[2х09] критичное мышление: безумие мага
— Чтобы укрепить берега, тебе нужны волки, — сказала Нимуэ.
— Волки? — переспросил Артур. Фермеры со своими жалобами его доконали, и Артур надеялся, что дану предложит какое-нибудь быстрое, дешевое, не требующее большого труда и не-волшебное решение. Они об этом уже разговаривали, дану обещала посмотреть и ответить через неделю. Артур пришел в оговоренное время.
Дану сидела на краю мраморной чаши, неподвижная, как изваяние. Мерлина нигде не было видно.
— Да, — сказала Нимуэ и принялась водить пальцем по карте, разложенной на широком бортике фонтана. — Смотри. Твои фермеры боялись за свои стада и отстреляли всех волков. В результате олени объели все, что можно. Ты добавляешь волков в систему, и получается вот что: во-первых, волки сокращают их численность. Во-вторых, олени меняют поведение и начинают избегать лощин, где легко станут добычей. Лощины заполняются ивами, осинами и тополями, кустарниками и ягодами. Увеличивается поголовье медведей, потому что они питаются ягодами и остатками волчьей добычи. Медведи усилят влияние волков, кстати, потому что тоже подъедят часть оленьего молодняка…
В лощинах начнут гнездиться птицы, плюс увеличится поголовье бобров, которые питаются зеленью. Бобры, в свою очередь, построят плотины и создадут условия для выдр, уток, рыб и земноводных, что тоже в плюс. Растения, которые поднимутся на берегах, их укрепят, русла сделаются уже, реки не будут так разливаться, и эрозия почвы сойдет на нет.
— И много волков? — уточнил Артур.
Дану подумала:
— Дюжины две. Примерно лет через шесть уже будет результат… — она спохватилась. — Или для людей это слишком долго?
Артур засмеялся, скрутил карту и показал ей на одну из башен дворца:
— Видишь вот этот холл? Я, когда только на трон сел, обнаружил, что его надо реставрировать. А там стропила, дубовые, и дубы нужны трехсотлетние, никакие другие не подойдут, а где их брать? Ну, подняли архивариусов, стали выяснять, где брали в прошлый раз, а прошлый раз был как раз лет триста назад. Обнаружили, что у некоего семейства Муров из Корнуолла. Ну, отправили гонца к ним, разведать, что и как, чисто на всякий случай — а ихний папенька выходит и говорит: «Вы за стропилами для королевского дворца? Вон те дубы ваши, мой пра-пра-пра… их сразу посадил и потомкам завещал. Мол, королю же новые понадобятся!» Так что, — Артур ухмыльнулся, — ничего, шесть лет сойдет. Спасибо за совет.
Он сунул карту под мышку и собрался уходить, но дану вдруг его окликнула:
— Артур!
— Да?
Дану нервным движением заправила прядь за ухо:
— Пожалуйста, присмотри за Мирддином.
Артур нахмурился:
— Какие-то проблемы?
Дану помедлила:
— Его последний проект пошел не так, как ожидалось. Мирддин хочет его закрыть, но просил меня не присутствовать. Пожалуйста, — сказала она с нажимом. — Не дай ему сделать ничего, идущего вразрез с его этикой. Если он кого-нибудь… повредит под горячую руку, то это потом сделает его несчастным. Мне бы этого не хотелось. Ему и так тяжело.
Звучало это достаточно нехорошо.
— Что именно случилось? — спросил Артур.
— Он увидел людей, как они есть, — сказала дану.
На стол перед Артуром легла увесистая черная папка.
— Что это? — спросил он, хотя уже подозревал ответ.
— План действий, — сказал Мерлин. Вид у него был не очень — зеленоватый и какой-то замороженный.
— Сядь, — сказал Артур. — Каких еще действий?
Мерлин сел и сложил пальцы домиком, отгораживаясь. Смотрел он куда-то в воздух.
— При организации курсов «критического мышления» я сделал ошибку и не учел всех последствий. Поэтому я выхожу из проекта — саму философскую школу я надеюсь сохранить — и для этого мне нужно провести ряд мероприятий. Я хочу, чтобы ты их санкционировал.
Артур помотал головой:
— Давай с начала. Что у тебя стряслось?
Мерлин вздохнул:
— Помнишь, мы говорили, что для того, чтобы лекции воспринимались, нужно, чтоб их читал не я? Ты посоветовал найти лектора. Только… только я не стал искать кого-то другого, я сделал лектора сам. Из себя.
— В смысле?
— В прямом, — Мерлин поморщился. — Есть такой способ… то, как я хожу среди людей обычно — это форма по умолчанию. Просто как я есть. А можно сделать на основе себя что-то другое, другую личность, с другими свойствами… так можно положить себе в голову какой-то опыт, который недоступен иным образом… получить возможность по-другому взаимодействовать с окружающими… но это сложно, нужно постоянно концентрироваться, и как только отвлекаешься, все возвращается к варианту по умолчанию… — Мерлин был рекордно невнятен даже для себя.
— Ты играл и заигрался, — сказал Артур.
Мерлин ощерился:
— Я это не для удовольствия делал, если хочешь знать! — Он вскочил и прошелся по кабинету. Остановился, потер переносицу и начал уже заново:
— Я создал Эмриса Виллта таким, чтобы люди его слушали. И я сделал две больших ошибки — во-первых, я не учел, что долго в чужой шкуре не выдержу. Я переоценил свои силы и был неправ. Во-вторых, люди стали его слушать, но большую часть времени их интересовал сам Виллт, а не то, что он говорит. Человеческое внимание — очень опасная вещь для… для таких как я. Продолжать вести курс так, как намеревался, я не могу, потому что это опасно для меня и для окружающих. Или сорвусь посреди лекции и начну менять форму… или, что еще хуже, я боюсь залипнуть и остаться таким, каким они меня видят. Видят Виллта, точнее. Поэтому мне нужно от него избавиться, предварительно качественно дискредитировав его репутацию. Это позволит отсечь тех, кого интересует именно критичное мышление, от всех остальных. Примерно десять процентов, по моим прикидкам… Так что посмотри план, будь добр. Я расписал график с точностью до пятнадцати минут, точнее мне сказать сложно. Мне нужно пространство для импровизации, на всякий случай.
Артур открыл папку.
На первой странице была карта города с проложенным маршрутом. Маршрут был обозначен красным карандашом, начинался от университета и заканчивался на площади в центре. Пункты остановки были обведены красным. К карте прилагалась таблица. Артур бегло пробежал ее глазами. Судя по содержанию, Мерлин вдохновлялся не то днем королевских войск, не то студенческим фольклором. Ничего особенного. Хотя, конечно, что для авиаторов типично, то университетскому лектору, наверное, может испортить репутацию. Развлечения вроде катания в тазу по лестнице, например… Артур бросил взгляд на Мерлина. Мерлин был безрадостен и убийственно серьезен.
— А зоопарк зачем? — для проформы спросил Артур.
— Мне нужно, — Мерлин начал загибать пальцы, — а) создать впечатление, что Виллт неадекватен, б) что он опасен, г) неприятен, д) сделать это так, чтобы никто из людей не пострадал. Использование зоопарка позволит достичь нужного уровня зрелищности.
— Хищников не трогай, — сказал Артур. Подумал и добавил, — И слона тоже.
— Хорошо, — кивнул Мерлин. — Еще вопросы?
— Почему ты отослал Нимуэ из города?
Мерлин насупился:
— Я… я думаю, что происходящее будет не очень эстетично.
— Понятно, — сказал Артур. — Ладно, валяй.
Мерлин кивнул и вышел.
— Это твоя карикатура была в «Герольде» на прошлой неделе, — сказал Тельгесин.
Венсди молча бросила на него взгляд исподлобья:
— С чего ты взял?
Она принялась точить карандаш. У нее всегда очень ловко получалось точить карандаши — лезвие в четыре взмаха срезало древесину вместе с грифелем, оставляя граненое острие. Руки у нее всегда были черные от графита.
— Видно же.
Венсди наморщила нос и в три штриха изобразила толстого кудлатого человечка с лупой, за которой таращится огромный глаз.
— Там все было как обычно, — сказала Венсди. — Король, королева, сплетни, экономика…
— Кроме последней, — настойчиво сказал Тельгесин. — Картинка была с последней лекции. Это раз. И руку все равно видно. Это два.
Венсди прикусила хвост косы, подержала и откинула косу за спину. С пробором и косичками, больше похожими на мышиные хвостики, вид у нее был совершенно ученический.
— Ладно, — сказала она, пригибаясь и понижая голос. — Карикатурист в «Герольде» заболел, и мне дали на пробу сделать несколько зарисовок по его наброскам. Если повезет, меня возьмут внештатным. Только никому ни слова!
— Но почему?
— Потому! — прошипела Венсди и опять уткнулась в свой блокнот.
Тельгесин хотел что-то спросить, но застучала трость — по проходу шел профессор Виллт. Аудитория притихла.
Эмрис Виллт неторопливо поднялся на сцену и прислонил трость к столу. Затем неторопливо поставил на стол портфель, положил сверху шляпу, внимательно посмотрел, снова взял шляпу и переложил на портфель под другим углом. Затем уселся на стол, положил туфель на колено и принялся неторопливо развязывать шнурки. Аудитория ждала. Эмрис Виллт неторопливо снял один туфель, потом другой. Аккуратно поставил их на стол. Снял носки, скатал их рулончиками и аккуратно вставил их в обувь. Подумал, связал шнурки бантиком, полюбовался на полученное, вытянул ногу, пошевелил пальцами. Как будто впервые заметил аудиторию, расцвел улыбкой и предвкушающе потер руки:
— Сегодня, — сказал Эмрис Виллт. — Мы поговорим о применимости метода.
Он выпрямился, опираясь на трость, и сделал несколько шагов вперед.
— Итак, прежде всего, стоит обратиться к тем восьмидесяти семи процентам присутствующих, которые исправно наполняли этот зал в течение прошлых месяцев. Его Величество прекрасно снабжает государство хлебом, но зрелищ вам стоит поискать в другом месте. Цирк заканчивает гастроли, — Виллт отвесил публике поклон. — Господа! Рекомендую бокс и петушиные бои, там тоже можно делать ставки на исход дела. Дамы — особенно семнадцатый ряд! — вы очаровательно рдеете и хихикаете, и это очень льстит моему мужскому самолюбию, но огорчает меня как лектора. Я тут не просто так ртом звуки издаю, вообще-то. Даже не знаю, что вам посоветовать… Ходите, что ли, в оперу, там слова никто никогда не слушает. Или на шпагоглотателей, они вообще в принципе молчат, — Виллт ухмыльнулся и тут же посерьезнел. — Далее, — резко сказал Виллт, крутанул трость между пальцев и спрыгнул со сцены в зал. — О более серьезном.
Это вполне походило на обычную для Виллта провокацию, но было в происходящем что-то неправильное, какая-то деталь, маячившая на краю сознания.
Он не хромает, понял Тельгесин.
Виллт неторопливо прошелся между креслами.
— Итак, критичное мышление. Прекрасный, замечательный способ постижения мира. Средство борьбы с суевериями. Возможность взять свою судьбу в свои руки. Но и у него есть свои ограничения. Давайте их обсудим. К примеру, — Виллт остановился, склонил голову к плечу и уперся взглядом в сидящих на первом ряду. — Да, метод критичного мышления может вам дать новый язык для обсуждения происходящего. Да, знание этого языка может работать как опознавательная система свой-чужой и облегчать реакцию группирования. Но будем честны — есть много гораздо более простых и эффективных способов сбиваться в стайки и повышать свою ликвидность на брачном рынке.
Рози что-то пискнула.
— Да, он поможет вам почувствовать свое превосходство над окружающими, особенно если у вас вместо родословной длиной с локоть только мозги и желание встать на ноги. Но учтите — умников не любят.
В кулаке у Рона хрустнул подлокотник.
Эмрис Виллт шел вдоль ряда, пришпиливая сидящих репликами, как бабочек на булавки.
Что ты делаешь, захотелось крикнуть Тельгесину, зачем ты все рушишь, прекрати! — но у него будто язык примерз к небу.
— Да, это хороший, безопасный способ ощутить себя вольнодумцем и немного пофраппировать старшее поколение, не боясь, что они урежут содержание.
— Да, критичность мышления позволит вам лучше видеть, что стоит за мотивами окружающими и вашими собственными. Нет, зрелище это очень неприглядное, и мотивы совершенно не перестанут действовать оттого, что вы их видите.
— Нет, метод критичного мышления не поможет вам сделать карьеру. Семейные связи и умение льстить правильным людям помогут вам гораздо больше.
Тельгесин замер — Виллт остановился прямо напротив них.
— Нет, он не защитит вас от Этих Ужасных Чувств и не принесет неуязвимости. Берите пример с семнадцатого ряда, они хотя бы получают удовольствие от происходящего.
Венсди вспыхнула.
Виллт перевел взгляд на Тельгесина:
— И — нет. Этот замечательный метод не поможет вам Понять Совершенно Все, — в его голосе мелькнуло что-то вроде сожаления. Или Тельгесину показалось.
Виллт поднялся на сцену, бросил на стол трость и отошел к окну.
— Рано или поздно, — он покачался на пятках, — любой метод, — запрыгнул на подоконник и защелкал шпингалетами, — себя исчерпывает. — Виллт распахнул раму и медленно провел по ней рукой. — Тогда, — сказал он, глядя вниз, — от него следует отказаться.
Эмрис Виллт обернулся к аудитории, ухмыльнулся, отсалютовал — и вышел из окна.
Тельгесин сорвался с места и перегнулся через подоконник.
Внизу на асфальте никого не было. Он высунулся наружу и закрутил головой. На крыше соседнего крыла маячил силуэт, черный против солнца. Галстук развевался, как вымпел. Стоящий отсалютовал Тельгесину, присел на корточки и съехал вниз, скрывшись за гребнем.
Тельгесин вернулся обратно и обнаружил, что на него все смотрят.
— Он на крышах, — сказал Тельгесин.
— Это… это какая-то шутка? — растерянно спросила Рози.
Лицо у нее было какое-то мутное. Тельгесин снял очки и начал протирать рукавом. Пуговица стукнулась о дужку и поскакала по полу. Вечно она отрывается.
— Нет, — сказал он вслух. — Не думаю.
Он надел очки, и стало ясно, что дело не в них. Тельгесин поморгал. Окружающие стали четче.
— Где ближайший телефон?
— На кафедре был.
— Там закрыто сейчас.
— Тогда на углу.
— Да вот тут в кабинете есть, — сказала какая-то женщина.
— А куда ты звонить собрался?
— В полицию, — сказал Тельгесин. — И в «скорую».
Артур сидел в неприметном черном форде и, прикрывшись номером «Герольда», разглядывал площадь у набережной. Все было, как обычно — у парапета набережной толклись парочки, в тени необъятных тополей по периметру площади лоточники торговали снедью и дети кормили голубей под статуей Утера. Статуя Артуру нравилась — Утер стоял, расставив ноги, уперев одну руку в бок и небрежно положив другую на эфес. Усы у него топорщились, и сразу было ясно, кто тут главный. Ровно с таким же видом он появлялся в детской — «ну-с, молодой человек, сколько полков вы разбили за сегодня?» — и Артур бежал показывать своих солдатиков. Хорошее было время. Недолго, правда.
Рация затрещала, перехватывая полицейские переговоры:
— Третий, мы его потеряли!
— Пятый, вы же на машине!
— На мосту пробка! Он нас обогнал!
Оболтусы, подумал Артур, представляя, какой разнос он устроит главе полицейского управления. Ну, Роберт, держись у меня.
Артур давно подумывал о том, что в городе надо бы устроить учения на случай беспорядков, и Мерлин со своими выходками оказался кстати.
Одного чокнутого профессора поймать не могут. Подумать только.
Раздался визг, и Артур понял, что был неправ — на площадь из переулка вылетел олень. На спине оленя, едва придерживаясь за рога, плясала расхристанная фигура.
Отдыхающие бросились врассыпную, наездник присел, вцепившись в рога, олень загарцевал на месте и затрубил. Из-под ног у него взметнулась стая голубей. Седок дернул длинной рукой, схватил одного и быстрым движением впился птице в шею.
«Неэстетично», ошарашенно подумал Артур.
Тут раздался возглас:
— Руки вверх!
Это не были полицейские. Это был Ланс. У ног его растекался лужицей рожок с мороженым. Ланс целился в Виллта.
Виллт сплюнул перья, отбросил тушку и захохотал, размазывая по подбородку птичью кровь.
Ланс выстрелил.
Виллт нырнул вниз, оторвал от оленя рог и метнул, как копье. Ланс оказался пришпилен к дереву.
Олень затрубил и встал на дыбы, Виллт скатился с него вниз на четвереньки, по-собачьи отряхнулся, поднялся и, приплясывая, направился к Лансу.
Ситуация стремительно выходила из-под контроля.
Артур хлопнул дверцей машины.
Ланс был фактически невредим — рог вонзился шипами в дерево по обе стороны горла.
— А, — пропел Виллт, берясь за основание рога, как за рукоятку копья. — Маленький мертвый мальчик!
Ланс захрипел и попытался его лягнуть.
Виллт без усилия увернулся и скорчил жалостливую физиономию:
— Среди живых тяжко. Я понимаю.
— Хватит, — резко сказал Артур.
Виллт обернулся.
— Ваше Величество! — он сложился пополам, подметая пол воображаемой шляпой. — Король былого и грядущего! — Он распрямился, смерил Артура взглядом и поцокал языком. — Король хорош. Государство подкачало.
Так, подумал Артур. Виллт прищелкивал пальцами и вихлялся с пятки на носок, будто его дергали вперед-назад на резинке. Зрачки у него мелко подрагивали. Лицо было совершенно незнакомое и какое-то неприятное.
Мерлин говорил, что это входит в план. Но Артур впервые подумал, что Мерлина тут может и не быть.
— Ты помнишь, кто ты? — спросил Артур.
Виллт запрокинул голову и радостно объявил в небеса:
— Множество форм сменил я, пока не обрел свободу!
О черт.
Виллт кружился, раскинув руки, и выкрикивал:
— Я вился змеей по холму! По озеру рыбой плавал! Я был лучистой звездой, сиянье с небес простиравшей!
Наконец-то, запыхавшись, появились полицейские. Артур поднял руку, делая знак никому не двигаться. Они переглянулись и беззвучно рассредоточились вокруг.
Высвободившийся Ланс подобрал пистолет и показал Артуру.
— Отставить, — отрезал Артур.
Пулей дану не остановишь. Экскалибур, подумал Артур, нащупывая невидимый эфес. В центре города. Ччерт.
— Не слаб я еще в бою на суше и среди моря! — Будто подслушав, заорал Виллт. — На ратном поле могу я с сотней бойцов поспорить! Я белых пальцев своих не портил черной работой! Я воином был, хоть сейчас я певец и книжник! Разил я врагов и сам был сражаем ими! На сотне стен крепостных стоял я во время осады! И сотню стен осаждал, тараном их пробивая! — Он вдруг резко затормозил и оказался совсем близко. — Было три важных событья, случившихся в этом мире, — серьезно заявил он и ткнул Артура указательным пальцем в грудь. — Первым случился потоп, что род обновил человечий. Потом был распят Христос, людей от греха спасая. И будет Господень Суд, и век золотой настанет. Тогда я найду покой, — он хватил ртом воздуха и дернул челюстью вбок, — и радость в небесном царстве.
Все-таки это был Мерлин.
— Рад за тебя, — сказал Артур, закладывая пальцы за пояс. — По-моему, ты уже всем все доказал. Пошли отсюда.
— Ладно, — внезапно покладисто согласился Мерлин.
Артур мотнул головой на «форд».
Мерлин сунул руки в карманы и, насвистывая и шаркая ногами, направился к машине. Артур, не спуская с него взгляда, последовал за ним.
— Во дворец, — бросил он водителю.
Мерлин на заднем сиденье немедленно сложился вчетверо, подтянув к груди колени, и начал ощупывать свои нос и щеки как чужие.
Результат, видимо, Мерлина не удовлетворил — он выпрямился, замер с неестественно прямой спиной и закрыл лицо руками, растопырив локти.
— Ты как? — не выдержал Артур.
— Все под контролем, — глухо процедил Мерлин. — Не смотри. Ты меня сбиваешь.
Артур скрипнул зубами, но отвернулся к окну. Деться из машины Мерлину все равно было некуда.
— Воот, другое дело! — протянул новый голос.
Артур повернул голову. Виллт сидел, развалившись, и скалил зубы.
— Ты в своем уме? — раздраженно спросил Артур.
— Нет, разумеется, — беззаботно ответил Виллт. — Как и задумано.
Артур вспомнил армейский код «Чарли Твист» — «Чрезвычайные Трудности». Он же «Чудовищный Трындец».
Виллт скорчил глумливую рожу, закатил глаза к потолку и опять стал насвистывать.
Прибью к черту за такие фокусы, подумал Артур. Только пусть в себя придет. А потом прибью.
Наконец, машина остановилась.
— За мной, — скомандовал Артур.
Виллт вылез из машины, потянулся, качнулся туда-сюда на пятках, облокотился о машину и постучал ногтем в окно водителю. Тот опустил стекло и уставился на пассажира.
Виллт изогнулся вопросительным знаком и поманил водителя пальцем. Водитель наклонился поближе.
— Жареная картошка убивает, — доверительным тоном сообщил ему Виллт. Водитель поперхнулся. Вилт ободряюще похлопал его по плечу, выпрямился и отсалютовал Артуру.
Артур порадовался, что персонал во дворце натренированный и отлично понимает, когда нужно сливаться со стенками и не лезть под руку.
— Пошли, — мрачно сказал он, сгребая Виллта за локоть и толкая его перед собой вперед.
Флигель, в котором обосновался Мерлин, и так находился в дальнем крыле дворца, а потом Мерлин что-то с ним нахимичил, и флигель вместе с внутренним двором не то что исчез — но для того, чтобы вспомнить о том, что он существует, приходилось прикладывать усилие. В результате никого лишнего там не было. Это было очень удачно, потому что Виллт по дороге принялся громогласно комментировать все, что видит. И всех.
Наконец, они добрались до флигеля.
Артур толкнул дверь, но безуспешно. Виллт оскалился. Артур молча кивнул на дверь. Виллт осклабился, распахнул ее и с поклоном указал внутрь.
Внутри был обычный бардак.
— Так, — сказал Артур, стряхивая газеты с ближайшего кресла. — А теперь я сяду и буду сидеть тут, пока ты не придешь в себя обратно. Мне не нужен скачущий по городу псих со сверхспособностями. Я ясно выражаюсь?
Виллт захихикал:
— Да уж куда яснее! — Он стоял посреди комнаты, опять растопырив локти и придерживая лицо — так, будто оно у него приклеенное и вот-вот отвалится.
— Давай превращайся обратно. Или как это называется.
— Как прикажете, Ваше Величество, — Виллт обернулся и отнял руки. Брови, нос, щеки — все вдруг поплыло вниз, как свечка, оставляя одно гладкое пустое место.
— Хорош выпендриваться, — сказал Артур. — А то я не знаю, с кем связался,
Когда Артур проходил летную практику, Кей спер у знакомого доктора скелет, посадил его на переднее сиденье своего «бристоля» и подговорил механика, чтоб тот лежал на полу кабины и дергал скелет за проволочки. А Кей скорчился на заднем сиденье, так, чтоб его не было видно, поднял самолет и полетел пугать новобранцев. С тех пор страшной рожей впечатлить Артура было сложно.
— Выпить у тебя, конечно, нет? — сказал он, складывая ноги на столик и устраиваясь поудобней.
— В шкафу поищи, — бросил Мерлин, скрываясь в комнатах.
Виски и правда нашлось, причем неплохое. Артур открыл бутылку и заозирался в поисках стакана. Из-под стола выползла круглая штука, больше всего похожая на черепаху без лап и головы. На спине стоял четырехгранный стакан.
— Спасибо, — неуверенно сказал Артур.
Штука помигала лампочкой и уползла. Неудивительно, что Мерлин не пускал сюда прислугу. Артур сделал глоток и прислушался к тому, что происходит в доме. Было тихо, только на разные голоса тикали часы и что-то жужжало, как шмель, зажатый в кулаке.
— Эй! — крикнул Артур. — Ты там как?
Никто не ответил.
Артур вздохнул, допил виски и пошел искать хозяина.
Через две комнаты Мерлин — уже совсем обычный, застегнутый на все пуговицы и мрачный — возился у какого-то стола.
— Нормально, — сказал Мерлин. — Уже заканчиваю.
Артур перевел взгляд на стол. На столе, не двигаясь, лежал Эмрис Виллт.
Артур напрягся.
— Чей труп? — спросил он.
— Мой, — рассеянно ответил Мерлин.
— Поклянись, — резко сказал Артур.
Мерлин закатил глаза. Артур не отводил от него взгляда. Мерлин раздраженно выдохнул сквозь зубы и поднял руку:
— Клянусь, что в этом теле никогда не было живого духа и в нем никогда не было собственной души. Я его вырастил. Сам. Из ногтя, если тебе интересно, — он критически осмотрел композицию и поправил на Виллте лохмотья. — Не смотри на меня так, тело без души — это просто генетический материал. Мне, правда, пришлось кое-что доработать. Пришлось пересмотреть виллтовскую биографию. Текущая версия состоит в том, что он страдал от маниакально-депрессивного психоза. То, что было на площади — это как раз была гипоманиакальная стадия. Вскрытие обнаружит все признаки органических нарушений, если что, — гордо объявил он. — Я постарался!
Артуру срочно потребовалось еще выпить.
— Ладно, — он скрестил руки на груди. — Если ты хотел меня напугать — ты этого добился.
— Не говори глупостей, — раздраженно сказал Мерлин. — Это просто реквизит. Сама по себе технология очень старая, ее иногда используют для того, чтобы создать человеческую форму для духов, которые не способны на это самостоятельно. Не то, чтоб такие встречались на Авалоне, конечно… В общем, тела дану состоят из эктоплазмы. Эктоплазма держит форму за счет сознания. Именно поэтому мы можем менять облик. А люди существуют в физических телах, которые вырастают, как все другие живые организмы в физическом мире. Это конкретное я вырастил, чтобы похороны выглядели достоверно. Это нужно по нескольким причинам. Во-первых, — он начал загибать пальцы, — все должны увериться, что Виллт мертв. Это позволит отделить философскую школу от него самого, и это даст гарантию, что никто не попытается использовать его репутацию всуе. Я не хочу, чтоб кто-то — человек или фир болг — использовал его в роли Истинного Учителя Истины, как это сделал я. Во-вторых, мне нужно, чтоб вскрытие показало, почему он вел себя так, как вел. В-третьих, мне нужно зафиксировать реакцию тех, кто придет на похороны, потому что школу надо кому-то передавать, а по тому, как кто отреагирует, я смогу понять, кому лучше ее возглавить.
Чем дольше Мерлин бубнил, тем меньше Артуру это нравилось. Когда Мерлин скакал по площади босиком, хотя бы было ясно, что он понимает — это ненормально. А цирк с раздвоением личности и присутствием на собственных похоронах его, кажется, вполне устраивал.
— Так, — сказал Артур. — Хватит.
Он сгреб советника за шиворот и выволок его во двор, к фонтану. Мерлин не сопротивлялся.
— Зови, — сказал Артур.
Мерлин скривился. Артур указал подбородком на фонтан:
— Давай-давай.
Мерлин положил ладонь на поверхность воды. Дану появилась моментально.
— Концерт окончен. Забирай свое сокровище, — сказал Артур. — И чтобы я вас двоих не видел, пока он не станет вменяемым обратно. Это приказ.
Мерлин злобно зыркнул исподлобья:
— Похороны.
Артур мысленно выругался.
— На похороны я сам схожу, — сказал он вслух. — А если ты мне скажешь, как эта твоя штуковина работает, то я тебе и данные соберу, какие надо там.
— Чьи похороны? — спросила дану.
— Виллта похороны, — процедил Мерлин. Он зажмурился и раздраженно засопел. Артур и Нимуэ переглянулись. Дану чуть заметно кивнула. Артур на всякий случай примерился, как будет половчее макать остроухого в колодец.
— Я все слышу, — брюзгливо заметил Мерлин, не открывая глаз. — Вы очень громко думаете.
Дебил, подумал Артур. Он постарался поярче представить бедлам на площади.
Мерлин дернулся и начал растирать лицо руками.
— Я все понимаю, — сказал он уже нормальным тоном. — Применять силу не обязательно.
— Прекрасно, — сказал Артур и столкнул его в фонтан. Мерлин рухнул с брызгами.
— Я же сказал — необязательно! — рявкнул он, воздвигаясь обратно.
— Но иногда очень хочется, — кротким голосом сказала дану.
Мерлин нервно на нее оглянулся, шмыгнул носом и молча сел на бортик. Потом утерся рукавом, содрал эти свои часы, помахал ими в воздухе, стряхивая капли и начал что-то в них тыкать.
— На, — наконец, сказал он, протягивая их Артуру. — Нажмешь вот здесь, начнется запись. Текст речи в черной папке на столе. Все юридические документы — в картонной папке во втором ящике сверху. Квартира проплачена на полгода вперед, пока ничего не трогайте, я вернусь и решу, кому передать конспекты. Занятия…
Дану подкралась к Мерлину со спины и обняла. Мерлин сбился с тирады.
— Разберемся, — сказал Артур.
— Связаться можно через Блейза, если что, — с явным усилием концентрируясь, добавил Мерлин.
— Ладно-ладно, — отмахнулся Артур.
Дану кивнула ему через мерлиново плечо, и они исчезли.
Артур сунул механическую штучку в карман. Часы были как часы, черт знает, что в них было такого волшебного.
Тельгесин поднялся по лестнице и постучал в дверь — звонок в меблированных комнатах вечно не работал.
— Убирайтесь к черту, вам тут не рады! — раздался из-за двери звонкий голос.
— Медб, это я! — крикнул Тельгесин.
— А, Телли! — дверь распахнулась и появилась рыжая девушка, закутанная в безразмерный мужской халат. — Привет! — она стремительно вдернула его внутрь. — Слушай, ну и дела там у вас! Все гудят! Ужас просто! Что вот так прямо на лекции с ума и съехал?
Тельгесин кивнул.
— Все философы двинутые, — решительно сказала рыжая и заорала через плечо. — Венс, к тебе двинутый пришел!
Тельгесин прошел внутрь. В комнатке, гордо именуемой студией, царил обычный бардак — в одном углу громоздился гончарный круг, ящик с глиной и верстак Медб, в другом грудились мольберты Венсди.
Сама Венсди исподлобья разглядывала мольберт, постукивая туфелькой, и грызла карандаш. Платье на ней было черное, но это ничего не значило — она всегда носила черное.
— Привет, — сказал Тельгесин. — Ты идешь?
Венсди вместо ответа резким движением отвернула мольберт от окна. Тельгесин вздрогнул и отвел взгляд.
Это был портрет Эмриса Виллта, точный и совершенно безжалостный — некрасивое умное лицо, схваченное в самый миг перед безумием, как мост перед падением. Года в четыре он видел, как падал Золотой мост при первой постройке. Они еще неделю потом бегали глазеть на перекрученные вдрызг опоры. Мальчишки постарше помогали рыбакам ошаривать дно реки и берега. Сосед нашел тело, вынесенное течением, и страшно этим гордился. Обломки конструкции потом разобрали, но все, кто успели их увидеть, не могли забыть ни чем это началось, ни чем кончилось.
Вот и с портретом было так же.
— Ты… вот этому училась? — спросил Тельгесин.
Венсди задрала подбородок.
— Да, — с вызовом сказала она. — Плохо вышло?
— Хорошо, — сказал Тельгесин. — Я не знал…
Он начал протирать очки. Ему нужно было хотя бы немного на нее не смотреть.
— Чего не знал? — резко спросила Венсди. Она отвернулась и принялась откреплять рисунок от мольберта. Во все стороны полетели кнопки.
Что ты была в него тоже влюблена, подумал Тельгесин.
— Что ты так рисуешь, — сказал он.
Ему было смертельно всех жалко, но говорить этого вслух было ни в коем случае нельзя. Лучше всего было бы сказать что-нибудь про технику, но ничего на ум не шло.
— Это ты карандашами, да? — спросил он, чтобы что-нибудь спросить.
Венсди бросила на него раздраженный взгляд:
— Нет, елки зеленые, кровью сердца! Конечно, карандашами, чем еще! То есть, я попыталась тушью на первом подходе, но вышло черт знает что, три листа испортила… — тараторила она, стремительно засовывая рисунок в чертежный тубус, обуваясь, хватая вещи и сбегая вниз по лестнице.
Говори, думал Тельгесин, говори, не останавливайся.
— Хорошо еще, у меня «блэквинги» оставались, как знала, что надо пару отложить… — она вылетела из подъезда, увидела ждущую у лестницы компанию, и осеклась.
Рози наморщила нос из-под черной вуальки:
— А вот у нашей Венсди, похоже, все хорошо.
— У Венсди всегда все хорошо, — оскалилась та.
— А где Фил? — спросил Тельгесин прежде, чем они сцепились.
— Дворецкий сказал, что «мастер Фил уехал и не сообщил, когда вернется», — ответил Рон и сплюнул сквозь зубы на мостовую.
— Рон! — одернула его Рози. — Но как Фил мог, да? Ужасно нечутко с его стороны. А я так на него надеялась, он мог бы взять машину, и нам всем не пришлось бы идти пешком!
— Все мы все равно бы не поместились, — сказал Рон.
Рози поджала губы:
— Ну, не все. Некоторые. Тебя вот он мог бы подвезти, ты же его друг, как-никак!
— Видимо, никак, — отрезал Рон.
Вот так и возникает классовая ненависть, мелькнуло у Тельгесина.
Венсди молча смотрела на них, помахивая сумочкой и неуклонно светлея лицом. Будто резкий электрический блик дрожал в углу прикушенных губ, в глубине темных зрачков, она изо всех сил пыталась его скрыть, и все-таки он прорывался, и Тельгесин знал, что если Венсди сейчас себя отпустит, то он увидит то же самое выражение — злое, веселое и надломленное, какое он видел на портрете. Впечатанное в нее, как оттиск печати в воск.
Тельгесин сжал Венсди за локоть:
— Пожалуйста, не надо.
— Что не надо?
— Если ты хочешь нарисовать с Рози карикатуру и продать в газету — не надо.
Венсди вырвала руку:
— С чего ты решил, что я хочу такое сделать?
Тельгесин промолчал.
— Чего вы там шепчетесь? — спросила Рози.
— Ничего, — огрызнулась Венсди.
Рози фыркнула и взяла Рона под руку. Они зашагали к университету. Тельгесин и Венсди пошли следом.
— И какого черта ты решил, что можешь мне указывать? — Венсди дернула плечом, поправляя сползший тубус.
Тельгесин промолчал.
— И с чего это я не должна? Если она считает, что похороны — это повод нацепить новую шляпку, она заслуживает всего, что может с этого получить!
— Ты считаешь, что он был прав, — помолчав, сказал Тельгесин. — Высмеивая все.
Венсди остановилась.
— Да, считаю!
«И тебя?» — хотел спросить Тельгесин, но не спросил. Венсди прибавила шагу, догоняя Рози и Рона. До самого университета они не говорили.
Внутренний двор был забит толпой. Толпа была пестрая, чуть сбрызнутая черным. Рози остановилась и поправила траурную повязку у Рона на плече. Рон работал и учился на вечернем, специальной одежды для похорон у него не было. Сам Тельгесин одолжил соседский пиджак. Он почти подошел, только не застегивался, и рукава пришлось подвернуть.
Вокруг жужжало как улей.
— А правду говорят, что тело подменили?
— Да ну, пойди, сам глянь. Как живой. Только мертвый.
— Ну и что? Вон у меня брат клоун в цирке, так ему для фокуса двойника сделали, из гипса. Раз захожу, а он в петле болтается. Я перепугался, а он ржет, мерзавец.
— Колдун он был, точно говорю!
— А, по-моему, это демон в него вселился…
— Да какой демон, он с самого начала такой был. А что в разнос пошел — так пить меньше надо, вон у меня дядька как напьется, так вечно в подштанниках скачет и чертей гоняет.
— Да ну тебя! Энни вот на площади была, они как раз гулять пошли, так она мне порассказывала — страсть! И сэра Ланселота видела, ой, он такой, такой, девочки! А Виллт с ним дрался, рог у оленя оторвал, он аж закричал, бедненький!
— Кто закричал? Ланселот?
— Олень! Ужас просто!
— А вот у меня дед охотник…
Рози и Рон где-то отстали. Венсди целенаправленно рассекала толпу, как бритва.
— А у Джо у жены сеструха во дворце служит, у нее как раз смена была — так вот она видела, как король Виллта по дворцу тащил. Босой, драный весь — ужас просто! Она в стенку вжалась, а Виллт на нее как зыркнет и такой — вторую половицу проверь, дура! — и зубами клацает, а сам в кровище весь. Ну, она домой пришла, половицу отодрали — а там золото! Еще при старом короле кто-то припрятал, а забрать не забрал. Ну, счастья полные штаны, конечно. Закладную выплатили…
— А я бы не радовался. Проклятое золото, от него толку чуть. Как бы хуже не было. Отказаться надо было.
— Вот ты горшок золота найди и откажись, а я на тебя посмотрю…
Они протолкались в актовый зал, где должно было проходить прощание — как всегда в университете. Открытый гроб стоял на сцене. Время от времени кто-то подходил и складывал цветы к возвышению. Сколько-то уже накопилось. Вокруг суетился распорядитель, маша руками, как регулировщик. Тельгесин подавил вздох. Ему как-то очень хорошо представилось, как профессор Виллт это бы прокомментировал.
— Займи мне место, — бросила Венсди.
Тельгесин нашел два свободных сиденья с краю у прохода.
Венсди, подрагивая косичками, поднялась по сцене, вытряхнула свернутый лист из тубуса, развернула и решительно приколола лист к колонне.
Распорядитель увидел портрет и поперхнулся. Потом покраснел, побледнел, бросил беспомощный взгляд куда-то за кулисы, вздохнул, махнул рукой и попытался сделать вид, что все в порядке вещей.
Венсди вернулась, села на место, вынула из сумки желтый блокнот и связку отточенных карандашей, сунула один за ухо, другой за отворот гольфа и принялась за свое.
— Мы собрались сегодня, в этот печальный и трагический день, чтобы проводить в последний путь безвременно ушедшего от нас профессора Виллта, — завел распорядитель.
Блокнот Венсди стремительно наполнялся человечками: человечек за кафедрой, изо рта которого тянется бесконечно длинная лента, приматывая к креслам истомленных слушателей. Человечек, который говорит, а у него растут борода и волосы, пока не погребает под собой все. Рыдающая красотка, промокающая глазки кружевным платочком. Оратор, в процессе любующийся на себя в зеркало. Дряхлый профессор, нравоучительно потрясающий клюкой.
Со сцены говорили об истоках, нравственном облике и даже читали сонеты. С подвыванием.
Тельгесин чувствовал себя все более и более неловко.
— Фарс какой-то, — пробормотал он, в очередной раз протирая стекло.
— Вот пойди и скажи как надо, — буркнула Венсди.
— Я? — растерялся Тельгесин.
— А кто, я? — зашипела она и выпихнула его в проход.
Тельгесин протолкался за кулисы и нашел распорядителя — нервного и вконец замотанного. Три минуты, сказал распорядитель. Если задержитесь — смотрите на софит, вам мигнут.
Тельгесин вышел на сцену. Он хотел найти глазами Венсди, но сцена была подсвечена, и все сливалось в одно темное пятно.
— Я плохо умею говорить. Извините. Но профессор Виллт учил нас критическому мышлению, и мне хочется сказать, что это важно. То есть, если бы люди не делали ошибок, или не сходили с ума, или не принимали неправильных решений, или не были бы жестокими… из самых лучших побуждений, может быть, то критичное мышление не было бы нужно, верно? А профессор Виллт сделал все, чтобы мы могли учиться не только на своих ошибках, но и на его ошибках тоже, и если он решил сделать из своего… — Тельгесин запнулся, — ухода учебное пособие, то это выбор, достойный уважения, и делать вид, что этого не было, будет неправильно. Ну, я так думаю, — он смутился, не слишком ли пафосно это прозвучало.
Он вдруг ощутил взгляд, тяжелый, как рука на плече. Тельгесин обернулся и увидел у другой кулисы широкоплечего человека в темном костюме, небрежно прислонившегося к колонне. Лицо у него было какое-то знакомое. Человек опустил голову, поправляя часы, и Тельгесин узнал профиль с монеты.
Король Артур.
Накатила острая волна облегчения — король Артур не пришел бы на похороны плохого человека, ведь правда? — и Тельгесину моментально стало за нее стыдно. Ну что за ребячество, в самом деле.
Софит сверху мигнул несколько раз, и Тельгесин понял, что уже какое-то время молча стоит перед всеми.
Король ободряюще ему кивнул и прошел на сцену.
Он еще ничего не сделал, но зал, до этого полнившийся шепотками и шуршанием, мгновенно затих. Это была какая-то магия.
— Всех интересует, что произошло, — сказал король. — Да, у Эмриса Виллта случился нервный срыв и он устроил в городе беспорядки. Нет, полиции не удалось его остановить. Нет, стрельба была несанкционирована и — нет, я не рубил Эмриса Виллта Экскалибуром, какие бы слухи об этом не ходили. Что касается причин смерти — вскрытие показало инсульт на фоне маниакально-депрессивного психоза. Гениальность и безумие, по крайней мере в этот раз, шли рука об руку. Смог ли бы он добиться того, что добился, будучи нормальным — на это ответа нет. — Король помолчал. — Так вышло, что я оказался свидетелем последних минут Эмриса Виллта, и вот что я могу сказать — все его действия, каковы бы они ни были, до самого конца были продиктованы интересами школы, которую он хотел создать. За это я могу ручаться. — Король посмотрел на портрет и опять повернулся в зал. — Из того, что я успел увидеть и услышать здесь — Эмрису Виллту действительно удалось чему-то научить. Я надеюсь, что вы распорядитесь его наследием разумней, чем это мог бы сделать он сам.
— Но… он же был хорошим человеком, правда? — горестно спросил из зала женский голос.
— Нет, — сказал король Артур. — Но он старался.