Беспощадный трон

Глава 23

Молли

Дом престарелых Сидар-Грин был таким же красивым, каким я его помнила. Это было воскресенье, часы посещений, и я вместе с Федерикой направлялась внутрь.

— Лори! — Глэдис, любимая медсестра и преданная сиделка моей матери, бросилась к нам. — И Федерика тоже. Какой удачный день.

Я обняла Глэдис, наслаждаясь успокаивающим прикосновением пожилой женщины. Даже когда я была барменом без гроша в кармане, и собирала по копейке чаевые, чтобы оплачивать уход за матерью, Глэдис была добра и всегда с любовью заботилась о моей матери.

Макс следовал за нами, пока мы шли в палату Мары, пока Глэдис рассказывала о ее лечении. После несчастного случая, когда мне было тринадцать, Мара Мэдисон получила черепно-мозговую травму. Постепенно она все больше замыкалась и уходила куда-то глубоко в себя, поэтому у меня не было уверенности в том, что ей есть до меня дело или, что она знает о моих визитах.

Тем не менее, забота о маме была моей единственной константой в жизни, и сейчас, войдя к ней палату, запах ее лосьона для рук с фиалкой и лавандой тут же успокоил меня. Это был дорогой бренд, и я не покупала его для нее со времен средней школы.

— Этот запах. — Я заметила его, как только вошла.

— О, это дело рук мистера Чернова. Он прислал список вещей, которые нравятся миссис Маре, и я слежу за тем, чтобы они всегда были под рукой.

Я взяла с прикроватного столика знакомый бледно-фиолетовый флакон.

— Кирилл запомнил его?

— А как же. — Глэдис повернулась и толкнула Федерику локтем. — Я с самого начала говорила Мэллори, что за него стоит держаться. Я бы не позволила ему уйти, однозначно.

Федерика поймала мой взгляд, и внезапно мне захотелось рассмеяться.

— Ну, я не сомневалась, что у Кирилла все под контролем, — пробормотала Федерика, подходя к книжной полке у окна. — Мы читали эту. — Она достала тонкую классическую книгу и повернула ее ко мне. — Мне продолжить?

— Было бы неплохо. Мне нужно выйти на секунду в коридор, — сказала я, направляясь к двери. Любопытство слишком грызло меня, чтобы оставаться на месте. Я планировала вернуться к маме через несколько минут.

Макс повернулся ко мне, приподняв бровь.

— Куда мы идем?

— Ты знаешь куда.

Мы вместе шли по коридору, пока я возвращалась тем же путем, который обнаружила несколько месяцев назад. Это был первый раз, когда я получила какое-то доказательство того, что прежний Кирилл мог находиться внутри жестокого босса братвы, который вытащил меня из моей дерьмовой жизни и сказал, что хочет владеть мной.

Я тихонько постучала в дверь Фионы Льюис и вошла, услышав ее скрипучий низкий голос. Макс стоял снаружи, настороженно наблюдая за мной.

Комната Фионы была такой же чудесной, как и у Мары, и меня тронуло, что Кирилл посчитал мою мать такой же важной, как и свою. Фиона сидела в кресле с цветочным принтом перед окном. На коленях у нее лежало вязание, а на заднем плане тихо играла музыка. Как только я вошла, ее глаза остановились на мне, темные и теплые.

Глаза Кирилла.

— Ну и ну. Я все думала, когда же он приведет тебя ко мне.

Ее голос был грубым, что имело смысл, учитывая, насколько глубоко она была поражена раком легких. Бесчисленные операции на ее легких и трахее сделали свое дело. Тем не менее, сидя там, освещенная светом, падающим на нее из окна, она выглядела довольной жизнью.

— Добрый день, миссис Льюис, — сказала я, неловко раскачиваясь на пятках.

Она на секунду закашлялась, а затем указала на кресло рядом с собой.

— Зови меня Фионой и садись. Отдохни минутку.

Я села, примостившись на самом краю.

Она впилась в меня глазами, осматривая каждый дюйм моего тела. Затем кивнула, как будто удовлетворенная.

— Я знала, что он найдет тебя. Я всегда это знала.

— Почему?

— Потому что некоторых людей тянет друг к другу. Где бы они ни были и что бы ни делали, они найдут друг друга. Я частенько обедала с буддисткой Линой, она жила дальше по коридору. Она говорила, что одни и те же люди появляются в каждой жизни, всякий раз. Их души связаны каким-то образом. Я всегда думала, что ты и мой сын такие же. Ваша связь больше, чем эта жизнь.

Я уставилась на нее, ошеломленный этим смелым романтическим заявлением.

— Лина была бы в восторге, узнав, что была права.

— Была?

— О, она умерла недавно, — сказала Фиона, махнув рукой с беззаботностью человека, полностью принявшего тот факт, что смерть может настигнуть любого когда угодно.

Я моргнула, глядя на нее, обескураженная таким поворотом разговора.

Фиона глубоко вздохнула, и на секунду ее лицо стало встревоженным.

— Я рада, что ты пришла одна. Я хотела поговорить с тобой. Я знаю, что мой сын уже не тот, кем он был. Я знаю, что он… испорчен.

— Пожалуйста, Вы не должны…

— Нет, должна. Я никогда не хотела, чтобы он жил жизнью своего отца, но потерпела неудачу. Это моя вина, и, возможно, немного твоя тоже.

Я вздрогнула, услышав это, но не собиралась спорить с Фионой, к тому же она была права. Без меня и его любви ко мне Кирилл никогда бы не пошел к своему отцу.

— Но, несмотря на его прошлое, несмотря на то, кем он стал, чтобы выжить, он никогда не переставал любить тебя и нуждаться в тебе, Мэллори. Думаю, я хочу сказать, что независимо от того, через что он прошел, он все еще любит тебя. — Она откровенно встретила мой взгляд, словно бросая мне вызов не согласиться.

— Это взаимно, — пробормотала я взамен.

Свирепое выражение ее лица сменилось усмешкой, и я увидела Кирилла в тонких, четких линиях ее лица. Возможно, она была больна и измотана жизнью, но я могла видеть, какой поразительной Фиона была в молодости, прямо как ее сын. Ее взгляд переместился на мое кольцо.

— Это была небольшая церемония, скорее из необходимости, чем из-за чего-то другого, — объяснила я.

— Если Кирилл убедил тебя в этом, то ты такая же наивная, какой была в школе. Этот парень мечтал жениться на тебе с семнадцати лет. — Она улыбнулась, смягчая язвительность своих слов. — Знаешь, он не его отец. Ты можешь доверять ему, если когда-нибудь решишь завести детей. Он не позволит им идти по его стопам.

— Я знаю. Я тоже не позволю, — решительно сказала я.

Фиона, должно быть, уловила что-то в моем тоне, потому что ее брови сошлись на переносице, а взгляд опустился на мой живот. На мне было платье длиной до колен, облегающее мое тело. Мне еще дома показалось, что виден небольшой бугорок, и, когда глаза Фионы загорелись, я поняла, что это было не мое воображение. На глазах пожилой женщины выступили слезы, и я потянулась вперед, хватая ее за руку.

— Я стану бабушкой? — Она посмотрела на меня с ужасной надеждой в глазах. Похоже, она восприняла мое молчание как подтверждение, поскольку ее морщинистое лицо расплылось в улыбке. — Мне нужно заняться вязанием. — Она замолчала на долгую минуту. — Надеюсь, что это будет девочка, ради твоего же блага.

Я прогнала боль и беспокойство, которые вызвали во мне эти слова. Я вспомнила жадные, прагматичные глаза Виктора, смотрящие на меня в надежде на мальчика — еще одного наследника, которого можно испортить и заставить страдать.

— Это не имеет значения, в любом случае, — твердо сказал я ей. — Ребенок не будет таким, как мы.

В рамках плана Кирилла по информированию всего преступного мира о том, что он женился, и его жену трогать нельзя, мы отправились в оперу.

Когда я переодевалась в кроваво-красное платье в пол, он задержался в дверях гардеробной, наблюдая за каждым моим движением, пока я не повернулась.

— Можешь застегнуть молнию?

— Я подумываю о том, чтобы вообще не выходить отсюда, — пробормотал он, приближаясь, как ягуар, преследующий добычу.

Он был в смокинге, и я не могла оторвать от него глаз. Кирилл выглядел могущественным и опасным, и от его вида у меня по телу бежали мурашки. Он медленно застегнул молнию и перекинул мои волосы через одно плечо, чтобы поцеловать другое, а его рука опустилась на мою шею. Затем легко провел по ней ее своими длинными пальцами, заставив мой пульс ускориться. Я наблюдала за нашим отражением в зеркале.

— Давай останемся.

— Я думала, это важно.

— Было важно до того, как я увидел тебя в этом платье, принцесса. Теперь все остальное кажется неважным, — пробормотал он, его пальцы сжались на шее, наклоняя мою голову назад, к его груди. Другая его рука скользнула в скромный вырез платья. — Кроме того, я не уверен, что носить такое платье на публике это безопасно. Ты спровоцируешь беспорядки, и я буду вынужден устроить резню в оперном театре.

— С тобой все будет хорошо. Я с нетерпением ждала возможности выйти куда-то, — тихо призналась я.

Пальцы Кирилла на мгновение сжались, а затем он издал покорный вздох.

— Ладно, пойдем, но я собираюсь трахнуть тебя в этом платье в машине по дороге домой.

— Звучит как сделка, — пробормотала я, поворачиваясь в его объятиях и победно улыбаясь. — В любом случае, это всего на четыре часа, — поддразнила я его.

— Blyat, не заставляй меня менять свое мнение. Пошли.

В ночь премьеры «Тоски» Метрополитен был переполнен папарацци и известными людьми.

— Влиятельными являются не те лица, которые ты знаешь, — объяснил Кирилл, когда мы вошли внутрь в сопровождении его охраны. — Знаменитости и представители высшего общества богаты, но не они стоят у истоков этого города. Остерегаться нужно незначительных людей, тех, кто кажутся неуместными на подобном мероприятии. Они далеки от того, чтобы быть незначительными, но только влиятельные люди признают это.

— Так о каких людях идет речь? Братва, это очевидно, раз уж ты здесь. Кто еще?

— Политики и банкиры, инвесторы, которые могут поднять восстание или купить нового президента для страны. Вероятно, остальные члены нью-йоркской пятерки.

Я замерла со стаканом минеральной воды, который Макс протянул мне, предварительно попробовав его сам, на полпути к губам.

— Ты хочешь сказать, что эти истории о пяти семьях Нью-Йорка реальные?

— Реальные, но правда в том, что в городе действует гораздо больше пяти преступных синдикатов. Однако пять семей контролируют крупных игроков и большую часть капитала.

— Это твой способ похвастаться тем, насколько ты богат? — поддразнила я его.

Он ухмыльнулся.

— Насколько мы богаты, Молли.

— Хм, мне нравится, как это звучит, — пробормотала я, когда он поцеловал меня в лоб, и мы направились через прекрасно сохранившееся фойе вглубь здания.

— Кирилл Чернов, — громкий, надменный голос прорвался сквозь ропот толпы, бредущей к дверям.

Кирилл напрягся, и на секунду на его лице отразилась чистая ярость, прежде чем смениться на приветливость. Маска вежливости натянулась на разъяренные кости.

— Добрый вечер. Я должен был догадаться, что ты не пропустишь этот вечер, — сказал Кирилл, поворачивая меня вместе с собой.

Перед нами остановился пожилой мужчина. У него были седеющие волосы на висках, крупный римский нос и умные глаза. Рядом с ним стояла красивая женщина. Она была так молода, что, вероятно, была его дочерью, по крайней мере, я на это надеялась. У нее были темные волосы, оливковая кожа и кроваво-красные губы. Сирена. Она смотрела на Кирилла с чем-то, что вызывало у меня странное чувство.

— «Тоска» — любимая опера Софии, — сказал мужчина, и в моем сознании сразу все прояснилось. Антонио Де Санктис, мужчина, который чуть не убил нас, и его дочь София, та, что была помолвлена с Кириллом совсем недолго.

София Де Санктис. Господи, она была прекрасна. Я усилием воли проглотила комок ревности в горле. Ревновать было чертовски глупо, да и неуместно, учитывая то, что Кирилл рассказал мне о ней. Ее глаза встретились с моими, и она улыбнулась. Улыбка была грустной, но не завистливой.

— А это твоя жена? — Босс, Антонио, имел неприятную манеру пялиться.

Кирилл напрягся рядом со мной.

— Да, это она. Если вы нас извините, мы пойдем к своим местам, — сказал он, явно не желая больше затягивать неловкость.

Антонио кивнул, и от его откровенного разглядывания у меня по коже поползли мурашки. Его взгляд подсказал мне, что он расценил меня как посредственную.

Его дочь вздрогнула, когда он потянулся к ее руке, и моя ревность угасла. Я знала это чувство. Я испытывала его рядом со своим покойным отцом. Рефлекс страха, слишком глубоко укоренившийся, чтобы его игнорировать.

— Ты в порядке? — спросил Кирилл, когда мы отошли.

Я чувствовала взгляд Антонио на своей спине.

— Думаю, он все еще хочет нас убить, — пробормотала я.

Кирилл кивнул.

— Хочет.

— Что ты собираешься с этим делать?

Он вздохнул.

— Я еще не решил. Не думаю, что общее наступление в наших интересах. Я понимаю, почему Виктор и Николай так считают… им нечего терять, — он бросил на меня взгляд, — в отличие от меня.

— Ты сказал, что опозорил его. Может быть, ему нужен ответный жест, чтобы сохранить лицо. Ты же знаешь богатых стариков, которые думают, что у них есть честь и уважение. Сохранить лицо — вот что для них самое важное, — сказала я, вспомнив Генри. Мой отец потерял состояние жены и вогнал нас в долги перед братвой, чтобы поддержать свою репутацию самой крупной рыбы в маленьком городе, где мы выросли.

— Думаю, ты права, но я не знаю, какого жеста будет достаточно. Деньги слишком обезличены. Отказ от союза с его семьей, связанного кровными узами брака, — это очень личное. Он хочет кому-то отомстить, — пробормотал Кирилл.

При этих словах меня пробрал озноб.

— Точно не тебе. Он получил свой шанс.

Кирилл кивнул, хотя я чувствовала, что он считает это незаконченным делом. Мне еще многое предстояло узнать о мире, в котором я теперь жила вместе с ним, но я справлюсь. Должна была. Я выбрала эту жизнь, когда выбрала его.

Кирилл поцеловал тыльную сторону моей ладони.

— Хватит беспокоиться об Антонио на сегодня. Давай насладимся романтической оперой.

— В программе написано, что это трагедия, — заметила я, садясь рядом с ним.

Кирилл коротко рассмеялся.

— И в чем же разница?

— В романтике должен быть счастливый конец, это очевидно.

Кирилл взял мою руку в свою и поднес ко рту, целуя ее, а затем слегка прикусил один из моих пальцев. Он постоянно брал в рот какую-нибудь часть моего тела, как будто только путем крайнего самоконтроля мог удержаться от того, чтобы не съесть меня целиком.

— Значит, ты хочешь счастливый конец, принцесса? Долго и счастливо?

Его тон был задумчивым, пронизанным тревогами, которые, казалось, постоянно преследовали его в последнее время из-за всего, что происходит с его отцом и братом.

— Конечно, разве не все этого хотят?

— Только те, кто полон надежд, я думаю, — загадочно пробормотал Кирилл.

Прежде чем я успела задать ему вопрос по поводу этой расплывчатой реплики, свет погас, и в зале воцарилась выжидательная тишина, когда прозвучала первая нота.