Николай
Я чувствую, как пламя сомнения и воинствующего конфликта волнами накатывает на мой цветок лотоса, и мне хочется высунуть язык и поглотить его.
Засосать между губами.
Разгрызть зубами.
Мышцы спины Брэна напрягаются под моей грудью, как всегда, когда он пытается бороться, убежать или отвергнуть все, что таится в его презрительной голове. Я перестал пытаться понять, как работает его разум, дать ему пространство или быть логичным в отношении этих эмоций, захлестывающих меня.
Но пока получается ужасно.
Я всегда действовал из принципа сначала сделать, а о последствиях думать потом. Нет причин, почему это должно измениться сейчас.
Кроме того, он явно хочет меня. Я вижу это в его загадочных глазах, которые часто скрывают его чувства, но, когда маска спадает, я замечаю свое отражение в кораллово-голубых глазах, окруженное ореолом похоти.
Конечно, есть и ненависть, и пренебрежение. Есть смятение и самосохранение. Но кому какое дело до этих неважных эмоций?
Уж точно не мне.
Напряжение нарастает всякий раз, когда мы находимся в одном пространстве. Неважно, на публике или в моей тесной спальне. Если он здесь, я взмываю ввысь, окрыленный его присутствием.
Зверь во мне хочет вытащить скрытого в нем зверя и поиграть.
Я хочу разрушить его контроль, уничтожить его образ золотого мальчика и сломать его жизнь.
Я хочу впиться зубами в его кожу и насытиться похотью, исходящей от его невысказанных слов.
Пока не иссушу его.
Пока от него ничего не останется. Или от меня.
Я придвигаюсь еще ближе, так что полностью закрываю его собой, а моя растущая эрекция прижимается к его упругой заднице.
Нет нужды говорить, что я был тверд как скала с тех пор, как он оттолкнул от меня Клару. Мне хочется думать, что он не хотел, чтобы она прикасалась ко мне, а не наоборот.
Потому что он сказал ей уйти и не пошел за ней.
Можете считать, что я заблуждаюсь, но я предпочитаю верить, что его спокойный гнев был вызван чувством собственности в отношении меня.
Он ерзает, его задница случайно — или не очень случайно — задевает мой член, и я стону.
Господи-блять-твою-мать.
Какого хрена простой контакт превращает меня в животное? Мысль о том, что я хочу обладать им, тикает в моем мозгу, как бомба, заглушая любые другие мысли. Не то чтобы у меня их было много, когда он рядом, но все же.
Он приближается к двери, как будто может сбежать от меня. Это невозможно ни в этой жизни, ни в любой другой, если я буду иметь на это право.
— Не прикасайся ко мне, — приказывает он, но в его голосе не осталось ничего от обычной надменности, которой он дышит вместо воздуха.
— Но мне нравится прикасаться к тебе, мой прекрасный принц.
— Мне плевать на то, что тебе нравится, и я не твой прекрасный принц, — он разворачивается, вся масса его тела подается вперед, глаза пылают таким чертовски диким огнем, что мне хочется раздуть его и сделать ярким, как ад.
Он пытается оттолкнуться от меня, но я упираюсь руками в дверь по обе стороны от его головы, моя грудь толкает его. Я так близко, что чувствую запах алкоголя в его дыхании и вижу огонь, горящий в его глазах.
Еще.
Я ухмыляюсь, глядя на его пухлые губы.
— Кто-то злится.
— Пошел ты.
— Малыш, ты же знаешь, я люблю, когда ты говоришь мне всякие непристойности.
Он хватает меня за горло, пальцы безжалостно впиваются по бокам.
— Тебе нужно держаться от меня подальше.
— Нет, — я пытаюсь подойти ближе, но он усиливает хватку настолько, что я едва могу дышать. Мои легкие горят, и я чувствую, как вздуваются вены на шее.
— Я убью тебя к чертовой матери.
— М-м-м. Люблю, когда ты становишься грубым.
— Думаешь, я шучу? — его короткие ногти впиваются в мою кожу. — Тронь меня, и я задушу тебя до смерти.
— Скажи мне что-нибудь еще. Твой рот делает меня таким чертовски твердым, — я кручу бедрами и прижимаюсь к его паху.
И черт возьми.
Трахните меня.
— Похоже, я тоже тебя возбуждаю. Если я заберусь к тебе в штаны, то обнаружу, что ты течешь для меня?
— Ты, блять… — его лицо вспыхивает едва заметным оттенком красного, а пальцы сжимаются так сильно, что начинают дрожать.
Он дрожит, мой прекрасный принц, теряя свой драгоценный контроль капля за каплей.
И что же мне делать?
Зажать его между зубами и не отпускать. Конечно.
Я проникаю ему под кожу. Первый шаг к тому, чтобы оказаться внутри него.
— Ты можешь бороться со мной, можешь лишить меня жизни, но это не помешает тебе хотеть меня, — напрягаюсь я и обхватываю рукой его горло поверх засоса, который он прячет так, будто от этого зависит его жизнь. — Ты пришел сюда, чтобы помешать мне трахнуть Клару. Ты не злился из-за нее, ты злился на нее. Тебе не нравилось, как она прикасалась ко мне и называла малышом, верно?
— Закрой свой рот.
— Ты злишься на меня, потому что я позволил ей прикоснуться ко мне?
В его глазах ярко светится прекрасная ярость, но затем он говорит прямо противоположное тому, что думает:
— Почему меня должно волновать, что ты делаешь?
— Всегда играешь роль, мой цветок лотоса. Прячешься, притворяешься. Ты явно порвал с ней сегодня. Почему не сказал мне об этом?
— Как…?
— Она сказала, что переживает расставание и хочет забыться в пабе, — я пытаюсь придвинуть голову ближе, но он удерживает меня на месте своей непреклонной рукой. — Ты сделал это из-за меня, не так ли? Ты расстался с ней, потому что я велел тебе это сделать. Нет. Ты сделал это, потому что хотел быть со мной. Потому что знаешь, что я единственный, кто может дать тебе то, что тебе нужно.
— Хватит мечтать.
— Хватит, блять, притворяться, — я отрываю пластырь с его горла, обнажая фиолетовый засос. — Хватит прятаться.
Он качает головой, но его пальцы разжимаются вокруг моего горла. Брэн не слабый. Очевидно, у меня больше мышц, но у него есть сила. В предыдущие разы он позволял мне прикасаться к себе не потому, что не мог меня остановить. А потому, что решил не останавливать вовсе.
Как сейчас.
Его борьба за контроль трескается, как лед под ногами.
Я — озеро, которое ждет, чтобы поглотить его целиком.
Мои пальцы касаются его острой челюсти, губы в дюйме от его губ, вдыхая нотки алкоголя и мяты с его прерывистых выдохов.
— Не смей… — шепчет он дрожащим, задыхающимся голосом.
Этот засранец явно хочет меня, он горит от желания. Язык тела выдает его. Глаза потемнели, ноздри раздуваются, пальцы так с любовью обнимают мою шею — хотя он утверждал бы обратное, — а его огромный член аплодирует мне стоя.
Но он все еще сопротивляется, все еще отказывается признавать неизбежное.
— Хочешь снова обвинить меня? — пробормотал я возле его кожи.
Из его рта вырывается резкий выдох, и он кивает.
— Тогда обвиняй меня сколько хочешь, малыш.
Я прижимаюсь губами к его губам, забирая то, что принадлежит мне.
Потому что он, блять, мой.
Неважно, что он еще этого не знает и, возможно, будет отрицать это до самого конца. Неважно, что он гребаный мудак.
Он мой мудак. В буквальном смысле.
Брэн открывает рот со стоном, его горячий, влажный язык прижимается к моему, и он стонет. Он стонет, как самое эротичное, блять, существо, которое я когда-либо пробовал.
Он такой податливый и страстный, когда мой рот соприкасается с его, такой чертовски похотливый и отзывчивый. Его бедра подергиваются, и он прижимается своим членом к моему, пока я целую его до потери сознания.
Я покусываю его нижнюю губу, как он любит, а затем снова погружаю свой язык внутрь, ища его жадный, поглаживая, потирая и покручивая.
Его челюсть сжимается при каждом поцелуе, при каждом покусывании и при каждом диком звуке, который я издаю в его горле.
Мне нравится, как его рука скользит от моей шеи к волосам, сжимая их в кулаке, чтобы удержать меня на месте, и он может прижиматься своим языком к моему, притягивая меня к себе так непривычно и возбуждающе.
Больше.
Мне нужно больше.
Я просовываю свое колено между его коленями и обхватываю ногой его бедро, прижимаясь своим пахом к его твердому, как камень, члену.
Эта позиция дает мне лучший доступ, больше трения, и он стонет мне в горло, вцепившись пальцами в мои волосы, давая понять, как сильно ему это нравится.
Его член утолщается напротив моего, пока я глажу его вверх и вниз, потирая, лаская нас, пока мурашки не вспыхивают в моем позвоночнике.
Я рычу, когда он подхватывает мой темп и встречает меня удар за ударом. Он хрипит, постанывает и дергает меня за волосы. И это самая прекрасная боль, которую я когда-либо испытывал.
Как, черт возьми, он может сводить меня с ума одними поцелуями?
Мои руки скользят по его груди, и он стонет, когда я задеваю его сосок, выступающий из-под рубашки, и я покручиваю его. Он прикусывает мой язык.
Чертов дикарь.
Я шиплю, ухмыляясь.
Мне нравится, когда его зверь сталкивается с моим в гребаной симфонии насилия.
Я просовываю руки под его рубашку, по гладким плоскостям мышц, и теперь его очередь шипеть, когда я щипаю его за соски. Чем дольше я мучаю, тем больше утолщается его член, и тем быстрее он трется об меня, заставляя истекать в боксеры.
Я бы с удовольствием поиграл с его сосками и свел его с ума, но есть и другая часть его тела, с которой я бы предпочел поиграть.
Покрутив один сосок, я опускаю другую руку вниз и расстегиваю пуговицу на его брюках. Он тихо вздыхает, когда я тяну за молнию на ширинке.
Этот прекрасный принц чертовски хорош.
Я просовываю руку в его боксеры и крепко сжимаю его член у основания, а затем сдавливаю.
— Умф… Блять… — он выдыхает мне в рот, глаза в изумлении, брови сведены вместе, а с лица капает чистое, блядское желание.
Никто не должен выглядеть настолько съедобно.
— Тебе нравится, когда я грубо прикасаюсь к тебе, малыш? Чувствуешь, как ты утолщаешься в моей руке? — я вытаскиваю его и крепко глажу от основания до кончика, дразня крайнюю плоть большим пальцем.
— Закрой свой рот, — он делает это за меня, его губы пожирают мои, и он целует меня с необузданным вожделением, подергивая бедрами, пока трахает мой кулак. — Пошел ты… — он прикусывает уголок моей губы и оттягивает кожу. — Пошел ты… Николай… Какого хрена ты появился в моей жизни… Блять…
— Я в твоей жизни, потому что ты портишь мою, малыш, — я опускаюсь перед ним на колени.
Его глаза расширяются, когда он смотрит на меня, его рука все еще запуталась в моих волосах. В какой-то момент он снял резинку и теперь собирает их в хвост.
— Что ты… — его слова заканчиваются стоном, когда я втягиваю его огромный член в свой рот, расслабляя челюсти и направляя его как можно глубже в горло.
Господи-блять-твою-мать. Он такой приятный на вкус.
— Бляяять… — он издает длинное ругательство, откидывая голову назад, ударяясь о дверь. Его глаза закрываются, и он обхватывает свободной рукой мой затылок, впиваясь пальцами в кожу.
— М-м-м, — бормочу я, обхватывая его член, потирая его о заднюю стенку горла, а затем вынимаю полностью, чтобы обхватить крайнюю плоть. Я раздвигаю ее, чтобы трахнуть кончик языком и погладить отверстие. Предэякулят взрывается у меня во рту, и я жадно всасываю его, отчего он начинает течь еще сильнее.
— Ммф блять… блять… — выдыхает он, его бедра подрагивают в неровном ритме.
— Смотри на меня, — приказываю я.
Глаза Брэна чуть приоткрываются, но он смотрит на меня сверху вниз, одной рукой перебирая мои волосы, а другой поглаживая затылок. Он — чертова загадка противоположностей, мой прекрасный принц.
Горячий и холодный.
Как летняя гроза.
Гребаный зверь в облике джентльмена.
— Вот так, малыш. Смотри на меня, пока я захлебываюсь твоим членом.
Он хрипит, звук глубокий и мужественный заставляет мой член напрячься.
Я смотрю на него, облизывая и издавая небрежные звуки, пока заглатываю его полностью.
Затем втягиваю его член в себя до тех пор, пока не чувствую рвотные позывы. Его губы приоткрываются, дыхание становится поверхностным и громким, когда он делает толчок, требуя еще большего трения.
Об меня.
Держа руку у основания его члена, я обхватываю его яйца, сначала дразня, а потом сжимая, пока он не начинает дергаться, сильнее толкаясь в мой рот.
Я не могу перестать смотреть на его переполненное похотью лицо, на то, как он наблюдает за мной одновременно с ненавистью и удивлением.
Похотью и смятением.
Вот так, цветок лотоса, отдай мне свои эмоции. Накорми меня своим треснувшим контролем.
— О, черт… О, черт… — повторяет он как мантру, его толчки становятся безумными, и я позволяю ему получать удовольствие, сжимая его яйца и насаживаясь ртом на его длину.
Запустив кулак в мои волосы, он сильнее прижимает меня к себе, чтобы трахнуть мой рот.
Я проникаю под его рубашку, провожу ладонью по твердому прессу и вцепляюсь в сосок, потягивая и сжимая.
Он шипит и стонет.
— Я… я… кончаю, Нико… блять… я кончаю…
Его толчки становятся звериными, он с остервенением вбивается в мой рот. Я царапаю своими тупыми ногтями по его соску и сжимаю ствол около его кончика.
Это приводит его к кульминации.
Брэн издает протяжный хрип, который эхом отдается по моей коже, а его сперма вырывается на мой язык и в горло. Соленый вкус задерживается у меня во рту и образует непонятное месиво на губах.
Я продолжаю сосать и глотаю каждую каплю, даже когда его член истощается, и он еще несколько раз двигает бедрами, доводя себя до оргазма.
Через некоторое время он дважды моргает, широко раскрыв глаза, и неохотно убирает руки.
— Я… черт. Прости, что устроил беспорядок.
Какой джентльмен, мой прекрасный принц. Только он мог извиниться за такое горячее, как ад, шоу.
Я выпускаю изо рта его член с хлюпающим звуком и не могу удержаться, чтобы не подразнить скрытое отверстие языком, прежде чем встать и схватить его за челюсть.
— Мне не нужны твои извинения. Я определенно сделаю из тебя еще больший беспорядок.
Мои губы прижимаются к его, и он без малейшего колебания позволяет мне целовать его, поглаживая мой язык своим, пробуя себя с моего рта.
Его руки обхватывают мою спину, ладонь поднимается к голове, и он гладит мои волосы, медленно, чувственно, словно компенсируя то, как он дергал их всего несколько минут назад.
Брэн не такой, но он страстно целуется. Он проникает глубоко и яростно. Иногда еще и медленно, как сейчас, покусывая и поглаживая, прикасаясь и исследуя, словно хочет не спеша познакомиться с каждым уголочком моего тела и рта.
Когда я отстраняюсь, он издает протестующий звук, который я уверен, он вообще не осознает.
Подавив улыбку, я хватаю его за руку и тащу к кровати.
— Твоя очередь задыхаться от моего члена, малыш.