Библиотека литературы Древней Руси. Том 17 (XVII век)

ПОСЛАНИЕ СТРАДАЛЬЦА ХРИСТОВА ОТЦА АВРААМИЯ К ХРИСТОЛЮБЦУ НЕКОЕМУ И СВИДЕТЕЛЬСТВО О ВРЕМЕНИ ПОСЛЕДНЕМ{65}

По апостолу: «Вся искушая, внимай лутчему»[2725].[2726]

Поистинне, лутче и всего честнейше, еже во благочестии быти, якоже апостол научи нас: «Едина вера, и крещение едино»[2727]. А прочия не суть веры, но ереси и раздоры[2728], понеже от тех немощно Духа Святаго прияти. Якоже и Феофан старец с несторианы причащался, и толико страшно показа ему ангел Господень, молитв ради святаго старца Кирияка, яко вся еретики в смрадна и темне, и огнем дышуще месте, и сказа, яко не токмо приобщающийся, но и послушающии словес их. И паки прирек: «Аще и вся добродетели исправит человек, а в вере неправо верует, то в то место приведени будут мучитися с еретики»[2729].

Внимай, прочее — о никониянех воспомяну ти.

Глаголет бо Великий Василий: «Креститися подобает, яко прияхом, а веровати, яко крестихомъся». Зри противных никониян, яко они инако крещени, а инако веруют. Мы же глаголем по сему небоявленному Богослову[2730]: «Зле крестивыйся добре веровати не может». Подобает им сице ответ творити: «Егда избрали веру новую, снова и креститеся!» Не реку — крещение, но осквернение!

Увы, увы! О горе! К плачю приклоняся, о сем глаголати, яко вси уклонишася от Бога святаго и лестцу вероваша, и «яко аспиды глухие, затыкающе уши своя»[2731], слышати не хотят истинны. И воистину, по глаголющему, «престала молитва от уст человеческих»[2732], и паки престанет, понеже лутчей погибели приходит. И глаголет ли кто, како престала?

Зрите, поведает нам великий Златоуст сице: «Темъже сказую вам: никтоже, Духом Божиим глаголяй, речет анафема и Исуса». Таже и другое: «И никтоже может рещи Господа Исуса, точию Духом Святым»[2733], и прочее. А по грамматическому разуму — соуз, а по осмочасному Ивана Екзарха Слову то различие именуется[2734]. Еже рещи «Господь и Исус», то стало два имени, Несториева ересь проклятаго. Он не убоясь на два состава разделити Господа нашего Исуса Христа. И внимай по сему, како не престала, якоже и Ефрем Сирин глаголет: «Всяцем коварством кует, чтобы отнюдь во времена та имя Спасителево не именовалося»[2735]. Нам же повелевают святии бити ратники именем Исусовым[2736].

И ты, любимче, не моги пременити и[2737], како ти сперва заповедано от отец, тако и содержи. Веси, во Исповедании веры како положено: «И во единаго Господа Исуса Христа, Сына Божия». Такожде и Златоуст великий свидетльствуетъ молитву Исусову творити, и великий во отцех Иванн, Лествицу списавый, на Небеса восходити, и преподовный авва Дорофей[2738], и прочее о сем множество свидетелства обрящеши во отеческих книгах, но зде, невмещения ради, престану. И не моги в старых книгах ни единыя черты преложити[2739], понеже зло воистинну се, яко развращаяй догматы отеческия, таковый себе, по Писанию, приводит скорую погибель[2740].

И о сем разумей. Мудрствуют во своих книгах никонияне: «Слава Отцу, Сыну», и то — Божеству слияние, рекъше, составом Божественным, и ересь сия проклятаго Савелия еретика[2741]. И сложение перст, и пресвятую «Аллилуйя», и «Достойно» Пресвятей Богородице не мози преложити. И свидетельствует великий Златоуст в Маргарите[2742]: «Аще кто не исповедует Пресвятыя Богородицы истинною, таковый от жидов ничимъже различен, и от язык неверных».

Блюди же ся и кова[2743], лести бесовския, еже есть «веков», и о сем припомяну ти от святых отец сице, яко еретицы и сие малое слово тщатся преложити, еже есть «во веки веком».

Глаголю же ти, яко ни малейшия чертицы не прелагай святых. И у Никона со ученики ни единаго прилога[2744] просто не положено, но все на погибель верным.

Что есть время нынешних лет? Вопрошаем святых отец наших, и да поведают нам.

1-й возвещает нам великий Иванн Богослов, апостольская красота: «Горе, горе, горе живущим на земли».[2745]

О сем времени и Ефрем Сирин заповедывает со слезами молитися, дабы сохраненным быти, и научает паки, егда противный явится, покоя не имут людие на земли. И уже отчасти, глаголет, икона зверина, и не покланяющихся ей языки режут и огнем сожигают, и во гробы полагают, и вверх ногами поставляют[2746]. И ты по сему плоду[2747] разумей Никона и его учеников, како не богопротивная и не проклятая мудрствуют! Понеже Господь наш Исус Христос от юга прииде, противник же — от севера. Так нам Святая Писания извествуют, от севера быти пагубе.

А по Писанию святых, не токмо легкомысленнии недоумеватися будут многокозненней прелести последней, но и избраннии многия прельститися имут, понеже глубока и пестра прелесть. И якоже глаголет Ефрем: «Вложит тогда человеком противник страх и пренемогание в сердца, и лютое неверствие». И так в Писании святых пишет: «Иже к Богу прибегают, и Святая Писания прочитают — тии познают прелесть его. А иже в вещех жития сего ум имущии и земная любящии — тии не познают. Аще и услышат слово, не имут веры, и не имеют страха, и отступившии от истинны»[2748].

Отнюдь не имей многова совета с таковыми, ниже любоприся[2749], понеже тлят обычаи благия советы злыя[2750],[2751] отнюд болии молчи. А аще прилунится о истине глаголати, с великою христоподобною кротостию глаголи. Глаголет бо Ефрем Сирии в Слове 82: «Иже смиренную мудрость стяжа, подобен есть Христу; несмиренномудрствуяй же Христа есть чуждь»[2752]. И апостол нас тако научи, яко рабу Божию не подобает сваритися[2753], но кротку быти и со смирением противныя наказовати[2754], и, по Писанию, злое благим побеждати, и пути Христову внимати, еже рече: «Аз есмь путь»[2755]. И тако нас святии научают. Инако спастися невозможно, токмо подобитися Богу, еже терпети осуждение неосуждену сый[2756].

И аще начал еси благое — проси от Бога, да поможет ти совершити, понеже просящему — дается. И не ослабевай во благих, аще и наветы какия прилучатся. Пишет бо авва Дорофей преподобный во своей книзе, яко всякому добру делу искушение или да предвидет, или да последует[2757]. А еже рукою — отнюдь не мози дерзнути на кого. Правильная бо се вина[2758]: «Бия верна или неверна иерей, да извержется».

Аще и тщета[2759] от кого прилунится, вмещай[2760] и к Богу прибегай, прося помощи о терпении, и, по словеси Спасителеву, молися за творящих ти пакости. И брань наша токмо к единому дияволу, по апостолу: «Несть наша брань к плоти и крови, но к воздушным духовом»[2761], рекше к бесом. Но токмо егда прилунится, любо невозможно уклонитися от врагов, и принуждати начнут отврещися истинны и похулити Бога или образ его пречистый, или Пресвятые Богородицы, или святых Божиих хулити, или образы их начнут, тогда не умолчи, но проповеждь пред человеки истинну, да на небеси со ангелы ликовати сподобишися. А аще кто пред человеки отвержется, отвержен будет от славы Божия и з бесы мучитися во веки безконечныя будет.

Буде икона написана, живопись латынских переводов, и такия велят держать, а истинныя иконы старыя хулить начнут и новым повелят покланятися, и рука благословенная будет по-новому написана, и ты не поклоняйсь, а глаголи, яко: «Мы в прелесть не веруем, но в соборную апостольскую Церковь, а се прелесть латынская». И обратився на восток, поклонися, знаменався[2762] десною рукою, тако нас научиша Афанасий Великий[2763] и преподобный Иоанн Дамаскин[2764].

И о сем ти помянух, еже в разуме нынешнее время преходит, яко дние лукавии[2765] суть до нас доидоша[2766], по апостолу, и, якоже пишет, собра во свое время Сатана своя слуги и верных христовых рабов погна, по Писанию, овых — грозою, иных — честию, и иных же — прелестию. Якоже и Капитоновы ученицы[2767] прельстилися, еже и Кирик на Плесе мне, грешному, повода, что сына его духовнаго звали в пустыню Капитоновы ученицы и говорили: «С нами, де, сам Христос, с небеси сходя, беседует». И добре, святии отцы научиша нас о сем сице. Егда рекут, прельстившеся: «Се в пустыни Христос!» (или зде, или онде), и вы не исходите вослед их от единыя истинныя главы Господа нашего Исуса Христа и от соборныя апостольский веры во их пустошныя и прелестныя глаголы[2768], понеже «пустыню» глаголют святии отцы — пустошныя[2769] их глаголы и во прелести[2770] их житие. Пустыня наричется внешняя, рекше, прелесть.

И мне, грешному, прилучилося со многими от них на словах быть[2771] и от мнозех верны слышати про них, и разсмотрих о них, яко в крайнюю прелесть доидоша и в различьныя ереси въпадоша. Инии от них сложение перст истинно воображают на лицах своих, такожде и молитву истинно творят, но, по апостолу, истинну в неправде, держат и нечистоте[2772], — от рвения — Христа проповедывают.

Прочее же, возлюбленный мой, реку ти последнее. Аще кто не повинуется писанному святыми, рцы таковым: «Не мы худии, но да отвещае вам святый Исидор Пилусиот[2773] сице: „Аще не ведуют святыми написанному, таковии единым от двоих недугуют[2774]: или не веруют святыми написанному, или себе самех тщуют[2775] мудрейших Святаго Духа быти — и не что иное, токмо беснуются”».

И послал я к тебе з братиею, ползы ради, посланейца отца Аввакума, и пользуйся ими, и прочих верных пользуй. «Развращенных[2776] же — по первом и втором наказании — отрицайся», по апостолу[2777], и «пред свиниями не сыпли бисера, да не попирают ногами»[2778]. Или аще кто речет ти, яко Аввакум самохвален, такие грамотки пишет, и велеречив есть, ты же рцы противу таковым, яко: «Зле глаголете сия, но отец Аввакум воистинну апостол Христов есть, якоже рече Павел: „Подобни мне бывайте, якоже и аз Христу”[2779]. И оному глаголющему словеси внят Аввакум: „Аз есмь путь, и истина, и живот”[2780]. И подобится воистинну своим страдание апостольскому страданию и путем Христовым шествует, и повеленное от Бога верны возвещает, якоже и Симеону, Новому Богослову[2781], по прошению его Божий ответ последова, яко „верным мои тайны моя открывай и возлюби их”». И приглаголуй и сия таковым: «От безумия вашего и дерзости неопасивыя, како не устрашитеся в толику бездну себе погибели поринути[2782], но и сия ваша хула на рабов Божиих через их на самого Бога возходит. И аще не престанете от сего и не покаетеся, и со онеми глаголющими на Господа нашего Исуса Христа часть и жребий приимете: „Сей человек ядца[2783] и винопийца, и беса в себе имать”»[2784].

И не сумнися о сем, еже апостолами нынешних страдалцов в лепоту нарещи, яко славнейшии и вышшии, по Писанию святых, первых мучеников имут быти, и честь и престолы апостольские даны им будут. Ты же, любимче, о сем не дивися, что никонияня нынешних страдальцов хулят, но веждь, и великаго Предтечю Иванна поносили: «Сей человек ни пиет, ни ест — беса в себе имать»[2785]. Такожде и Иоанна Лствичника присноглаголива и блядива нарицали, и много о сем образцов в Писании святых обрящеши. И я отца Аввакума истинна Христова ученика исповедую, сего ради и вопрошаю, что хощу от него научитися всяком доброму делу.

ВОПРОС — ОТВЕТ СТАРЬЦА АВРААМИЯ{66}

Заключенный от старцов, архиереов новаго Израиля, за имя Исус Христово отцем и братиям, купно и сестрам о Христе, благоверно живущим, мир дав, и до лица земли кланяюся. И зря всех вас духовныма очима, молюся вашему благонравию, еже не помянути грубости моея к вам, но помолитеся о мне ко Господу, дабы ми помощь получити от Господа молитв ради ваших, еже претерпети до конца непретъкновенно за имя его. И целую купно всех вас духовным целованием.

Да о сем вам ведомо буди, как взяли нас в нынешнем, во 178-м (1670) году на Сырной недели, в нощи против Сыропуста[2786]. А приходил по нас соборной поп Петр со многими служивыми людьми и «со оружии и дрекольми, яко на разбойников сущих»[2787]. Поемъше мя проста, ведоша на Мъстисловъской двор к дневальному полуголове Симеону Остафьеву[2788]. Прочих же видех многих ведомых — руце связаны опако[2789], зело твердо. И полуголова на Мъстиславском дворе повелел стрельцам накрепко караулить, чтоб друг со другом не промолвить. И егда прииде нощь в Сыропуст, розвели нас по разным изъбам. Меня же отведоша к Троицъким воротам[2790].

И на первой недели поста власти брали мя во Вселеньския полаты[2791]. Тут же и думной дьяк был Иларион Иванов[2792]. А властей было: Крутицъкой Павел[2793], Вологоцъкой Симон[2794] и Чюдовъской архимарит Иоаким[2795]. И егда ми въшедшу в полату, образу Пресвятыя Троицы трижды поклонилъся и обычьно в пояс властем, такоже и дьяку.

Первой вопрос от властей: «Где обещание[2796] твое, и къто наставъникъ твой?»

Ответ: «Обещание мое всегда со мною, и никогда не выступаю из ограды. А наставник ми Небесный Отец, иже посла Сына своего в мир наставити люди своя, да во истине его ходят. Прочее аз вас вопрошаю, скажите ми, что вина моего пришествия зде? Понеже яко на разбойника со многими оружии пришедше, пояша мя, и держим за крепъким караулом, яко злодей».

Они же мя нудиша о первом своем вопрошении сказати. Аз же рех им: «Донележе[2797] не увем о деле своем, престану вам глаголати». И они умолъкоша и повелели мя думному вопрошати.

Вопрос думного Илариона Иванова: «Коего града рождение твое, и кто суть сродники твои по плоти?»

Ответ: «Града настоящего не имею, но грядущаго взыскую[2798]. О мире же глаголати не хощу, уже мертв мирови. И ничего не буду вам говорити, донележе не увем дела своего».

И больши того думной не истязал и почал вопрошати мя о писмах моих, у кого что взял, и кто писал те писма. И аз сказал о писмах, кто писал, не вем, а досталися мне писма от покойново игумена Феокътиста, и от старца Аньтония, и Григория Неронова[2799]. И потом думной премолъча.

И начал говорить митрополит Павел Вологоцкому архиепископу Симону: «Слыхал я о многих о Авраме том, что имеет, де, он разсуждение от Писания, что нынеча пособлазнилъся». И Вологоцкой Симон рек ему: «Слышал и я, что нарочит»[2800].

И паки Павел начал говорить: «Что ты, Аврамей бедной, худо делаеш, пишеш ко Авъвакуму протопопу грамотъку, и в той грамотки своей зело его похваляеш и о великих таких делах вопрошаеш его. А они, Авъвкум, за свое безумие и нечестие от всех архиереов Великия Русии проклят, и тебе ведомо сие. Есть здесь, в Московском государьстве, патриархи и прочие архиереи, и архимариты, и игумены, и протопопы, и священноиноки — ино есть кого сипрашиватися и кроме ево».

Ответ: «Слышах от тебе, владыко, о отце священноми Аввакуме протопопе таковыя глаголы и, не прогневайся на мя, хощу ти правду рещи. Клятва, бываема не по священными правилом, не действена. А кто кого знает, и кому кто по совести бывает, тот того и вопрошает. А я отца Авивакума истинна Христова ученика исповедаю, сего ради вопрошаю, хощу от него научитися всякому доброму делу».

И власти рекли: «Ныне познахоми тя совершенна отступника от святая соборныя и апостольския Церкви, и развратника, и лестьца».

Ответ: «Несть аз отступник от Церкви святыя соборныя и апостольския, но держу истинную православную веру, преданную нам от святых апостол, и на седьми Вселенских соборех утверженную, и кровию святых мучеников запечатленную».

И Павел митрополит рек: «Прельстилися есте, не ведаете древняго Писания»[2801].

Ответ: «Не прелщен есмь, и не прельстил ни единаго от человеки, но во истинне пребываю». И, хотя поиспытати смирения властей, рек Павлу митрополиту: «Странно сие слышати, владыко, еже християном в Велицей Русии снова учитися новой вере, о нейже мы не слыхали. Да и ты, владыко, с нами во единой вере крестилъся и во единой купели омылъся, и едиными миром помазан Христа нашего, а ныне глаголеши: „Зла вера, в нейже породилъся еси святым крещением”. А Василей Великий, вселеньской учитель, пишет: „Креститися подобает, яко прияхом, а веровати, яко крестихомся”. И по сему вселеньскаго учителя разсуждению, зле крестивыйся добре веровати не может. Да и в иных Писаниях святых много о сем свидетельства, яко неправое крещение, сиречь неправой вере, в крещение не въменяется, но паче во осквернение. Тако же и ныне последующим новой вере снова тою верою и креститися подобает. А есть ли будет не креститися снова, то простым людем зело соблазнено будет, и говорят вам о сем: „Учат, де, нас власти новой вере, еяже мы не слыхали, а о старой вере глаголют, яко неправа суть. А сами они тою неправою верою крещени суть”. И срамъно будет исправлятися великоросияном, аще снова всем будет креститися».

И сие мое разсуждение Павлу митрополиту зело полюбилося — не усидел на месте своем, но въстав, прииде ко мне и любезно мя от своего смирения почал подавать благословение: взем мя левою рукою своею за браду и нача браду мою крепко держати, паче же и терзати. И сие творя, святитель, болезнуя о мне, исповедал брады моея, крепъка ли есть, чтобы было за что держать, егда станет десницею[2802] своею благословлять. Ведает свое крепъкое благословение, сего ради держа мя, чтоб не пошатилъся от его благословения и о помост полатной не ушипъся б. Егда же исповедал браду мою, начал и десницею своею по ланитом моим довольно благословлять, да и по носу довольно благословил. А приговаривал, благословляя, сице: «За крещение свое я стану. Я крестилъся крещением, что Никон патриарх на соборе со архиереи исправил». И зело расъпыхалъся на меня и яростию и зъбил з главы моей клобук и камилавъку[2803] на пол и, простовласа водя мя по полате за бороду, говорит сице: «Скажи, что разньство в старом и новом крещении?»

Аз же рех ему: «Не бранитися аз с вами зде приидох, и довольно ми есть твоего благословения, и зело ми полезно сие». И радуяся сердцем, и лицем улыскаяся[2804], рех ему: «Припамятуй, владыко, что писано се во святых правилех: „Иерей, бия верна и неверна, изъвержется”. Кольми[2805] паче арьхиерею должно смирение имети, не яко обладающе причьто, но яко образ бывающе стаду». Он же глагола ми: «Несть ми в сем порока, я хощу тебя, врага, довольно бити, яко Николай Ария еретика»[2806].

Прочия же власти, Вологоцкой и Чюдовъской, якобы постыдилися и говорили с тихостию Павлу митрополиту, чтоб престал от дерзости. Думной же молчаше. И егда исполнил свое желание Павел, довольно бияше мя и вопрошая превращения в крещениях. Аз же молъчаше, помышляя в себе, яко и Господь наш Исус Христос, виде от людей неправеден суд, премолча[2807], и во время гнева и ярости разсужения не бывает. И егда преста мя бити, повеле написати думному сие, что о крещениях говорил, и въ крещениях превращения не сказал. Думной же, по многом молчании, тако написа.

Аз же пред ними простовлас стоях, маньтия же моя и клобук, и камилавъка, якоже исперва повержена, пред ногами лежит на полу. И рече Чюдовской архимарит Павлу митрополиту о мне: «Давать ли ему платье?» Он же рече: «Не проси он сам платья». Аз же рех: «Испросих Господа моего, и елико ми он, Содтель, помощи подаст — ему работать в сем платье обещахъся — и благодарна приемлю. А есть ли вы не изъволите ми дати платья моего сего, но Бог вся весть, яко чернец есмь, и той будет нам о всем судти право». И даша ми едину камилавъку. Аз же, благодарна прием, надел на главу.

И изведоша мя ис полаты в сени. И ту много человек. Аз же пред ними с тихостию рек сице: «Благодарю Господа моего, яко сподоби мя за имя свое пресвятое в сей час брады терзания и по ланитом биения прия от Сарскаго и Подонскаго митрополита Павла». И ис полаты власти и думной запретиша ми глаголати и караульщиком повелеша мя отвести на Мъстисловъской двор в ызбу к дневалному голове. И голова, по приказу думнова, посадил мя в чюлан и в книгу привод мой написал, чтоб никому не приходить ко мне, и десятнику с стрельцами непрестанно быть у меня на карауле и ничего со мною не говорить.

И бывъшу ми двои сутки. Потом принесе подьячей маньтию и клобук. Аз же прием. И еще дня з два минувъше, прииде подьячей и повеле голове у меня в чюлане окно заколотить гвоздми накрепко, чтоб не открывалося, и свеще сальной быть непрестанно. И тако ми бывъшу за крепким караулом недели з две.

И прииде ко мне нощию подьячей и приведе мя к предиреченным властем и к думному. Да тут же и Резаньской архиепископ Ларион[2808]. Аз же, придох в полату, по предиреченному сотворих и стах пред властми.

И нача ми говорить Резаньской архиепископ Иларион: «Как, бедной Аврамей, дело Божие творите без страха! Уже у вас соборная апостольская Церковь — не церковь, таиньство — не таиньство, архиереи — не архиереи, вера православная христианьская — не вера. Прииди, братец Аврамей, в разум». И паки рек ещо: «Тебя брата исповедаю себе, аще приидеш в разум и истинну познаешь. Прииди, брате Авраме, в разум и помилуй сам себя, престани прекословити архиереом, хотящим тебя видети во истинне и о спасении твоем пекущимъся. Да и сие, брате Аврамей, помысли, мы сами себе хотим ли погибели? Ты же, прекословя истинне, архиерея прогневал. Да и о сем зазираеш архиереом, что за твое прекословие дерзнул рукою. А и Господь наш непокоривых бил, нам образ показал, егда бичь сотворил от верви и изгна куплю деющих ис церкви[2809]. А вы, брате Авраме, конечно за неведание погибаете. Не учася риторьства, ни филосовъства, ниже грамотическаго здраваго разума стяжали есте, а начинаете говорить выше ума своего, якоже и преже сего ты рекл еси Павлу архиерею о крещении, а в крещении превращения не сказал еси. И посему познавается, яко плутаете, бедныя, заблудивше от истинны».

Ответ: «Правду, владыко, рекл ми, яко риторики и филосовъства не учився и грамотическаго учения глубоко не знаю, кроме малаго наречия в справе. И прочитаю книги Благодатнаго закона, такоже отчасти мало и пророческих кни читал. И от Святаго Писания хощу тебе противу твоих глаголов, аще изволите з долготерпением послушати, о истинно рещи. А есть ли вы по-прежнему будите гневатися на мя, что аз буду вам говорить, и аз престану, да не прогневаю вас. И Бог, судия праведный, разсудит нас с вами».

И власти велели мне говорить. И аз им первие о сем рек, яко несмь аз хулник святыя соборныя и апостольския Церкви, и таиньства от нея причистаго Тела Христова и пречистыя Крови со страхом и говением причащаюся, и непревратно держу православную веру, преданную нам от святых апостол и святых отец, на седьми вселеньских соборех утвержденную, и отцы нашими, великими архиереи, зде, в Велицей Росии, просиявшими, свидетельствованную. А вы нам отставити повелеваете отеческую веру и веровати нынешним греческим архиереом.

А о нынешних греках святый Селивестр, Римский папа, егда послан был от Бога, и сказал Филофею, патриарху Царяграда, что у них, в греках, насилием агаряньским без остатку погибнути православной вере. Нашу же рускую землю светлую Русию нарек и третий Рим, благочестия ради. И сие сказание святаго Селивестра неложно збылося. Писано о сем во «Истории белаго клобука»[2810]. Наша же руская земля воистинну светло во благочестии сияла до Никона патриарха. И с истинных греческих книг древних переведены наши православныя книги, а не с нынешних латыньских, иже ныне греки держат, имъже справливает папа Римской, и в Риме печатают и в прочих римских градех, и к ним, греком, идут. А они их держат по нужде, что правых книг взять им негде.

А егда преподобный Максим сюды приехал к Москве[2811] и приведен бысть у великаго князя Василия Ивановича в книгохранительницу, и виде в ней многое множество древних греческих книг, и с клятвою изрек великому князю, что в греках у себя не видал толико множество древних книг. И сказал о том ясно великому князю и как у них в греках, по взятии Царя-града от турскаго[2812], папа римской истинныя греческия книги все сожег. И о сем в книге его писано. Да он же преподобный с клятвою писал митрополиту нашему и всему собору, чтоб сюды, к Москве, от греческаго патриарха ни попа, ни дьякона не принимали в приобщение. И сие писал преподобный Максим, рускую нашу землю оберегая, ведая подлинно, что у них, в греках, по извещению святаго Селивестра, папы римскаго, вера христианьская погибла без остатку.

Да и Арсеней Суханов[2813] посылан был отселе, с Москве, в греки разсмотрения ради греческих чинов и веры их, и описал все подробну. И по его описанию у них, в греках, и следу несть благочестия. Да и иных свидетельств много предложю вам, аще право будите судити, а ныне престану. «И при двою, бо, или триех свидетелех станет всяк глагол»[2814].

А еже глаголете, что мы риторьства и филосовъства не учася, с вами говорим, и того ради нам вы зазираете, и о том вам за нас великий апостол Павел отвещевает, еже глаголет от лица Божия: «Погублю премудрость премудрых и разума разумных отвергуся»[2815]. Понеже «буйством проповеди благоизволи Бог верующих спасти»[2816], а ни филосовъством, ни риторьством. И Ефрем Сирин глаголет: «Верному о Христе возможно препрети и риторов и философов, истинно противляющихся, кроме риторьства и филосовъства, и грамотическаго учения»[2817]. И преподобный Иван, Лествицу списавый, глаголет в своей книзе, яко филосовъское кичение чюже смирения. А преподобный Иван Дамаскин пишет своей в книге, глаголемой Небеса, какову подобает быти философу смирену и кротку.

А в нынешних учителех несть таковаго обычая, но и сами, ихъже вы называете вселенскими, патриархи своими руками дерзают, якоже и Павел владыка возложи руку на худость нашю. Да вы же глаголете, яко и Христос бил человеки бичем. О том Иоанн Богослов в своем Благовестии ясно написал: егда сотворил бичь от верви Господь, и изгна ис церкви волы и скоты, а словесных не бил, но речию им говорил изыти ис церкви. Исполнил Писание законное, еже писано: «Жалость дому твоего снесть[2818] мя»[2819]. Да и во пророце Дух Святый провеща о кротости Спасителеве за много лета. Да и самого Господа глаголы сказуют нам явно, еже рече: «Возмите иго мое на себе и научитеся от мене, яко кроток есмь и смирен сердцем»[2820]. И потом вси богословцы сказуют, яко не токмо не бил Господь человеки, но ниже въпреки глаголал.

Да вы же глаголете, что сами себе погибели не хощете, и сего ради вас послушати и Никонову веру приняти, отставя святых отец наших предание. И мните его мудра паче отец наших, сего ради и предание его держите. И мы вас немудрыми не называем, но и зело премудрыми. Только судите сами себе, добрее вам будет, аще не будите превозноситися над отцы своими, да не удалится от ва спасение. И колико премуд бысть Ориген[2821] и, уповая на свою мудрость, паче отец нача мудрствовати и во смирение не прииде, но оправдуяся в неправде, вечную себе погибель приобрел. Да и много Писании обрящем таковых обрасцов. А о крещении реку вам: первое, Символ православный веры от лица крещаемаго трижды глаголется превращенно; во имени Исусове литера прибавлена и Духа Святаго крещаемаго истиннаго не проповедуют, емуже и по крещении во истиннаго Бога веровати невозможно. Да и вся главизна о крещении превращена, и положено в десть[2822] только 16 листов, а в старых Потребниках 25 листов[2823].

И власти мне говорили: «Мы с Никоном не вново завели Символ православный веры, но со старописанных книг и з древних греческих исправили, и подлинно разсмотрели, что от святых отец на вселенском соборе и в „Духа Святаго Господа истиннаго” не положено, но точию „Господа животворящего”. А имя Исусово справили против граматическаго разума».

И аз им рек: «Несть сицевая справа разума граматическаго. Еже рещи „и Исус”, но тако будет соуз по граматическому разуму. А еже Иван Екзарх пишет в Шестодневе своем: „Еже рещи и Исус, то станет два имени”. Да и в Острожских печатных Апокалипсисах Толковых, в предисловиях, изъявлено о сем, яко Коринфа еретика[2824] сие умышление.

А о истиннем Дусе глаголете, яко святии отцы на соборе не положили истиннаго. А святии отцы не прекословцы были Христовым словесем, еже сам Господь, уча нас во свято Евангелии, глаголет: „Егда приидет утешитель, егоже аз вам пошлю от Отца, Дух истинный”[2825]. Да и во иных местех наричет Господь истинным. А о себе глагола Господь: „Аз есмь путь, и истинна, и живот”[2826]. И посем явно, яко и Дух Святый право исповедается истинный и животворящий. Тако и вси святии богословцы исповедуют, последующе истинному учителю своему Христу, якоже научил нас, глаголя: „Аще в моем словеси пребудете, то воистину ученицы мои будете”[2827]. Такоже и в послании своем Иван Богослов написал: „Всяк преступая и не пребывая во учении Христове, Бога не имать”[2828].

И отцы наши не преступали Христова учения и сему Спасителю угодили правою верою. И мы им последуем и за молитв их хощем спастися. А еже глаголете: „Святии отцы на вселенском соборе не положили истиннаго”, — и се ложь есть. Не преступники были святии отцы богословии Господа нашего Исуса Христа. И облак[2829] свидетельства о сем в Божественном Писании от святых отец, яко право так во Святый Дух веровати, как у нас до Никона патриарха во отеческих книгах напечатано. Так же и Фотий патриарх[2830] в послании своем Символ православныя веры писал против наших отеческих книг. Да и во Острожьских Следовальных Псалтырях[2831]. А святый Иван Дамаскин в Соборнике, в Слове в неделю православия[2832], зело ясно пишет и повелевает веровати и в Духа Пресвятаго Господа истиннаго и животворящаго. Так же и Веры книги списатель[2833] приводит всех седми вселеньских соборов и девяти поместных святых отец, яко вси тако повелевают веровати, как в наших отеческих книгах.

А о греках ненешних говорил я вам, лутче было им не веровати и на отеческихъ догматех необлазиво[2834] стоять, якоже и при святейшем Филарете патриархе было. Егда приеждал из Литвы корецкой протопоп Лавреньтей сюды, к Москве, а привез с собою книгу Беседословие своего слогу[2835]. И святейший Филарет патриарх тое книги справил, понеже много было в ней ересей, и приказал о тех ересях с ним, Лавреньтие, говорить Богоявленьскаго монастыря Илье архимандриту да Печатнаго двора справщику Григорию. Да тут же сидел князь Хилков, имени ему не памятую. И многое прение было с ним, Лавреньтием, о Божестве и о церковном Божественном писании. И в прении к приличным речам говорил он, протопоп, архимариту: „А то вы на Москве греческих книг не прочитаете и не имеете у себя, сего ради всего не знаете”. И архимандрит говорил: „Мы на Москве нынешним книгам греческим не верим. Есть у нас, у государя и у святейшаго патриарха, древних греческих книг многое множество. А нынешним их книгам не верим, того ради, што они превращены”. И во всем его, Лавреньтия, препрели от Божественных Писаний, и он во всем покорилъся и прием, целовал книгу свою. И за исправление святейшаго патриарха Филарета зело ублажил, глаголя, яко воистину премудр святейший Филарет патриарх Московский и воистину, яко солнце, сияет своим благочестием.

И судите и по сему — отцы наши ведали в греках блужение в вере и не верили им, и без мятежа в православной вере жили, и Богу угодили. А Никон, хотя погубити своим коварством всех и отвести от Бога, и бутъто от грек исправляет. А вы ему и грекам поверили и велик мятеж в Велицей России учинили, и православную веру потеряли, а не исправили. А те книги, о нихъже Максим великому князю с клятвою рек и Илья архимарит поминал, от Никона потаены. „И святых уста не лгут”[2836]. Сказано от блаженнаго Максима, что в греках, по взятии Царя-града, великая скудость книжная, и сам он, блаженный Максим, учитися ходил в западныя страны, скудости ради книжной. Да и по описанию Арсения Суханова древния великия обители у них все разорены, и живут в них бусорманы, и откуду у них древним книгам быть?! И аще кто правое разсуждение имеет, той ему не верит, понеже он во всем лжет».

И власти рекли: «Плутаешь, бедной Аврамей, не ведая истинны, и приводиши свидетельства о греках и о греческих книгах неправо. То писание писали, на негоже ты съсылаешься, такия же плуты, как и вы ныне плутаете и в своих писаниях Никона антихристом называете. А антихристу быти во Иеросалиме, а не здеся. И тем людей Божиих зело возмутили есте».

И аз рек им: «О Никоне писал аз, вопрошая отца Аввакума и возвещая ему о сем, яко слично на нем, Никоне, быти сему таиньству. И ни единого слова собою не умыслих, но от многих святых отец Писания собирая, писах. Да и се писано в моем писании, яко „не испытанны суть судьбы Божия”[2837]. Только глаголю вам и ныне: по писанию святых отец прилично на нем быти сему таиньству. Есть ли он неким Божиим попущением будет паки во время, не отрекуся его тако нарещи. Есть ли вы его покинете, и Бог умирит Церковъ свою, и аз о том радуюся, аще не збудется».

И думной рек: «Аврамей, правду ты так рек и писал, что в северной стране быти антихристу. Да ведь не одне мы в северной стране, но есть, и немцы иныя[2838] в северной стране живут. И посему не испытанно, где будет».

И аз рек ему: «Да Писание многое сказует нам ясно о сем, яко быти ему в северной стране, в третием Риме, идеже Скифопол. И отступу не быти от веры, а он открыется. Тако нам апостол сказует и Златоуст толкует: он открыется, отступ учинит и отречется своея славы, и после себя приуготовит иных, да делают лютая, и по том и сам возвеличится паки[2839]. И посмотрите в моем писании, иже у вас ныне, собрав от многих святых. Да и число того зверя, иже во Апокалипсисе, в 13-й главе, истолковано от святых отец и сошлося на нынешние лета. И вы судите себе сами: от нас какое возмущение людем Божиим? Понеже мы собою ни единой черты не пременили, но как отцы наши веровали и Господу Богу угодили, и мы тако веруем».

И Павел митрополит рек прочим властем: «Враг непримиримой черньчишько! С таковым врагом при людях нельзя и говорить. Я такова врага своими руками удавити не отрицаюся, да и в грех мне не вменится сие, яко хулника Божия удавлю».

И власти прочия рекли: «Аврамей, много мы тебя увещевали и не могли в разум привести, и чисты будем мы от крови твоея. А Павел архиерей правду говорит, за таковыя хулныя глаголы твоя, яще кто тебя и убиет, не будет истязан от Бога, но еще и мзду приимет, яко хулника Божия убил. И Николай Ария заушил в ланиту[2840], не терпя хулы на Бога от него слышати. Такоже и Илия студныя Вааловы пророки заклал, но во оправдание ему вменилося»[2841].

И аз рех им: «Несть право сицевое разсуждение ваше. Илия сотворил в Законе сие, и аще в Законе кто хощет оправдатися, таковый Благодати отпал[2842], по Апостолу, уже бо законная сень преиде. И в Законе „око за око, зуб за зуб”[2843]. Во Благодати же Господь научил нас не токмо еже убивати, но ниже въпреки глаголати. Чюдотворец же Николае на соборе совершеннаго еретика — не мог хулы слышати от него на Бога, и по человечеству сотворил — заушил в ланиту. И святии отцы зело воспретили ему о сем, хотели и сана лишити. И он не оправдался пред отцы в том, что добро то сотворил, еже рукою дерзнул. И таковых правил не написал, еже духовным дерзати рукою или мучением к вере приводити, но пред отцы смирение показал. И виде Господь смирение его, наипаче прослави его, даде ему Евангелие, а Пресвятая Богородица амфор.

И одне правила написали святии отцы: „Иерей, бия верна или неверна, да извержется”. И аще бы добро дерзати руками духовными, не возбранил бы Господь и Петрова дерзновения ножем[2844]. Такоже егда со ученики Господа камением из града изгнали, и апостоли тогда по человечеству совещевали Господу погубити грады. И Господь им о сем запрети и глаголя им, яко „не веста, коего духа еста”. „Сын человеческий не приидох погубити человека, — рече, — но спасти”[2845]. И сего ради мнози от человеки помышляли, яко на зло не имать Господь власти. И Господь показа над древом сие, понеже паче всех древес сыро древо смоква, а от единаго слова усушил Господь»[2846].

И власти просвиру соловецкую вынятую передвигали по столу, ругаяся, говорили мне: «Такие вы враги, еретичишка худыя, што и соловецкия же старцы. Ничего не зная, а прекословием своим весь мир возмутили и многих от Церкви отлучили и погубили. И розсылают в мир просвиры свои еретической службы»[2847].

И аз рек им: «Приидите в разум! Како не бояся Бога, сия глаголете глаголы хулныя на преподобных отец! Слухом не слыхано о том, что в Соловецком монастыре бывало возмущение о вере, но изначала у них так чин и устав преподобных отец. И истинно християном подобает ситцевыя службы просвиры искати и з говением великим и со страхом потребляти, понеже на ней и крест Христов истинный воображен, а не крыж двоечасный, како в вашей Никонове вере воображен».

И власти рекли: «Авраме, бедной! Конечно плутаеш! Какая Никонова вера! У нас вера Христова, а не Никонова, только мы с Никоном исправили. А просвиры печатати со Адамъвлевою главою хульно зело. Истинно так право, еже четвероконечным крестом Христовым печатати».

И аз рек им: «Начало новой сей вере Никон сотворил, и по нем вы ему побораете[2848], сего ради и Никонову наричю. Якоже и псалвмы не един Давыд написал, да вси Давыдовы наричются[2849], того ради, понеже он начало сотворил псалвмом. А о кресте Господни пророк Исайя за много лет сказал, яко слава Ливанова с певгом и кедром, и кипарисом приити имать[2850]. Да и вси богословцы исповедуют трисоставный крест, понеже Троицы трисоставный образ носит. Такоже и в седальнах во Октае[2851] пишет: „На кипарисе и певге, и кедр вознеслвся еси, агньче Божий”».

И власти говорили: «Да тово вы не знаете, что кипарис, и что певг, и што кедр. И вы бы, когда не знаете, спрашивалися. И нечево вам и сказывать, когда не приемлете истинны».

И аз глаголах им, яко обычай есть неверию полза погубляти, по Писанию. И преподобный Петр Дамаскин пишет, яко вельми безумно есть, еже оставити глаголы готовыя и глаголати моя[2852]. Тако и мы зело безумимъся, аще оставим Писание святых отец о честнем кресте вышереченное. Да и Григорий святый, митрополит Амиритский, во своей книзе ясно о кресте Господни написал, кое древо крест дольное, и кое прекои[2853], на немъже руце Владычни пригвожденны, и которое в подножии. Да и у вас в книгах о том писано, иже глаголется книга «Мечь духовный»[2854], иже вы ныне своим собором свидетельствовали. И в ней в крест Господни такожь древа разписаны, как и Григория Амиритьскаго в прении з Герваном жидовином[2855]. Да еще сказуете и дъщицу, юже Пилат прибил от маслины древа, кроме тех трех древ — певга и кедра, и кипариса. И мы не жидовъствуем, но истинне последуем, а не сени прешедшей.

И архимарит говорил: «Хотя бы ты, Аврамей, и вину принес архиереом, а за такое твое плутовство без наказания не минул бы еси, понеже вы, враги, всю землю возмутили есте ложными своими писмами: как в котел сажены, да не згорели, и как языки резали, и им чюдеса были[2856]. И сего ради будет тебе жаръко, иногда и повиновение твое неприятно будет и, в безумии своем страдав, погибнеш».

И Павел митрополит архимандриту говорил: «Как не в безумии! Мне враг говорил, не тако крещен, как ныне верую. А в крещении, егда младенец погружаетъся в купели трижды, у нас положено такожь непременно. Глаголет иерей, погружая младенца, сице: „Крещается раб Божий младенец, имярек, во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святаго Духа, ныне и присно и вовеки веком, аминь”. Да еще враг говорит, виновно творя, и сие, что мы во всей главизне в крещении половину отняли, кое не прилично было тут».

И аз им говорил: «Не тужите о мне, якоже Боги хощет, тако и сотворит. А еже правые главизны о крещении, нечево было правити, правя, разве уже искривити. Но и зело испревратили есте, якоже исперва сказали вам о том превращении».

И Павел говорил мне: «Да враг ты Божий, что упрямилъся о крещении. А в крещении и все не нужно, только то нужно, еже во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа крестити в купели, якоже прежде сказах ти».

Да тут же и поп пришел, кой нас имал, и последния наши речи у нас застал, и говорил: «Владыко тебе право разсудил, принеси покорение».

И аз ему крутыя слова изрек сице: «Кто тя спрашивает? И некому кроме тебя говорить здесь?! Высоко зело уста своя поднял еси, да язык твой по земли преходить. А што говориш, тово и сами не ведаеш. Чему мне повиноватися? Аз верую преданному святыми отцы, а развращенного ничево не приемлю. Понеже в Святом Писании заповедано зело страшными клятвами от святых отец, аще кто от их предания хотя едино слово подвигнет[2857]. И того ради нам все нужно, что предано от святых отец».

И поп умолчал и потом ничего не говорил. Только Павел рек мне паки: «Враг Божий! Да то и в ваших любимых Потребниках Филаретовских напечатано: как младенец худ бывает, и тогда по нужде одна молитва указано проговорить, да и крестити».

И аз рек ему: «Да нужное свободному не прилагается. И аз то приемлю. Но почто полъную главизну о крещении вредити?»

И власти востали из мест своих и говорили между собою перед походом ис полаты: «Нечаво больши того говорить с таким прекословцем и врагом Божиим».

И аз рек им: «Несмь аз враг Божий. Аще и грешен, но правою верою. И верую в Троицы: непостижимаго Бога и единаго от Троицы Господа нашего Исуса Христа, рождьшагося о Пресвятыя Богородицы Марии, сугуба, во двою естеству, проповедаю. И ему, всесилному Богу, по силе моей молюся о здравии государьском и о спасении, и о утверждении царства его, и вам воистинну не прекословец, но правду глаголю».

И Чюдовской архимарит рек: «Кабы и приятна ваша скверная молитва Богу!» И Павел рек: «За такое свое действо достоин удавлен быти, аще и, оправдался, говоришь, не достойно давити. Не достойно добрых давити, а вас достойно. Помнишь, и в церкви иного удавили, да не вменилося им в грех».

И аз его о сем не вопросил, понеже гневатися на мя стали, и не вем, кого в церкви удавили, рек Павел, разве арияне в службе амфором святаго Павла, патриарха Царя-града[2858]. Мню, яко то во оправдание им глаголет.

И потом повелел мя думной караульщикам отвести на Мъстисловской двор и в предиреченной чюлан посадить, держать попрежнему накрепко. И в чюлане сидел я недель с шесть, мало свету видал, только по одному человеку караульщиком, пременяяся, со мною велено сидеть с молчанием. И потом, недель з десяток минув, или больше, и перевели в другую избу, от начальников подале, и с караульщиками попризналъся. А все из дела нашего цвет пооблинял, правителем тем не до того стало.

Да и сие вам поведаю, как распрашивал меня думной о писмах по выписям своим, в тонькость о всяком деле. И я не скоро думному сказывал. И о чем мощно отвод дать, скажю, а иных бутъто и не помню по выписке сказать. И думной доколе приискивает моих писем, а я в те поры понадумаюся. И власти мне говорят: «Уже своих писем не памятуеш!» И я им сказал, что, де, я человеченъко скудоумной и безпамятной, а волачивалъся я по многим городами и в крылосех, и иных писем и не помню, где взял.

И власти и думной говорил так: «Безъпамятной! Да и памятным, сидя, разбирать, колько ты наплел!»

А после меня старец Иосаф новъгородец[2859] был пред властьми. И они ему рекли: «Не ученик ли ты черньчишка того Аврамия?» А я, грешник, и следа не коснулъся таковаго отца разума. Да он от них смирением отходил. Не знают его, а меня при нем зело бранили. А после другой моей очной ставки власти говорили о мне братии нашей, кои пред ними после меня были: «Ведь у вас из еретишков тех только Аввакум да черньчишко Аврамей, да и те, бедный, не позная истинны, заблудили от праваго пути». Да сказал мне человек, думной, де, говорил о мне: «Чернец умеет грамоте, да упрямилъся не в деле». А подьячей, которой у дела был в те поры, как говорил я со властьми, человеку доброму говорил: «Чернец Аврамей горазд грамоте, посрамил архиереов».

И сие пишу вам, не себе похваляя, и вем грубость свою, и не достоин с человеки вменятися[2860], и ниже следу коснулъся отцов страдальцов, и воистинну человеченко стропот[2861] есмь и нетерпелив. И, ревнуя их отеческому святому пути, изрек все властем, не скрываяся, при думном и при подьячем. И властем стало зело зазрительно. Как бы им возможно, и оне бы меня жива зъглотили. Да вем, яко без суда Божия и влас з голове не уленяет[2862]. А оне и слышати истинны не хотят, в крайнее безстудие пришли. И перестать про них говорить, только разве их победить терпением, аще кого Господь Бог укрепит.

Да о сем скажу любви вашей. В пост пред Успеньевы днем, в четверток вечер, за три дни до Успеньева дни[2863], и проважали меня два стрельца з бердышами до полаты в Чюдов монастырь, иже ныне прозваны Вселеньския. И вшед в полату, обычное начало сотворих. В полате же Резаньской архиепископ Иларион да думной Иларион Иванов. Аз же обычно поклонихся обоим. И начал мя увещавати архиепископ сице: «Уже ли, Аврамей, от запада на восток обращаешися? И престал ли прекословити соборной апостольской Церкви и четырем вселеньским патриархом, и нашему пятому святейшему Иосафу[2864], и всем архиереом Великия России? И неужели „яко пес, на своя блевотины возвращаешъся”[2865] Неданное, брате, Богом, Аврамей, на себя дело взимаеш, и не Церковь тебя оставила, ты Церковь оставил еси».

Аз же рех ему: «Не оставих аз Церкви, но аще и зело грешен, только правою верою, сын святыя соборныя и апостольския восточныя Церкви, и никогда со святою Церковью не прекослових. И отцы наши не псы были и не песию блевотину лизали, но истиннаго пречистаго Тела и Крови Христовы причащалися. И мы от них приемъше, истинную православную веру непременно держим, и с тою верою хощем и на Страшном Суде Христове стати.

Разсуди, владыко, какия мы прекословцы истинне? Но во истинне всегда пребываем. А еже пользовати друг друга на благое по правилом святых апостол велено, аще кто и Божественнаго Писания не учен, да только будет искусен в слове».

И архиепископ рек паки мне: «Когда не повинуешься инстинне, а за то архиереи приказали с тебя сан снять и остричь, и отдать градскому суду». И повелел старцу снимать с меня сан. Он же сняв маньтию и клобук, и камилавъку, и остриг.

А же глаголах ему: «Творите, еже хощете. Самовластны мы зде, а егда пред Господем будем на суде, тогда познаемся, кто будет прав, и кто виноват. А что теснее, то и прибыльнее. Гроб и теснее того будет, да лежать же в нем будет. А что глаголете про греков, и о грекох аз бы последней обладь от Писания свидетельства предложил, что и следу у них благочестия не обретается. Святии отцы, кои от грек зде, в Русии, просияли, от нынешних греков попа и диякона, поставленова от греческаго патриарха, зде, в Русии, приимать не велели в приобъщение в Московское государьство, и о сем с клятвою писали».

Они же нимало сему не внимают и, остригъше, повели мя ис полаты. Аз глаголах, по полате идучи: «Подаждь утешение своим рабом, Всенепорочная, утоляюще лютая на ны востания» и прочая. И егда в сенях остановилися, и вышел старец ис полаты, которой мя остриг, и поклонился мне до земли пред всеми, и глаголя ми: «Прости мя, отче, яко не волею сия сотворих». И аз ему поклонихъся. Видех его, егда и стриг, весь дрожал, непрестанно молитву Исусову творя, и Сына Божия исповедая в молитве. И сказал мне о платье, яко у Чюдовскова архимандрита будет платье. И потом привели мя в Стрелецкой приказ, хотели в чорную полату посадить. И довольно постоял в приказе. И паки повелел мя думной в старую избу отвести, иже и доныне пребываю, донележе Бог благоволит.