Боярышня Воеводина

Глава 41

Четверо воевод города Пскова сидели в деревянных Приказных палатах на территории Крома и решали сложный вопрос. Что делать? Верить, или не верить? Тут же сидели принесшие весть настоятель Никольского храма на Песках Афиноген, и известная на весь Псков травница, чародейка Татьяна. Действительно ли сейчас, в избе вдовы стрелецкой, Марьяны Савельевой, находится младший сын князя Муромского, персоны на Москве видной, из Рюриковичей. Многое вызывало сомнения. И найден был в немецком платье в грязной канаве посреди пожарища, и по-русски слова сказать не мог, но понимал все, и писал грамотно. Как княжич мог оказаться в окружении короля шведов?

— Бояре, — сказал Гагарин, — помните записку, на болте о башнях? «ММ» подписанную? И о том, что у короля наш человек может находиться? Так может, это он и есть? Нас предупредил, а перед штурмом решающим пакость шведам устроил, как-то лагерь поджег? Только почему по-русски не говорит? Или действительно колдовство какое, или засланный. Писать можно без ошибок выучиться, в вот слова выговаривать правильно…

— Так что? Забрать и допросить?

— Рехнулся? Мало того, что за сына Муромский от нас мокрое место оставит, так ежели правда, что он пожар у врага устроил, тем самым осаду с Пскова снял, то он герой, его не допрашивать, а чествовать надо! Василий Морозов, ты чаще всего на Москве с князьями общался, Ты Михаила Муромского видел?

— Видел. Родственник мой, Борис Иванович дружбу с ним водил, он только на два года старше его был, часто потешные схватки на деревянных мечах устраивали. А я его только пару раз видел, последний — перед отъездом в Кострому, ему только-только 17 исполнилось. Его Федор Шереметьев с его отцом, князем Константином к Михаилу Романову приставили, что бы науками увлечь. Да, образованный отрок был. Три языка знал, латынь тоже, книги на них читал. И правда, чародеем был неслабым. Его боевому чароплетству учили. Но вот по лицу вряд ли вспомню. Отрок и отрок, лицом хорош, бабам нравился. Но вот, хватило бы силы целый лагерь поджечь?

— Да там особо силы и не надо, бросил огненную стихию в порох, да раздул ветром огонь! Сам знаю, учили.

— Не все так просто. Это можно и со стены крепости сделать, и на большом расстоянии, зачем в пекло лезть?

— Так если силой кидаться, сразу маги, что у короля имеются, вычислят, и место укажут и по следу найдут. Может, хотел скрытно? Ладно, что гадать. Проще сделаем! Семье напишем. У меня голуби Боярина Шереметьева, пошлем записку. Так мол и так, прибился к нам человек, называется сыном вашим, Михаилом. Пришлите кого из семьи, опознать, он ли? У князя сейчас пять сыновей при нем, не считая нашего, так что пришлет кого-то, всяко брата опознают! А может, ответит, что ерунда, Мишка дома, и под Псковом его быть не может!

— Так он просит предупредить семью, что жив! Давайте пусть тоже напишет записку сам, еще одного голубя пошлем, для надежности. Посмотрим, будет ли выкручиваться.

— Тогда перевозим к нам, поселим с удобствами, но под присмотром. Одежду нашу предложим, переодеться, княжескую. Если разберется, что к чему, значит…

— Значит готовили хорошо.

— Почему же, в ней еще уметь ходить надо, и себя держать, по-княжески!

— Это дело. Но письма надежнее.

— А как общаться будем?

— Так ты, Федор по-аглицки умеешь, сколько лет с представителями Московской Компании дела вел. Настоящий Михаил аглицкий разумеет.

— Хорошо, забрать в Кром всяко надо, лазутчик, или природный князь. Давайте вспоминать, кто, что еще про Михаила Муромского помнит.

— Его от Государя отставили после того, как они вместо Москвы в Тихвин подались. Якобы Михаилу Романову у Тихвинской Одигитрии помолиться приспичило. Потом Салтыковы слух пустили, что это Муромский его подбил, что бы шведам сдать.

— Опять шведам!

— Пустое. Салтыковы хотели одни у царского трона встать, как сейчас. Я перед венчанием Михаила на царство был, ссору видел. Он отказывался венчаться, если с Муромского поклеп не снимут. Сердечным другом называл. Блюдо с лебедями со стола в Салтыковых запустить изволил! Признались, что якобы навету поверили и поклеп сняли.

— Более того, Одоевский говорил, что — вмешался воевода Иван Плещеев, приведший подкрепление из Москвы, — Муромского отправили в крепость Лебедянь, воеводою, что бы путь Ивашке Залесскому на Дон заступить. Так он там воровство вскрыл, крепость к присяге Михаилу привел, и пол- его войска под крепостью положил. И все ладьи тоже. Так что толковым воеводой оказался. На нынешнего нареканий много. Шереметьев жаловался.

— И вот что еще, — вспомнил Федор Бутурлин — женат он, Михаил. Женился практически тайно, на боярышне новгородской, Анне. Знаю это потому, что дядя мой младший сватался к девице Лидии Долгорукой, но получил отказ, по причине, что она сосватана за Якова Муромского, того убили, но планировали все равно ее выдать за его младшего брата, Михаила, а выдали за среднего, одного из двойняшек, Владимира. Михаил женат оказался.

— Хорошо. О жене спросим, посмотрим, что скажет. Посылай, Василий подводу, да двух стражников. С десятником. Накажи обращаться уважительно и с почтением. И одежду приготовьте, ферязь там, или кафтан, опашень, ну и все прочее. Посмотрим, как разберется! — Подвел итог Афанасий Гагарин.

Михаил ждал, чем обернутся его признания. Попутно очинил тезке перья, есть ничего не стал, переживал. Дни уходили, как вода утекает сквозь пальцы, все ближе и ближе приближая Микки с роковыми письмами к Москве.

Появилась Марьяна, села напротив него, пригорюнилась и спросила.

— Ты кто? Ежели не немец?

Михаил подозвал старшего пасынка, Афоню, Взял оставленную батюшкой доску, и написал:

— «Русский».

Афоня прочел.

Марьяна вздохнула — А роду какого, простого, али боярского?

— «Княжеского»

— Значит, в хозяйстве не помощник! — вздохнула женщина.

— «Совершенно. Даже не умею лопату в руках держать. Не печалься, мои родные тебе за спасение столько серебра дадут, пол Пскова свататься прибежит. Найдешь себе хорошего мужика по сердцу, и второго отца детям».

— Слушай, только не ругай бабу глупую. У меня давно никого не было. Может, утешишь на прощание, хоть узнаю, как это, не с мужиком, а с князем!

— «Прости, Марьяна, ты баба видная, но женат я. Жену люблю, и дочка маленькая есть. Жена силой ведьмовской обладает, сразу спознает, что изменял ей. Не хочу семью рушить из-за минутной слабости»!

— Правильный ты мужик. Повезло твоей жене. Ну, хоть тайну открой, почему говорить не можешь, если все пишешь правильно?

— «Я под личиной немца к королю шведскому заслан был. Вот, удалось порох у шведов поджечь. Боялся, если выживу, но в госпиталь попаду, от боли русским языком себя выдам. Заклятие наложил на родной язык, бессрочное. А силы нет снять. Надо ждать, пока сила вернется»!

— Так ты еще и чародей!

Михаил кивнул.

— Хорошо, спасибо, что сказал. Теперь хоть спокойна буду.

Михаил написал еще одну фразу: — «Афоня, не болтай о чем прочел и брату не говори. Понял»?

— Понял, не дурак!.

И тут в дверь постучали. Приехал возок из Крома, с тремя стражами, доложились, что просят княжича к ним пожаловать. Невместно такому человеку в крестьянской избе пребывать. Михаил обрадовался, но особых иллюзий не питал. Хорошо, если определят не в подвал покрепче, пока весть из дома не придет. Все-таки подозрительна его история. Не посылают князья своих детей соглядатаями в стан врага. Ничего, может, поймут, что другая кандидатура сразу бы провалилась. Вон, старший Твистоун сразу сказал, тех, кто ниже по происхождению повадка выдает. А купца или приказчика кто бы допустил даже до пана Сапеги, не говоря уже о короле! Так что приехал он к воеводам весь собранный, готовый к неприятностям.

Встретили приветливо, но настороженность ощущалась. Пара лиц знакомых. Поднапряг память, точно, один знаком, Василий Морозов, племянник старого друга, Бориса. Запомнился тем, что племянник старше дяди. И Афанасий Гагарин, личность не очень приятная, постоянно устраивающая склоки местнические. Однажды сцепился с отцом, ставя Гагариных выше Муромских. Успокоился только представленной росписью происхождения князей Муромских от третьего сына Ярослава Мудрого, то есть непосредственно по линии князя Владимира. Успокоился. Неприятный тип. Постараемся не задевать. Не получилось. Гагарин по своему обычаю полез склоку устраивать. Не понравился ему поклон Михаила, по всем правилам, вежливый. Все-таки, если судить по местническому праву, именно он в этой компании самый знатный.

— Что, непривычно в такой одежде? — спросил ехидно. На что намекал, непонятно. То ли на то, что он в крестьянском армяке, даже без верхних портков, или на то, что в русской одежде. Ответить все равно не выйдет.

Вмешался Федор Бутурлин, на аглицком.

— Князь Гагарин, видимо, имеет в виду, что вам непривычна крестьянская одежда.

Ответ сорвался мгновенно, почти не думая:

— Вы правы, мне приходилось носить разное, но мужицкое, никогда.

— Опять лезешь вперед Рюриковичей, Бутурлин, — сел на своего конька Гагарин.

— Переведите, пожалуйста, простите, не знаком с вами, Рюриковичу Гагарину, что согласно его любимому местничеству неприлично перебивать персону более знатного рода, когда она с кем-то беседует. К сожалению, я сам лишен этой возможности.

Василий Морозов, тоже понимающий аглицкий, но говоривший на нем плохо, все понял и рассмеялся.

— Что же ты, Федор Леонтьевич, просьбу княжича не выполняешь? Склоки не хочешь? Тогда я переведу. По аглицкии не говорю, но понимаю.

И перевел.

— Спасибо, Василий Петрович — поблагодарил Михаил.

— Узнал?

— Еще бы, ваши ехидные замечания во время наших упражнений с дядей вашим, Борисом Ивановичем, долго помнятся.

— Как у шведов оказался?

Разговор так и продолжился, Воеводы на русском, Михаил на аглицком. Бутурлин иногда переводил Гагарину, когда тот просил.

— Послан был с поручением. Сначала в Польшу, надо было пробраться к Сапеге, передать Филарету письма, и переговорить с ним. Повезло, нашел возможность. И передал и переговорил.

Тут его прервал опять Гагарин.

— И что, Филарет поверил вот так, просто, что ты из России послан?

— Конечно. Его келейник Симеон, в миру Сергей Муромский, брат мой старший. Брат брата всегда узнает. Так вот, возвращаюсь. Переговорили. Филарет посоветовал вначале со шведом замириться, Густав Адольф явно хочет у Сигизмунда Ливонию отнять. И заодно отомстить за все пакости, что тот его отцу строил. А мы ему мешаемся. Воевать на два фронта ему несподручно. Особенно после Тихвинской конфузии. Так что поехал к Густаву. По дороге узнал, что тот на Псков нацелился. Удалось предупредить Москву. Не знаю, что вам послали, но в фельдмаршала Горна ваши стрелки явно прицельно стреляли. И в короля заодно. Но король нам нужен был. Без подписи действующего монарха никакой договор недействителен. А у Густава пока детей нет. В Швеции свара начнется, Сигизмунд опять полезет на трон, а он с нами мир заключать не станет. Вот я Густава и спас — повалил на землю, сам легко ранен был, но доверие его приобрел полное. А в госпитале случай и произошел, из-за которого я языка родного и лишился. Лекарь мне пулю из спины вытаскивал, неглубоко вошла, но сознания лишился. И, почти себя не контролируя, обложил доктора с чувством, матушку его помянул. По-польски, и по-русски. Он и спроси, откуда знатный шотландец русский матерный выучил. Соврал, что специально, что бы в Англии более знатных людей ругать, а они бы ничего не понимали. Поверил, однако. Вот, когда я от огня прикрывался, и вспомнил этот случай. Понял, что не дай бог, не удержу щит, обгорю, а в госпитале по-русски выражусь, шведы сразу поймут, кто им вселенскую катастрофу устроил. И много чего другого. Вот, потратил силу и наложил молчание на русскую речь. А теперь снять не могу. Силы пока не хватает.

— Что, так жить хотелось? — опять влез вредный Гагарин.

— Жить всем хочется, но иногда умереть не страшно, особенно, когда долг выполнен — с усмешкой сказал Михаил — но одно дело от огня умереть, хоть и плохая смерть, но все-таки быстрая, и чистая. Другое — от рук палачей вражеских. А уж Густав наверняка что-то особое тому, кто его планы сорвал, придумал бы!

Бояре головой покачали, сочувственно.

— И как выжил? — спросил Морозов.

— Щит удержал, и получилось жилу водную наружу вытащить, ключ возродить. Но выложился почти под ноль, и стены у оврага, где прятался, размочил так, что сам выбраться не смог. Больше суток в яме провалялся. Хорошо, добрые женщины вытащили. Одеждой, какая нашлась, поделились. Мое платье все в грязи пропало, не отчистить.

— Понятно. Значит, шведам немцем представлялся?

— Нет, шотландцем. Джорджем Мак-Виртом, виконтом Мори. Виконт, это значит сын графа. Не слишком знатно, но все-таки лорд, Лэрд по-шотландски.

— А почему шотландцем, не англичанином?

— Аглицкий я лучше всех других языков знаю, но акцент есть, не чисто говорю. А шотландцы тоже похоже говорят, и английский у них тоже не чистый. Вот и сделали шотландцем, тем более, в Европе их мало знают, считают дикарями. Так что на промахи в манерах никто внимания не обратит. Меня этикету — их манере общаться только полгода учили, всему за это время не обучишь. Но, получилось, никто не заподозрил русского.

— Мы просим не обижаться, но полностью пока поверить не можем, — высказался за всех Морозов.

— Пошлем птицу на Москву, попросим, может, кого из твоей семьи пришлют, личность удостоверить. Голубь дня в два расстояние покроет.

Михаил покачал головой.

— Чем недоволен? — опять вылез Гагарин.

— Не недоволен. Понимаю, что быстрее голубя связи нет. Но, по моим расчетам, мой слуга Микки уже к Твери подъезжает! А он письма везет, что я написал, в расчете, что умереть придется. Что, если он вперед голубя до Москвы доберется! Что дома будет! С матушкой, с Анной, это жена! С отцом! А если голубь не долетит?

— Предложить хочу — вмешался Бутурлин — пожертвуем еще одним голубем. Пиши записку, что жив. Знаешь, как для голубей писать? Один из голубей точно доберется. Так что или ту, или другую весть получат.

Позвали слугу, приказали принести перо, чернила и тонкую бумагу. Михаил сел писать, уже не прибегая к уловкам. Адресовал отцу.

«Отец, если вы уже прочли мои письма, что привез Микки, знайте, это ошибка. Я жив, Микки просто выполнил мой приказ. Сейчас я у своих, но вызываю подозрения тем, что не могу говорить по-русски. Сам себя заблокировал, сил снять заклинание, нет. Если можно пришлите кого-нибудь из братьев, подтвердить мою личность. Ваш сын Михаил. Живой»

— Мать не просишь успокоить?

— Отец сам все знает, и мать и Анну в неведении не оставит.

— Хорошо, сейчас тебе одежду приличную принесут, переоденешься, и ужинать будем. Там расскажешь, как тебе удалось шведа пожечь. Проводите княжича в его комнату!

Михаила проводили в светлую комнату, с печью и кипой одежды на кровати. Начал примерять такие родные одежды. Прежде всего, нашел исподнее. Выбрал шелк. Грубое полотно причиняло беспокойство. Затем, рубаха, тоже шелковая, вышивка грубая, не чета Аннушкиной, но что есть. Верхние порты бархатные, носки, сапоги сафьяновые, выбрал кафтан тоже бархатный. Хотел парчовый, но маловат оказался. Сверху охабень теплый, по осеннему времени, на горностаевом меху. Не такой теплый, как зимний, но соболем отделанный. И мурмолку, тоже с соболиной окантовкой. Потом тафью заметил, бархатную. Хоть на длинные волосы и неудобно, но поддел под мурмолку. Поясом кафтан подпоясал. Охабень на плечи накинул, руки в рукава не вдевая, пропустил в разрезы специальные. Слуге, ожидающим, если помощь потребуется, приказал рукава на спине сколоть, что бы не мешались. И вышел к ужину именно тем, кем привык быть — княжеским сыном.