Боясь нас

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

ШЕЛДОН

Кинан усадил нас в машину, не сказав ни слова, куда мы едем и зачем. Мне не раз приходилось просить его сбавить скорость и напоминать, что Кеннеди сидит на заднем сиденье, но он так и не ответил. Он просто крепче сжимал руль и отпускал газ до тех пор, пока все, что беспокоило его разум, не возвращалось, а затем снова нажимал на газ.

Мы проделали восьмичасовую поездку менее чем за семь часов и отправились прямиком в больницу. Я все еще понятия не имела, что происходит, но знала, что у кого-то из близких, должно быть, были проблемы, судя по выражению ужаса и боли, отразившемуся на его лице.

Я схватила Кеннеди и погналась за Кинаном, который припарковался на аварийной полосе и вбежал в здание. Он был у стойки регистрации и раздражал бедную медсестру, которая пыталась найти, как я предполагала, номер палаты.

— Кинан, ты должен успокоиться, прежде чем они нас выгонят.

Он пригвоздил меня взглядом, который убил бы меня на месте, если бы такое было возможно.

— Да, Джон Мастерс в палате триста сорок пять. Поверните направо… — Кинан ушел, прежде чем дама успела закончить указания. Я последовала за ним гораздо медленнее, чувствуя себя слишком онемевшей, чтобы двигаться быстрее.

Что-то случилось с Джоном, и я могла только догадываться, что это было серьёзно, учитывая настроение Кинана.

Я заметила Лэйк, как только вошла в коридор, где была палата Джона, и бросилась к ней. Она выглядела погруженной в свои мысли. Ее взгляд был прикован к стене. Прежде чем заговорить, я уложила спящую Кеннеди на ближайший диван.

— Лэйк, что происходит? Что случилось с Джоном?

Она обернулась на звук моего голоса, а когда перевела взгляд с меня на Кеннеди, не выдержала и быстро перечислила события, приведшие к этому моменту.

— Его подстрелили на светофоре по дороге домой из города. Немногочисленные свидетели говорят, что все произошло слишком быстро.

— Так что же говорят врачи? С ним все будет в порядке?

— Нет, Шелдон. Он… нет. У него внутреннее кровотечение, задето сердце, и врачи не могут остановить его.

— Тогда что… — Сколько бы я ни пыталась, я не могла завершить это. Я не могла воплотить свой страх в жизнь. Кинан потеряет отца?

— Он умрет, ему осталось недолго. Они сказали, что это будет в ближайшие пару часов или около того.

Этого не может быть.

Почему это происходит?

— Кто это сделал?

— Я не знаю. Киран там уже несколько часов и так и не вышел. Я никогда не видела его таким. Я не знаю, что делать.

— Ты заходила туда?

Она покачала головой и сказала:

— Он велел мне ждать здесь.

— Я не могу этого сделать.

Я не могла стоять здесь и ничего не делать. Я толкнула дверь больничной палаты и обнаружила Кинана, Кирана, Дэша и Кью, стоящих вокруг кровати с серьезными выражениями лиц. Никто из них не заметил, как я вошла, поэтому я застыла у двери.

— Скажи мне, кто это сделал, — потребовал Кинан.

— Я не могу этого сделать, сынок. Я бы предпочел покинуть этот мир, зная, что вы двое наконец обрели мир. Я не заслуживаю мести за свою смерть. Пришло время платить долги, — голос Джона, когда-то сильный и глубокий, теперь стал слабым и болезненным. Твёрдый, сильный мужчина внезапно показался хрупким.

— О чем ты говоришь? — рявкнул Киран. — Если бы ты заслуживал смерти, я бы давно это сделал.

Я должна была быть потрясена его поведением, но после стольких лет дружбы я поняла, что жесткость ‒ это его способ показать свою боль.

— Мальчики…

— Нет, Джон… папа… блядь! — Кинан явно боролся со словами и эмоциями, которые он отчаянно пытался держать под контролем. Он вел проигрышную битву.

— Я твой отец, сынок. Меня не волнует биология.

Именно тогда я вспомнил, что тест на отцовство так и не был проведен, даже когда возник этот вопрос. Мог ли Джон действительно быть его отцом? После его смерти Кинан никогда не узнает.

— Просто скажи нам, кто это с тобой сделал.

— Вот твой шанс загладить свою вину перед нами. Расскажи нам, кто это сделал, — настаивал Киран.

— Независимо от того, виновен он или нет, я против убийств, это не приведет ни к чему хорошему в вашем будущем. Неважно, что я позволял в прошлом. Все, что имеет значение сейчас, ‒ это то, что я делаю в настоящем, — он глубоко вздохнул и продолжил говорить: — Я прожил свою жизнь с кучей сожалений, но сожаления, которые я унесу с собой, не защитят вас двоих и не принесут вам ничего хорошего. Я сожалею, что не был с вами, когда был нужен. Я знаю, что не имею права просить, но я хочу, чтобы вы двое дали мне обещание.

Я рискнула зайти дальше в комнату, потому что с каждым словом его голос слабел, а глаза тяжелели. Парни не ответили на его просьбу, но их внимание не ослабло.

— Обещайте мне, что оба станете лучше, чем я когда-либо был.

Время остановилось, а затем невероятно растянулось, пока каждый человек в комнате ждал, что решат Кинан и Киран.

Они сразу же кивнули, предлагая немного милости и утешения умирающему человеку, который был единственным отцом, которого они когда-либо знали.

Я ожидала большего.

Искупление.

Принятие.

Любовь.

В конце концов Джон умер, и ни один из них так и не пролил слезы.

Никто не знал, что сказать, поэтому все молчали. Было ужасно, насколько неожиданной и бессмысленной может быть смерть. Сообщение врача о времени смерти все еще звучало в моей голове.

Что можно сказать тому, у кого только что умер отец?

Ты в порядке?

Сожалею о твоей потере?

Все будет в порядке?

Настоящая трагедия заключалась в отсутствии эмоций после его смерти. Кинан и Киран ушли, не оглядываясь. Единственным, кто не мог совладать со своими эмоциями, была Лэйк.

Дэш согласился отвезти Кеннеди на ночь в дом наших родителей, оставив мне свою машину, уехав с Кью. Я ходила по коридору, пока Кинан и Киран разговаривали с врачами, придумывая, что сказать.

Когда кто-то умирает ‒ ты скорбишь. Я не очень хорошо знала Джона из-за его постоянного отсутствия, но за последние четыре года он стал тем, на кого я могла рассчитывать с Кеннеди.

Я была так глубоко погружена в свои мысли, что не заметила, как Кинан подошел и встал передо мной, наблюдая.

— Ты в порядке? — мое внимание привлек хриплый звук его голоса.

— Я должна спрашивать тебя об этом.

Он только пожал плечами, и я увидела, как его бесстрастные глаза просто смотрят на меня.

— Кинан… что происходит у тебя в голове?

— Мой отец только что умер. Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.

— Поговори со мной. Ты должен что-то чувствовать. Я знаю, что это так.

— Я даже не смог сказать своему отцу, что люблю его, прежде чем он умер, и знаешь почему? Потому что это не так. Я не мог любить его. Наша история слишком уродлива. Как, черт возьми, я смогу когда-нибудь полюбить собственного ребенка?

— Кинан, иногда все не просто. Но ты не твой отец, и Кеннеди ‒ не ты.

— Разве? Что ж, не думаю, что это шанс, на который я готов пойти.

И вот так он второй раз в жизни ушел от меня. Только на этот раз я последовала за ним. Прямо через двери больницы в ночь.

В будущем, в менее эмоциональное время, я смогу задаться вопросом, почему погналась за ним. Он выехал с территории больницы, и я изо всех сил старалась удержать Кинана в поле зрения, мчавшись на машине за ним. Дороги были скользкими от дождя, и казалось, что движение хлынуло со всех сторон.

Он уходил.

Как он мог уйти?

Почему я пыталась остановить его?

Его отец только что умер, и, не теряя ни секунды, его единственной мыслью было сбежать. Может быть, это и произошло всего несколько часов назад, но взгляд его глаз послал мне предупреждающий сигнал не позволять ему уйти.

Эта ночь приведет к вечности, и мне предстоит выбрать путь. Правильный или неправильный. Мне пришлось выбирать.

Так я и сделала.

— Ну давай, Кинан. Пожалуйста, помедленнее. Сбавь скорость. Помедленнее…

Он проскочил перекресток как раз в тот момент, когда загорелся красный свет, и у меня не было другого выбора, кроме как ехать дальше, чтобы не потерять его. Это была ошибка, которая стала очевидна по ослепляющим огням приближающейся машины, лишившей меня возможности видеть, но все равно было слишком поздно. Я никогда не слышала худшего звука, чем хруст костей и скрежет металла, и не было большего страха, чем страх за жизнь.

Хотя на самом деле это была неправда. Ощущение, что ты собираешься умереть, было большим. Страх перед всем, что ты оставишь после смерти, был величайшим из всех.