Битва за Средиземное море. Взгляд победителей

ГЛАВА 16

ОЦЕНКА

Его Величество король Георг VI прислал поздравления главнокомандующему Средиземноморским флотом 1 апреля 1941 года:

«Мои самые сердечные поздравления всем офицерам и матросам, добившимся под вашим командованием великой победы».

Это милостивое поздравление было с большой радостью воспринято всем флотом.

Главнокомандующий уже сделал сигнал по флоту, в котором воздал должное всем участникам за их вклад в победу. Однако, несмотря на удовлетворение победой, широко растеклось разочарование, что спасся поврежденный «Витторио Венето». Особенно резко его ощущал сам Каннингхэм.

Он никого не обвинял и скупо выразил свои чувства следующими словами:

«Оглядываясь назад, на сражение, которое теперь официально известно как бой у Матапана, я могу признать, что было несколько дел, которые можно было выполнить лучше. Однако спокойное рассмотрение предмета из мягкого кресла, когда имеется полная информация о происходившем, сильно отличается от управления боем ночью с мостика корабля в присутствии неприятеля. Постоянно следует принимать решения, на что отпущены считанные секунды. Быстро перемещающиеся корабли, проносящиеся совсем рядом, и грохот орудий не облегчают размышлений. Один тот факт, что бой происходил ночью, настолько сгущает туман над сценой, что кое-кто из участников может остаться в полном неведении относительно истинного положения дел».

Ясно, что главнокомандующий подразумевал свой собственный приказ после 23.00 всем не участвующим в бою кораблям отойти па северо-восток. В этот момент ситуация была совершенно запутанной — горящие корабли, стрельба со всех направлений, наконец торпедная атака итальянских эсминцев часом раньше… Все это делало необходимым вывести линкоры из боя и точно опознать свои корабли в кромешной тьме. Насколько критически отозвался адмирал о том, что сам назвал плохо продуманным сигналом, уже говорилось в главе 13. Вместо того, чтобы очистить сцену для эсминцев, которые могли покончить с врагом, и позволить Придхэм-Уиппелу и Маку продолжать свое преследование поврежденного «Витторио Венето», этот приказ фактически положил конец всем попыткам восстановить контакт. Однако следует прямо сказать, что без него линкоры и «Формидебл» могли оказаться в очень опасном положении. Одна торпеда, попавшая в любой из кораблей, могла снизить его скорость и превратить в легкую добычу для германских пикировщиков на следующее утро.

Если бы Мак решил атаковать «Витторио Венето» с сопровождением с кормы, вместо того, чтобы пытаться выйти им в голову, шансы восстановить контакт значительно возросли бы. Но и при его плане атаки шансы найти итальянцев были велики, если бы только Иакино не повернул в 20.48. Поэтому нет большого смысла обсуждать все эти гипотезы. Более важно то, что Мак решил атаковать врага с севера, что едва не привело к его столкновению с крейсерами Придхэм-Уиппела, тоже пытавшимися найти итальянцев.

В своем донесении Каннингхэм пишет:

«Командующий легкими силами тоже встал перед трудным выбором. Когда наступила темнота, он намеревался развернуть свои крейсера, чтобы поддерживать контакт. Но в последних лучах солнца он заметил, что вражеская эскадра поворачивает на него, что вынудило его сконцентрировать свои силы. Это было несомненно правильное решение, но с этого момента каждый раз, когда он пытался развернуть свои крейсера, чтобы возобновить поиски, что-то обязательно мешало ему. Не последней причиной здесь оказалась 14-я флотилия, пытавшаяся обойти врага с севера перед атакой».

Разочарование было еще более сильным, так как за полчаса до приказа об отходе красную ракету видели крейсера «Орион» и «Глостер» из эскадры Придхэм-Уиппела и «Хэсти» из эскадры Мака. Адмирал Иакино подтверждает, что ее выпустили с «Витторио Венето», пытаясь установить связь с «Зарой».

Каннингхэм говорит:

«Приказ об отходе должен был обеспечить отход на параллельных курсах от места свалки эсминцев и был сделан под впечатлением, что крейсера и ударное соединение находятся в контакте с неприятелем. Сильная стрельба, которая наблюдалась на юго-западе, поддерживала эту уверенность. К несчастью, в этот момент крейсера не вели бой, и их командующий послушно отвел их на северо-восток. Он видел красную ракету вдалеке на северо-западе 30 минут назад и как раз намеревался проверить, что это. Одновременно красную ракету по пеленгу 10° видела 14-я флотилия эсминцев. Однако в том направлении находились крейсера, и эсминцы не стали ничего проверять.

Из последующего анализа совершенно ясно, что это мог быть только итальянский флот, отходящий на северо-запад. Я считаю, что тот курс, который я выбрал для отхода флота, увел его слишком далеко на восток, и следовало больше уклониться на север».

Барнард говорит об этом приказе следующее:

«Выбор формулировки сигнала, выражавшего намерение адмирала отвести не участвующие в бою корабли на северо-восток («Всем кораблям, не запятым уничтожением неприятеля, отойти на северо-восток»), стал предметом больших споров, когда флот вернулся в гавань. Вне всякого сомнения, он подвергнется критике кабинетных стратегов Военного Колледжа еще лет десять спустя (Это было написано в 1947 году.). Автор ничего не может сказать по этому поводу. В тот момент он усиленно протирал стекла бинокля. Но когда ему сообщили, какой сигнал передан, он воспринял его именно так, как предполагалось: очистить район вокруг линкоров. Он сам и остальные офицеры считали, что легкие силы поддерживают контакт с неприятелем и продолжат следить за его главными силами, пока 14-я флотилия проводит свою атаку».

Касаясь действий командующего легкими силами после того, как он увидел красную ракету, начальник оперативного отдела штаба капитан 2 ранга Пауэр, ныне адмирал сэр Мэнли Пауэр, пишет:

«Суть дела в том, что лишь несколько лет спустя я узнал о нарушении связи и о том, что командующий легкими силами не получил множества сообщений «Аякса» о радиолокационных контактах. Поэтому он не подозревал, насколько близко был «Витторио Венето». При последующем чтении сигналов и донесений нелегко представить, насколько твердо мы все на «Уорспайте» были убеждены, что наши эсминцы врезались прямо в итальянский флот вскоре после того, как наши линкоры вышли из боя на север».

Интересно посмотреть, что произошло бы, следуй Каннингхэм из Александрии с более высокой скоростью. Его скорость в ночь с 27 на 28 марта была ограничена 20 узлами — все, что мог дать «Уорспайт» с засоренными конденсаторами. Эта скорость привела линкоры и «Формидебл» к 6.30 в точку в 150 милях от места встречи с Придхэм-Уиппелом. Это рандеву было назначено вскоре после полудня 27 марта, когда пришли сообщения об обнаружении неприятеля. Рандеву было назначено в точке 34°20′ N, 24°10′ Е по пеленгу примерно 114° в 360 милях от точки, где «Сандерленд» заметил вражеские крейсера. Итальянцы, двигавшиеся курсом 114° со скоростью 20 узлов, могли выйти в эту точку к 6.30, как раз к назначенному времени встречи. На самом деле 3 отдельные итальянские эскадры, шедшие близко друг от друга, утром оказались поблизости от Придхэм-Уиппела. Поэтому Каннингхэм со своими линкорами и «Формидеблом» мог оказаться гораздо ближе к месту действия. Генеральный курс из Александрии был ограничен сектором 282° — побережье Киренаики — и 303° — Крит, то есть всего 21°. Поэтому он не мог к рассвету слишком сильно уклониться в неправильном направлении.

Исходя из этого, можно было выслать вперед «Вэлиант» и «Формидебл», которые могли развить 24 узла, тогда как остальные линкоры шли бы за ними со своими парадными 20 узлами. В результате к рассвету они оказались бы в 50 милях впереди от точки, где они находились в действительности. Это позволило бы самолетам «Формидебла» давать более точные рапорты и начать атаки торпедоносцев гораздо раньше. Шансы снизить скорость неприятеля, чтобы им еще до наступления темноты могли заняться подошедшие линкоры, возрастали. Однако адмирал предпочитал не разделять свои силы, кроме как в исключительных случаях. Но в данном случае риск был бы приемлемым, если бы ему были известны все факты, которые известны нам сегодня. Самой главной опасностью было присутствие итальянских подводных лодок при нехватке эсминцев. Именно это удерживало главнокомандующего от разделения сил. Потеря линкора была бы тяжелым ударом, а потеря «Формидебла» — просто сокрушительным.

Флагманский штурмам пишет:

«Что касается ваших конкретных вопросов, могу сообщить, что скорость флота в первую ночь была 20–21 узел. Мы не собирались заходить слишком далеко на запад, так как намеревались завлечь итальянские линкоры на восток, чтобы вести бой при максимальной поддержке с воздуха. Мы не рассматривали посылку «Вэлианта» и «Формидебла» вперед, так как нашей задачей было заманить вражеский флот на восток».

Главнокомандующий в своем донесении подводит итоги:

«Результаты боя нельзя воспринимать с полным удовлетворением, так как поврежденному «Витторио Вене-то» было позволено ускользнуть. То, что крейсера и эсминцы не смогли в течение ночи установить с ним контакт, было большой неудачей, о которой можно лишь пожалеть. Тем не менее, был достигнут значительный результат — уничтожение 3 тяжелых крейсеров типа «Зара». Эти быстроходные, сильно вооруженные и бронированные корабли всегда были источником беспокойства и угрозой нашим легким крейсерам, поэтому я с большой радостью вычеркнул их из списков. Нет никаких сомнений, что мощный удар, полученный врагом в этом случае, сослужил нам хорошую службу при эвакуации Греции и Крита. Можно сказать, что эти операции проходили под прикрытием боя у Матапана».

Барнард в послесловии к своим комментариям, раскрывает один очень любопытный аспект победы.

«Через несколько месяцев после Матапана по всему Средиземноморскому флоту разлетелась легенда. Возможно, она была целиком вымышленной, но постепенно обрела плоть. Следует помнить, что даже в войну между Средиземноморским флотом и Флотом Метрополии сохранилось здоровое соперничество, которым ранее были отмечены все весенние регаты.

Легенда возникла из-за того, что список представлений к наградам и производству, сделанный АБК после Матапана, был микроскопическим. Это удивило некую высокопоставленную особу, которая заметила, что список наград Флота Метрополии после потопления «Бисмарка» занял несколько столбцов в «Лондон Газетт». Особа спросила: «АБК уверен, что ничего не забыл?» На этот последовал ответ, который моментально разлетелся по всем барам Александрии. «Совершенно уверен. Все офицеры только исполняли свои обязанности. Если бы они сделали хоть немного меньше, я разжаловал бы их за некомпетентность или расстрелял за небрежение». Возможно, только поэтому некоторые офицеры живы до сих пор, что позволило Его Величеству королю наградить их за этот бой. Это подсластило им мысль, что главнокомандующий совершенно справедливо расстрелял бы их за небрежение, если бы они действовали немного иначе.

В отношении собственной награды Каннингхэма за общее ведение операций на Средиземном море тот же источник рассказывает, что когда АБК сообщили, что Его Величество намерен наградить его Большим Крестом ордена Бани, адмирал с сожалением заметил: «Лучше бы он прислал мне 3 эскадрильи «Харрикейнов».

Только через 2 года Северная Африка была очищена от неприятеля британской 8-й армией, и опасность конвоям в Восточном Средиземноморье была полностью устранена. За эти 2 года мы понесли тяжелые потери в кораблях и торговых судах от вражеских подводных лодок и авиации. Однако мы никогда не теряли контроля над великим морским путем на восток и никогда больше нам не мешали вражеские корабли, хотя часто складывалась критическая ситуация. Немцы надеялись, что итальянский флот использует «счастливый случай», чтобы пресечь британское судоходство и уничтожить слабо защищенные британские войсковые конвои. Однако ночная победа Каннингхэма у мыса Матапан навсегда отбросила итальянский флот от великих ворот на восток.