Бог Ярости

Глава 28

Николай

Впервые за все время я не контролирую себя.

И это уже о чем-то говорит, поскольку все всегда думают, что у меня не все в порядке с головой, и ни при каких обстоятельствах не могут назвать меня вменяемым.

В этот раз все по-другому.

Я понял, что все катастрофически изменилось, когда я не захотел разговаривать с отцом. Если бы я это сделал, даже он настаивал бы на таблетках.

Часть меня требует этих чертовых таблеток.

Ненавижу то, что я даже думаю о такой возможности. Но другого способа покончить с этим состоянием хаоса нет. Я не спал, не ел, не дышал, выживал за счет насилия, сигарет и алкоголя.

Альтернатива таблеткам — застрять в центре черной ярости в обозримом будущем.

Ярости, которую не могут заглушить ни драки, ни байк, ни любой долбаный вид крови. Если уж на то пошло, она нарастает, усиливается, пока не становится единственной формой кислорода, который я втягиваю в легкие изо дня в день.

Единственное время, когда я могу нормально дышать, — это когда я просматриваю сообщения Брэна и слежу за его социальными сетями, как ползучий гад на пятой стадии. Ненавижу то, что не могу обнять его во сне или поцеловать. Ненавижу, что не могу смотреть на него и прижиматься к нему, как надоедливый осьминог. После того как он излил мне свою душу в ванне, я меньше всего хотел оставлять его, но мне пришлось.

И я все еще вынужден.

Мое нынешнее состояние не позволяет мне видеться с ним. Я не верю тому, что не причиню ему боль. Я действительно, блять, не верю.

Даже сейчас я борюсь с желанием схватить его за гребаное горло и расцарапать ему губы на глазах у всего мира. На этот раз он возненавидит меня окончательно, но кого это, блять, волнует.

Единственное, что останавливает мой план, — это присутствие его менее приятного глазастого близнеца.

— Какого хрена, по-твоему, ты здесь делаешь? — спрашивает Джереми от имени всех.

Все, и я имею в виду все присутствующие, встревожены этим засранцем.

Все, кроме его драгоценного братца, который с болью смотрит на Лэндона.

Он никогда не смотрел на меня так. Никогда не показывал мне и унции той заботы, которую он безоговорочно испытывает к своему брату.

Это нелогичная мысль, но я не могу выкинуть ее из своего разбитого сознания. Мышцы напрягаются, и поток ярости заливает меня одним махом.

— Я думал, это день рождения и все приглашены, — Лэндон говорит с беззаботностью, которая царапает мою колеблющуюся решимость, как гвозди по меловой доске.

— Неправда, — отвечает Килл.

— Похоже, все-таки правда, — у этого ублюдка хватает наглости идти к моей сестре. К моей гребаной сестре. — С днем рождения. Кроме подарка в виде моего присутствия, у меня есть для тебя кое-что еще, но я предпочел бы подарить это наедине…

Мое тело движется на автопилоте, когда я врезаю кулаком по лицу этого мудака. Он отшатывается назад, кровь выступает на его губе.

— Лэн, — Глин оставляет Килла и бросается к нему. — Просто… уходи.

— Я не для того подкупал некомпетентных охранников, чтобы просто уйти, — продолжает он говорить тем непринужденным тоном, за который его убьют. Предпочтительно сегодня вечером.

Я делаю шаг вперед, чтобы закончить дело и потерять его брата навсегда, потому что я самоубийца, но Мия сжимает мою руку и показывает:

— Он того не стоит, Нико.

Я убью его.

Я, блять, убью его.

Убью…

— Тайм-аут, — он поднимает руку. — Прежде чем ты продолжишь свои попытки изменить мои черты лица, позволь мне прояснить один важный момент. Я нахожусь в процессе ухаживания за твоей сестрой, и любые попытки испортить мое лицо не сыграют в пользу этой задачи.

Что этот засранец только что сказал?

Он только что упомянул об ухаживании? И за кем? За моей сестрой? Моей Мией?

— Я убью тебя на хрен, прежде чем ты хоть пальцем ее тронешь, — я бросаюсь к нему.

— О, уже тронул.

Брэн закрывает глаза и сжимает переносицу, медленно выдыхая.

Какого черта…?

Он не удивлен.

Почему он не удивлен?

— Что, блять, ты только что сказал? — медленно спрашиваю я, мой проклятый мозг отказывается верить в услышанное.

Нет. Я отказываюсь верить, что Брэн знал об этой хуйне все это время. Он бы не…

А почему нет? Он явно заботится о безопасности и мнении своего брата больше, чем о твоем.

— Я сказал, — Лэн встает передо мной. — Часть с касаниями уже произошла. На самом деле, наше свидание включало в себя нечто большее, чем просто прикосновения, но я избавлю тебя от подробностей, поскольку ты ее брат.

— Ты, блять… — я поднимаю кулак, но когда уже собираюсь заехать ему в лицо, Брэн проскальзывает перед ним.

Слишком поздно.

Мой кулак врезается в лицо Брэна.

Блять, блять, блять!

Удар такой сильный, что Брэн падает спиной на брата, а Лэндон хватает его, а затем вытирает кровь с его губы.

Я не сопротивляюсь, когда руки тянут меня назад. Я даже не знаю, чьи они, пока смотрю на кровь, вытекающую из носа Брэна. Его лицо искажено болью, но он изо всех сил старается не подавать виду.

Блять!

Что, блять, я натворил? Я ударил Брэна? Как я мог так поступить? Даже непреднамеренно?

У меня сводит челюсти, и все мои внутренности побуждают меня убедиться, что с ним все в порядке. Но я не могу этого сделать, когда его гребаный брат навалился на него всем телом.

Поэтому я направляю свой гнев на сестру.

— Это правда?

Ее глаза увеличиваются вдвое, как всегда, когда она делает что-то, чего не должна была делать. Это, однако, кардинально отличается от ночных вылазок или замышления неприятностей с Майей.

— То, что сказал этот ублюдок, правда, Мия? — спрашиваю я, и на моей шее едва не вздувается вена. — Ты спала с ним?

Она украдкой бросает взгляд на Лэндона, а потом отвечает:

— Это не то, что ты думаешь.

— А что он думает? — Лэндон отпускает Брэна, и мне приходится набраться чертовой решимости, чтобы не смотреть на него и сосредоточиться на его брате.

— Заткнись, — показывает она.

— Я с радостью заткнусь, но только если ты скажешь правду и ничего, кроме правды.

— О чем он говорит? — спрашивает Килл с ноткой напряжения.

Мия бросает на Лэндона свой фирменный враждебный взгляд и отвечает:

— Это была всего лишь уловка, которая ничего не значила. Теперь все кончено.

Он ухмыляется с нотками садизма.

— Я не согласен. Это была не просто уловка, и она еще далека от завершения. У нас с Мией возникли небольшие разногласия по поводу приоритетов и моей пресловутой склонности к анархии. Несмотря на мое драматическое вступление, я здесь не для того, чтобы разжигать дерьмо. Напротив, я пришел предложить давно назревшее перемирие между нашими клубами.

— Даже если ты будешь погребен под землей, — огрызаюсь я, и на этот раз не могу сдержаться. Я украдкой бросаю взгляд на Брэна и замираю, когда вижу, что он смотрит на меня.

Его глаза просят, умоляют. За своего гребаного брата.

Все это время Лэндон был раздражающим засранцем, и, несмотря на попытки Джереми настроить меня против него, я принимал сторону Килла и пропускал мимо ушей все, что он делал. Потому что, как и Килл, я слишком глубоко связан с братом Лэндона, и я не могу причинить ему боль, если хочу быть с Брэном.

Тем не менее, Мия под запретом, черт возьми.

Я убью Лэндона за то, что он прикоснулся к моей сестре. Никто меня не остановит, даже Брэн.

— Я бы не стал так быстро исключать эту возможность, — говорит Лэндон, все еще глядя на Мию. — Этот редкий шанс будет очень полезен для нас обоих, если ты просто попробуешь.

— Моя сестра не продается, — прорычал я, мой голос был неустойчивым и дрожал от нахлынувшего на меня напряжения.

— Я никогда и не предлагал этого. В отличие от того, что она сказала, Мия приходила ко мне каждый вечер. В наших ночных свиданиях не было никакого принуждения.

Что за хрень?

Я смотрю на Мию так, будто инопланетяне похитили мою настоящую сестру и оставили вместо нее самозванку.

Она не из тех, кто поддастся на фальшивые чары Лэндона. Она… Мия. Моя сестра лучше, чем это.

Вот почему я горжусь тем, что она показывает:

— Независимо от того, будет перемирие или нет, я никогда не вернусь к тебе.

Ухмылка кривит его губы.

— Никогда не говори никогда.

— Ты сумасшедший, — показывает она.

— Виноват.

— Ты меня не получишь.

— Однажды ты уже была у меня.

— Такого больше не повторится.

— Не узнаю, пока не попробую.

— Перестань нести чушь.

— Перестань бороться с неизбежным.

Вот и все, блять.

Я вклиниваюсь между ними не очень аккуратно, и Джереми сопровождает меня, пока я смотрю на ублюдка.

— Уходи, пока я не испортил тебе лицо.

— Насколько я знаю, это не лучшее начало для перемирия, не так ли?

Брэн хватается за руку брата и не смотрит на меня, говоря:

— Давай просто уйдем.

— Я и шагу не сделаю на улицу, пока ты не дашь мне слово о перемирии, — Лэндон смотрит на Джереми. — Ты же знаешь, что это для всеобщего блага. Сесили и Глин в том числе.

— Этого не будет, — говорю я с трудом, стараясь не схватить Брэна и не толкнуть его в сторону.

— Это может быть и для твоего блага, — говорит мне Лэндон. — Взамен я воздержусь от того, чтобы разбить тебе лицо за ущерб, который ты причинил моему брату.

— Забудь об этом, Лэн, — Брэн сильнее сжимает его руку, его голос звучит сдавленно. — Я в порядке.

— Нет, не в порядке, — Лэндон качает головой и смотрит на меня. — Мне не нравится, когда другие причиняют вред моей семье.

— Забавно слышать это от тебя. Когда я закончу с тобой, никто тебя не узнает.

Брэн наконец смотрит на меня, и я смотрю в ответ.

Я собираюсь, блять, убить твоего брата. Раз уж ты и так меня ненавидишь, я могу пойти до конца.

— Пожалуйста, остановись, — Глин встает на сторону брата и умоляет Килла. — Лэн не из тех, кто предлагает перемирие, так что ты можешь его принять?

— Даже если мы согласимся на перемирие, — говорит мой кузен. — Мия не в счет.

— Это ведь не тебе решать, правда? — Лэндон улыбается, и я клянусь, что он самый провокационный засранец на этой планете. А я-то думал, что Килл — ужас.

Джереми крепко сжимает мое плечо, но даже это не может удержать меня на месте.

— Она уже сказала тебе «нет».

— Я могу справиться и с отказом, — Лэндон подходит к моей сестре, передает ей бархатную коробочку и имеет наглость что-то прошептать ей на ухо.

Я отталкиваю Джереми и пихаю Лэндона назад с такой силой, что он падает на своего брата и сестру. Брэн, пошатываясь, пытается удержать брата в вертикальном положении, а я ругаюсь под нос.

Сегодняшний вечер просто гребаный пиздец из всех гребаных пиздецов! Почему он должен был быть здесь?

Вот почему я, блять, не хотел его видеть.

Черт возьми!

— Я буду считать, что ты согласился на мое предложение. Что касается вопроса с Мией, то я оставлю это на ее усмотрение. Только знайте, что я не буду легкомысленно относиться к любым ограничениям или попыткам держать меня подальше от нее. Можете пытать меня, если вам так хочется. Я также оставлю дверь открытой на случай, если вы захотите похитить меня и отомстить за прошлые злодеяния, так что сообщите о своем плане заранее. Или нет. Я не против сюрпризов, — Лэндон переключил свое внимание на Килла. — Мы с тобой квиты, учитывая всю ситуацию с Глин.

Лицо моего кузена ожесточается, и он делает шаг вперед, но Глин и Брэн оттаскивают брата назад.

— Я не буду вам мешать, — говорит он. — Почему-то мне кажется, что мне здесь не рады. Интересно, почему?

— Ты, мать твою…

Я бросаюсь на него, но останавливаюсь, когда Брэн произносит:

— Пожалуйста.

Чтоб меня.

Я позволяю Джереми и остальным оттащить меня назад, наблюдая за тем, как они втроем спускаются по лестнице.

Брэн смотрит на меня в последний раз, его плечи напряжены, глаза полны страдания.

Я только что узнал, что моя младшая сестра легла в постель с врагом во всех смыслах этого слова, но самое главное, что заставляет меня сходить с ума, — это чертова боль в глазах Брэна.

Брэн: Мы можем поговорить?

Брэн: Мы можем ненадолго встретиться в пентхаусе. Тебе не придется оставаться на ночь, если ты не хочешь.

Брэн: Ты выглядел очень взвинченным. Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. Могу я тебя увидеть?

Брэн: Значит, ты не собираешься извиняться за то, что ударил меня? Не то чтобы я на тебя обижен или что-то в этом роде.

Брэн: Ладно, обижен, но не из-за удара. Я знаю, что ты сделал это не специально, но игнорируешь ты меня точно специально.

Брэн: Насчет Лэна и Мии, я не хотел держать это в секрете, но я знал, что ты взбесишься, если узнаешь, и… я был прав, не так ли?

Брэн: Если тебя это утешит, я думаю, Лэн действительно серьезно к ней относится. Он никогда ни к кому не относился так серьезно за всю свою жизнь. У него никогда не было отношений, и он никогда не боролся за любовь девушки. Представляешь, он попросил меня научить его практиковать эмпатию только для того, чтобы завоевать ее. Он впервые попросил меня о чем-то, и мне это нравится. Мы сблизились на этой неделе, и мне очень нравится проводить время с ним вместе.

Брэн: Я даже показал ему несколько картин, которые держу в секрете, и он сказал, что гордится мной. Представляешь? Лэн гордится мной? Последний раз он говорил такое, когда мы были детьми… Ну, возможно, я сыграл свою роль в том, что мы отдалились друг от друга, но в любом случае, он сказал, что знает подходящего агента для меня, и это ЕГО агент. Он познакомил нас на днях, и она действительно нравится мне больше, чем та, с которой мама пыталась заставить меня подписать контракт. Она так хорошо понимает мое видение, и, возможно, скоро я перестану держать эти картины в секрете. Я начинаю надеяться, и это все благодаря Лэну. Разве это не безумие?

Брэн: Хотя я не в особо хорошем настроении.

Брэн: Подсказка. Это из-за тебя.

Брэн: Я немного скучаю по тебе.

Брэн: Ладно, это была ложь. Я действительно скучаю по тебе.

Брэн: Николай, пожалуйста. Не делай этого.

Брэн: Ты явно читаешь мои сообщения, но не можешь написать мне пару слов?

Брэн: Знаешь что? Забудь об этом.

Это были сообщения, которые Брэн прислал мне за последнюю неделю, и да, я прочитал каждое из них, но не смог ответить.

Если бы я это сделал, то стал бы катастрофически жестоким. Мои опасные мысли и дурная голова еще не успокоились. Впервые в жизни я провел две недели под кайфом. Целых две гребаных недели.

Это не то состояние, в котором я хочу с ним разговаривать.

Но вопреки здравому смыслу, который в последнее время отсутствует напрочь, я оказываюсь возле особняка Элиты, где ждал его каждое утро.

Я прислоняюсь к своему мотоциклу, замаскированному поваленным деревом, и смотрю на причину, по которой я проделал весь этот путь.

Несмотря на то, что я не отвечаю на его сообщения, на самом деле я слежу за каждым его шагом, будь то через его социальные сети или его друзей.

Час назад он опубликовал фотографию, на которой Ремингтон сжимает его в удушающем захвате, и они оба смеются. Они, блять, смеялись.

Еще хуже была подпись. Поздние ночные разговоры с Реми — самые лучшие. Я так благодарен, что ты у меня есть, @lord-remington-astor.

А потом ответ Ремингтона. За твое здоровье, приятель. Ты знаешь, что ты мой любимчик. Только не говори моему отпрыску.

Я не думал, когда пришел сюда. Я в принципе мало думаю.

Иногда мне кажется, что лучшее решение для всей этой хренотени — пойти в особняк Элиты, убить Лэндона, а потом похитить его брата, но что-то мне подсказывает, что это не пройдет гладко.

Как будто этой дилеммы было недостаточно, ему пришлось выложить фотографию с Ремингтоном. В его чертовой спальне.

Господи, мать твою.

Так вот что значит «Забудь»? Неужели он уже нашел замену и отбросил меня в сторону?

Не в его гребаных мечтах.

Мои пальцы затекли, пока я печатал.

Николай: Выходи на улицу.

Брэн: Взгляните, кто решил наконец-то признать мое существование.

Николай: Выходи на чертову улицу, Брэндон.

Брэн: Куда? Пожалуйста, не говори мне, что ты здесь.

Николай: На улицу. Сейчас же.

Брэн: Прекрасно. Ты сегодня сплошная радость.

Я сузил глаза, глядя на телефон. Конечно, я не радостный по сравнению с этим клоуном Ремингтоном.

Брэн даже как-то сказал: «Он такой смешной». Но это, блять, не так.

Мои мышцы вот-вот затрещат от того, как они напряжены. Две недели под кайфом — это слишком долго, и я не чувствую никаких признаков облегчения.

Я принял таблетки в ту ночь, когда ударил Брэна, потому что больше не мог доверять себе. Я должен был признать, что теряю контроль над собой.

Они не помогли. Если только не считать помощью то, что я чуть не утонул в бассейне.

И все же я принял три из них ранее, чтобы не сделать того, о чем потом буду жалеть. Мысль о том, чтобы причинить ему боль, чертовски пугает меня. Но я не думаю, что они работают. Желание ударить кого-нибудь сильнее, чем я могу его сдерживать.

Мне следовало держаться подальше.

Я действительно не должен быть здесь…

Сердцебиение учащается, когда я замечаю Брэна, спешащего ко мне. Он знает точное место, где я обычно жду.

Черт побери. Как же я скучал по нему и его утонченному присутствию. Простые черные шорты и серая футболка не скрывают его подтянутого телосложения.

Волосы в беспорядке, бессистемно спадают на лоб, что делает его более человечным, а не заносчивым.

Он останавливается передо мной, и выражение его лица медленно меняется с гнева на… мягкость? С каких это пор он стал мягче?

— Мы могли бы встретиться в пентхаусе. Тебе не обязательно было приходить сюда. Не то чтобы я не хотел, чтобы ты был здесь…

Я смотрю на него и молчу. Я не верю себе, что не сорвусь прямо сейчас.

— Николай, послушай, — он огибает мотоцикл и встает передо мной. — Есть много вещей, о которых я хочу с тобой поговорить. Я поговорил со своими друзьями, с Глин и…

— Заткнись, мать твою, — я хватаю его за горло и пихаю к стволу дерева. — Я здесь не для того, чтобы разговаривать.

Я прижимаюсь губами к его губам, и он издает изумленный звук, но я проглатываю его. У него вкус лимона, имбиря и меда.

Он ощущается как моя неминуемая гибель.

Я прижимаю свой язык к его языку, причмокивая, потягивая и покусывая, пока он не застонет.

Он стонет для меня так, будто чертовски ждал этого. Как будто он уже не заменил меня кем-то другим.

— Нико… подожди, — он отрывает губы.

— Мне надоело ждать, — я гонюсь за его ртом, а потом снова захватываю его. Он тянет меня за волосы, но я ничего не чувствую. Никакой боли. Никаких мыслей.

Только чертово слепое собственничество.

Извращенное желание.

Потребность обладать им, впивается в меня когтями, как чертов зверь.

Я отрываю свои губы от поцелуя и поворачиваю его, затем прижимаю лицом к дереву, мои пальцы обхватывают его затылок. Я стягиваю с него шорты, обнажая задницу.

— Николай…?

Мои губы оказываются рядом с его ухом, и я дышу так резко, что это звучит почти как рык.

— Скажи мне остановиться. Это твой единственный шанс сделать это. Скажи, что больше не хочешь меня. Скажи это, и я уйду.

— Дело не в этом… — его прерывистый выдох отдается в воздухе, словно мой собственный афродизиак.

— Если дело не в этом, закрой свой гребаный рот.

— Что случилось…?

— Заткнись, — я вытаскиваю свой член, который был твердым с тех пор, как я его увидел, и сплевываю на руку. — Смазки нет. Придется обойтись этим.

Он издает утвердительный звук, но заканчивает ворчанием, когда я проталкиваюсь сквозь тугое кольцо мышц.

Мое тело, которое было нехарактерно мертвым в течение последних двух недель, оживает, когда я оказываюсь в нем.

— Блять, — прорычал я, впиваясь зубами в его горло.

Брэн поворачивает лицо, чтобы взглянуть на меня, и мне это не нравится.

Мне не нравится, как он смотрит на меня этими мягкими глазами, как будто скучает по мне. Как будто он, блять, не заменил меня.

Поэтому я наваливаюсь сильнее, проникаю глубже, толкаюсь быстрее.

— Нико… — стонет он, когда я задеваю то самое место своим пирсингом. — Черт… мы на улице.

— И все же ты такой твердый, что упираешься в дерево. Тебя возбуждает перспектива быть пойманным.

— Господи… м-м-м… блять… я соскучился по тому, как ты меня трахаешь.

— Заткнись, блять, — на этот раз я обхватываю пальцами его рот. Я не хочу слышать его голос. Не хочу слышать того, что он говорит, и не хочу снова потеряться в нем.

Я просто доказываю свою точку зрения. То, что он принадлежит мне и только мне. То, что он по-прежнему хочет только меня и никогда, блять, не заменит меня.

— Ты мой, Брэндон. Черт возьми, мой. Если ты думаешь, что у тебя есть другой вариант, кроме меня, то у меня для тебя новость, — я кусаю его за ухо, и он стонет, звук заглушается моей рукой. — Ни хрена подобного. Просто знай, что я убью любого, кого ты подпустишь к себе, и трахну тебя в его крови.

Я сжимаю его член и двигаю рукой быстро и грубо, повторяя свой ритм в его заднице. Он подает бедра вперед, затем назад, снова и снова ударяясь задницей о мой пах, пока его безумие не повторяет мое. Шлепки плоти о плоть эхом разносятся в воздухе, пока я трахаю его, грубо и безудержно.

Блять.

Он кончает на мою руку, стонет и пытается что-то сказать, но моя хватка на его рту не дает ему этого сделать.

Даже после того, как он кончил, он продолжает скакать на моем члене, двигаясь взад-вперед, сжимая меня, вытягивая оргазм откуда-то из глубины моей поганой души, а не из тела.

Я кончаю глубоко в него, и он стонет, впиваясь зубами в мои пальцы, а его тело содрогается под моим.

Если я не знал этого раньше, то теперь уверен. Я никогда больше не смогу наслаждаться сексом, если он будет не с ним.

Он, блять, сломал меня.

В прямом и переносном смысле.

В моей голове все еще царит чертова неразбериха, даже когда я выхожу из него. Моя сперма стекает по его яйцам и бедрам, и мне хочется вернуть ее обратно в него, как я обычно делаю, но дело не в прикосновениях.

Речь идет о том, чтобы доказать свою точку зрения.

Когда я убираю руку, губы Брэна тянутся к моим, но я делаю шаг назад и оказываюсь вне пределов его досягаемости.

Я никогда не видел его таким обиженным, таким растерянным, каким он выглядит сейчас. Все удовольствие исчезло, и он смотрит на меня медленно, настороженно, словно впервые видит мои глаза.

Мы сталкиваемся, когда он оказывается лицом к лицу со мной.

Я беру его за руку, и он напрягается, когда я снимаю часы и проверяю, что под ними. Там есть старый шрам, но новых я не вижу. Хотя, возможно, он делает это скрытно, как, например, с чертовыми порезами от «бритья».

— Я не… — он медленно отдергивает руку. — Я не делал этого с последнего раза.

— Хорошо.

Он качает головой, его лицо не поддается прочтению.

— Ты можешь сказать, что случилось?

— Тебе лучше не позволять никому прикасаться к себе, иначе, клянусь, мои угрозы убийства станут реальностью.

Он кивает, выражение его лица серьезное.

— Мы одни друг у друга, помнишь?

— Это ты должен помнить об этом.

— Что, черт возьми, это значит?

Я разворачиваюсь и сажусь на мотоцикл.

— Подожди. Ты уезжаешь? Вот так просто?

— Именно.

— Николай. Не смей, блять, уходить от меня.

— Ты делал это бесчисленное количество раз. Почему я не могу?

На его лице отражается боль, и он открывает рот. Мне пора уезжать, но я не могу. Не сейчас, когда ему есть что сказать.

— Мне жаль.

— Что я, блять, говорил об извинениях?

— Что ты хочешь, чтобы я сказал или сделал? Я пытаюсь сблизиться с тобой, но чем сильнее я стараюсь, тем дальше ты ускользаешь.

— Позволь мне спросить тебя, — я поворачиваюсь к нему лицом. — Если бы тебе пришлось выбирать между мной и твоим братом. Кого бы ты выбрал?

— Ни того, ни другого. Это не должно быть выбором. Кроме того, если ты примешь его с Мией, у него не будет выбора, кроме как принять тебя со мной.

— Моя сестра не может быть предметом долбаных переговоров.

Его лицо расслабляется, и он тяжело сглатывает.

— Тогда, полагаю, ты сделал свой выбор.

— И ты тоже, — я завожу двигатель.

Мне нужно уехать отсюда, прежде чем я осуществлю свою иррациональную идею о его похищении.

Голос внутри меня требует этого, скребя и царапая чертову основу моего существа, лишь бы удержать его рядом.

Но если я сделаю это, если я заберу его, я причиню ему боль. Я просто знаю, что, блять, потеряю его.

Поэтому, несмотря на то что я продолжаю смотреть на него в зеркало заднего вида, стоящего там с рукой в волосах, я не возвращаюсь назад.

Мне нужно уничтожить паразита, которым является Лэндон Кинг.

А для этого мне нужна целая пачка этих гребаных таблеток.