Боярышня Воеводина

Глава 39

Михаила притащили на довольно зажиточный двор в Окольном городе, на берегу речки Псковы. Провели прямо в баньку, но не в саму, в предбаннике положили. На лавку. Марьяна стала пытаться раздеть, но как справляться с немецкими одежками, явно не знала. Михаил взялся за дело сам. Расстегнул и стащил пропитанный грязью дублет темного сукна. Порты из такого же материала. Слава Богу, перед вылазкой он поддел не дурацкое исподнее с кружевами, а то Марьяну хватил бы удар, но простое, льняное. Рубаха, однако кружева имела, но умеренные, только как окантовку, так что не шокировала. Чулки и низкие башмаки, которые одел, тоже, для большей легкости перемещения были все в грязи. Но была надежда, что хотя бы их удастся спасти. Марьяна принесла ушат теплой воды и ковшик, стала поливать ему на голову, но без особого толка Грязи в волосах было столько, что, наверное, проще было бы просто окунуться в реку, если бы на дворе был не октябрь. Михаил просто отстранил женщину и сунул голову прямо в ушат. Вода мгновенно почернела. Догадливая Марьяна ее вылила и притащила новую. Опять чернота! На четвертый раз вода стала чище. Марьяна притащила горшочек с какой-то жидкостью, оказалось что-то вроде мыла и помогла промыть волосы. Дальше Михаила пригласили в баню, кстати, по-черному, там был полный котел теплой воды. Так что отмыться удалось. На полке лежала чистая холстина, вытерся, завернулся во влажное полотно, выглянул в предбанник. Хлопотливая хозяйка уже прибралась, грязная одежда сложена в углу, на скамье ношенное, но чистое исподнее. Видимо, убитого мужа. Поколебался, но сообразив, что не в его положении привередничать, надел. Тут же были две чистые тряпочки непонятного назначения и поршни из грубой кожи. Судя по натоптанной подошве, размера на три больше, чем нога у Михаила. Но ни чулок, ни носков! И верхних портков тоже не было. Только крестьянский армяк грубого сукна. Сообразил, что дома простолюдины иногда ходили в исподнем. Но что надеть на ноги? Не надевать же поршни на голые ноги? Стал вспоминать, в чем ходила челядь в их имении. На их ногах поршни были надеты на что-то белое. Но вот на что? Неужели на эти тряпочки? Тут на помощь пришла Марьяна.

— Что, немец, не умеешь онучи наматывать? — спросила она. Михаил покачал головой. Баба быстро и ловко обмотала его ступни и лодыжки этими самыми тряпочками, и показала, как приладить сверху поршни так, что они сели по ноге.

— «Ножка-то, как у барышни, тонкая, — мелькнуло у нее в голове, — Когда я в девках у боярышни Гагариной служила, у той такая же была! Только поменьше. Кажется, я какого-то знатного барича подобрала. Не будет, ох, не будет от него в хозяйстве проку»!

Отмытый Михаил вдруг вспомнил, что, оставляя все деньги Микки, он на всякий случай сунул в карман кошель с 10-ю талерами. Потянулся к грязной одежде, несмотря на протесты хозяйки, достал из потайного кармана грязный кошель, сполоснул в стоящей здесь же кадушке с водой, руки тоже, и молча протянул хозяйке.

— Это что? — спросила она, развязывая тесемки — ой, серебро! Спасибо, так кстати!

Марьяна подумала, что зря она на спасенного немца, или шведа плохо подумала, вон, сколько серебра отвалил, на эти деньги можно и работников нанять, а если за него еще родня и выкуп заплатит, совсем разбогатею. Провела в дом, налила миску молока, накрошила хлеба.

Надо бы каши сварить, да печь растапливать долго. Ничего, сегодня тюрю похлебает, завтра и щи и кашу сварю. Сегодня хлеба напекла, завтра обед сварю. Постелила гостю на лавке, сенник, простыня, подушка, и сняла с крючка мужнин полушубок, накрыться. Михаил быстро выхлебал всю тюрю, потянуло в сон. Решил отложить объяснение с хозяйкой на потом, надеясь, что сила вернется, и он сможет снять заклятье с русского языка, прилег на лавку и сразу провалился в сон.

По осенней Русской равнине медленно ехал всадник с нагруженными багажом двумя заводными конями в поводу. То пускал коней галопом, то ехал медленной рысью. Не раз на него из-за кустов поглядывали лихие люди, но два пистоля за поясом и тонкий, но длинный меч у пояса явно давали знать, что добыча легкой не будет. Да и одет был путник скромно. Скорее всего, наемник домой возвращается, на вид не слишком удачливый. Грустный слишком. Лучше поискать добычу попроще и побогаче. Этот явно отпор даст, как бы свою голову не потерять!

Микки не торопился. Не с радостными вестями ехал он по бескрайней России. Господи, пятый день, а до Москвы еще как до звезд! Какие глупцы поляки со шведами, пытающиеся покорить такую огромную страну! Пока завоевываешь один городок, за спиной восстает другой. Какое же войско нужно, что бы удержать такое пространство. Никакой армии не хватит, что бы в каждом городке посадить свой гарнизон. Поэтому и выжигали все на своем пути захватчики. Но, леса дремучие, глухие, стоит врагам уйти дальше, как выползают из них упрямые жители, собирают то, что осталось от жилья, лес рубят, срубы ставят. Проходит месяца три, и на месте былых развалин вырастает новая крепость, ощетинивается частоколом, появляются люди. Как феникс из пепла возрождается Россия. Все это видел Микки на своем пути. И все больше проникался уважением к стране, к народу, и к своему бывшему хозяину, отдавшему жизнь за совершенно чужой город. После Крестцов разрушений стало меньше, городки богаче, власть Москвы чувствовалась все крепче. От Твери уже всюду была нормальная жизнь. Базары, торговые лавки, опрятно и нарядно одетые люди. Россия. Правильно поступали его соотечественники, вкладываясь в Московскую компанию. Обогатиться за счет Руси, можно только успешно торгуя с этой богатой страной, лежащей частью в Европе, частью в Азии. Где так причудливо эти два мира смешивались. Вот и Москва. Несколько рядов стен, огораживающих все разрастающийся в ширину город. Земляные валы и деревянные стены Земляного города, белые стены Белого, И сердце города — Кремль. Микки уже на въезде в белый город, на воротах спросил усадьбу князя Муромского. Показали, как проехать. Усадьба Муромских была построена еще по старинке, большое имение, в центре — терем, вокруг службы. Постучал, ворота открыли, спросили кто и откуда. Услышав — «Гонец из-под Пскова» — молча впустили, провели в кабинет князя. Спросили, как доложить. Назвался. Вошел. Молча поклонился, протянул пачку писем. Князь жадно схватил, адресованное ему, стал читать, меняясь в лице. Прочел. Положил на стол, поднял глаза на Микки и приказал — Садись. Устал небось. Рассказывай!

Микки начал с того самого разговора с Михаилом перед его уходом. Потом о той жути, что произошла со шведским войском, как пошел искать Михаила, не нашел. Ни на земле, ни среди убитых, ни в госпиталях. Поэтому повез, как приказано письма в Москву.

— То есть тела ты не видел?

Говорили на франкском.

— Нет, не нашел, иначе бы привез, нашел бы способ. Там, где все началось два склада было. Пороховой и продуктовый. Один рванул, второй загорелся. А там и масло прованское, и ром. Огонь на все небо был не выжил там никто. Как погасло, земля еще день дымилась. Шведы сразу лагерь свернули и сбежали. Теперь замирения просить будут. Я все, что можно было, собрал и уехал. Так вот.

— Спасибо, отдыхай. Завтра к Шереметьеву поедем. Отца увидишь.

Вызвал слугу и приказал отвести гостя, комнату выделить. Самому князю предстояло самое тяжелое. Рассказать все своей жене и жене сына. Передать письма. Долго сидел за столом, обхватив голову руками. Вспоминал. Прислали от княгини. Обедать звала. Попросил передать, что бы все пришли к нему, а обед подождет. Лучше сразу, как в воду холодную, чем тянуть.

Пришли, выстроились. Знали, так обычно князь важные вести объявлял. Глава семьи обвел всех тяжелым взглядом и резко сказал.

— Все здесь? С сегодняшнего дня траур. Михаил погиб.

Глухо вскрикнула, оседая на руки старшего сына Наталья. Шире распахнулись глаза младшей невестки, зажала Анна рот руками, гася тоскливый вскрик, ее обхватила бабушка, прижала к себе.

— Как? — выдавил из себя Даниил, передавая сомлевшую мать двум старшим невесткам.

— Вот, читай! — князь протянул вскрытое письмо старшему сыну.

— Но это же Миша пишет! — удивился Даниил.

— Прочитай. Прощается. Сам решил, сам сделал. Только осада Пскова снята. Человек, что привез письма, Мишкин слуга сам видел. Искал Михаила, хотел хоть тело привезти, не нашел. Тогда, как было приказано, к нам поехал, письма повез. Анна, вот твое. Хочешь здесь читай, хочешь к себе иди.

— Батюшка, — тихо сказала Анна — тела-то нет, а огонь я видела, как раз в тот самый день. Помните, когда Настя требовала отцу помочь! Может, ошибся слуга, просто не нашел?

— Не знаю, Анна. Действительно, тела нет. Но если там такой огонь был, как Микки описывает, то все сгореть могло.

В этот момент послышался топот детских ножек, и в кабинет вбежала Настя. За ней, запыхавшаяся нянька.

— Простите, не углядела!

Девочка остановилась, окинула взглядом всех собравшихся, и твердо сказала такое знакомое: — «Неть»!

Анна присела около дочери, и с надеждой спросила — Что «неть», доченька?

Девочка серьезно обвела глазами всех, показала пальцем на князя, маму и себя.

— Дедя, мама, Натя, иго-го, туда, цок-цок. Папа. — И показала пальцем в сторону северо-запада.

Все переглянулись. Старый князь присел около внучки и тоже с надеждой спросил:

— Настя, хочешь, что бы я, мама и ты поехали на лошадках туда, и там папа?

— Дя! Дя, иго-го, папа!

Князь развел руками. Что делать? Срываться с места, поверив детскому лепету? Проехать пол воюющей страны? С невесткой и ребенком? Хотя, если девочка действительно чувствует отца, то…

— Константин! — возглас жены вырвал его из размышлений — поезжай! Если хоть один шанс есть, поезжай! Попроси у Шереметьева сильную охрану и поезжайте. Богом прошу, может это шанс.

— Но с ребенком?

— Без нее Мишу не найдете. Может он память потерял, или еще что, поезжайте!

— Да, отец, — поддержал мать Даниил, — вдруг это шанс, потом мы сами себе не простим, что не воспользовались!

— Хорошо, — сдался князь — Собирайтесь. Возок готовьте. Завтра к Федору съездим, и тронемся.

— А ко мне ехать не надо, я сам приехал, — с порога раздался голос старого друга, — что, успел Микки доехать, письма привезти?

— Откуда ты знаешь?

— А мне письмо голубиной почтой прислали, из Пскова. Двумя голубями. В одном воеводы просят кого-то из вашей семьи попросить приехать, надо одну личность опознать. Во втором сама личность просит письмам не верить. Жива она. Только одна проблема. По-русски сказать ни слова не может. Понимать, писать, да, а говорить не может. Так что слышал я все, что малая говорила, права она. Ехать надо! Если не верите, записка вот, почерк узнаете?

— Подожди, почему говорить не может?

— Толком не понятно, вроде заклятье сам на себя наложил. Почему, неясно. Почему сам не снимает — тоже. Как я понял, дочка Михаила тоже чародейка?

— Да, только не учили ее пока, мала.

— Тогда с собой берите, раз просит. Может, она и сможет помочь.

— Я собираться пошла, — твердо сказала Анна, — и Настю собирать. Теперь можно сегодня, нет, в ночь ехать плохо, завтра с рассветом выехать.

Решение приняли, осталось обговорить дорогу и собраться. Вызвали так и не отдохнувшего Микки, расспросили про дорогу. Сомнения вызывал только участок от Крестцов до Порхова. Слишком близко от Великого Новгорода, где вовсю хозяйничали злые после Псковской конфузии шведы. Решено было удлинить путь, но объехать опасный участок, Самый южный маршрут, от Торжка на Ржев, Великие Луки, Пустошку, Опочку, Остров забраковали из-за близости к Смоленску, занятому поляками. Выбрали путь на Торжок, Осташков, Холм, Дедовичи, Порхов, Псков. Приготовили возок, Тот самый, в котором ехали из Ладоги. Он давал возможность переставить его на полозья, если выпадет снег. Собрали дружину. Шереметьев подкинул своих 20 человек что бы совсем не оголять подворье Муромских. Так что выступали с отрядом в 50 дружинников. Старый сотник Николай просто с боем прорвался в их число. Готов был простым дружинником ехать выручать Михаила. Агафья тоже не осталась. Она попросила присмотреть за своим сынком-сорванцом старую Аглаю, которая сама понимала, что в дороге будет только обузой, а Агафья гораздо больше пользы принесет, Анне с дочкой поможет. Так что взяла на себя пригляд за няньками, что следили за сыном ключницы. И, что удивило всех, напросился ехать только что вернувшийся оттуда Микки. Он только увиделся на полчаса с отцом, и твердо заявил, что поедет хозяина искать. В поводу он вел того турецкого жеребца, что Михаил отыграл у мошенников в кости. Подарок Замойского. Кличку конь получил Пан Чертохонский, или просто Черт. Князь пожалел Орлика, недавно залечившего копыто, и взял Михаилова Беса, как проверенного в долгих странствиях. Ехали как можно быстрее, как только позволяли лошади. И вот, через неделю перед ними появились грозные стены Пскова.