Бела Кун

МОЛОДОЙ БЕЛА КУН

Бесспорно, что на формирование личности Бела Куна немалое влияние оказала Трансильвания с ее сложной историей, богатым революционным прошлым и накалившейся на рубеже столетия классовой и национальной борьбой. Немалое влияние оказали и трансильванские города, особенно Надьварад, где духовная и политическая жизнь кипела ключом.

Трудами историков, особенно талантливого Шандора Марки, эти прогрессивные традиции превращались в действенную духовную силу. За кипучим настоящим вставало живое прошлое: Баболнское восстание, когда румынские и венгерские повстанцы-крестьяне захватили Надьенед (кстати, мой родной город); восстание Дёрдя Дожи, которого в Темешваре посадили на раскаленный железный трон и, согласно легенде, его тело разрезали на четыре части, а потом для острастки прибили гвоздями «навеки» к воротам Дюлафехервара и Надьварада; выступление «красного священника» Лёринца Месароша, у которого после темешварского поражения Дожи хватило еще столько мужества и сил, чтобы с остатками крестьянской армии захватить Коложвар; восстания трансильванских дворян против Габсбургов; третье большое крестьянское восстание в Мадефальве; кровавое подавление четвертого крестьянского восстания, руководимого Хорой и Клошкой; трагедия Надьенеда в революцию 1848 года; поход генерала Бема против войск австрийского императора и русского царя; гибель Шандора Петефи под Шегешваром; борьба румынских шахтеров под руководством венгерки Каталин Варга; элешдский расстрел, когда кровь тридцати трех венгерских и румынских шахтеров окрасила в алый цвет трансильванскую землю во славу классового господства; страшная национальная политика Иштвана Тисы[6] и венгерских господ и, наконец. идейная борьба в первые десятилетия XX века в Надьвараде, который сыграл немалую роль в развитии новейшей венгерской литературы, во главе которой шел Эндре Ади.

Акош Дутка[7], один из членов группы «Завтра», писал:

«Вот и сейчас как живой стоит у меня перед глазами двадцатидвухлетний Бела Кун — не только веселый коллега, но и восторженный почитатель и воодушевленный свидетель нашего движения. Он был, наверное, первый мадьяр, который в сентябре 1908 года, когда вышел альманах «Завтра», вдохновенно и благоговейно крикнул в надьварадскую ночь:

Чтобы хоть чуточку показать, каков был юный журналист Бела Кун, я приведу прежде всего отрывки из передовой статьи 1-го номера газеты «Элере» («Вперед»), которую он редактировал и почти целиком писал сам.

«Будто вековые вихри промчались по этой стране, такие глубокие преобразования произошли за последние несколько лет. Но преобразовались вовсе не учреждения: богатство и право по сей день остаются привилегией немногих; этот чудесный революционный огонь выжег души и превратил в них в пепел пестрые воздушные, замки лжи… Жар этого огня был столь велик, что за несколько коротких лет он вызвал такое кипение, будто здесь пронеслись сразу горячие ветры нескольких столетий; и этот огонь озарит нам новые истины и покажет, где же она, обетованная земля людского счастья.

Миллионы людей стремятся туда, но у этих миллионов мало таких вожаков, которые указали бы им дорогу, потому-то и было легко переврать все наше прошлое и легко лживо освещать настоящее. Мы будем возвеличивать тех, кто указывает путь, кто смело рвется вперед, неся факел истины, для кого не существует препятствий, кто непоколебим в борьбе. Мы хотим стать вождями народа, мы для того и пришли, чтобы требовать благосостояния для угнетенных, чтобы вытравить бесправие… Мы вняли глаголу времени и смело будем бороться против тьмы. Будем преследовать жалких авантюристов, героев громких фраз, которые придавили людские души и страшатся просвещения. Ради народа, вместе с народом хотим мы сражаться… Кто выступает нынче против власти, тех вознаграждают презрением и гонениями. Мы живем в таком мире, где каждую пядь земли заняли люди, одержимые модой лжи, люди, которые не оставляют истине ни малейшего пристанища… Конечно, при этих условиях любой, кто провозглашает борьбу и кует оружие против власти, обрекает душу на мученичество. Но ради народа и истины стоит идти на любые жертвы. Истина не останется в долгу ни у кого, кто вышел за нее сражаться»[9].

Выступая через несколько месяцев против нового закона о стачках. Бела Кун писал:

«Стремление рабовладельцев угнетать рабочий класс не может не вызвать сопротивления. Бесправный народ все теснее и крепче сплачивается, чтобы выказать сопротивление и силой правды выжечь печать на тех людях, кто с помощью узурпированной власти хочет наступить ему на глотку. Но ненасытной феодальной власти уже недолго справлять свой праздник, народ очень скоро сметет всю ее черную армию. Уже и надьварадские рабочие пришли в движение, чтобы утвердить свою власть».

А какова же была реакция на такие и подобные статьи молодого Бела Куна? Какую деятельность развивал он в трансильванском рабочем движении? Кое-что мы можем узнать по небольшим выдержкам из газет того времени:

«Дюла Ногради позвонил вчера в редакцию «Сабадшага» и наглым тоном потребовал, чтобы уволили двух сотрудников, иначе он сам разгромит их в печати.

К телефону подошел наш коллега Бела Кун, который, разумеется, обругал этого наглеца Ногради и сказал ему:

— Мы еще встретимся на улице.

…Часов в шесть Бела Кун и двое его коллег Арпад Фехер и Ференц Гендер — вышли на площадь святого Ласло. Ногради стоял на углу возле церкви. За спиной у него было два телохранителя.

Наш коллега Бела Кун остановился перед Ногради, который вот уже несколько дней бахвалился, что всегда ходит с пистолетом. Он и вправду схватился за карман, вынул пистолет, но Бела Кун мгновенно огрел его тяжелой тростью по голове… Ногради выстрелил в него, нацелившись прямо в живот, но пуля прошла мимо.

В городе весь вечер взволнованно обсуждали это покушение, и все приветствовали журналиста Бела Куна, который остался цел и невредим»[10].

«СУД НАД ЖУРНАЛИСТОМ

Ответственного редактора запрещенной «Элере» — Бела Куна, бывшего надьварадского, а ныне будапештского журналиста, привлекли к суду за подстрекательство против властей. Судебное дело возбудила против него надьварадская королевская прокуратура. Судебное заседание должно было состояться позавчера, но Бела Кун не явился. Тогда председатель суда присяжных — г-н Бела Чуйок распорядился, чтобы будапештская государственная полиция подвергла его приводу. На судебное заседание, которое должно было состояться вчера, Бела Кун снова не явился. Товарищ прокурора Балинт Гати предложил на суде арестовать журналиста»[11].

«АРЕСТОВАЛИ ЖУРНАЛИСТА

Вчера полиция арестовала столичного журналиста Бела Куна. На вокзал его привели двое жандармов с примкнутыми штыками. Там его посадили в поезд и повезли в Коложвар. Завтра дело будет решаться в суде присяжных, но так как Бела Кун не явился на первое заседание, то суд распорядился о приводе подсудимого. Решение это провели в жизнь таким образом, что Бела Куна арестовали и посадили в тюрьму»[12].

А случилось вот что: забастовали коложварские каменщики. Забастовка продолжалась несколько недель. Работодателям не удалось ее сломить. Тогда они привезли каменщиков из Моравии. Моравы — в большинстве своем члены профсоюза — понятия не имели о том, что их намерены использовать в качестве штрейкбрехеров. С коложварского вокзала их погнали прямо на дровяной склад богатого предпринимателя Давида Шебештьена, чтобы они ни с кем не могли встретиться перед началом работы. Однако коложварские стачечники узнали про это дело и решили, что надо срочно разъяснить все моравам. Но как? Моравы-то по-венгерски не понимают. Кроме того, их усиленно стерегут. А склад окружен высоким забором, чтоб туда, не дай бог, никто не пробрался. И вот коложварские стачечники стали искать для этой рискованной задачи кого-нибудь, кто знает немецкий язык. Слух об этом дошел до Бела Куна, и он предложил свои услуги. Отправился на дровяной склад вместе с членами стачечного комитета. Ворота были на запоре, возле ворот стояли жандармы с винтовками. Бела Кун со стачечниками обошли кругом весь склад, надеясь найти какую-нибудь лазейку, но не нашли. «А вы перекиньте меня через забор!» — сказал он, недолго раздумывая. «Это можно. Но как вы обратно вернетесь?» — «Не договорюсь — моравы сами вышвырнут, договорюсь — помогут выбраться. Пойдемте!»

И его перекинули. Прошло двадцать пять минут, и Бела Кун появился над колючей проволокой забора — десятки рук подняли его ввысь. Теперь коложварские рабочие вместе с моравами направились к зданию полиции. По ним дали залп. Один из членов стачечного комитета, каменщик Петер Дан, мертвым упал на землю. Началась драка, в ней участвовали и каменщики-моравы.

«Жандармский штык, полицейская сабля — бестии на улице!» — так назвал Бела Кун брошюру, которую выпустил на другой же день.

Двадцать один год было ему.

Его арестовали. Стачка продолжалась. Каменщики победили.

Полиция вынуждена выпустить Бела Куна, но возбудила против него судебное дело.

«ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ТЮРЬМЫ

Коложварский королевский суд присяжных вынес вчера строгий приговор по одному весьма любопытному делу о нарушении закона печати. На скамью подсудимых попал Бела Кун — бывший коложварский журналист, ныне сотрудник «Будапешти напло». Дело в том, что прошлым летом, когда забастовали каменщики и был убит жандармами Петер Дан, Бела Кун написал очень резкую по тону брошюру под названием «Бестии на улице!». В ней содержался явный призыв к бунту и насилию против власти, а потому прокурор выдвинул обвинение против Бела Куна.

Уже несколько раз назначалось судебное разбирательство, но Бела Кун так и не явился ни на одно заседание. Тогда коложварская королевская прокуратура вынесла решение об аресте Бела Куна, и, как мы уже ранее писали, Бела Куна привезли в Коложвар, а коложварский суд присяжных вынес вчера решение по его делу.

Коложварский суд, как суд присяжных, признал Бела Куна виновным в призыве к насилию против власти и приговорил его за это к шести месяцам государственной тюрьмы и к 200 кронам денежного штрафа. По просьбе прокурора Бела Куна, как не отсидевшего и прежнее наказание, препроводили в тюрьму на улицу Фаркаш»[13].

Еще несколько выдержек из газетных сообщений более позднего периода и, пожалуй, иного характера.

День спустя после будапештского «кроваво-красного четверга» (23 мая 1912 года), который закончился баррикадными боями, мы читаем в газете:

«ПРОТЕСТ КОЛОЖВАРЦЕВ

Кровь, пролившаяся на улицах Будапешта, возмутила и вызвала лихорадочное волнение не только у рабочих, но и у всех жителей Коложвара… Толпы рассеялись по площади Матяша, где был назначен митинг. Зажигательные речи произнесли Ижак Деркович, Бела Кун и Калман Иочак»[14].

«РАБОЧИЕ ЗАШЕВЕЛИЛИСЬ.

ДЕМОНСТРАЦИЯ И МИТИНГ В КОЛОЖВАРЕ

На улицах Будапешта стоит гнетущая тишина, но все знают, что она чревата грозными вихрями. Великие мятежные силы напряженно ждут подходящего момента, знака, и тогда эти сдержанные страсти мгновенно выплеснутся наружу.

Вчера вечером заполыхали первые языки пламени и на улицах Коложвара. Рабочие — члены профсоюза — устроили митинг на площади короля Матяша. Из рук в руки передавали субботние и воскресные номера конфискованной газеты социал-демократической партии, многие страницы которой пестрели белыми пятнами. Руководство социал-демократической партии созвало в 6 часов народное собрание на площади короля Матяша, чтобы выразить протест против деспотической деятельности ночного прокурора. Рабочие ровно в шесть собрались у трибун. Митинг открыл портной Иожеф Вереш. Он приветствовал собравшихся. После этого взошел на трибуну секретарь Рабочей страховой кассы Бела Кун. Он говорил сорок пять минут, яркими красками рисуя создавшееся положение.

Он сказал, что, когда во время французской революции Национальное собрание решило обезглавить короля, характернее и сильнее всего отразил революционную эпоху тот оратор, который коротко сформулировал свое предложение так: «Смерть королю, без всяких громких фраз!» Теперь тоже нет места громким фразам. Надо действовать! Иштван Тиса перевернул весь правопорядок, ввел господство ночного прокурора, задушив этим наш прекрасный закон: свободу печати.

Под отчаянный ропот толпы Бела Кун показал конфискованные номера «Непсавы»[15]. Он говорил о том, что Тиса хочет таким образом выхватить оружие из рук борющегося класса и его руководителей.

По жаркому, недовольному, отчаянному настроению рабочих во время речи оратора можно было предсказать заранее, что после насильственного закрытия собрания рабочие не пойдут домой, а разольются по улицам огненной рекой.

И вправду, не пошли домой, а демонстрировали на улицах за всеобщее избирательное право. Часть манифестайтов пошла к бульварной газете «Сабадшаг», другая — на улицу Унио и на центральную площадь. Но мобилизованные полицейские прибыли на место демонстрации и призвали толпу разойтись… Волнение улеглось около десяти часов. Только тогда разошлись рабочие по домам. Так закончились митинг и демонстрация, которые будут иметь продолжение»[16].

«ПОДГОТОВКА К МАССОВОЙ ЗАБАСТОВКЕ

Изо дня в день все шире разворачивается агитация коложварских рабочих за массовую забастовку и против режима Лукача — Тисы. Вечером в пятницу в кафе «Золотой орел» окрестные рабочие устроили собрание, на котором председателем был избран Бела Кун. После его вступительной речи Калман Иочак рассказал о политической ситуации, после чего собрание закрыл Бела Кун, произнеся предварительно большое заключительное слово»[17].

«НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В РЕДУТЕ

Объявленный студенческой молодежью митинг протеста состоялся в Редуте в три часа пополудни. В большинстве своем присутствовали члены социал-демократической партии, но пришли и другие независимо настроенные граждане. Явилась также и полиция и множество жандармов. Первыми выступили представители студенчества, затем — заместитель директора Рабочей страховой кассы Бела Кун.

«Я приветствую молодежь не как руководитель, а как рядовой социал-демократической партии. В Венгрии свобода печати и до сих пор была в жалком положении. А теперь, когда мы видим эти белые страницы, можем сказать только одно: печать выступает в роли проститутки, стоящей под полицейским надзором.

Венгрия — страна лжедемократии. Единственным ее демократическим завоеванием была свобода печати. Не нужно было испрашивать предварительного разрешения хотя бы на то, чтобы выпустить газету или брошюру, как это требуется для созыва народного собрания или учреждения профсоюза. А сейчас хотят задушить даже свободу печати. Нельзя будет без разрешения полиции распространять плакаты и листовки. Теперь, если кому-нибудь дали по морде, он сможет распространить только свои визитные карточки. Одним словом, вступают в права цензура и ночной прокурор. В этой стране, где любой исправник — цезарь, любой полицмейстер — тиран, теперь к тому же еще уничтожили и свободу печати.

…Прежде рабочие сражались тем оружием, какое попадалось им под руку; так вот, если Тиса с компанией свалит парламентаризм и законность, то и мы толкнем их так, что они полетят вверх тормашками. Демократия одержит в конце концов победу и сметет этот позорный режим вместе с Тисой и Лукачом (продолжительные аплодисменты и крики «ура»)[18]».

Сколько раз повторял он мне «вдохновенно и благоговейно» стихотворение Эндре Ади о барском парламенте Иштвана Тисы, об этом «Чертоге лжи»:

В это бурное лето 1913 года и стала я женой Бела Куна.