Благословенный. Книга 4

Глава 18

Неисповедимы пути господни, как непостижимы судьбы Его! Иной раз мы радуемся как дети, считая что достигли желанной цели, А зачем оказывается что пришли мы совсем не туда и достигли того, на что рассчитывали. Так случилось и в этот раз: патриарх Платон, два года назад столь экзальтированно принявший моё предложение восстановить патриаршество и даже тайно обвенчавший нас с Наташей, конечно же, знать не знал, чем всё в итоге обернётся, и теперь пребывал в состоянии крайнего изумления.

— Ваше Величество, но как же нам содержать священников? — жалобно вопрошал он, глядя на меня глазами раненой серны.

Да-да, всё тот же проклятый финансовый вопрос! В царствование Екатерины жалование священнослужителям выплачивалось из казны: скажем, в 1796 году на это потратили 820 тыс. рублей. Не так и много, если вспомнить, во что обходилось одно только семейство Зубовых. Но теперь-то церковь уже не является частью правительственного аппарата, так что для расходования даже этой суммы нет никаких оснований!

И мне, глядя прямо в глаза патриарха, приходится ему отказывать.

— Ну, честно говоря, не имею о том представления, Ваше Святейшество. Просите у прихожан пожертвований!

Платон отшатнулся, будто я ударил его по лицу. Несколько секунд он рассматривал меня очень пристально, будто впервые видел; затем твёрдым голосом произнёс:

— Государь, ты вознесён надо всеми, дабы нести свет и правду. К тебе ныне взываю: прояви милосердие, рассуди справедливо — как нам быть? В иные, в старые времена, когда царь правил державою нашей единомысленно, в сердечном согласии с патриархом, владела наша Церковь и землями, и солеваницами, да и иными прибыльными заведениями, способными поддержать ея достоинство и обеспечить содержание клира. Затем, славный предок твой, Пётр Великий, воспретил избрание патриарха и создал взамен Синод; мы покорились! Блаженной памяти государыня Екатерина тридцать Нелет назад изъяла все наши земли, а священникам дала оклады, как письмоводителям и столоначальникам; мы вновь подчинились, ибо всякая власть от Бога, и предначертания ёя благословенны суть. Но скажи, благоверный царь, как же содержать нам служителей своих, вернее сказать — служителей Бога всемогущего? Ведь земель у нас нет со времён Екатерины Великой, а теперь лишили нас и государева жалования!

Ндааа… Честно говоря, владыка Платон был прав. С тех самых пор, как было объявлено о независимости церкви от государственной власти, казна перестала содержать священников, а земли церкви были секуляризованы в 1764 году. Между прочим, тогда в казну перешло 900 тысяч душ — имущество более чем значительное! Тогда вместо земли церкви начали выплачивать средства на содержание священников. И теперь, если по справедливости, от получается, надо либо возвратить церкви земли, секуляризованные в 1764 году, либо же как-то обеспечить им содержание. Но каким образом? Платить из казны? А с какой стати — ведь церковь теперь отдельно, государство — отдельно…

Будто почувствовав мои раздумья, Платон усилил натиск:

— Ваше императорское величество! Извольте назначить церкви пособие: те души, что тридцать лет назад перешли от церкви в казну, пусть останутся казенными, но платят оброк церкви! Так будет справедливо и по божьим законам, и по человеческим!

Вот этого мне совершенно не хотелось: возврата к феодальным устоям быть не должно!

— Владыка, я собираюсь вовсе уничтожить оброк. Крестьяне будут платить аренду за землю, сообразно её плодородности и доброте. А с вами давайте вот как сделаем: мы устроим торги на право совершения актов гражданского состояния.

— Что? Я в этом не разумею!

— «Акты гражданского состояния». Свадьбы, похороны, рождения — вот это вот всё надо регистрировать. Государство заинтересовано в этом, дабы знать состояние дел во всех губерниях, а церковь вполне способна это делать. Мы готовы платить, но конкретная сумма определится на торгах.

Но Платон оставался мрачен, сохраняя обиженное выражение благообразно окаймлённого седою бородой лица.

— То есть нам даётся откуп на свадьбы и похороны, и чтобы его получить, мы должны участвовать в торгах, соревнуяся с купцами и жидами?

— Получается, что так!

— Александр Павлович! — экспансивно воскликнул патриарх. — Не на такое я рассчитывал 5 апреля прошедшего года, ох, не на такое!

— Давайте серьёзно, — попытался я урезонить его. — У государства и общества есть потребность — регистрировать рождения, браки, разводы и смерти…

— И разводы?

— И разводы, непременно. Причём, проводить всё это надобно по государственным, а не по церковным правилам….

— Не понял вас, ваше величество? Как это мы не будем действовать согласно церковных правил? Это же противно совести!

— Смотрите. Есть каноническое право, правила церкви. А есть — гражданские, государственные узаконения. Регистрируя акты гражданского состояния, вы действуете по государственным правилам. То есть, вы регистрируете брак, даже если по церковным установлениям это невозможно. И развод вы тоже регистрируете, несмотря на церковный запрет, потому что действуете по гражданским законам. А вот церковную церемонию вы уже можете и не проводить, если это противоречит вашим убеждениям…

— Безобразие! Двоемыслие! Святотатство! Как это возможно? Вы в грех нас вводите!

— Ни в коем случае. Просто надо мысленно разделять свою деятельность как государственного чиновника и как священнослужителя.

— Это невозможно, и вы, Александр Павлович, это прекрасно знаете. Не может священнослужитель «регистрировать» греховное сожительство. Увольте нас от этакого дела!

— Я выставлю эту функцию на торги. Желаете участвовать — пожалуйста, нет- так нет.

— Вы оставляете нас совершенно без средств!

— Отнюдь. Для того чтобы получить деньги вам надобно будет совершать нечто большее, чем церковные службы и требы. Посмотрите на иезуитов — распространяя католическую религию, эти черти пролезли аж в Китай! А когда они открыли в Петербурге дорогостоящий пансион, он тотчас же наполнился сыновьями самых высших наших вельмож! И эти бесспорно деятельные люди заслуживают самого горячего одобрения; вот и вам тоже надо заняться чем-то весомым. В церковной среде есть много высокообразованных людей: так займитесь образованием! Устраивайте при приходах школы; я готов платить за каждого ученика, усвоившего курс. Возьмитесь за медицину; нет места в нашем Отечестве, где были бы не нужны больницы. Излечение несчастных страждущих наилучшим образом отвечает идеям христианского милосердия. Вы согласны со мною?

— Государь наш добрый! Да я всей душою «за»! И за школы, и за больницы! да только священники которые могут пойти учительствовать или лекаря — их единицы, капля в море! А большинство — это сельские батюшки, которые просто служат Богу, как их учили. С ними-то что делать?

— Владыка, от короны денег вы не получите — решил я окончательно обозначить свою позицию. — Обратитесь к местным властям; в волостные правления, в уездные, губернские присутствия. Коль сочтут они нужным — пусть дают вам субсидии. А на общегосударственные средства вам рассчитывать несообразно: у нас в стране живут и старообрядцы, и католики и лютеране и мусульмане, а не так давно появились даже иудеи. Отчего же они должны своими налогами содержать православную церковь? Нет уж, давайте разделять. Если в какой губернии живут одни православные (или подавляющее большинство) — там губернское правление не останется глухо к вашим нуждам.

— У нас есть такие губернии, где половина православные, а другая — старообрядцы или мусульмане — резонно заметил Платон. — Да и миссионерство даже внутри державы, а тем паче в иных государствах, тоже требует средств!

— Составьте программу. Я рассмотрю, и выделю финансирование!

Владыка Платон вышел, скептически качая головой, и самого меня оставив в раздумьях. Да, он, как и многие другие, разочарован. Может, стоило бы что-то подкинуть «с барского стола»? По-хорошему, конечно, надо бы вернуть им земли, но так не хочется делать из крестьян новых арендаторов!

Если подумать, какую-то пользу они приносят, играя медитативно — успокаивающая роль. И с этой точки зрения церковь — полезный для государства и общества институт, способствующий снижению уровня агрессии и утверждению, как тут называют, «благочиния». Да, финансирование её давно уже идёт за государственный счёт — но это понятно: мы относительно бедная страна. Если собрать все наши богатства в кучу, получится вроде немало; но если раскидать их по душам, а уж тем паче по территории — картина чудовищным образом меняется. Так что не стоит упрекать наших попов в лености, за то, что не занимаются они миссионерской деятельностью, не строят колледжей, как иезуиты, не ездят в Китай… просто большинство их занято тем же, чем и 90% остального русского народа: борьбой за существование. Вот будь они побогаче — уверен, и колледжи бы строили, и по миру бы разъезжали. Да и нельзя сказать, что наша церковь совсем не занимается миссионерской деятельностью; просто у нас внутри страны ещё столько языческих, староверческих, сектантских анклавов, что сил транслировать православие вовне уже и не остаётся.

В общем, как ни крути, проблема есть, и её придётся решать. А для этого надо добыть денег. Иначе никак. Но и церкви придётся меняться, учиться выполнять действительно важные социальные роли.

А не втирать добрым людям всякую фигню про Онанов грех.

Огромный, утопающий в садах город лежал у ног бригадира Бонапарта. Это был тот редкий случай, когда выражение «лежал у ног» употреблялось как раз не в переносном, а в прямом смысле. Тегеран, одна из столиц Персии, был выстроен в котловине, так что путешественник, с любой стороны подъезжающий к этому городу, оказывался, как будто над ним, наблюдая вершины растущих в нём деревьев и плоские крыши домов. В предместьях виден был роскошный сад, полностью засаженный розами; вдали горделиво вздымался хребет Эльбурс, прекрасный и величественный в звеняще-чистом предутреннем воздухе.

Позади осталось 700 вёрст скверных каменистых дорог, немыслимой жары и пыли, когда простая пустыня сменяется солёной, а солёная — простой. Рядом с селениями встречались поля пшеницы и ржи, но каких-либо крупных складов захватить не удалось. С продовольствием поэтому было туго; даже в штабе армии обед состоял часто из одной тарелки чечевицы. Но солдатская находчивость помогала найти выход из положения. В одних батальонах толкли рожь, чтобы добыть муку, в других варили зерно, получая вполне здоровую и питательную пищу.

Поход на Тегеран оказался очень труден для армии, даже без учёта постоянных стычек с татарской и курдской конницей. Стояла сильная, удушающая жара, и марш по потрескавшимся от нее полям был крайне тяжёл. Упрямо шагая вперёд в облаке пыли, с лицами, укрытыми платками, солдаты месяцами не видели ни единого клочка зелени; но главной ценностью, конечно же, была вода. К счастью, местность оказалась засушливой, но здоровой: тут не было ни малярии, ни гнилых болот, и только злоупотребление нижних чинов дынями и фруктами неизбежно приводило к заболеваниям. Конечно, персы пытались травить источники: приходилось высылать вперёд казачьи эскадроны, чтобы захватывать колодцы до того, как их успеют закидать всякой дрянью. Если же это всё-таки случалось, колодцы сначала очищали; первую воду фильтровали через самодельный «активированный уголь» и давали её животным, а уж потом, когда источник очистится, начинали поить людей, щедро сдабривая воду водкой или вином.

Наконец, Бонапарт оторвался от созерцания города, издали казавшегося таким прекрасным в лёгкой предрассветной дымке.

— Так что думаете, они принесут нам ключи от города? — вполголоса спросил он у Толя, молодого, но многообещающего начальника штаба Каспийской армии.

— Как мы знаем по опыту взятия Тебриза, сие обхождение не в обычаях персиян, — отозвался Карл Фёдорович — Полагаю, следует ожидать тяжёлых боёв на стенах и внутри города!

Идея резаться с персами на узких кривых улицах совершенно не входила в планы командующего, не говоря уже о возможных потерях. Повернувшись, Николай Карлович нашёл взглядом своего адъютанта.

— Аркадий Александрович, нам следует провести рекогносцировку в окрестностях города. Возможно, мы сумеем подобрать к нему ключи! Передайте господам корпусным командирам, что им следует тщательно разведать местность в зоне своей ответственности. Главная квартира произведёт рекогносцировку по результатам их докладов!

Взяв под козырёк, поручик Суворов отправился передавать распоряжение, а Николай Карлович остался, в волнении ожидая результатов. У армии не было с собой осадной артиллерии, а полевые орудия имели ограниченное количество боеприпасов. Можно было попробовать произвести подкоп и устроить минные галереи, но удастся ли выкопать ходы в твёрдом, каменистом грунте? Если сапёров постигнет неудача, придётся или идти на прямой штурм по примеру израильского — дело, чреватое всяческими случайностями и неудачами — или вставать в длительную осаду, подвергая коммуникации риску прерывания. И всё это — время! А ведь там, в России, ждёт его милая Александрин…

Бонапарт, как всегда при воспоминаниях о супруге, слегка улыбнулся, резкие черты лица его смягчились. Как давно они не виделись! Он написал ей бездну, Монблан писем, но связь с Петербургом была столь неустойчива, что ответная корреспонденция приходила на те его послания, что он отправлял погода назад. Как ей, должно быть нелегко! Он прекрасно знал, что говорят про него в Петербурге — выскочка, наглец, незаслуженно пользующийся расположением государя, а вся военная репутация его якобы заработана только благодаря участию в предприятиях графа Суворова.

«Я должен победить. Это вопрос жизни и смерти. Этот город падёт, как и вся империя Каджаров, и все они заткнутся. Да, всё именно так и будет. Я чувствую это» — подумал Бонапарт, упрямо сжав кулак с зажатыми в нём перчатками. «Император оказал мне доверие, возвысив до своего уровня. Я должен быть достоин этой части. Несмотря на свой юный возраст, он исключительно умён и прозорлив. Он не мог ошибиться во мне! Вверяя мне армию, Александр был уверен, что я справлюсь с задачей. И я с нею справлюсь!»

Через два дня тщательная разведка и допрос пленных вскоре позволили нащупать «ахиллесову пяту» Тегерана. Как оказалось, в городе нет собственных источников воды: лишь два ручейка, стремящиеся из близлежащих Эльбурсских гор, имели тяжкую обязанность напоить весь Тегеран и его окрестности. Навещавшие русский лагерь армянские купцы поведали, что колодцев в городе нет: а от этих ручейков проведены подземные трубы почти во все улицы Тегерана, а также в бассейны, устроенные в богатых домах. По ним вода по очереди посещает всех, и каждый хозяин должен запасаться ею на неделю. В летнюю пору бедность воды ощутительна, в особенности тем, что вода, простоявшая в бассейне 6–7 дней, портится, появляется бесчисленное множество болезней, свирепствующих в Тегеране во время летней жары.

Русские войска отвели воду, и… на седьмой день Тегеран капитулировал. В руках победителей оказалась казна Ага-Мохаммед, его сокровищница, и племянник — наследный принц. Часть армии вступила в город; часть во главе с Петром Багратионом была направлена на Шираз, где укрывались остатки войск персидского шаха и сам Ага-Мохаммед.

Русские войска вступили на улицы Тегерана, которые, с построения этого города, не были еще ни разу выметены. Бренные остатки верблюдов, ослов, лошаков, лошадей, собак, кошек, валялись тут и там, на улицах и рынках, пока голодная собака не съест их тела, а время не истребит и самых костей. Лекари всерьёз опасались, как бы армию не посетила эпидемия, но всё обошлось. Как оказалось, сухость воздуха в Тегеране так сильна, что тела, не подвергаясь тлению, по большой части высыхают. Поэтому, все оставались вполне здоровы, хотя в любом другом месте от такой нечистоты вымерла бы половина населения.

Войска заняли цитадель, возвышавшуюся надо всеми кварталами Тегерана. Здесь офицеры нашли несколько мечетей, казармы сарбазов, дома важнейших придворных и дворец самого шаха. Здесь же оказались сокровища шаха, одна только опись которых потребовала две недели.

Тем временем корпус под командованием Багратиона встретился за несколько переходов от Шираза с войском противника. Завязалось дело, продолжавшееся около часа. Поле боя осталось за Петром Ивановичем: ширазское войско при первых картечных залпах предпочло убежать. Победители, взяв полторы тысячи пленных и девять орудий, шли далее форсированным маршем, и правители Шираза, не думая вовсе чтобы дело было так близко к развязке, очень удивились, когда их разгульное веселье, которому они предавались, было прервано вступлением в город русской армии.

В ширазе Багратион получил известия, что Ага-Мохаммед Шах погиб — кончил жизнь прямо как Дарий III, от рук разочарованных придворных. Именно смерть ненавистного каджарского шаха и праздновали во дворце ширазского беклярбека. На Востоке никогда ничего не меняется…

Несколько недель спустя в Тегеран прибыл претендент на престол — Муртаза Кули-хан, родной брат погибшего Ага-Мохаммед шаха. Он уже несколько лет проживал в Петербурге, а в персидскую столицу вступил в буквальном смысле в обозе русской армии. По этому поводу бригадир Бонапарт собрал в замке Каср Каджар всю знать Тегерана, Исфагана, Тебриза, Астрабада и Шираза, какую только удалось отловить.

— Господа, вашим новым шахом должен стать Муртаза Кули-хан. Приносите ему присягу! — приказал он и запер замок, разрешив выпускать только тех, кто поклялся в верности претенденту. Разумеется, с таким подходом дело сладилось очень скоро.

Как только новая власть была утверждена, Бонапарт, не тратя время на поздравления счастливого новоиспечённого шаха, протянул его сардару Ага Малику несколько объемных банок с прозрачной жидкостью.

— Что это? — удивился тот, опасливо принимая тяжелые емкости.

— Спирт! Вам он известен под именем «аквавит».

— И что же это значит, о Великий сардар?

— В этих банках должны оказаться головы командиров, участвовавших в разрушении Тифлиса три года назад. Это первое условие мира между нашими странами!

— Ну что же, это возможно! — среди всеобщего ужаса, воцарившегося за этими словами, степенно проговорил новый шах, поглаживая длинную, крашеную хной бороду. К этим людям у Муртазы-Шаха и у самого был счёт: именно они когда-то выгнали его из Астрабада, отчего и оказался он при дворе Екатерины Великой.

— Далее, — напористо продолжал Бонапарт — нам нужно признание независимости обоих грузинских царств, переход Бакинского ханства и острова Бахрейн под покровительство России, выплата контрибуции в 25 миллионов рублей и исключительное право на постройку по всему протяжению Персии железных дорог. Пока контрибуция не будет выплачена, наша армия продолжит квартировать в Персии за счёт её населения!

Тяжка тень заботы легла на чело шаха. На грузинские царства Муртазе-Шаху было наплевать — разорённые христианские земли не очень его интересовали. Да, они издавна принадлежали Персии — ну так и что же? Всё течёт, всё меняется… А вот деньги — деньги это серьезно!

— Но мы не сможем выплатить такую сумму! — возмутился он. — Вы и так разграбили все наши сокровищницы!

— Ничего, — успокоил его Бонапарт. — Император Александр милостив. Мы готовы получить всё персидскими товарами. Хлопок, табак, шёлк, ахалтекинские кони, и еще одно….

Тут Николай Карлович вдруг сбился. Порывшись в кармане мундира, он развернул листок с инструкциями императора и, найдя нужный пункт, зачитал его вслух.

Сначала шах не поверил своим ушам и попросил повторить. Когда же стало понятно, что он не ослышался, изумлению его не было предела.

— Гашиш? Но зачем вам столько гашиша?

Попаданец в начало 17 века, в тело мальчишки. Впереди тяжкие года смуты и неурядиц, а в отцовском сундуке печать и грамота князя Старицкого. https://author.today/reader/370916/3427274