Глава 26

— Хорошо, правду, так правду. Но не обижайся, княжич, щадить не буду! Так вот, когда мы после того боя у Острочей в Устюжен воротились и весть о вас в Москву передали, то и гонцов, и всех выживших наказали, кроме меня. Разогнали по дальним гарнизонам, куда Макар телят не гонял. Я раненый лежал, тяжело. А наказать, прежде всего, должны были меня. Я же начальником всей стражи был. Но приехал ваш батюшка, да Шереметьев, велели лежать тихо и не высовываться. А гонцам отвечали, что чуть не присмерти. Спрятали. А потом, как вы приплыли, к вам быстро приставили. И вот, теперь и не знаю, как мне дальше быть. И кто я. Я же до сотника уже дослужился. Мне пенсион должен был выйти, как вернемся, я на клочок земли рассчитывал, дом хотел ставить. Теперь боюсь даже нос высунуть. Хоть все и закончилось хорошо. Вот какая у меня беда. Да еще, если уж говорить, так все. Никогда не думал о свадьбе, а здесь девицу встретил, и до того она мне по нраву, что готов хоть завтра с ней под венец идти. Да только что я ей предложить могу? Бродяга, разжалованный сотник, ни кола, ни двора. А она при месте хорошем, уважаемом. Вот и маюсь. Думал вас на воеводство какое направят, и я бы с вами, да только не судьба.

Николай тяжко вздохнул. Михаил сидел и сгорал со стыда. Ему и в голову не пришло подумать, что будет с воинами, их с Мишей сопровождавшими. Как их выходка на них отразится. А вот пример — разрушенная жизнь старого, достойного человека! Нет, Николая бросать нельзя. И возвращаться на царскую службу ему тоже нельзя. Выместят на нем злобу и Салтыковы и тетка их. До него не дотянутся, а на старом воине, совершенно безвинным отыграются! Что же придумать?

От отсутствия мыслей в голове он задал совершенно ненужный вопрос:

— А что за девица тебе так приглянулась, Николай?

Но от ответа старого воина чуть не упал с топчана.

— Ключница здешняя, Агафья Акимовна!

Несколько минут посидел молча, обдумывая ситуацию. Потом честно сказал.

— Скажу прямо. Пока не могу тебе ничего ответить, но мысли есть, надо их обдумать, и с боярыней Аглаей переговорить. Подожди пару часов, ладно? — И отправился искать жену. Нашел в трапезной. Она о чем-то спорила с бабушкой. Мужу обрадовалась.

— Миша! Помоги мне, как убедить бабушку с нами поехать? Уперлась и ни в какую! Говорит, здесь останется, пока мы на Москве своим домом не обзаведемся! Так его строить придется год, а то и два! Что делать?

— Аглая Сергеевна, что же вы нас обижаете? Отказываетесь с новой родней познакомиться! Что я родителям скажу? Опозорюсь! Единственная родственница не хочет с нами вместе жить!

— В том-то и дело, что не единственная. У моего Юры брат младший есть, тоже в годах, а у него два сына и дочь. И у тех уже дети. Но они люди богатые, спокойные, от них проблем не будет. А вот у Никодима, отца Анны, тоже родня имеется. Брат да сестра. Вот от них много хлопот можно ожидать. Они давно на имущество брата зарятся. А сейчас смотри, от семьи осталась одна Анна. Никодим много о хозяйстве пекся, приумножал его, в политику не лез, оставил богатство большое. Вотчин много по всей земле Новгородской. А брат его, да муж сестры в политику полезли, Лжедмитрия поддержали. Еле из Москвы ноги унесли. Василий Шуйский их вотчин-то и лишил. По одной оставил в самых дальних местах. Они спорить пытались, но никто им имущества не вернул. И сейчас они пытаются хоть что-то у Анны оторвать. В две деревни уже посылали своих людей, пытаясь в свою пользу полюдье собрать. Да выгнали их, хозяину пожаловались. Никодим им пообещал ручонки загребущие вырвать. Притихли. А сейчас снова закопошились. Мне уже письма шлют, что Никодим то одному, то другому пообещал то сельцо, то деревеньку. Лествичное право вспоминают. И вот как я уеду? Я же все наследство до самого ледащего двора знаю. У меня все бумаги в порядке! Найду на них управу, да могу и Юриного брата с родней, Володимира на помощь призвать. Он мне не откажет. А уеду с вами, потеряем все! И тебе, Михаил, задерживаться не след. Один раз ослушался, в Лебедяни оказался. Второй раз ошибаться нельзя. Тебе что велели?

— За женой съездить, и сразу в Москву.

— Вот, видишь, значит надо кому-то за Аннушкиным наследством приглядеть.

— Понял, думаю, правильно это. Только тебе, бабушка тяжело придется. Поездок много, хлопот. Давай так сделаем — дам я тебе из своих людей тиуна, что бы часть забот на себя взял. Мужик проверенный, да и задолжал я ему. В нехорошую ситуацию он из-за меня и Михаила попал. Сотником был в царевой страже. Командовал дружинниками, что нас сопровождали. А когда потерял нас, то и должности и звания лишился. Он уже годы до пенсиона считал, а тут вся жизнь поломалась. Сражались мы с ним вместе. Надежный он. Но нельзя ему на Москве появляться. До меня Салтыковым не дотянуться, руки коротки, да и отошлют меня по весне, а на старом воине отыграться могут. Он и дружину наберет из холопов, и обучит, и вотчины объедет, порядок наведет. Грамотен, не пьет и не женат. Хотя жениться хочет.

— Ну, представь мне этого жениха, на ком женится-то он собрался?

— Девица одна ему из твоих слуг приглянулась. Может и склеится у них. Проша, позови Николая Егорыча к нам.

Прошка выскочил за дверь, вернулся с бывшим сотником, и тут же передал княжичу пакет.

— Это Натка передала, то, что вы княжич, просили.

— Спасибо, — ответил Михаил удивленному Прошке.

— Вот, Аглая Сергеевна, это Николай, Егорьев сын, Острогожский. Фамилия по месту рождения дана. Николай, я предложил Аглае Сергеевне взять тебя главный управителем наследства жены моей, Анны. Дальние родственники на него зубы точат. Поможешь ей, защитишь от жадных людей к наследству Анны руки тянущих. Согласен? И за Устюжиным в мое отсутствие заодно присмотришь! Жалование тебе положим, покои выделим. И, конечно, никаких холопских договоров. По найму работать будешь. Поможешь боярыне дружину собрать, научишь парней ратному делу, вот и переживете то время, пока я на службе буду. И в Москве появляться не придется!

— Согласен, княжич, как от такого предложения отказаться. Боярыня Аглая Сергеевна добрая хозяйка, только…

— Подожди, Егорыч, не ставь телегу впереди лошади. Аглая Сергеевна, вы как, согласны взять Николая Егорова на службу?

— Да, конечно. Договоримся и о плате, и о хлебном довольствии, только один вопрос…

— А этот вопрос мы сейчас и обсудим.

Михаил развернул пакет, достал из него рушник богато вышитый, перекинул его себе через плечо. Встал, поклонился Аглае, и сказал:

— Здрава будь хозяйка, мы к вам с просьбой. У вас товар, у нас купец. Давай договариваться будем, сладится ли дело наше!

— Подожди, Михаил, купца мы видим, а кого он сторговать хочет?

— Красный товар. Очень ему девица из вашего дома по сердцу. Вот спросить хочет, согласится ли она под венец с ним пойти?

— А как звать-то девицу?

— Агафьей Акимовной кличут, ключница ваша.

— Гашка что ли?

— Гашка. Сразила она сердце воина старого. И вам удобно, он — тиун, она ключница.

— Я-то ничего против не имею, но надо и невесту спросить. Она девица самостоятельная, сама себе хозяйка. Прошка, позови Агафью, только, чур, не говори, зачем!

Агафья появилась через несколько минут, раскрасневшаяся, поклонилась боярыне, и спросила:

— Звали, Аглая Сергеевна?

— Звала, Агафья. Тут дело такое, сразу не отвечай, подумай сначала. Сватает тебя Николай Егорович. Замуж зовет.

— Как же так, боярыня, он же уедет, и я с ним должна? Я вас не брошу!! Нет, не брошу!

— То есть ты замуж не против, если бы меня оставлять не пришлось?

Агафья покраснела, спрятала лицо в ладонях.

— Нет, барыня, не против, и Николай Егорович мне по сердцу, мы с ним так душевно поговорили, и сам он, пожилой, степенный, не то, что молодые вертихвосты… Ой, я не про вас, княжич!

Михаил рассмеялся. Раскрасневшаяся от смущения Агафья показалась даже красивой, такой телесной, здоровой красотой.

— Так Николай никуда не едет. Его княжич просил остаться тиуном при наследстве Аннушки, охранять, что бы не растащили и управлять. И я остаюсь. Надо ему помочь. Так что мы все вместе Аннушкино богатство от жадных родственников отстаивать будем.

Агафья еще больше покраснела, и тихо, пряча лицо в ладонях, как положено стыдливой невесте, прошептала: — Согласная я!

— Ну, вот и сладилось — улыбнулась Аглая — и по завещанию моего покойного мужа, твоего крестного отца, я тебе приданое даю, так что, Николай, богатая невеста у тебя будет. У меня давно все отложено. И перины, и подушки, и белье постельное, и посуда, и 1000 ефимков. И, думаю, сегодня же переговорю с отцом Дормидонтом, настоятелем собора Рождества Иоанна предтечи, что бы обвенчал молодых через неделю. До вашего отъезда. Наша семья в трауре, но ни жених, ни невеста родственных связей с нами не имеют, так что им венчаться можно. Тогда Аннушка посаженной матерью стать сможет. — Аглая выразительно посмотрела на Михаила. Он понял. Не хочет тайну рождения Агафьи раскрывать!

— А почему не вы, боярыня, вы же мне как мать!

— Потому что княжна Муромская, жена друга государева, природного Рюриковича, больший вес имеет, чем провинциальная боярыня. Ясно?

Агафья, похоже не поняла, но возражать не посмела.

— Михаил, разыщи жену, надо ей сказать, чем у нас дело закончилось. А тебе, Агафья надо свадебный наряд подобрать. Пойдем, и приданое твое отложим. Я вам, Николай, покои своего покойного свекра отведу, они в сторонке, никто не помешает. Старик был большой любитель тишины. Так что собери девок, отопри, ключ у тебя, пусть вымоют и проветрят хорошенько. Завтра посмотрим и мебель подберем. Ступай.

Николай хотел что-то сказать, но Аглая строго на него посмотрела:

— Потерпишь до свадьбы. Негоже жениху с невестой до свадьбы время вместе проводить. С Анной мы это правило нарушили, так там обстоятельства особые были. А тут весь обычай соблюдем. Так что, Николай, можешь мальчишник устроить. Товарищи твои радоваться будут. Только не шибко шумите, все-таки траур у нас!

После обеда Михаил проводил Аглаю в собор, который возвышался над усадьбой, стоя на макушке крутой горы, с которой открывался вид на седой Волхов. Договорились. Настоятель не усмотрел в скорой свадьбе никакого нарушения. Времена неспокойные, так что лучше соединить пару, мало ли, что завтра произойдет! Двое дружинников молодых, Петр и Василий слезно просились в дружину к Николаю.

— Дядька Николай, возьми к себе, ты нам как родной. Васька вон вообще сирота неприкаянная. Я байстрюк. Хоть и кровей хороших. У дяди, Федора Шереметьева, как бельмо на глазу. Да и дружина у него большая, что бы там выслужиться, надо выше головы прыгать. А с тобой мы быстро в десятники выбьемся!

Николай спросил совета у Михаила. Тот подумал, и разрешил. С условием, что если Шереметьев их обратно потребует, то они вернутся. Парни слово дали. Все дни прошли в сборах и подготовке к свадьбе. Аглая пригласила кузнеца и каретника, отремонтировать старый возок. Только непонятно было, на колеса его ставить, или на полозья. Выпавший снег то таял, то снова подмораживало. Решили все-таки поставить на колеса, а полозья взять с собой, и в случае снегопада поменять. Устройство возка это позволяло. Старый каретник заставил дружинников несколько раз повторить все действия, пока не убедился, что они выучили урок. Кроме возка брали еще и подводу для припаса, багажа и прочих нужных вещей. Ееможно было просто бросить, или продать и купить крестьянские розвальни. Разведали дорогу, расспросили знающих людей. Посоветовали им не ездить через Новгород, там было неспокойно. Шалили шведы, пытаясь оторвать важный город от России. Так что решили ехать опять по берегу Волхова, на Кириши, и Будогощь, но потом свернуть не на Тихвин, а на Неболчи, оттуда на Любытино, потом на Боровичи, Вышний Волочек, Торжок, до Твери. А там уже до Москвы рукой подать, и тракт наезженный. Аглая заставила Михаила набрать вещей из запасов ее зятя, многие совсем новые. Сапоги заказала аж три пары, помня, каким бродягой приехал княжич в Ладогу. Все было готово, только одно тревожило Михаила — пришлось оставить Орлика. Лечивший его кузнец категорически возражал против долгой дороги, даже без нагрузки.

— Загубишь коня, княжич. До весны не стоит его трогать. Подмораживает, земля твердая, разобьет копыто. А в покое, с легкими прогулками, и лечением, к весне и забудет о несчастье! Пожалей коня, княжич.

Николай клялся сохранить Орлика и по весне переправить на Москву. Сыграли скромную свадьбу. Бывшая Гашка, а ныне Агафья Акимовна Острогоженская порыдала, как положено, посмущалась на крики «Горько»! И молодые отправились в свои покои. Аглая вытирала глаза. Она и не надеялась выдать замуж богатырь-девицу, да еще за хорошего человека. Николай же решил сначала потренировать дружину, а потом, когда окончательно установится санный путь, начать потихоньку объезжать вотчины.

Загрузка...