Библиотека литературы Древней Руси. Том 17 (XVII век)

СЛОВО О НЕКОЕМ МУЖИ ИМЕНЕМ ТИМОФЕЙ

Не умолчю бывшия благодати Божия на роде человечестем. Не ложь бо рекий: «Не хощу смерти грешному, но обратитися и живу быти ему»[2959]. Се зрим и ныне пред очима нашима дивно и страшно чюдо, в Донской области. Муж некий именем Тимофей, нарождения его града не вем[2960], токмо едино свем[2961], яко от благочестиву родителю родися, духовным порождением, отца убо имея Бога, иже водою и духом породи того, матере же правоверную Церковь Отчю — теми изведен ис тмы неразумия во свети благочестия. И имея сей муж по плоти жену и чада. И се прииде ему мысль блага: изыде из мира з женою и чады, якоже Авраам[2962], и преселися не в чюжую землю, но в знаемую, идеже[2963] и покой, и веселие, и затишие уму, и блаженство святых. И прииде в пустыню тоя же Донския области, в пределех речки, глаголется Чирн, и сяде близи обители Пресвятые Богородицы Покрова, еяже[2964] созда преподобный отец Иов[2965], муж свят и праведен, и множество иноки собра и братии, мир остави и о Господе успе[2966]. Пустыня же оного Тимофея от обители тоя яко поприща три. И се муж Тимофей, имея на себе болезнь велию, яже глаголется крымка, и бысть при смерти. И текши жена его во обитель Пресвятыя Богородицы и умоли игумена именем отца Досифея[2967] пострищи мужа ея. И умолен бысть от нея, постриже его во аггельский[2968] образ и нарече имя ему Тарасий. Они же во иноческом образе мало[2969] поживи и во исповедании добре преставися к Богу.

И по неколицех[2970] днех после преставления его к Богу бысть видение сыну его по плоти[2971], именем Иванну, младу сушу, лети десяти или мало боле[2972] от рождения его. Бысть сице[2973]. В лета 7195 (1687) году, месяца генваря в 7 день, на собор святаго славнаго пророка и предтечи крестителя Господня Иванна, мати его именем Евфимия, благочестива жена сущи и боящеся Бога и преданное от отец законное правило добре храняше, и с вечера за церковную службу и за келейное правило молящися ей и с чады своими. И се отроку заснувшу, и бысть в восторзе[2974], и виде видение страшно и зело ужасно. И бысть в себе[2975], и востав в полунощи, и вострепетах, и со ужасом глаголах матери своей: «Возжите огня». И востах мати его, и вжегох, и видех, лице его, яко снег бело, и глагола ему: «Что, чадо, тако?» Он же глагола: «Возжи свещу, и помолимася Богу». И со ужасом рек: «О, матушка! Добро и благо молитися Богу». И помолишмся им за полунощницу и за заутреню по обычаю, и седохом, и нача матери своей подробну исповедати вся. Она же убоявшися и мнящи, яко привидение[2976] есть, и глагола ему: «Молчи, молчи, чадо». И паки уснух, и заутра востах. И се прииде старица, бывшая по плоти сестра, во иночестем образе инокиня Каптелина, и сказа ей подробну вся. И посем два дни не вкуси ничтоже, и в третий день принуди его мати.

И вниде в слухи наша[2977], и людем глаголющим: ов сице, ин же сице[2978]. И мы потщахомся[2979] со старцем и священным тоя же обители бывше по отце Иове строителем, именем Макарий[2980], и аз грешный с ним, но имя мое волею моею минух[2981], и приидохом к ним в пустыню, ко оной вдове и отроку Иванну. И вопросихом: «Повеждь нам, рабе Божий, аще истинна есть виденная тобою?» Он же, яко истинный християнин и совершен разум имея, а не яко отроча, глаголя к нам молитву Исусову: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». Нам же рекшим: «аминь», и зрящим на нь[2982], и удивляющимся разуму его. И начат нам поведати все подробну. Нам же мало коснящим[2983], яко приспе час правилный, и не все доконъчав, и востах, и идохом ко отцем во обитель, и пребыхом всю нощь тамо. И паки заутра востах аз грешный един, и паки приидох, и вопросих подробну вся. И взем чернило и трость[2984] и исходящая изо уст его писах февраля в 3 день. Нощь всю беседовахом.

Такоже начало[2985] сотворил, и благословился, и рече: «Благослови, отче». Аз же грешный рекох: «Благословен Бог». И начат поведати сице: яко «Прииде некто стар муж и глагола ми: „Гряди по мне, и покажу ти, яже не веси”. И яко веде мя на восток, и видех на востоце: и се изыдоша аггели Божии, имеюще трубы, яко облак светел, и вострубиша ими. И бысть от них яко глас грома велика во всю вселенную. И восташа мертвии от гроб во мгновении ока. И от престола Божия течаше река огненная, попаляя и поядая всяку вещь на земли. Праведнии светли, яко солнце, а грешнии огорели, яко главня, от пламене оного. Свився, яко хартия, небо, а звезды небесныя спадоша на землю, яко листвие, и очистися вся земля, яко сткло[2986].

И тогда обретеся со мною юноша зело красен и благолепен, и глагола ми: „Се грядет Судия”. И тогда отверзошася небеса, и явися прежде крест Господень, и полцы аггельстии предъидоша, и за ним носяще престол Господень, яко молния блистая. И по сем Судия грядяше со славою великою. И окрест его пламы огненны херувим и серафим, аггел и архангел, и множество небесных сил, лицы своя закрываху. И Судия седе на престоле славы своея, и на главе его венец светом неизреченным сияя, вместо чювственнаго[2987] света, но не яко сей — но от оного света радость, и покой, и веселие неизреченное. Ни солнце, ни луны тамо не видех. И се зрях пред Судиею завесу, яко молнию блистаяся, и аггели Божии держаща по четыре края. И зря аз окаянный на свет тот неизреченный со страхом и трепетом, и удивляхся. И мало взяся[2988] завеса, и облиста свет неизреченный. И глагола водяй мя аггел: „Поклонися славе Божии”. И падох яко ниц, и слышах глас от славы Божия — три слова. Мню, яко плотное[2989] ухо не может сих разумети, ни слышати. И бысть во мне внутрь от гласа онаго радость и веселия и сладость устом моим. И се узрех дванадесяте апостол, на двунадесятих престолех седящих. Престоли их зело светли, блистая, яко заря, и множество святых одесную[2990] престола Божия стояща. А по левую страну грешнии во тме предстоят, огорели, яко главня, и печални зело.

И рече Господь праведным: „Приидете ко мне, благословеннии Отца моего, наследуйте уготованное вам Царьство от сложения мира”[2991]. А грешным глагола немилостивно: „Вас ради вся тварь опалена бысть”. И паки рече им Господь: „О, окаяннии и не покаявшийся, аз долго терпех! Вас ради на землю снидох и вся сотворих по человеколюбию моему, вас ради предахся, оплеван и поруган бых, вас ради за ланиту[2992] ударен бых, вас ради распятся и вся претерпех вашего ради спасения и ожидах вашего покаяния. Вы же не покаястеся, ни сохранисте повеления моего”. И паки рече ми Господь: „Отидете от мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный дияволу и аггелом его”[2993]. И с сим словом изыдоша аггели со оружии страшными, и начаша разлучати полк от полка, блуднику со блудницами, тати с татьми, и вси кождо по делом своим. И рекоша грешницы умилными гласы: „Господи, помилуй нас и отради нам мало муки[2994]”. И глаголаша к ним аггели Господни: „О, прелестнии и безумнии! Почто преобидесте поведенное спасение Творца своего и Бога?” И ударяюще оружи страшными, и пхающе[2995] в реку огненую. И се стоях аз и ужасохся.

И узрех в реце оной диявола, мучима со Июдою, и человека некоего с народы, тяшко опалена. И глагола водяй[2996] мя: „Сей Козма[2997] со ученики своими”. Инии же вне рая стояще, яко в туманне месте. И рече водяй мя: „Сии — тяшко опалени — волею прияша его учение, а иже вне рая — сии нуждею[2998] принужении Быша”. И еще видех некоего человека, во свещенной одежди ходяща, и глагола водяй мя: „Се есть авва Досифей. И слыш его глаголюща: Козма, Козма! Что се страждеши за неправое свое разьсужение? Зане укорил[2999] еси священство и таинъство[3000] и сказывал ты, яко река огненная не будет и Христос, де, чювьственно не приидет на землю судити живым и мертвым и воздати комуждо[3001] по делом его. Мы, де, так и обновимся. И тайны ты Божия ведал. Рцы нам, что есть тайна Божия?ˮ. Он же трепетен бысть, на руку свою восклоняся и молча, плача и рыдая. И паки рече он Досифей: „Что молчиши и ничтоже отвбщаеши? Тогда един мудр был еси о себе[3002], а ныне с силами мудръствуйˮ. И тогда прият река вся грешники и потече в преисподний ад, и без вести Быша, и ничтоже на ней узрех скверно.

И тогда з Господем праведни внидоша в рай. И мало преидоша, и узрех пресветло место, всяцеми цве[т]ы украшено, и в нем мужа священнолепна и во священной одежди, на нем же венец осмиуголен. И глагола ми водяй мя аггел: „Се есть авва Иов”. И глагола ми отец Иов: „Чадо, прииди ко мне”. И приидох, и даде ми нечто зело пресветло, яко некий мал укруг[3003]. И рече ми: „Чадо, сим причастишися при смерти”. И прият, и положих в недра[3004] своя, и блюдох[3005]. И се прииде ко мне некто и глагола ми: „Отдаждь укруг сей, понеже не у время[3006] сим причаститися тебе”. И взя, яко со властию. И паки тако хождах и удивляхся красоте оной. И обретох отца Феодосия[3007] и священника Леонтия[3008] во священных одеждах стояща. Тамо узрех и диякона. И глагола водяй мя: „Сей диякон, иже церковь освятил, понеже к освящению церкви приведе его аггел”[3009].

И мало прешед, зрю тамо трапезу украшену, и на ней множество инок предлежащих обители сея и иных, добре живущих, и се муж стар с ними, лицеи светел. И глагола водяй мя: „Се есть Иван Богослов, иже не вкуси смерти”[3010]. И повеле и мне со отцы сести, и седох, и даша нам от трапезы оной образом яко вода, а сладка паче меда, невозможна изрещи усты человеческими. И мы востахом. И седоша множество праведных трудник. И паки узрех множество лиц, яко солнце сияя, от преставльшихся обители сея и Сибирский страны, и иных множество святых, а окрест их служаху аггели и пояху песнь аггельскую неизреченными гласы. И нам зрящим и дивящимся, и глаголаху аггели к нам: „Не дивитеся о сем, яко возсылаем песнь Богу и похваляем святых, понеже они в нетленней жизни угодиша Богу, и мы им повелением Божиим предстояще воспеваем”.

И паки узрех в велицей славе велик собор мужей и жен и на них венцы пресветлы, и священник посреде их. Глагола вож[3011] мой: „Се есть Аввакум протопоп[3012] и прочии страдалцы”. И зрех языки резаны, а тамо ясно глаголют[3013]. Тамо же узрех священноинока, и глагола водяй мя: „Се есть священноинок Гавриил[3014], убиен от варвар”.

И посем узрех церковь сию, зело велику, и пространну, и светом неизреченным сияя, и посреде ея престол огнь палящь, и на нем Господа седяща, и окрест его множество небесных сил, аггел и архаггел. И слышах аггел глаголющих: „Добро и полезно в церковь сию ходити и грехов отпущения просити. И иже во обители сей живущии иноцы и белцы и страннии человецы[3015], входящий в ню со страхом, велию мзду приемлют”. И зрях в ней отца Досифея исповедающа, а самого Господа прощающа и причащающа. Иже единою от руку отца прияша, сим 2-жды Господь подаваше, а иже дважды прияша, им 3-жды Господь подаваше. Нецыи же, приемше Тело и Кровь Господню, согрешают и не каются — сих взимаху аггели и ударяху оружии страсными[3016] и изимаху из него с нуждею великою Тело и Кровь Господа нашего Исуса Христа; аще инок, обнажаху его от образа аггельскаго и реяху в муки некончаемыя[3017].

Таже узре и се: аггели Господни и бесов множество, яко пря[3018] творяща о души отца моего. Аггелом глаголющим: „Наша”. И демоном молвяху: „Наша”. И несть мира между ими, и реша аггели Господни бесом: „Идем к престолу славы Господня”. И идоша аггели Господни к престолу Господню, и беси по них дряхли[3019] идуще. И глаголюще беси: „Господи, праведен еси Судия, правду суди. Понеже душа наша и зло творяща, мало[3020] не до смерти четырех человек уби и смерти предаде и ина зла многа сотворила — наша”. И реша аггели Господни: „Наша, понеже исповедался и пострижеся во иноческий образ, нареченно имя ему Тарасий”. И молвяху беси, яко „Он Тимофей есть”. И бысть глас, яко гром, от престола Божия: „Прощено есть ему за исповедание и обещание во иноческий образ”. И вси изчезоша беси, и оста душа отца моего в руку аггел Божиих. И виде аз древо и плод на них зело прекрасен, яко яблоки. И глагола ему: „Батюшко, даждь ми едино от яблок”. Он же рече ми: „Не смею Владычнева Царства[3021], понеже не пройде четыредесятины[3022] от преставления моего, и водя мя по мытарствам, дондеже[3023] Господь повелит”.

И паки видех на востоце место злачно и прекрасно, и оныя красоты сказати словом зело немощно. Посреде же того места седящии некотории старцы многочестны и около их множество детей, паче песка морскаго. И тогда вопросих аз водящаго мя: „Кто суть сия старцы, и кто суть около их плоти безчисленныя?” Он же рече ми: „Се бо есть Авраам, и Исаак, и Ияков[3024], а около их младенцы християнстии суть”. И се ино видех: на полуденной[3025] стране множество много младенческих лиц, но не тако, якоже первии, не зело светли, но яко во дни туманна. И глагола водяй мя: „Сии младенцы некрещении християнстии, и некрещеных всех несть им мучения, понеже не согрешиша Господеви”.

И посем веде мя вож мой на запад. И узрех аз тамо езеро, исполнено мук: ово мрачно, ово огнено, ино смердяще, и другое червие и многоразличныя муки, вся исполнена река и множество много человеческаго естества исполнено, и горко вси рыдают и вопиют. Тамо же узрех человека зело тяшко опалена и мучима люте-люте. И глагола вож мой: „Сей человек, емуже имя 156[3026], за сие мучится, занеже благочестие погубил”. И мало прешед, зрю пещь велику, огнем палиму и разжену, яко железо, и пред нею держат человека, яко женска полу, ей имя 289. И мало прешед, виде человека вином палима, и вопиет горко. И сказа ми вож мой: „Сей человек сея области Донския атаман, имянем Корнилей”[3027]. И глагола ми сам Корнило: „Брате, аз погибох за гонение на християн, но боле того погибох поминками. Нечестием и вином моим горели человецы на поминках моих — за сие наипаче мучен бых”.

Мало преидох и другаго зрю тамо мучима немилостивно и некоего светла и превыше его стояща, и на главе его венец мученичиск. И глаголет страждущему: „За что мя уби? Занеже аз за благочестие пострадах”. Иному молчащу, яко нему, и мученику глаголющу: „Аз ныне со Христом моим рудуюся, а ты во веки мучишися, во пламени жгом”. Аз же стоях и размышлях, и глагола вож мой: „Сей есть светлоглав мученик Савелий, пострадал за благочестие, и велик мученик есть. А сей, иже стражет, Донския области бывый владетель, зовом Михаило Самарин, и убил сего мученика неповинно, за то мучим есть”[3028].

Мало преидох и видех ино мучение, зело страшно. И глагола водяй мя: „Се есть мучение бреющим брады”. И рече ми аггел: „Зри на мя”. Аз же устремихся очима моима на нь и видех в руце его десной[3029] воображено крестное знамение, якоже благословенная рука Спасова. И нача знаменати себе аггел Господень на главу и на живот, и на правое плече, и на левое. И сказа ми, яко бреющим браду сердце пререзывают у крестнаго знамения, и за то им мучение тяшко, и табак, и хмель — все бесовское ремество[3030]. И паки глагола ми аггел: „Лучше скверно что — впадше в сосуд мыш или ино что — без молитвы ясти, неже з брадотпритым ясти, понеже прокляты суть от Бога”.

И паки видех ино мучение: темно место и люто зело лечащагося и плоть его черьви ядуща, тамо же и сребролюбцы, яко черьвми люто стружема[3031], и скрозь[3032] его яко стрелы пронзают. И глагола ко мне вож мой: „Горе немилостивым! Суд без милости не сотворшему милости”. И се видех ино мучение страшно: демон множество черных и синих лиц и почернела паче смолы, яко зверие дивии рыкаху, и я зря неких, имяху промежду собою старцы и белцы, и наругахуся им, емше змию, связаша им руце, и иных много около их, и во уста им влагаху смрад человечь, и смолою напояху, и огненным жезлием бияху зело люто. Аз же стоях и дивихся сему, помышляху в себе: что сии тако творят человеком? И глагола ми вож мой: „Сии страждут за таиноядение и питие, и за неисповедание помыслом — сим тако суть”. И посем узрех старца в темне месте поругаема от бесов. И глаголя водяй мя: „Се инок обители сея и брата имея по плоти” — и той особь[3033] стояще, яко в туманне месте, и плача. И паки слыша глас от Пресвятыя Богородицы ко аггелом глаголющь: „Поведите людем, яко икона моя не человеческими руками писана[3034] и принесена на возъдусе аггелы, да Быша человецы, молящеся, обрели милость”.

И рече ми вожь мой: „Возвратимася, отнюдужь[3035] изыдох”. Иде вьспять, и се обретеся на пути пропасть велия, и оттуду зловоние исходнике и съмрад зело лют, яко не можах терьпети смрада оного. И яко некотории тамо предстоят у пропасти оной темнообразной и реюще тамо ходящих. И приближихся и мне, и влечяху мя к пропасти оной. Аз же прекрестих лице мое и нача вопити: „Господи, помилуй”. Они жь не ослабляху мя, влекуще, и паки начах вопити ко Пресвятей Богородице: „Владычица моя Пресвятая Богородице, спаси мя грешнаго”. И близ быв пропасти и паки рекох: „Богородице Дево, радуйся, обрадованная, Марие, Господь с Тобою, благословена ты в женах и благословен плод чрева твоего, яко родила еси Христа Спаса, избавителя душам нашим”[3036]. Егда аз глагола стих сей, и еси они темнообразнии изьчезоша яко дым. И паки узрех вожа моего, и рече ми: „Помни стих сей, понеже избавляет от вечным муки глаголющих его с верою. Велика польза християном сей стих”.

И абие[3037] приидох яко к некоим вратом темным — тамо мрачно. И рече ми вож мой: „Вниди”. И я постоях мало, и внидох, и ‘‘чюх грешным плоти моея состав, яко еси отерпоша, и не [мо]гох двигнути ю мног час[3038] яко стонати ми. И посем с трудом двигнух ю, и проглаголах матери своей, и вжегох свещу, и помолшемася нама за церковную службу, и вся сказа матери своей и сестре, яже видех. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веком. Аминь».