Глава 38

Микки Твистоун потеряно бродил по тому ужасу, во что превратился шведский лагерь. Всюду следы огня. И тела, тела, тела. Обугленные, покалеченные, в разных позах, иногда только части. На позиции батареи, куда направился Майк, то есть Джордж, дралась кучка солдат. То есть не дрались, а трое били четвертого.

— Мужики, его-то за что? — устало спросил Микки, смотря на дрожащего пожилого мужика в мундире артиллериста.

— А за все это. Он из артиллерийской прислуги того орудия, что это все устроило. Мы на холме стояли, к приступу готовились. И все видели. Они орудия подпалили, а одна пушка с лафета и сорвись, и прямо на склад пороха покатилась. Так эти, вместо того, что бы ее остановить разбежались, кто куда. А порох и рванул! Так что он виноват! Сколько наших товарищей полегло!

— Так чего вы его бьете, тащите его к королю. Он рвет и мечет, виновника ищет! Вы ему все обскажите, он его и повесит, как виноватого. И успокоится.

— И то правда! А ты кого-то ищешь?

— Господин у меня пропал, пошел посмотреть, как артиллерия работает, не вернулся.

— Наверное, здесь сгинул. Кто жив был, тех давно утащили в госпиталь. Там поищи, если нет, значит и косточек не осталось. Огонь-то какой бушевал.

— Пойду. Как же я перед отцом его предстану, даже тела для похорон не привезу!

— Война, будь она проклята! Что поделаешь!

Микки проверил госпиталь, хозяина не было. Он вздохнул, вывел коней, забрал все имущество Михаила и поехал по дороге по направлению на Старую Руссу. В том беспорядке никто и не заметил его отъезда. Войско шведов спешно снималось с места и уходило, бросая тела непогребенными, а безнадежно покалеченных тоже оставляя прямо в поле. Густав цинично бросил: — Пусть местные хоронят, если охота, А не охота, то у них под носом вонять будет.

Шатер свернули, король отбыл, только не перекладине посреди бывшего лагеря покачивалось на ветру тело несчастного повешенного пушкаря, признанного виновным в гибели его армии.

Как только последний швед покинул разгромленный лагерь, распахнулись псковские ворота и из них выехали воеводы, осматривающие погром, оставленный врагом. Тут же распорядились. Шведов мертвых собрать и в яме, на месте порохового склада, как специально появившейся, похоронить. Да проверять всех более-менее целых железом каленым, что бы грех на душу не взять и живого вместе с мертвецами в землю не закопать! Пошли мертвяков собирать похоронные команды. Жители пошли охотно, понимали, что от мертвых надо быстрее избавляться, пока зараза не вспыхнула. Да и воеводы указ издали — все, что на мертвых найдется, можно себе брать, кроме оружия бранного. На поправку имущества, войной разоренного. Так что и бабы пошли, особенно вдовые. Так можно и на прокорм детям что-то подобрать, а если повезет, то и какого, хоть ледащего мужика к себе забрать работником. Не всех родня выкупит, может, кто и останется у солдатки примаком. Времена лютые, военные, каждый мужик на вес золота!

* * *

Княжна Анна сегодня с утра не находила себе места. Больше года, как уехал ее Мишенька в чужие края. Только на пасху весточка пришла, и все. Но ждала спокойно. Но сегодня чувство опасности просто не давала покоя. Она попыталась собраться, дотянуться до мужа, но что-то, какой-то барьер словно преградой вставал на пути. Она просто всей душой ощущала, как нужна Мише сейчас ее поддержка, а сделать ничего не могла. Не помогала ее ведьмовская сила. Тут чародейство нужно. Да и дочка постоянно отвлекала. То все утро сидела с отцовской куклой, гладила ее по волосам, лепеча — «Папа, папа»! Чувствовала чародейской половиной дара его метку.

А сейчас, подошла, еще неустойчиво стоя на толстеньких ножках, теребит за подол, что-то лепечет. Настрой сбивает, а время, она просто чувствует, утекает, как вода сквозь пальцы. Присела перед Настей, попросила:

— Настенька, дочка, пять минуток поиграй сама, мне покой нужен!

— Неть! — твердо ответила дочь, и, требовательно так, — дай! — Потянулась к руке, ухватилась за ладонь, и снова: — Дай! Папа дай! — И в Анну вдруг потекла сила. Чужая, чародейская. Светлая.

— Папа, дай! — снова серьезно попросила дочка.

— «Да где же я тебе папу возьму… — горько подумала Анна — папе твоему помощь нужна! — И тут ее осенило. Она поняла, что требовала Настя! Не 'Дай папу», А «Папе дай»! Требовала передать ее силу отцу! Анна собралась, и у нее получилось! Выстроилась тонкая ниточка и потекла по ней дочкина сила, делая ее все толще и толще. И вот уже по проторенной дороге потекла и ее собственная сила. Она сама как бы оказалась среди огненного моря, увидела тело мужа в какой-то яме, окутанное водным туманом. Который становился все прозрачнее и прозрачнее. Вот-вот исчезнет! Вода, нужна вода! Поняла Анна. Призвала свои силы, с природой связанные, нащупала в глубине земли жилу водяную, ключ почти пересохший питающую, усилила, влила в нее силы соседок ее. И забил посреди поля огненного фонтан, окружили струи водяные тело чародея, и отступил огонь, сдаваясь. Держала Анна нить связующую, пока силы были. Ничего вокруг не видела и не слышала. Только когда стихло бушующее пламя, выгорело все вокруг, что могло гореть, разорвалась связующая нить, и так и не поняла Анна, жив ли Миша, успела ли она. Потемнело у нее в глазах, и упала бы на пол, только подхватили ее крепкие руки князя Муромского, отнесли на ложе и бережно уложили. Она даже не заметила, как старая Аглая подхватила Настеньку, и теперь ложечкой вливала ей в рот травяной отвар, сдобренный медом, что бы не плевалась от его вкуса. Но девочка, словно понимая, не протестовала, покорно выпила три полные ложки, а когда Аглая сама засомневалась, давать ли еще такой крохе, твердо сказала: — «Неть». — И отвела прабабкину руку. Скомандовала:

— Бай-бай! — И потянула ту к кроватке.

Аглая отвернулась посмотреть, что с Анной. Та выпила отвар полностью и сейчас спокойно спала. Аглая взяла ее за руку. Крохами силы, оставшимися после отдачи дара, проверила. Нет, внучка дар не потеряла, выложилась сильно, но еще достаточно силы осталось! Что же случилось? Она подошла к спящей Насте и попробовала ее дар. Хоть и чародейский он, но силу ощутить можно. И удивилась — сила била в девчонке ключом! Восстановилась в миг! Опасности для обоих нет, пусть спят!

Князь Муромский вышел из светлицы младшей невестке в раздумье. Дождался Аглаю. Спросил:

— Что это сейчас было? С обеими? Заболели?

— Нет, силой делились. Малая хорошо отца чувствует, понадобилась тому помощь видать, вот и выстроила с помощью матери связующую нить, сама Анна не смогла бы, она не чародейка, ведьма, а по дочкиной нити силу свою пустить сумела. Да и Настя что-то отдала! Сейчас восстановятся обе, и все будет по-прежнему.

Вечером князь пришел к невестке.

— Что случилось, Аннушка, с Михаилом что-то?

— Сама не знаю, батюшка, увидела только — кругом огонь, Миша водой спастись пытается, а сил не хватает! Настя помогла, и я с ней вместе силой своей поделилась. Связь прервалась, как огонь погас! А после ничего не видела!

— Спасибо тебе, может, узнаем, что произошло, вскоре!

* * *

Огонь, огонь, огонь и взрывы. Вокруг казалось горело все, что могло и не могло гореть. Водный щит на пять минут — почти ничего в таком аду. Он и представить себе не мог, что дурные шведы разместят провиантский склад с 50-тью бочками прованского масла, да несколькими пудами сливочного, да с ромом и шведским хлебным вином прямо рядом с хранилищем пороха. Как будто постное масло могло помочь в атаке на крепость! Только если его вскипятить и лить сверху. Но это уже в помощь осажденным. Он все продлевал и продлевал время действия щита, а огонь все разгорался сильнее и сильнее. Хорошо, ветер дул с запада, сносил пламя на остальной лагерь шведов. Скоро и там раздались взрывы. И тут Михаила осенило: если он не удержит щит, удар по лафету тоже забрал силы, заклинание тлена сложное и силозатратное, тогда у него, если выживет, будут ожоги, и если попадет в госпиталь, сможет ли он контролировать речь? Заговорить по-русски в такой ситуации — гарантированно обеспечить себе аккуратную веревку с петлей. Густав с виновником такой катастрофы церемониться не будет. И о своем спасении благополучно забудет! Он прикинул силы и сам на себя наложил заклинание молчания. Только для русского языка. Бессрочно.

С этим справился, но дар почти иссяк, он попробовал воспользоваться водой не из воздуха, ее почти всю высушил огонь, а вытянуть ее из земли, но жилы шли слишком далеко, и сил на это уходило больше. Постепенно туман, защищавший спину от огня, стал слабеть, вот-вот жадные языки пламени станут лизать одежду, он приготовился терпеть боль, но в этот момент в него откуда-то полилась сила. Небольшой ручеек креп, в нем появились странно знакомые оттенки. И тут ожил ключ, в яме которого он и прятался. Ударил мощный фонтан воды, прогоняя злой огонь, поливая его струями спасительной воды. Сразу стало легче. Вода продолжала литься, пока не погасли последние языки пламени, и пожар, унесший с собой большую часть шведского войска не стих. Тогда постепенно утих и фонтан. Михаил поднял голову и огляделся. Открытого огня вроде не было, кое-где дымились обломки. Надо выбираться, а то Микки подумает, что он сгинул и повезет его письма родным! Но тут появилась еще одна проблема. Он все же опять выложился почти под ноль. А спасительная вода превратила маленький овражек в ловушку, сделав стенки его склизкими и вязкими. Пара попыток вылезти отняли последние силы, он только перемазался в грязи с ног до головы. Решил несколько минут передохнуть, но не удержался на скользком склоне и съехал вниз, на дно овражка и на некоторое время отключился. Если бы он знал, что именно в это время мимо проходил Микки, искавший его на пожарище! Сил на то, что бы крикнуть, или помахать рукой ему бы хватило! Но Микки и не обратил внимание на небольшой овражек с мутной лужей на дне, а сам Михаил был так сильно перепачкан в грязи, что рассмотреть его было почти невозможно! Он очнулся через полчаса, и вновь постарался выбраться, ругаясь на всех трех языках, кроме русского. Бесполезно. Охватила сначала злость, потом отчаяние. Спастись в таком пожаре и сдохнуть в грязевой яме! Силы таяли, но он упрямо повторял и повторял попытки выкарабкаться. Наконец ему удалось зацепиться за чудом уцелевший в пожаре пучок травы. Подтянулся, но сил больше не было… Вновь сорвался.

Сколько пролежал на дне, не помнил, ночь прошла, уже светало. Вдалеке послышались женские голоса. Мерещится? Откуда тут женщины? Но точно, женщины. И говорят по-русски! Хотел крикнуть: — «Помогите»! Но с губ слетело только дурацкое англицкое «Help»! Угораздило! Надо снять молчание на русском! А то свои же примут за шведа! Он просто крикнул. Голоса приблизились.

— Слышь, Марьяна, кличет кто-то!

— Показалось, здесь самый сильный жар был! Навряд ли кто-то выжил Пойдем к реке!

— На что тебе живой?

— Говорю же, мужик в хозяйстве нужен. Муж-то зажиточный был, не то, что твой пропоица, у меня две коровы, овцы, супоросная свинья, кур и прочую птицу не считаю. Как без мужика управится! Детки у мужа еще малы, я тяжелая. Вот, приберу полоняника, выкуп небось не сразу пришлют, а пришлют — деньги будут. Вот пусть и поработает вместо мужа, раз мово Ваську убили!

Михаил снова попробовал крикнуть.

— Ой, права ты, здесь кричат. Смотри, в овраге кто-то шевелится. Видно в овраге укрылся, и выжил. Вытаскиваем!

— Сама туда лезь, грязюки-то сколько!

— И полезу, только ты веревку потом кинь, а то я тоже застряну. Своей-то я его обвяжу, вот и вытянем.

— Грязный-то какой!

— Грязи отмыть можно, а мужик целый, похоже не раненый и не обожженный. Все, слезла, обвязала, тяни давай!

Если русской бабе что-то потребуется, то она из-под воды достанет. Так что Михаила выволокли из грязи, и, подставляя плечо повели в город. Повезло! Ему точно, а вот спасшей его Марьяне… менее полезного в хозяйстве человека, чем княжеский сын представить себе трудно. Ничего, разберется с языком, отцу сообщит, отвалят за него спасительнице столько, сколько она никогда не видела. Замерзший Михаил мечтал о том, что бы отмыться, выспаться и снять дурацкое молчание с русского языка. Пока не выходило.

Загрузка...