Боярышня Воеводина

Глава 24

— Что вы, сударыни, не в силах ни один чародей целый флот силой своей остановить. Ну, одну — две ладьи с трудом, и то все что имеешь, выложить бы пришлось. А вдруг у врагов еще маги были бы, а я без сил! Тут проще все было. Ниже по течению, недалеко от крепости на Дону остров, делит реку на два рукава. Левый судоходный, правый мелкий, мальчишки вброд переходят, рубашонку не замочив. Вот мужики посадские и перегородили левый рукав преградой плавающей, на бочках. Ее незаметно из-за острова было. Ладьи напоролись на нее и встали. А тут уже пушки с крепости ударили, всех потопили, а те, кто вздумал правой протокой идти, на мель сели. На тех ладьях мы только народ побили. Они почти целые нам достались. И насчет пушек пустое. Просто прочитал в сочинениях по ведению войны европейской о новшествах, у нас богопротивными считающихся, из-за жестокости. Подумал и решился, раз на нас сила в несколько тысяч валит, то и богопротивное средство высшей силой может быть одобрено. Нечестивцы не гнушаются пленных и раненых калечить, над мертвыми издеваться, почему я не могу жестокость применить, что бы от них жителей простых защитить? Вот, на европейский манер и приказал заготовить для пушек не ядра, в снаряды мелкой галькой заряженные. Одно ядро не больше чем четырех всадников сметает, а такой снаряд картечи, сиречь, дроби, сразу двадцать и более. Казаки, они конной лавой атакуют, мигом к стенам подскакивают, коней бросают и на стены лезут. И их несколько тысяч. А у меня всего 500 человек, отбиться в рукопашную невозможно. Вот и не подпустили их к стенам. На подходе уложили, а единицы, что доскакали, уже бойцы побили. Так и отбились.

— А кто же вам книги иностранные переводил, княжич? — хитро прищурившись, спросил воевода.

— А никто. Я языкам с детства обучен. Я же младший, меня папенька на службу в посольский приказ готовил. Так что я сам все прочел.

— Значит, отец наследства вам выделять не стал?

— Почему же, выделил. Городок Устюжен с окрестностями, да к нему пяток деревень для поставки продовольствия на промысел. Вокруг Устюжена земля к выращиванию хлеба неспособная, болота ржавые, железом богатые. Леса запрещено вырубать, только углежогам на уголь разрешено. Промыслы богатые, как бы не богаче Тульских!

— А остальным братьям, что, тоже нашлось наследство?

— Всем, понемногу, но хватило. Муромские богаты, обычно в роду один-два наследника было, так что не дробилось оно. Это батюшка с матушкой умудрились двенадцать детей сотворить. Четыре дочери и восемь сыновей. Я двенадцатый.

— И всех двенадцать одарили?

— Нет, только сыновей. За сестер отец только богатства дал, все равно из-за них чуть ли не дрались, из-за матушкиных талантов. Да и наследство не всем понадобилось. четвертый брат мой, Сергей постриг монашеский принял, по своей воле. Иноком Симеоном стал. А предпоследнего брата, Якова, он при князе Пожарском состоял, убили недавно поляки, подло, из засады. Шесть нас осталось. Симеона мирские дела уже не волнуют.

— Так почему же ваш батюшка вас не служить в посольский приказ, а воевать отправил? — вновь задал вопрос с подвохом воевода.

— Так вышло. Нужен был сильный чародей, знали, что с Маринкой маги путешествуют, и через что ей не раз с полюбовником ускользать удавалось. А кроме меня никого свободного такой силы не было. Все чародеи Москву перед венчанием на царство Михаила чистили. Что бы кто порчу не навел. Но я рад. Испытал свои силы в настоящем бою. Значит, недаром меня отец не только языкам, но и воинской науке учил. До двенадцати лет только наукам, а после и наукам, и ратному делу. Вон, Денис Феодосьев, старейший батюшкин воин столько синяков мне насажал, уча мечом владеть, до сих пор помнится!

— И что теперь выберете? Продолжите воеводой, или все-таки в посольский приказ?

— А за меня все решили. Отправляли меня с посольством к Аглицкому королю, да сменщик подвел. На сорок дней опоздал. Мамаша отпускать боялась, пока сам боярин Шереметьев за ним не приехал. Да поздно. Закончилась навигация. Уплыло посольство без меня, сменщика за это половины жалования лишили. С тем меня на зиму отпустили, а как корабли в Архангельске загрузятся, да Белое море ото льда очистится, придется посольство догонять.

— А жена как же?

— Так все жены мужей со службы ждут. Кто с ратной, кто с заграничной.

— Я так надеялась Николеньку в посольский приказ пристроить! — вздохнула жена воеводы — сказали не годен. Языков не знает. А толмачи-то на что?

— Толмач переводит, от его перевода много зависит. А как, если он перекуплен, и речь посла чужой державы переиначит? Или запишут по-русски одно, а в своем листе — другое. Доказывай потом, что обманули. Подпись-то стоит! Поэтому и ценят людей, что языки чужие понимать могут. И все проверят.

Боярыня Головина вздохнула и потупилась от ехидного взгляда мужа, но потом встрепенулась, и спросила с надеждой:

— А сколько лет нужно, что бы язык чужеземный выучить?

— А это от языка зависит и от навыка. Меня латыни лет с трех учили. Латынь недавно как бы всеобщим языком была. На ней и просто общались, и в любви объяснялись, и стихи и труды научные писали. Медикусы и ученые до сих пор на ней общаются. Потом франкскому, он латыни сродственен, так что легко пошел, потом о третьем задумались. И тут один знаток подсказал батюшке, сначала попробовать немецкий освоить. Если пойдет, то с аглицким попроще будет, так как тот практически из этих двух образовался. Ну, с немецким пришлось пострадать, много слез пролил, но освоил. А там и аглицкий уже легким показался. За зиму еще немного подучу, и порядок полный будет. А немецкий до сих пор не люблю.

— Долго, — задумчиво протянула боярыня, поглядывая на своего отпрыска.

— Да, долго, — в тон ответил ей супруг, — как я понял, начинать язык надобно учить, когда дите еще поперек кровати помещается. И внушению отеческому вполне поддается, так, княжич?

— Можно и так сказать. Только в европейских университетах, как мне сказывали, к ленивым студиозусам его до сих пор применяют. А то, что им уже под тридцать никого не смущает. Но то Европа. И в университеты там идут в основном люди подлого происхождения, что бы в люди выбиться.

Все присутствующие глубокомысленно покачали головами. Потом кто-то заговорил, что уже поздно, хозяевам надо одним остаться, что бы родственную встречу отпраздновать, да и путники с дороги устали, поэтому все быстро откланялись и домой засобирались. Аглая посмотрела на Михаила, и заставила очередную кружку отвара выпить, и Анне наказала за мужем приглядывать. Не заболеет ли после холода такого.

Воинов устроили в специально протопленной для них комнате, где раньше боярская дружина размещалась. Денис с ними пошел, от отдельной каморки отказался. Сказал, что десятнику невместно с бойцами раздельно быть. Старый Николай посидел еще около теплой печи, смотря, как под командой Агафьи сенные девки со стола убирают. Гашка на него покосилась, потом взяла чистые кубки, жбан с медом, и присела рядом с ним.

— Скажи, дядька Николай, вот Денис Феодосьевич, он десятник, у него дружинники в подчинении, а ты какую должность имеешь?

— Сейчас никакую. Просто к княжичу его отцом приставлен, охранять должен. Так же и Петр с Василием. Мы с самого начала пути на Дон с ним вместе.

— Прости девку дурную, ты сказал, «сейчас», значит, раньше должность была?

— Была. Охраной Михаила командовал, не княжича, царя. Разжалован был за то, что не остановил двух неслухов, которые к Тихвинской иконе Божьей матери съездить вознамерились. Могли и головы лишить. Отроки-то пропали. Спасло то, что ранен был в бою, когда на нас свеи напали. Михаил Муромский тогда нас спас. Такой смерч огненный сотворил, что бежали враги без оглядки. Но сам полностью выложился, сознание потерял. Так его Михаил, который Романов, на коня взвалил и в лес увез. Посчитал, что мы все погибли, спасал. А на утро метель поднялась, следы замела, и не смогли мы отроков найти. Пришлось с повинной головой возвращаться. Дальше ты лучше меня знаешь, что с двумя Михаилами стало. А потом, как они нашлись, меня и приставили к Муромскому. Отослали его на Дон, что бы от Салтыковых уберечь. Племянников Марфы Шестовой. Очень они злы на него были за дружбу с Михаилом. Сами хотели им вертеть, как куклой. Михаил молод, неопытен, но если что решит, то его с места не сдвинешь. Как мне гонец из Москвы рассказывал, он блюдом с лебедями в Салтыковых запустил, когда они Мишу оговорить хотели. Прямо в день коронации. И венец принимать грозился отказаться при всем народе, пока они свой поклеп с Миши не снимут. Требовал его на венчание доставить. Только боярин Федор Шереметьев его уговорил, объяснил, что Мишу отослали не в наказание, а потому, что только он может с двумя колдунами, что с Мариной Мнишек ездят, справиться. И еще, потому что верят ему, как самим себе. Тогда Михаил и вспомнил, что Миша его тоже просил быстрей на царство венчаться, что бы смуту пресечь, и согласился. Вот такая история. Я Михаилу Муромскому, считай, жизнью обязан. Так что добровольно его не оставлю!

— Да, помню, они с Михаилом Романовым добрые друзья были. Только Михаил расторопнее оказался, Анну буквально из-под носа у царя увел. Видела я, какими глазами тот на нее смотрел. Да только зря. Правильно Аглая все сделала, что связала их, Анну и Михаила. Не знаю, что было бы, если бы ее Михаил Романов получил. Я потом у боярыни спрашивала, она и призналась, что Аня могла царю достаться. Но он мог с ней инициацию не пережить. Слабенький, без дара. Высосала бы она его. И сама бы пропала, обвинили бы в цареубийстве, и опять в России драка за власть началась бы. Умная она, Аглая-то.

— А здесь, я так понимаю, воевода своего сынка ей подсовывал? Не стал бы он козни строить против Миши! Не понравились мне его вопросы. Подвох какой-то искал.

— Слаб Воевода против Михаила, тем более, что он Шереметьеву нужен. Сейчас главное — замириться со шведом, а потом — с поляками. Так что побурчит и отстанет. Что бы козни плести капитал нужен, а у воеводы в кармане вошь на аркане. Так что не станет он с Муромскими связываться. Скорее попросит за сынка похлопотать. Отговори княжича. Ленив и бестолков сынок у воеводы, тот его никак из-под матушкиной юбки вытащить не может. Так что пусть не соглашается княжич ему протекцию составить. Плохо это может закончится для его репутации.

— Понял, предупрежу. Но, думаю, княжич сам уже все понял. Нюх у него на такие вещи. Недаром сразу почуял, что в Лебедяни предательство. Не потащил бы меня разговор бывшего воеводы подслушивать, пропали бы. Я еще возмутиться хотел, что подслушивать нехорошо, а потом такое услышал! Спросить хочу, ты то сама откуда будешь, как к боярыне попала?

— Лесника из деревни Рыбежка я дочь. Старый боярин Юрий с моим отцом можно сказать, дружил. И когда я родилась, крестным отцом стал. Поэтому и назвали меня таким имячком — Аграфена. Все в деревне удивлялись. Я даже выговорить его не могла в начале, так и повелось — вначале Гафка себя называла, потом как-то, само собой в Гашку превратилась. А боярин перед смертью просил жену меня не бросать, в люди вывести. Вот она и взяла меня к себе. Только я по дому почти ничего не умела. Она меня учить пыталась, а я больше мужскую работу уважала — охоту, рыбалку, дрова колоть, чинить что-то, забор там, дверь. Барыня все причитала, что я не девка, а мужик. Но когда нам бежать от шведа пришлось, она мои таланты и оценила. Мы в той избушке всю зиму прожили, никого не видели. Договоренность с дядей моим, старостой была, что они к нам не ездят, что бы дорогу по снегу не торить. Только в тот день, когда к нам парней занесло, решилась боярыня меня в деревню отправить, новости узнать. Понадеялась, что следы быстро растают на весеннем солнышке. А тут пурга! Вернулась только на другой день. Так с отроками и познакомилась. Думаю, им повезло, что Аня за меня переживала, все прислушивалось, иду я, или нет. Так и услыхала крик о помощи. У Михаила тогда силы совсем кончились, пять саженей до крыльца доползти не смог.

— То есть ты никакими кабальными записями с боярыней не связана?

— Нет, все по обоюдному согласию. Только я от них теперь никуда. Срослась с их семьей, как породнилась. Это крепче кабалы держит.

— А если бы кто замуж позвал?

— Кого? Меня⁇ Да кто такой смелый найдется? Ты посмотри на меня! То ли мужик, то ли баба!

— А если найдется?

— Боярыня препятствовать не будет. Она мужу обещала, если смельчак найдется, замуж меня выдать и приданым одарить. Ха! Меня замуж! — внезапно Агафья стала серьезной и задумчивой — хотя, конечно, мечтаю иногда, что встречу человека хорошего… ребеночка заведу, свой дом… Хотя мечты это все глупые! Все, спасибо за беседу, воин. Пошли спать! Разбередил ты мне сердце мечтами пустыми. Ты куда пойдешь, в каморку, что я для вас с дядькой Денисом приготовила, или в общую комнату для воинов? Денис к воинам пошел.

— Ну, тогда и я туда же. Только ты каморку-то не занимай, я там амуницию приспособлю хранить, хорошо?

— Оставлю за вами. Только ты постель сам переноси, умаялась я сегодня, а завтра тоже хлопоты, надо начинать к отъезду готовиться! Девять дней отметим, тогда и ехать можно.