Глава 7

Я давно уже решил установить дипломатические отношения с Североамериканскими Соединёнными Штатами, о чём сразу после моего воцарения в Филадельфию было отправлено официальное письмо. К этому времени элита молодого американского государства уже успела продемонстрировать завидную политическую гибкость: после долгого Союза с Францией, позволившего американцам завоевать независимость, они легко и непринуждённо перешли к союзу с Англией, развязав против французов необъявленную войну на море. Более того: в этом государстве очень скоро появилась неформальная, но очень влиятельная группировка англоманов, стремившегося стратегическому союзу со своей бывшей метрополией! Объяснялось это очень просто: торговые интересы. Свободолюбивые американские обыватели очень не любили когда их облагали прямыми налогами: поэтому основные доходы федерация получала от таможенных сборов. Разумеется, торговля вскоре стала ключом к выживанию американского союза, и прекрасно налажена ещё время торговые связи с Англией оказались вдруг много важнее благодарности союзнику, надорвавшем в войне своё финансовое благополучие и получившему из-за этого кровавую революцию. Какова ирония судьбы!

Но, так или иначе, новое государство появилось; игнорировать его было бы крайне легкомысленным делом. Наша мальтийская эскадра, действовавшая против пиратов, встретила в Средиземном море два американских фрегата, занятых тем же делом. Командоры вскоре договорились о совместных операциях, и действия эти, направленные против триполитанцев, оказались очень успешны. Это послужило поводом написать в Конгресс послание с предложением установления межгосударственных отношений.

Получив моё письмо, американцы крайне возбудились, и отправили ко мне, ни много ни мало, — вице-президента Томаса Джефферсона. И весною 1798 года в Кронштадте появился красивый, высокомачтовый фрегат «Конститьюшн» с вице-президентом на борту. И вот, господин с двухдолларовой купюры, проделав путь в десять тысяч миль, предстал передо мною.



— Ваше Величество! Пользуюсь этой возможностью, чтобы выразить крайнее удовлетворение по поводу того, что за тот короткий срок, в течение которого Вы находитесь на троне своего государства, я явился свидетелем множества решений Вашего правительства, в которых я увидел проявление лежащих в их основе высоких достоинств и мудрости. Не могу не отметить что мы в Америке очень высоко оценили ваши первые шаги на троне: отмена рабства, отделение церкви от государства и введение религиозной свободы. Выраженное вами желание установить дипломатические контакты ещё раз подтверждает сию мысль! И вот я здесь, счастлив и рад искать вашего расположения!

— Под «мудрыми решениями правительства», вы, очевидно, имеете в виду отмену крепостной зависимости? — уточнил я. — А когда ваша страна соберётся отменить рабство?

Господин вице-президент изящно развёл руками.

— Это непростое дело, Ваше Величество. Южные штаты решительно против такой отмены. Сейчас мы обсуждаем возможность существования в одной федерации как рабовладельческих, так и аболиционистских штатов. Но вы правы — это один из вопросов, разрывающих нашу страну на части!

— Ну, собственно, это ваше внутреннее дело, — я не стал развивать дальше эту тему. — Нас же очень интересуют торговые связи, особенно виргинский табак и хлопок. Всей душой надеюсь, что рост торговли между Соединёнными Штатами и Российской империей будет способствовать всё более тесным связям.

Джефферсон расплылся в улыбке.

— Конечно же, так всё и будет. Разрешите заверить вас, что российский флаг встретит в наших гаванях гостеприимство, свободу, покровительство, и Ваши подданные будут пользоваться всеми привилегиями наиболее благоприятствуемой нации! Наша страна, как и ваша, по природе своей нейтральна; наши интересы и мнения о событиях в мире совпадают, и я уверен, что моя страна и Россия никогда не окажутся в ссоре, оставаясь самыми дружески расположенными друг к другу изо всех стран мира. Поверьте, вся наша нация разделяет эти чувства!

— Очень на это надеюсь, — ответил я. Ну а что я на этот счёт подумал, я не могу привести в публичном произведении.

— Также не могу не отметить, — продолжал Джефферсон, — ваши старания к установлению мира в Европе!

— Да, эта несчастная война длится уже слишком долго. Мир и процветание — вот то, к чему мы стремимся; мы много раз пытались примирить враждующие стороны, но пока не достигли успеха. Когда-нибудь, возможно, уже при жизни нашего поколения, все нации и страны объединятся под одним знаменем, и тогда войны уйдут в прошлое…

— Вы говорите о Всемирном государстве? — с неподдельным интересом спросил Джефферсон. Очевидно, он никак не ожидал такой космополитической идеи от русского монарха!

Надо сказать, что идеи единого общемирового государства обсуждали уже многие — и Жан-Жак Руссо, и Иммануил Кант, и все высказывались примерно в том духе, что, мол, было бы, конечно, неплохо устроить единое государство, не будет войн, и всё такое… но увы, это недостижимо.

— Всемирное государство? И да, и нет. В виде единой страны это навряд ли достижимо, но нечто вроде конфедерации государств, как это представлял себе Руссо — вполне реалистично!

— О, если ваша страна начнёт поддерживать такой подход — это было бы замечательно! — осторожно произнёс Джефферсон, видимо, раздумывая, не сошёл ли русский царь с ума.

— Конечно, Томас, сейчас это кажется невероятным; но когда Европа, наконец-то, устанет от этих безумных и разорительных войн, идеи такого рода приобретут необоримое очарование для измученных людей. Впрочем, это дело будущего — надеюсь, когда-нибудь мы ещё вернёмся к этому разговору. Давайте вернёмся к торговым вопросам. Вы знаете, что мы сейчас организуем Лигу свободной торговли, дабы защищать негоциантов от пиратов и каперов. Я знаю, что вы уже сталкивались с этой напастью. Отчего бы нам не объединить свои усилия, в частности, на Средиземноморье⁈

Джефферсон понимающе кивнул.

— Да, наша торговля испытывает серьёзные проблемы: нашим бизнесменам изрядно досаждают французские каперы, а пуще того — алжирские и триполитанские пираты. Полгода назад ваша эскадра на Средиземном море нанесла сильнейшее поражение алжирскому дею; вы вдохновили нас сопротивляться насилию, и наши флоты объединенными усилиями одержали убедительные победы над варварийцами!

«Да уж, объёдинёнными. Пахали двое — я и лошадь» подумалось мне. Но вслух я ответил совсем иное.

— Послушайте, может быть, я скажу что-то странное, но не могли бы вы изложить ваше мнение о перспективах наших взаимоотношений в виде памфлета? Я бы хотел, чтобы ваши идеи сохранились для следующих поколений. Томас охотно согласился.

Затем мы довольно быстро договорились о совместном патрулировании Средиземного моря — американцы обязались постоянно держать один фрегат и два брига с базированием на Мальту и применять их для борьбы с корсарами. Если по каким-то причинам эти суда будут отозваны, американцы обязались выплачивать четыре тысячи долларов в месяц в виде расходов на охрану американских купцов. Также мы договорились о возможности использовать флаги друг друга для провоза различных материалов и грузов в условиях блокады и каперской войны.

Когда аудиенция уже заканчивалась, я вдруг вспомнил, какой вопрос хотел ему задать.

— Мистер Джефферсон, скажите, а почему именно левантийская торговля столь важна для вас, что вы даже послали туда морских пехотинцев? Ведь вы так далеко от Средиземного моря? Неужели рядом с вами нет столь же выгодных рынков?

Джефферсон вдруг хитро прищурился, показав мне другую свою сторону — ловкого и пронырливого бизнесмена.

— Торговля в Леванте имеет высочайшее значение для коммерции нашей страны. Прибыльность её далеко превосходит всё, что можно получить иных местах!

Гм. Вот тебе и раз… Американцы, кажется, знают нечто такое, чего не знаю я. Торговлю с Турцией и Левантом мы изучили уже вдоль и поперёк; есть очень выгодные кейсы, но не более, чем в других частях мира.

— И чем же вы там занимаетесь? Что покупаете, что продаёте?

— Продаём мы там разные товары — и пушнину, и табак, и многое другое. А покупаем мы там, конечно же, опиум!

— Что, простите? — не поверил я свим ушам.

— Мы покупаем там опиум!

От такой новости у меня потемнело в глазах.

— Опиум? Гм… Но зачем он вам?

— Торговцы везут его в Китай и продают с исключительно высокой прибылью. Поверьте, это самый маржинальный бизнес после торговли рабами!

После дополнительных вопросов с моей стороны и любезных пояснений мистера Томаса картина стала совершенно ясна…

Я всегда думал, что опиум в Китай начали продавать англичане в 30-х годах 19 века. Но, как оказалось, этом славному делу много старше: контрабандой опиума начали зарабатывать ещё в XVII веке. Правда, масштабы были не те: бенгальского мака ещё не было, и товар приходилось покупать в Турции. Тем не менее, уже тогда это было страшно выгодное занятие. Американцы давно присматривались к торговле опиумом, и теперь пытались встроиться в него, а для этого им надо было решить проблему средиземноморских пиратов. Вот поэтому-то новорожденный американский флот и Корпус морской пехоты так активничают в Северной Африке!

Джефферсон раскланялся. Тут мне вдруг стало крайне грустно. За философскими разговорами о вечном мире и рациональном переустройстве мира скрываются грязные коммерческие интересы, а блестящие действия нашего флота на Средиземном море оказались направлены на защиту интересов наркоторговцев. И на черта всё это надо? А самое обидное, что наркоторговцы правы: пока китайцы не достигнут дна, они не поймут, как архаичны и бесперспективны их феодально-конфуцианские устои. Правда, я кое-что предпринял, чтобы изменить ситуацию; но вот получится ли из этого хоть что-то — вот это большой вопрос…

* * *

Сэр Чарльз О’Хара, губернатор крепости Гибралтар, напряжённо всматривался в тёмно-синюю гладь моря. Похоже, это всё-таки случилось: испанцы вновь, через двадцать лет после провала предыдущей попытки, начали осаду Гибралтара. Шесть линейных кораблей, среди которой выделялся флагман — гигантский, величественный 136-пушечный «Сантиссима Тринидад». В расстоянии пушечного выстрела от фортов Гибралтара суетились испанские канонерки. Очевидно, на сухопутной границе тоже что-то происходит…

Губернатор немедленно вызвал полковника Мура, командовавшего сухопутной обороной Гибралтара.

— Генри, что происходит на перешейке?

— Сэр, как я уже докладывал вам, испанцы уже несколько дней проявляют активность. Среди старых укреплений времён предыдущей осады появились испанские войска. Сегодня мы заметили, что они устраивают осадные батареи: очевидно, дело серьёзно!

О’Хара нахмурился. Похоже, дело серьёзно.

— Не давайте им вести работы: открывайте огонь! Я санкционирую применение оружия для обороны полуострова.

Оставшись один, О’Хара некоторое время сидел, вглядываясь в происходящие на море эволюции испанского флота. Как жаль, что Средиземноморская эскадра покинула Гибралтар! Будь тут эскадра лорда Сент-Винсента, доны и носа не смели бы здесь показать!

Впрочем, ничего страшного: в прошлый раз Скала прекрасно выдержала осаду. Точным огнём тогда удалось уничтожить запасы воды осаждающих войск; береговые орудия калёными ядрами подожгли французские плавучие батареи, взорвавшиеся на глазах всего гарнизона. О’Хара тогда был лейтенантом, и прекрасно помнил возгласы «Гип, гип, ура» с которыми солдаты Кентского полка встретили это событие. Теперь положение дел даже лучше, чем тогда, двадцать лет назад. Волею судеб в его распоряжении оказалось больше 7 000 солдат из дивизии Аберкромби, спешившей в Ирландию, но застрявшей в Гибралтаре. Теперь эти войска усиливают восьмитысячный гарнизон, делая крепость совершенно неприступной.



Разумеется, губернатор отдал все необходимые приказы, хотя войска гарнизона и сами прекрасно знали, что делать. Тем не менее, сэр Чарльз не собирался оставлять всё на самотёк. Натянув свой роскошный красный мундир, предательски трещавший подмышками и в плечах, он отправился проверить, всё ли в порядке на фольварках и бастионах, потратив на это весь день до обеда.

Увиденное вселило в него надежду на самый наилучший исход дела. Нигде не было ни паники, ни суеты; мощные батареи, среди которых были и подземные, устроенные в пещерах Скалы, неторопливо вели огонь по вертлявым испанским канонеркам, маневрировавшим на границе досягаемости пушечного выстрела.

— Попали! Одна готова! — вдруг воскликнул молодой офицер, когда губернатор находился на батарее Королевы Шарлотты.

— Кто попал?

— Полагаю, это флотские, сэр!

— Нет, — возразил ему Торнтон. — Похоже, это постарались парни с Королевского бастиона!

— Отменно! Пойду, прогуляюсь до них!

Вскоре, преодолев бесчисленное множество ступеней, на каждой из которых пришлось вспомнить о больном колене, он был на месте, Королевский бастион — мощнейшее укрепление, устроенное прямо у бухты, в нижней части Гибралтара. Его 32-х фунтовые орудия и 8-дюймовые мортиры держат под прицелом акваторию и линию мола, и представляют собой важнейшую часть укреплений Гибралтара. Пятнадцатифутовые стены из тёсаного камня своей спокойной мощью внушали уверенность в себе и надежду на победу. Канониры, не торопясь, вели перестрелку с лёгкими испанскими морскими силами.

«Определённо, доны за истёкшие 20 лет не стали лучше, — думал О’Хара, наблюдая за дружной и спорой работой артиллеристов, — а мы ничуть не хуже нас же самих, на 20 лет младше! У них нет шансов!»

Но тут его взгляд остановился на остове корабля «Виктори», погибшего совсем недавно, и настроение сразу же поменялось. Вспомнив тот день, О’Хара невольно поёжился. Взрывы чудовищной силы разметали горящие бомбы по всей акватории. Горели и корабли, и порт, и город; два обгорелых днища бывших линейных кораблей Королевского флота до сих пор стоят на приколе у северного мола. Да, три месяца назад доны выкинули славный фортель, взорвав четыре линейных корабля, набитых порохом и бочками с нефтью. Что они выкинуть сейчас?

Стряхнув воспоминания, губернатор отправился с проверкой в Большие Осадные туннели — гигантское подземное сооружение, устроенное во время предыдущей осады и позволявшее маневрировать силами без опасности потерь от вражеского обстрела. В этих галереях тоже были устроены батареи — орудия могли вести огонь, можно сказать, из-под земли!

Всюду, где только он появлялся, О’Хару встречали приветственные крики. Несмотря на свои чудачества и вельможный вид, сэр Чарльз был очень популярен среди гарнизона. Он не препятствовал деятельности многочисленных трактиров и борделей, число коих на Гибралтаре в его губернаторство достигло сотни, и был широко известен своими многочисленными местными любовницами. Солдаты, оглядываясь на долговязую фигуру губернатора, весело скалились:

— Смотрите, Старый Петух со Скалы вышел размяться!

Постепенно О` Хара дошёл до самого верха горы. Здесь по его приказанию уже второй год строили смотровую башню, из которой губернатор собирался наблюдать за Кадисом. Стройка шла очень медленно — ведь все материалы приходилось доставлять на высоту в полторы тысячи футов — и вызвала много пересудов в городе. Офицеры гарнизона за глаза называли постройку «безумие О’Хары». Конечно, насчёт Кадиса никто не верил, а для наблюдения за морем достаточно было дозорных на Скале. Но если король платит — можно выстроить самые причудливые сооружения.



Вернувшись после своей инспекции, губернатор собрал свой штаб, дабы обсудить стратегию обороны. Прежде всего, были непонятны намерения испанцев. Все напряжённо всматривались в маневрирующие в акватории вражеские корабли, пытаясь предугадать планы противника.

— Что они делают, сэр? — удивился Джошуа Торнтон, адъютант губернатора, наблюдавший за заливом. Сэр Чарльз тоже взял подзорную трубу, присматриваясь к тому, что происходит в акватории.

То, что увидел губернатор, было вполне ожидаемо. Группы испанских канонерок медленно буксировали приземистые, плоские конструкции, похожие на плавучие батареи. Видимо, испанцы решили повторить французские ошибки, допущенные двадцать лет назад!

— Вы думаете то же, что и я, сэр? — спросил адъютант, когда губернатор, наконец. опустил подзорную трубу.

— Прошлый раз мы надрали задницы лягушатникам. Теперь пришла очередь донов; тем хуже для них! Готовьте печи для каления ядер — я не вижу причин, почему мы не сожжём и не взорвём эти посудины также, как и в «долгую осаду»! — распорядился О’Хара, резким движением складывая трубу.

Губернатор и его штаб продолжали наблюдать. Испанцы не решились достаточно близко подтянуть батареи, поставив их на якорь в пятистах-семистах ярдах от английских батарей. «Как в прошлый раз» -невольно подумал О’Хара, «и, как и в прошлый раз, им это не поможет. Даже если испанцы высадятся на побережье и возьмут Королевский Бастион, наши парни отступят на Скалу и будут расстреливать их сверху вниз».

Началась перестрелка. Ядра с английских батарей падали вокруг испанских посудин, подымая фонтаны и тучи брызг. Испанцы отвечали, но как-то вяло.

— Мне кажется, Джо, или у них очень мало орудийных амбразур? — спросил О’Хара у адъютанта Торнтона.

— Возможно, дело в том, что…

Тут их прервал грохот взрыва. Над городом поднималось облачко от взрыва пороховой бомбы.

Буквально через несколько минут к О’Хара вбежал запыхавшийся адъютант.

— Похоже, они ведут огонь из мортир, сэр. Очень разрушительное действие, сэр!

Бомбы падали одна за другой, по две или три в минуту. Сначала испанцы вели обстрел военных объектов; затем, подавив мортирные батареи Королевского бастиона, испанцы сосредоточились на пакгаузах, содержащих запасы зерна. Это поразило английских офицеров — никто и предположить не мог, что испанские мортиры достанут до складов!

Штаб губернатора был обеспокоен. О’Хара послал адъютанта Торнтона за майором Эшкоттом.

— Как думаете, наши склады выдержат обстрел? — встретил он его вопросом, интересовавшим, наверное, каждого в Гибралтаре.

Офицер задумчиво покачал головой.

— Если бы по ним стреляли из орудий по настильной траектории, я ответил бы вам утвердительно. Стены пакгаузов прочны. Но сейчас огонь ведётся из мортир, бомбы падают почти отвесно. При попадании в крышу они непременно проломят её; и если бомба взорвётся среди зерна или муки, это может вызвать пожар.

— Отчего же пакгаузы не защищены от обстрела сверху?

— По всем расчётам, сэр, у противника не должно было быть мортир такой мощности, чтобы добросить бомбы так далеко!

— Почему же наша артиллерия не отвечает?

— Батареи очень далеко, сэр! Попасть в них почти невозможно, даже из Королевского бастиона!

— Но вы же даже не пробовали! Открывайте огонь, чёрт побери!

Береговая артиллерия постоянно обстреливала плавучие батареи испанцев, но никаких видимых результатов это не дало. Также решительно ничего не последовало после применения 32-х фунтовых калёных ядер. Казалось, они попросту отскакивали от покатых бортов испанских артиллерийских барж! Сэр Чарльз послал в бой отряд канонерских лодок. Двадцать шесть утлых посудин, вооружённых 24-х фунтовыми орудиями, героически приблизились и открыли огонь. Результат поразил английских моряков: во-первых, попасть в низкие борта плавучих батарей оказалось много сложнее, чем в большие корабли; но даже при попадании их ядра с мерзким металлическим звуком рикошетировали от бортов, не причиняя им никакого вреда! При этом батареи совершенно игнорировали обстрел с канонерок, продолжая вести огонь по береговым укреплениям из своих мортир.

Англичане пытались подойти ближе. Но тут вдруг в бортах батарей открылись порты, и крупнокалиберные орудия ударили по канонеркам крупной картечью. Затем испанские линейные корабли подошли на помощь своим батареям, и канонеркам пришлось ретироваться. При отходе три лодки затонули, ещё на одиннадцати имелись потери среди солдат, выполнявших роль гребцов.

Результаты боя долго обсуждались в штаб-квартире губернатора О’Хара.

— Очевидно, что борта этих плавучих батарей зашиты железом. Надо проломить их любым способом! — горячился майор Джереми Эшкотт, командовавший орудиями Королевского Бастиона. — Давайте увеличим навеску пороха в зарядах!

— Мы всё уже попробовали, Джо — устало ответил ему О’Хара. — Они непробиваемы! Похоже испанцы тоже сделали выводы из предыдущей неудачи, и теперь их осадные плоты не как-то просто уничтожить. Надо найти какой-то другой путь!

Попытались обстреливать их с канонерок калёными ядрами. На канонерские лодки грузили раскалённые докрасна ядра, уложенные в бочки с горячим песком, так, чтобы ядра долго не остывали. Затем лодки быстро сближались с испанскими баржами и начинали обстрел. разумеется таким образом не добились решительно ничего; разве что ядра теперь отскакивали от железных бортов с красивыми ярко-алыми искрами. Канонерки попытались зайти сбоку, в надежде, что там железной брони нет; но оказалось, что борта испанцев тоже надёжно защищены. Тогда канонерские лодки рискнули зайти сзади, но тут их подвергли столь яростному обстрелу с испанских кораблей, что им пришлось срочно бежать. Однако с английских канонерок успели заметить, что тыльная часть плавучей батареи не имеет бронирования.

— Надо отогнать испанские корабли, и тогда зайти с тыла и расстрелять эти лоханки! — предложил командовавший английскими канонерками полковник Бишоп.

— Увы. Наших сил для этого недостаточно; придётся ждать деблокирующий флот. Впрочем, я очень надеюсь что эти лоханки утонут после первого уже шторма!

Пока по этим плавучим испанским батареям начали стрелять из мортир. Конечно, точность такого огня настолько низка, что можно надеяться лишь на случайное попадание. Но другого выхода пока у гарнизона не было.

Через два дня удачно попавшая испанская бомба подожгла один из продовольственных складов. Сгорело более сорока тысяч бушелей пшеницы и овса, а также тысяча четыреста комплектов амуниции. Через день ещё одна бомба упала на казармы 21-го полка, убив более трёх дюжин солдат. Казарма выгорела и стала непригодной для проживания, отчего теснота в городе ещё более увеличилась.

Через несколько дней испанцы, видимо, исчерпав запас бомб, начали обстрел Гибралтара калёными ядрами, и в городе начались новые возгорания. Вспыхнул ещё один пакгауз, полный колониальных товаров. Несколько дней Скала была окутана мерзким запахом сгоревшего чая; тюки с хлопком тлели две недели, заволакивая город серой дымкой.

Тут же встал вопрос, куда перенести остатки продовольствия. Оставить их на месте было нельзя — ещё одни сгоревший склад означал бы продовольственную катастрофу.

По этому поводу у губернатора состоялось очень нервное совещание.

— Полковник Мид, — начал было О’Хара, — приказываю вам задействовать лишних солдат, не занятых на обороне Северных укреплений, для того, чтобы переместить запасы зерна в безопасное место.

— И куда же мы их денем, сэр?

— В подземную галерею, разумеется! Только она защищена от обстрелов!

— До войны все считали, что наши продовольственные склады недостижимы для мортирного обстрела! — недовольно заметил Мид.

— Да, чёрт побери! Да, мы так считали. Но у испанцев появились какие-то невероятно дальнобойные орудия. Поэтому нам надо переместить зерно в безопасное место!

— Сэр, со всем уважением напоминаю, что подземная галерея почти полностью занята солдатами из дивизии Аберкромби. И перевести их оттуда решительно некуда, сэр!

Губернатор поморщился, про себя крепко выругавшись. Действительно, размещать этих «сверхштатных» солдат было негде. Сам город Гибралтар очень невелик, и распределить 7 тысяч пехотинцев 20-го, 21-го 25-го полков по домам обывателей было невозможно, а казармы были заняты гарнизоном Гибралтара.

— Чёрт побери, Мид, от солдат мало толку, если они не будут накормлены. Дайте каждому солдату по три мешка зерна, и пусть устраиваются на них, как хотят, хоть спят на них! — наконец решил губернатор.

Остатки зерна были спрятаны в подземных галереях. Несмотря на это, уже вскоре в гарнизоне начался недостаток продовольствия. Поскольку солдат было в три раза больше, чем это предусматривалось изначально, а запасы продовольствия пострадали вследствие вызванными обстрелами пожаров, двухлетний запас продовольствия стремительно сокращался. О’Хара с содроганием вспоминал, как в прошлую осаду дело дошло до того, что солдаты начали умирать на посту от голода и слабости. А спасительный флот всё не появлялся. И никто на осаждённом полуострове не мог знать, что Ройял Нэви уже покинул свои базы, но спешит он совсем не к Гибралтару…

Загрузка...