— Миша, — обратилась к нему мать, когда они, покончив с цыплятами, кашей и пирогами пили сладкий взвар на меду, — разговор у меня серьезный. Может, не ко времени, но выслушай спокойно. Яша, покойник, сговорен был. За дочку моей подруги, Лидию Долгорукую. Чудная девочка, умненькая, грамотная, и дар есть, слабенький, но имеется. И вот, как с Яшей беда случилась, они от желания породниться с нами не отказались. Обе семьи у нас древней крови, Рюриковичи, так что равные мы. Может, они не такие богатые, как мы, но кровь древняя. И дар. Ты сразу не отвечай, подумай. Я пока ответ не дала, девочка ждет.
— Мама, скажу прямо. Не заставляй чудную девочку ждать. Нехорошо это. Не женюсь я на ней. Другая у меня на сердце. Не разочаруешься. И род древний, древней Рюрика, и богатая, и собой красавица. И дар у нее не слабенький, а как бы не посильнее моего. И образована. Не только грамотна и считать умет, а и латынь и франкский знает, и алгебру с геометрией. Не мог я ее сейчас с собой забрать, сложно все у меня. Вот разрешится ситуация, привезу ее, оцените.
— А будет ли такое сокровище тебя ждать? Выдадут замуж не за последнего сына, а за наследника!
— Мы слово друг другу дали. Я верю Аннушке. Не променяет меня на другого. Считайте, она меня вылечила, выходила. Из родни у нее только бабка сейчас осталась. Отец, брат младший и даже мать воевать с Пожарским ушли. И от них до сих пор никаких известий. А я ее бабке нравлюсь. Анне сильный чародей нужен, что бы род силу не растерял. Они ждать будут. Так что не води свою подругу за нос, не обещай союза. Пусть не ждут, жениха ищут. И, потом, почему я? Вон средние братцы Владимир и Всеволод тоже не женаты. Предложи их.
— Так я из-за дара, Мишенька. Охота, что бы твой дар потомству передался. Трудно родовитую девицу с даром отыскать. Но, если нашел ты, как говоришь, с даром неслабым, предложу твоих братьев, — вздохнула Наталья, — едешь-то когда?
— Завтра утром, маменька. Иначе нельзя, дальше, как земля просохнет отряды друзей и недругов в походы двинуться. Опасной дорога станет.
— Куда хоть тебя посылают?
— Воеводой в городок малый. На Волге, — соврал Миша — Городок этот в руках предателей — бояр, тушинского вора поддерживающих был, надо там гарнизон перепроверить и к присяге Михаилу привести. Думаю, к зиме управлюсь.
— Называется-то как?
— Козмодемьянск.
— Голубей взял? Посылай хоть иногда весточки, что бы не теряли мы тебя опять.
— Обязательно, мама.
Вздохнула княгиня. Разлетаются детки из родного гнезда. Дочери уже ее дважды бабушкой сделали, по двое каждая родила. У двух старших по сыну. И вот, младший себе невесту сам нашел. Она препятствовать не будет. Сама мужа любит, может, поэтому у них такие дети хорошие. Так что замолвит она словечко за Мишеньку перед князем. Спросить надо только, как будущую невестку зовут, да поспрошать у подружек. Если действительно знатна, то подскажут кто такая. Собрала она вещи Мише в дорогу, кафтаны точно, отцовские, а рубашки совсем новые, никак будущая невестка подарила. Тогда молодец девушка, рукодельница. Вышивка — загляденье! Добавила княгиня к ним те, которые Даниил с Аленой из Яшиных вещей отобрали. Хорошие вещи, новые, не ношенные. Не успел Яшенька покрасоваться! Еды домашней в дорогу положила, на четверых. Потом в спальню к сыну постучалась Миша не спал, книгу читал, на латыни.
— Что полуночничаешь? Сам сказал, завтра рано выезжать.
— Читаю, вот, как по науке крепости укреплять, что бы совсем незнающим не показаться, насмешки не вызвать. Дело новое.
— Миш, ты хоть скажи, как твою будущую жену зовут.
— У подружек поспрашивать хочешь? — улыбнулся Миша, — поспрашивай, ничего плохого не найдешь. Да она всю зиму в избушке охотничьей с бабушкой, да девкой Гашкй просидела, даже в деревню не ходили, что бы дорогу не тропить. Шведа боялись. Их вотчину на дымковском озере шведы разорили, когда Антониеву обитель по соседству грабили. Они убежать успели. Вот и боялись. Анна Никодимовна Воеводина ее зовут. Лет ей 16. Бабушку — Аглая Сергеевна Воеводина. Вдова она. Муж два года назад умер. Дочь за родственника вышла, за боярина из младшей ветви, поэтому фамилия у них одинаковая. Так что спрашивай, ничего плохого не услышишь. Новгородские бояре они. Старого рода, из тех, кто Рюрика на Русь призвал. Да в опалу попали при Иване III, связался глава семьи с Марфой Посадницей. Но опомнился быстро. Но все равно, запретили из Новгородской земли выезжать. Так что в Москве их плохо знают, просидели больше века в своих вотчинах, богатства копили.
— Спасибо, Миша, спи давай. Сам говорил, быстрее доехать надо. Молиться за тебя буду! — Поцеловала и вышла.
До Лебедяни добрались, как планировали, даже на неделю раньше. Травень еще не закончился. Хотя ехать пришлось в обход. Еще в Кашире встретились с воеводой, князем Одоевским, который под городком стоял, заступая путь казакам Заруцкого на Москву. Призвал князь путников к себе, осмотрел будущего воеводу придирчиво, головой покачал. Молод и смазлив. Такому за девками в отцовской вотчине бегать, а не важный город оборонять. Вон, даже железный доспех не носит. Тегиляем, да кожаным обходится! Хотя… Одоевский сам был одарен, но слабо. Пожал юнцу руку и почувствовал силу немалую. Значит, чародей. Вот только владеет ли силой, умеет ли в бою применять? На обед пригласил, вместе со спутниками. Молодой княжич ни меду, ни вина в рот не брал, только квас и взвар. Спросил прямо, за что на такую опасную должность назначили. Михаил скрывать не стал, рассказал, что прячут его от Салтыковых, которые поклеп на него возвели, ревнуя к его дружбе с Михаилом Федоровичем. Так что ему, пока Михаил на царство не венчается, в Москве опаснее, чем в Лебедяни. Потом посмотрим. Хмыкнул Одоевский, возня родни Марфы-Ксении многих раздражала. Расспросил о молодом царе. Миша просто сказал. Молод, неопытен, мать любит, но ждет отца, понимает, что ему самому Россию трудно удержать будет. Письма отца регулярно получает, читает, и старается им следовать, но сил и сторонников верных пока маловато. Одоевский тут и прояснил окончательно задачу Михаила. Заруцкий держит руку Марины Мнишек, что именует себя царицей, а сына своего, Ваньку, по слухам от Заруцкого же прижитого, выставляет законным государем, внуком Грозного. Их задача покончить с этим последним самозванством. Что бы ни у кого сомнений не возникло в праве Михаила на трон. Для этого он будет гнать казачков с севера, откусывая и приводя к присяге Михаилу один городок за другим. Заруцкому останется только уходить в низовья Дона, в Ногайские степи, вербовать новых союзников и на Москву идти в конце лета. На пути у них одна крепость боеспособная — Лебедянь. Городом недавно пожалованная. Так что его, Михаила задача не пустить Заруцкого с бабой в низовья Дона. Он, скорее всего, на ладьях уходить будет. У Лебедяни Дон две петли делает, там удобно его ладьи перебить из пушек, пожечь, потопить. Вот поэтому там чародей и понадобился.
— Ладью хватит силы поджечь? — прищурившись спросил Одоевский у Михаила.
— Ладей не жег, только лодки ушкуйников на Чагодище, но, думаю, горят они не хуже.
— Добре. Какой еще силой владеешь?
— Ветром могу управлять, и водой немного, но тут практики не было.
— Запомни, княжич, бабенку эту Маринку с дитем убивать нельзя. Заруцкого — за милую душу. И, если убить все же придется, то лучше, что бы их опознать могли. А то вместо одного Воренка нам десять наклепают. Снова в самозванстве утонем. Казнить их прилюдно надобно. Я тебя, как Федор не прошу Маринку обольстить и в Москву отправить, знаю, что ты ему ответил, хотя, в нашей ситуации любой выход правильный, решение твое уважаю. Так что направь их, что бы бежали они на восток, в Астрахань и на Яик. Там их наши верные казаки дожидаются, их там и повяжут. Главное, что бы ни одна ладья на юг не прорвалась. Так что трудная у тебя задача — крепость сохранить, к присяге Михаилу привести, и Заруцкого на юг не пустить, но Маринку и байстрюка ее живыми оставить. Надеюсь на тебя. На преданность твою Михаилу.
— Побратимы мы. Кто, как не я, ему предан!
— Ну и хорошо. По Муравскому тракту не езжай. Есть подозрения, что Заруцкий обнаглел и в районе Богородицка на него вышел. Так что езжай через Тулу, у сельца Лазарева свернешь на Ефремов, а там сам решишь, через Данков разоренный, или Елец-Красное к Лебедяни прорваться. Чем раньше приедешь, тем больше времени с польскими подпевалами справиться. Предупреждал же молодого Ромодановского, не надейся на ляхов, России держись! Вот и поехал в ссылку аж за Камень. Там и сгинет, если не одумается и Михаилу не присягнет. Род-то древний, честный. Откуда в нем такой выродок! Иди, отдыхай, княжич. Успокоил ты меня немного насчет Лебедяни. Я думал, совсем несуразного юнца для исправления прислали!
С таким напутствием Михаил пошел отдыхать. Вымотала беседа с князем, даже Леонарда на ночь читать не стал. Заснул сразу.
Поехали, безопасности ради через Тулу. Там посетили пушечный завод, где лили пушки и ядра. Михаил осмотрел все, выяснил, какие кулеврины отправили в Лебедянь и сколько припаса к ним. Кулеврины отправили чугунные, ядра обычные. Михаил еще на свои дньги заказал новинку для туляков, бомбы, взрывающиеся при попдании. Не очень надежные, но врага пугающие. Обещали привезти 100 штук через неделю. Пищали были бронзовые, уже лучше. И к ним вместо ядер Миша усмотрел заряды новомодные, на аглицкий манер, «картечь» называемые. По-русски — дробь. Мешки, начиненные шариками свинцовыми. Говорили, знающие люди, если ядро 4–5 конников поразить может, то дробь из жерла пушки вылетающая, до 20–30, выводит из строя, убивая, или раня. А пеших так еще больше. В наличие было только 30 таких зарядов, гнушались ими, не брали. Бесчеловечным считали. Миша не погнушался. Уж если бабу обольстить и на расправу выдать воеводы не считали бесчестьем, то свинцовые шарики тем более ему можно применить. Оружейник поклялся пристроить варварский снаряд на подводу с бомбами, и посоветовал, набрать камней-окатышей, в мешки сложить и вместо дроби ими стрелять Можно даже из кулеврин, только туда поболее набивать. Мешок должон стенки ствола от заряда предохранить. Поэтому и лучше брать гальку и окатыши речные, колотые камни больший разброс дают, и летят недалеко, хотя ранят сильнее. Миша поблагодарил, расплатился, заставил побожиться, что припас доставят во-время и дальше поехал. Тут, на его счастье дожди пошли, дороги развезло, казачьи отряды встали. Так что приехали они в Лебедянь вовремя, но под проливным дождем.
Встретил городской голова не очень приветливо. Жили себе тихо, никого над ними не было, и тут принесло мальчишку воеводою, правда, грамоту привез, что Лебедянь теперь город, да радости от того мало. Городу и подати больше платить надо, чем селу или погосту! Михаил неприветливость головы отметил и на заметку взял. Городище осмотрел, отметил полную непригодность его к обороне. Приказал, сходу, не передохнув, переправить его с воинами на правый берег Дона, в крепость. Переправили. Паром ходил часто. Раньше был и наплавной мост, на бочках, но горожане зачем-то его разобрали. Видно дорогу по Дону освобождали. Ясно, кому. Но не докажешь. Чутье интригана подсказывало — ненадежный народ в Лебедяни, жди подвоха. Через Дон переправились на вечерней заре. Михаил продрог и устал. Поэтому, выслушав доклад командира гарнизона, попросил истопить баню и разместить на ночлег, отложив осмотр крепости на утро. Кое-какие огрехи за ночь спрятать сумеют, но не все. Он подняться планировал с утра пораньше, так что собирался застать гарнизон врасплох. Прогрелся в бане, поужинал тем, что нашлось у поваров, и лег спать. На всякий случай, как обещал отцу, натянул кольчугу. Но спать в ней не смог. Давило железо, тяжело ворочалась в груди недовольная давлением на нее сила. Снял он железо от греха подальше, поставил две сигналки и щит от проникновения вокруг кровати и уснул. Проснулся, как планировал, только светать стало. У двери наткнулся на самого молдого своего спутника. Тот рассматривал свою кольчугу и чуть не плакал.
— Ты что, Петька, подвываешь, сидишь?
— Так, княжич, выдал мне басурман, оружейник вашего батюшки, кольчугу старую. Говорил, что слегка ее ржа взяла, но кольчуга хорошая, проверенная. Почистишь с маслицем, будет как новая. Я, пока на посту у вашей двери сидел, подумал, что зря время терять, чистить ее стал, а она насквозь дырявая, ржа совсем проела! Кузнец, не знаю, починит ли. Выходит я совсем без доспеха остался! Николай ругаться будет, что за доспехом не уследил, а как тут уследишь, ржа сплошная. Сирота я, приемыш, заступиться некому, вот оружейник и сбагрил мне, что негодно!
Миша подумал, вернулся в свою спальню, поднял с пола свою кольчугу свейской работы, и отдал Петьке.
— Бери, мне она все равно ни к чему.
— Как же, княжич, вы же батюшке ее обещались, не в бою, так на ночь надевать, что бы от воровского ножа уберечься.
— Не могу, Петя. Давит, дар будоражит, так что он волнуется, наружу рвется. Не терпит чародейство железа. Бери. Надевай. Сегодня все равно к кузнецам сходим, попросим твою починить. А пока носи. Отличишься в бою — совсем подарю, запомни.
— А как же вы сами? У дверей-то мы караулим, а что, если ход какой тайный есть?
— Ты подойди, попробуй, к кровати. Иди, иди, не бойся!
Петька попробовал подойти, и налетел на совершенно невидимую преграду. Не пройти!
— Вот, Петька, это моя защитная магия. меня пропустит, чужого нет. Из вас пока только дядьку Николая. У меня его слепок ауры еще с того похода сохранился. Дай руку.
Петька дал.
— Вот, теперь тебя тоже пропустит! Потом Ваську так же пропущу, а больше никого. Ясно? Давай, пойдем, крепость осмотрим. Пока командир не проснулся. Где мой вьюк? Тегиляй промок, доспех тоже, хоть кафтан одену. Негоже воеводе в одной рубашке ходить.
Достал кафтан, шелковый, летний, поверх него однорядку накинул, и мурмолку без меха. Опоясался мечом боярина Воеводина, как положено воину, и вышел вместе с Петькой на стену.