, сразу повесят». Я ответила, что Бела Кун пока не собирается домой и пускай его не ждут. Тем временем явился офицер — военный судья, тот самый, что приезжал в Надьенед, забрал обнаруженные письма и обещал вернуть их дня через два-три, как только их прочтет.

Я заметила, что это частные письма, адресованные лично мне, и ему их вовсе незачем читать. Офицер улыбнулся, подумав, очевидно, как я глупа и наивна.

Писем этих я больше не увидела. Когда же попросила одного знакомого узнать у военного судьи, почему он не сдержал своего обещания и где мои письма, тот велел сказать мне, что сдал их в Пожоньский (ныне Братиславский)[40] архив. Обещание свое он забыл, чему я, конечно, не удивилась.

Вскоре после этого неприятного эпизода я уехала обратно в Надьенед, затем вместе с сестрой и дочкой вернулась в Коложвар, где продолжала давать уроки музыки.

В Венгрии события развивались с неожиданной быстротой, но как раз в обратном направлении, чем думали иные, например офицеры, что производили у меня обыск.

В октябре произошла буржуазно-демократическая революция. Социал-демократы вошли в Национальный совет и в правительство. Шандор Винце, который был членом Коложварского Национального совета, все время спрашивал у меня, когда вернется домой Бела Кун.

По всей стране ходили легенды о том, что он уже в пути и ведет за собой огромную армию из бывших военнопленных. Среди социал-демократических лидеров были и такие, что думали: Бела Кун будет поддерживать их в стремлении сорвать революционные действия рабочих и крестьян. И тщетно я толковала, чтобы они не очень-то ждали Бела Куна, ибо он все равно не станет их поддерживать, а пойдет против них, — мне не верили. Отвечали: «Пускай приедет, а там договоримся». Многие думали так: он возвращается домой, чтобы стать одним из руководителей буржуазно-демократической революции.

— Поглядите, он еще депутатом будет, а может, и того почище — государственным секретарем, — обрадовал меня один профессор Коложварского университета, когда я встретилась с ним на улице.