Николай
В конце концов, я устал.
Насилие может осуждаться кучкой этических элит, но на самом деле это единственный метод, который помогает мне успокоиться.
Но сейчас это не совсем так.
Мне следовало бы остаться в особняке и выпросить у Джереми еще одно задание, чтобы хоть чем-то себя занять, но я сам поехал на своем Харлее в пентхаус.
Едва выйдя из лифта, я почувствовал что-то другое.
Нет, не что-то, а его. Клевер, цитрусовые и гребаную головоломку.
Конечно же, Брэн сидит на диване, широко расставив ноги, положив локти на колени, а пальцы сложены домиком под подбородком.
Черт побери. Он горяч.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не потянуться и не испортить его идеально уложенные волосы, темно-синюю рубашку-поло и брюки цвета хаки.
Мистер Джентльмен, блять, явился на службу.
Однако, увидев меня, он, похоже, не собирается идти на второй раунд. Выражение его лица спокойное и собранное, но я чувствую, как под ним клубятся волны злобного шторма.
Тем не менее я горжусь тем, что он позволил себе войти в дом уже вторую ночь подряд.
— У меня есть кое-что для тебя, — он лезет в штаны и бросает что-то мне в грудь.
Я ловлю это и хмурюсь.
— Пачка презервативов?
— Подумал, что они тебе понадобятся, если не хочешь заразить людей венерическими заболеваниями.
— Какого…?
Он встает с тем же невозмутимым спокойствием.
— Тогда спокойной ночи.
— Подожди…
Как только я касаюсь его запястья, он стремительно разворачивается и прижимает меня к стене, придавив локоть к горлу.
— Не трогай меня, блять, — выкрикивает он, его губы так близко к моим, что он почти целует меня с каждым словом.
Я подавляю стон от того, как чертовски сексуально он выглядит, когда зол. Я горжусь тем, что только я вижу его с этой стороны, — грубым и отличным от образа золотого мальчика, который он показывает на публике.
Для внешнего мира он идеален, но со мной он настоящий.
Так что же я должен сделать? Конечно же, то, что я делаю лучше всего.
Спровоцировать его еще больше.
— Ты на что-то сердишься, мой цветок лотоса? Может, из-за кое-какой сцены, которую ты видел сегодня?
— Кем, черт возьми, ты себя возомнил, чтобы я обращал на тебя свое внимание?
— О, но ты обратил, — мои пальцы впиваются в его затылок. — Именно поэтому ты сейчас теряешь свой драгоценный контроль. Скажи мне, Брэн, ты ревнуешь?
— Ревную? Тебя? Не в этой жизни.
— В таком случае, может, мне позвать Саймона, чтобы он присоединился к нам? Кстати, его так и зовут, Саймон. Он гей и любит секс втроем. А может, ты сядешь и будешь смотреть, как я ему надрачиваю?
Он поднимает кулак и бьет меня по лицу. О, черт. Он действительно вышел из себя, мой прекрасный принц.
Еще.
Дай мне еще.
Я ухмыляюсь ему.
— Я расцениваю это как «нет»?
— Я тебя, блять, убью.
— Обещания, обещания.
— Николай!
— Да, малыш?
— Не начинай. И вообще, с нами покончено, — он отпускает меня с толчком. — Иди к своему Саймону.
— Ну уж, блять, нет, — я хватаю его за запястье, а затем засовываю презервативы обратно ему в руку. — Я чист, ублюдок. Я бы не сделал этого ни с тобой, ни с кем бы то ни было. А вообще, я трахаюсь только с презервативами. Прошлая ночь была единственным исключением.
Он смотрит на меня, его глаза темные и блестят от ярости.
— Саймон тоже был исключением?
— Нет. Кроме того, я ни с кем не был после инициации.
— Ни с кем?
Я качаю головой.
— А что насчет тебя? Стоит ли нам проверить тебя, учитывая ситуацию с Кларой?
— Я проверялся и чист. У меня не было секса уже… шесть месяцев.
Твою мать.
Ебаный в рот.
Я знал, что он вернулся к ней только для того, чтобы поиздеваться надо мной. Я знал, что она ему не нужна. Я знал это.
Я широко ухмыляюсь, поглаживая его по затылку.
— Я уже говорил, что ты такой очаровательный, когда ревнуешь?
— Закрой свой гребаный рот, Николай.
— Как пожелаешь, малыш, — я прижимаюсь губами к его губам, сначала дразня, а потом прикусываю и с рычанием вторгаясь в его рот.
Он прерывисто выдыхает, и я проглатываю его глубоко в горле. Господи. Неважно, сколько раз я его целую. Всегда кажется, что это впервые.
Его вкус взрывается у меня во рту, и я вдыхаю его глубоко в свои чертовы легкие и удерживаю там.
У него вкус чая, цитрусовых и похоти, такой же поганой, как и моя.
Я толкаю его в сторону спальни, и мы, спотыкаясь, входим внутрь, его пальцы дергают меня за волосы, снимая резинку. Я наслаждаюсь каждой искрой боли, каждым толчком и гребаным рывком.
Он может отталкивать меня сколько угодно, но я снова заманю его в ловушку.
Снова буду владеть им.
Как только мы оказываемся внутри, я быстро снимаю с него футболку и провожаю взглядом его гладкие мышцы, испорченные лишь моими отметинами.
— Ты такой горячий, малыш. Я хочу вылизать тебя до блеска.
Он стягивает с меня толстовку, его пальцы касаются моей груди, исследуя мышцы.
— Я, блять, ненавижу тебя.
— М-м-м. Говори со мной грязно, — я покусываю его нижнюю губу и мучительно медленно тяну молнию вниз по его твердому члену.
Я мучаю его, наслаждаясь каждым вздрагиванием и мучительным звуком, который вырывается из него.
Брэн сжимает мой член в штанах, затем разжимает пальцы, просовывает руку внутрь и сжимает в кулаке мой член, поглаживая его.
— Блять, малыш. Твоя рука ощущается так хорошо.
Он наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Лучше, чем Саймона?
— Лучше, чем чья-либо другая, — я борюсь с ухмылкой, которая рвется на поверхность, целуя его горло и посасывая его адамово яблоко. Он шипит сквозь зубы и откидывает голову в сторону, чтобы дать мне лучший доступ.
Я продолжаю спускаться вниз, целуя, покусывая и царапая его ключицы и соски, пока он не начинает дрожать, но продолжает гладить меня, крепко сжимая.
Все еще наслаждаясь одним соском, я вытаскиваю его член, дразня крайнюю плоть большим пальцем, пока не нахожу скрытую дырочку, затем прижимаю его к своей головке и направляю, чтобы он терся о мой член.
— Умф… Блять, — выдыхает он, его губы раздвигаются, когда мой пирсинг проникает в прелестную дырочку, и я трахаю его член своим.
— Тебе приятно, малыш?
Он кивает, но я не думаю, что он отдает себе отчет в том, что делает, когда двигается в ритм со мной. Его губы находят мои, и он громко целует меня. Влажные, хлюпающие звуки совпадают с нашей кульминацией, когда мы кончаем друг с другом.
Как этот засранец может быть таким податливым, когда его тело разговаривает с моим? За пределами пентхауса, он ведет себя так, будто я невидимка, но, когда я прикасаюсь к нему, целую его, он весь мой.
Мой, чтобы брать.
Мой, чтобы владеть.
Блять, мой.
— Я должен войти в тебя, малыш, — я отстраняюсь и тащу его к кровати.
Брэн не протестует, когда я толкаю его в положение на коленях перед кроватью, его грудь на матрасе, а мускулистая задница поднята вверх.
— М-м-м. Оставайся так, — я шлепаю его по заднице и не упускаю из виду, как он прикусывает губу, следя за моими движениями.
Взяв из ящика смазку, я проскальзываю к нему сзади и размазываю ее между его ягодицами. Мои пальцы обводят его анус, а затем проникают внутрь под мелодичный звук его стона. Мой прекрасный принц обожает, когда его попка наполнена, будь то моими пальцами или членом. Я чувствую, как его дырочка заглатывает мои три пальца, сжимаясь и натягиваясь, искушая меня.
Но я не тороплюсь, подготавливая его. Я медленно трахаю его пальцами, мой член скользит вверх и вниз по его дырочке, пока я целую его затылок, позвоночник и ягодицы, лижу и покусываю, оставляя столько моих следов, что он никогда не сможет от них избавиться.
Не сейчас. Никогда.
Мой. Он, блять, мой. И каждый, кто увидит эти следы, будет знать, что он занят.
Принадлежит кому-то.
На него уже претендуют, блять.
— Нико…
Иисус, блять, Христос. Мне нужно сделать паузу и прийти в себя, иначе я кончу ему в задницу, как гребаный подросток.
Я, блять, обречен.
Он стонет мое имя, и я схожу с ума.
— Да, малыш?
— Сделай это, пожалуйста.
— Что сделать?
— Вставь в меня свой член.
— М-м-м. Блять, — я разжимаю пальцы и раздвигаю полушария его задницы. — Скажи это еще раз.
— Просто трахни меня уже, ты, гребаный ублюдок.
— Ты сводишь меня с ума, малыш, — я ввожу свою головку внутрь, и он дергается, его задница извивается на моем члене, пытаясь поглотить меня целиком. — Твоя жадная задница создана для меня, — я вхожу в него на всю длину, вытягивая из него стон. — Только для меня.
— Умм… Блять… Блять…
— Посмотри на меня, малыш.
Брэн поворачивает голову, его прикрытые веками глаза встречаются с моими, когда я хватаю его за бедра и подаюсь вперед с неглубокими толчками.
— Вот так. Почувствуй, как я трахаю тебя.
Он стонет, и этот звук так чертовски эротичен, что я удивляюсь, как я вообще продержался. Брэн может быть тихим, но в постели он чертовски громкий. Он издает такие звуки, которые я чаще всего не могу разобрать, но это значит, что я хорошо его трахаю. Так, как он хочет.
И я схожу с ума от этого.
Есть что-то такое в том, чтобы владеть таким отстраненным, зажатым засранцем, как Брэн. Это захватывает, но и вознаграждает. То, что я один вижу, как он разваливается на моем члене, лучше любого наркотика.
— Сильнее, — бормочет он, его бедра подрагивают, когда он трется членом о кровать.
— Что ты только что сказал?
— Трахни меня сильнее. Не жалей меня.
— Малыш. Если ты и дальше будешь так говорить, я надеру тебе задницу.
— Обещания, обещания.
Я разражаюсь смехом, и он улыбается, но это перерастает в стоны, когда я выхожу, пока внутри не остается только моя головка, а затем вхожу до упора. Изголовье кровати бьется о стену от силы моих толчков.
— Уммф… Я… блять…
— Тебе нравится?
Он проигрывает битву и зарывается головой в простыни, кивая и издавая приглушенные звуки.
Держа одну руку на его бедре, я тянусь к нему и оттягиваю назад за пучок его волос.
— Смотри на меня, когда я тебя трахаю. Ты ведь хотел грубо, да?
Он кивает, его лицо покраснело, губы приоткрылись.
— Поцелуй меня, малыш.
Он оттягивает зубами мою нижнюю губу и погружает свой язык в мой рот, пока я вхожу в него с интенсивностью безумца. Звук его задницы, шлепающейся о мой пах, наполняет воздух и лишает меня рассудка.
Я трахаю его жестко, глубоко, пока он не начинает вырываться из моего рта, издавая звуки и слова, значение которых, как мне кажется, даже он не знает.
Мне нравится, как он полностью расслабляется, когда мои губы встречаются с его губами. Мне нравится, как его мышцы сжимают меня, словно тиски, высасывая и заглатывая целиком.
— Т… твои пирсинги… — хрипло произносит он мне в губы, пока тянется к своему члену и неистово поглаживает себя.
— Как они тебе, малыш?
— Они так чертовски хороши… Блять… ты так чертовски хорош, Нико.
Мне конец.
Абсолютный конец.
Полностью уничтожен.
Мои бедра дергаются, и я вхожу в него быстрее, жестче, грубее. Так, как ему нравится.
— Кончи со мной, малыш.
Он стонет, издавая протяжный стон, когда двигает рукой быстрее, подстраиваясь под мой сумасшедший ритм.
— Я… Я… Бл… Блять… — его слова заканчиваются рыком, когда кожа краснеет, а губы раскрываются, а сперма брызжет на кровать.
Я поглощаю его звуки своими губами, и он вздрагивает, но продолжает крутить бедрами и шлепать задницей о мой пах, пока я со стоном опустошаю его внутри.
— Твою мать… Малыш… — выдыхаю я, прикусывая его нижнюю губу, и он кусает ее в ответ с той же животной энергией. Его звериный оскал совпадает с моим, и он целует меня с таким же жаром, все еще двигаясь навстречу мне и доводя меня до оргазма.
Мы продолжаем целоваться еще некоторое время, пока я не понимаю, в какой неудобной позе он оказался. Он не жалуется на это, но протестует, когда я отрываю свои губы от его губ и выхожу из его задницы.
Его дырочка сжимается вокруг меня, и я стону от этих ощущений. Господи Иисусе. Я могу выжить, трахая его одного.
Мой взгляд следит за спермой, которая вытекает из него, стекая по бедрам и размазываясь по яйцам и члену.
Я встаю на колени позади него, раздвигаю ягодицы его задницы и пирую на нем, слизывая сперму и погружая ее обратно в него.
— Нико… что ты… О, блять… Господи… Бл… Бляяять…
Он извивается, но я кладу руку ему на поясницу, чтобы удержать его на месте.
— Не двигайся, малыш. Мы не можем потратить сперму впустую.
Я прижимаясь к его анусу, и он вздрагивает, когда я слизываю каждую каплю.
К тому времени, как я заканчиваю, его голос становится хриплым, а член — все толще с каждой секундой.
Он вяло переворачивается на спину, его кожа покраснела. Он покрыт потом, а на лице застыло довольное оцепенение. Я облизываю губы, и его взгляд падает на них. Я не могу оторвать взгляд от его распухших губ.
— Ты меня поцелуешь? — спрашивает он осторожно, даже с надеждой.
— Я всегда буду целовать тебя, малыш, — я падаю на него сверху, прижимаюсь к его губам, моя грудь давит на его мышцы, а наши конечности переплетаются.
Брэн приникает к моему языку, поглащает меня, пробует на вкус, пока перебирает мои волосы и путает их.
Поцелуй в лучшем случае небрежный, но это чертовски эротично. Я никогда не целовал никого после секса, но с Брэном это жизненно необходимо.
Я должен поцеловать его, чтобы почувствовать. Чтобы проникнуть под его кожу и разобрать его на части.
До этого ублюдка поцелуи не имели никакого смысла. Теперь это чертов центр моего существования.
— Хочешь, чтобы мы были одни друг у друга9? — спрашиваю я у его рта.
Похоть медленно исчезает с его лица, заменяясь какими-то демонами, которые заставляют его властвовать над собой.
Я проклинаю себя за то, что испортил этот момент.
Он несколько раз моргает и отталкивает меня.
— Ты меня раздавишь.
Я отползаю в сторону, падаю обратно на кровать и подпирая голову локтем.
— Ты не жаловался на то, что я тебя раздавлю, когда твой язык был прижат к моему…
— Господи… — он встает, и я следую за ним так, что оказываюсь перед ним.
— Что скажешь?
— О чем? — он отворачивается, кажется, рассеянно изучая окружающую обстановку, глядя куда угодно, только не на меня.
— Ты, блять, слышал меня, Брэн. Хочешь, чтобы мы были одни друг у друга?
— С чего бы это? Я не хочу с тобой отношений.
Ублюдок. Не могу поверить, что несколько секунд назад я трахался с этим парнем. А теперь мне хочется заехать ему кулаком по гребаному лицу.
— Значит, я могу пойти трахнуть Саймона и десятки других, которые ждут меня в списке контактов?
На этот раз он поворачивается ко мне лицом, и в его кораллово-голубых глазах пляшет угроза.
Да, малыш. Подари мне свой огонь.
— Трахни еще одного человека, и между нами все кончено, Николай.
— Это и есть определение эксклюзивных отношений. Неужели ты умрешь, если скажешь, что хочешь этого?
— Ладно, как скажешь.
Он начинает направляться в ванную, но я сжимаю его запястье.
— Что теперь? — спрашивает он, медленно наблюдая за мной.
— Почему ты так упорно скрываешь свою ориентацию? Быть би или геем — это не табу, знаешь ли. Сейчас не шестидесятые.
— Не твое дело.
— Ты такой придурок. Я просто спрашиваю.
— Не надо. Я же сказал тебе, что это всего лишь физический контакт, так что оставайся на своей стороне. Проблема с моей ориентацией — это моя собственная проблема. Если ты не можешь это принять, я могу пойти к кому-нибудь еще….
— Как, блять, ты это сделаешь, — я хватаю его за горло и наслаждаюсь его пульсацией под моими пальцами. — Мой член — единственный член, на который ты сядешь, понял, малыш?
— Тебе нужно перестать говорить со мной на этом языке.
— Но несколько минут назад ты наслаждался этим языком.
— Я сдаюсь, — он вздохнул. — Отпусти меня, чтобы я мог принять душ.
— Можно мне присоединиться?
— Нет.
— Ты снова собираешься сбежать?
— Я не сбегаю. Я ухожу.
Я отпускаю его с возмущенным вздохом и жду, пока он уйдет в ванную, но он стоит передо мной.
— Не делай этого, Николай. Увидимся утром?
Я издаю утвердительный звук, и он улыбается, но улыбка эта натянутая, как мои гребаные внутренности.
Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но качает головой и проскальзывает в ванную, закрывая за собой дверь на долбаный замок.
Запирается от меня.
Фигурально.
Буквально.