Братья по крови. Книга пятая. Особо опасен

Глава 10

Глава десятая.

«Настоящему индейцу завсегда везде ништяк.»

Фёдор Чистяков

Я всё ещё не знаю, какой сегодня день сентября, но год-то уж точно 1974-й.

США. Штат Монтана. Где-то в горах…

Я приложил правую руку к груди, и слегка склонив голову, произнес:

— Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!

Какой ко всем чертям покер-фейс? Покер-фейс — это всего лишь маска хитрого карточного игрока, чтобы не выдать противникам комбинацию карт в его руке. Хрень всё это собачья.

Вы когда-нибудь смотрели на лицо индейца, который в упор смотрит на тебя, но при этом его лицо не выражает ничего. Ни- че-го… То есть, абсолютно ничего. Ну, разве что только, абсолютное суровое спокойствие. И всё…

Слегка переведя дыхание, мой собеседник поднялся на ноги, и так же приложив кулак правой руки к груди, сказал:

— Óh-kee (Оки — приветствие на языке сиксика «черноногих»)

Немая сцена. Я стою и смотрю на него. а он стоит и смотрит на меня. Я понятия не имею, на каком языке он ко мне обратился. И что при этом сказал, но очень похоже на приветствие.

Блин… Я — такой дурак. Я только сейчас сообразил, что сгоряча поблагодарил его исключительно на русском языке… Срочно надо исправлять положение.

Снова исполнив ритуал с прикладыванием кулака к сердцу, приветствую его так же, как и он меня до этого. Надеюсь, что я не перепутал буквы и ударения:

— Óh-kee!

И сразу же после этого произношу:

— Thank you! You saved my life! (англ. Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!)

— Ца ниита’пии? — откликается мой собеседник.

Он явно меня о чём-то спросил…

— Я не понимаю. — отвечаю ему по-английски.

— Как ты? — переходит и он на язык Шекспира.

— Нормально.

Ну, а следующий вопрос, больше похож даже не на вопрос, а на утверждение.

— Ты убил всех тех людей на дороге…

Ну, что же… Я не хочу врать этому человеку. Он спас мне жизнь. А ещё… А ещё я понимаю, что врать ему бесполезно. Он уже был там и знает правду. Если он, конечно. настоящий индеец. Хотя трудно в этом сомневаться, глядя на него.

— Нет. Я убил только семерых. Шестерых на дороге и одного, того, кто лежал у машины. Но его я убил, когда они гнались за нами. Стрелять по нам они начали первыми. Человека без головы… (я не знал, как лучше сказать про вышибленные картечью мозги копа). Его убил мой друг, когда спасал меня. Друг умер от раны. Его подстрелили, когда гнались за нами.

— Ты много говоришь…

— Всё, что я тебе сказал — правда.

— Я знаю. — изрёк индеец и снова замолчал.

Кажется, что он не любит многословия. А может все индейцы такие. Недаром бледнолицых они называли людьми с двумя языками. За частую ложь и словоблудие.

— Пойдём! — предложил индеец и не дожидаясь моего ответа, повернулся ко мне спиной и зашагал в сторону моей бывшей пещеры.

Иду следом. Наблюдаю за тем, как он мягко ступает по камням, ловко огибая места с глиной и грязью. После него если и остаются какие-то следы на земле, то прочитать их вряд ли сможет кто-то посторонний. Ну, разве что такой же, как и он, индеец- охотник.

До пещеры мы дошли быстро. Он указал на вход и сказал.

— Твои вещи там.

— Я не смогу забрать всё. Не донесу.

— Возьми то, что тебе по силам!

Спускаюсь в пещеру. Что мне взять? Я действительно не унесу всё. Даже то, что хотел бы забрать. Это мне реально не по силам. Попробую взять только самое необходимое. Ещё бы знать, что мне необходимо.

В сумку летят несколько магазинов к автомату. Сумка с остальными деньгами. Что ещё?

Если бы я знал, куда меня поведёт этот молчаливый индеец. Ладно. Положусь на судьбу. К тому же, почему-то этот суровый молодой воин не вызывает у меня опасения. И только въевшаяся под кожу привычка никому не доверять, заставляет меня сомневаться во всех незнакомых людях. А иногда и в знакомых тоже…

Снаряжаю Ремингтон до полного, и закидываю за спину. Калаш в руку, сумку на плечо. А остальное? Да и хрен с ним. Не получится забрать, плакать не буду…

Выбираюсь из пещеры, где ждёт меня у входа мой проводник. Он снова кивает мне, типа «пошли!» и идёт в лес. Мне ничего не остаётся, как последовать за ним.

Идти за ним очень легко. Главное пытаться шагать по его следам. Похоже, что он автоматически выбирает самую простую и безопасную тропу, а там, где приходится проходить между деревьев, нет низко свисающих веток, готовых шлёпнуть по лицу неподготовленного путника. Интересно, это у него врождённый дар или он долго тренировался? Да, какая разница. Такого уровня мне вряд ли удастся достичь. Вот если бы я с детства тренировался ходить по лесу бесшумно…

Мой проводник внезапно остановился. Обернувшись ко мне, он протянул руку, указывая куда-то в сторону:

— Чистая вода. Ты давно не пил.

Он, что, мысли мои читает? Я уже давно думаю о том, что если срочно не выпью чего-то, то сдохну от обезвоживания.

Возле приметного старого дерева, из земли пробивался ключ. Кто-то заботливо выложил чашу из камней, переполняя которую вода устремлялась дальше небольшим ручейком.

Вода была чистой и прохладной. Я напился и наполнил пустую бутылку из-под колы, предварительно её сполоснув.

Да… А я-то уже планировал глину через ткань выжимать, чтобы воду добыть. Всё-таки индейцы — дети природы. А тем более — это его лес, его горы… И вообще, вся Америка им принадлежала. А в эти горы их янки вытеснили, убив при этом большую часть, а другую часть споив. Я же помню все эти истории про заражённые оспой одеяла и принудительную стерилизация индейских скво. Детей отбирали у них, чтобы переучить на свой лад. Запрещали общаться на своём языке. А что уж делал «зелёный змий» с народом, не умеющим пить… Так что, те, кто выжил после этого геноцида коренных обитателей Америки, это всего лишь тень от того великого народа, что населял эти земли до прихода «цивилизованных» европейцев.

— Спасибо! — обратился я к индейцу.

Тот никак не отреагировал на мои слова.

Странно. Он так и не назвал своего имени. Надеюсь, это не так, как я прочитал в одной книжке, когда человек не называл своего имени тому, кого хотел убить. Или я что-то путаю? А… Он вообще не разговаривал напрямую с тем, кого хотел убить. Да. Тут у нас не тот случай. Просто такой вот мне попался молчаливый собеседник. Но имя его я же могу спросить? Или нет? И куда мы вообще идём?

Вот странная натура у человека. Ещё минуту назад, умирая от жажды, я шёл за ним, и у меня даже мысли не возникало, чтобы вообще поинтересоваться конечным пунктом нашего пешего перехода. А как водички попил, так и мысли всякие в голову полезли. Ну, прямо, как в старом анекдоте: «Дайте водички попить, а то так кушать хочется, что и переночевать негде…»

— Как тебя зовут? — внезапно нарушил молчание мой проводник.

А я немного притормозил. Какое имя ему назвать? По документам, я — Готлиб Штилльман. А совсем ещё недавно был Декстер Морган Мурман. По паспорту, где-то там в СССР именовался Александр Григорьевич Тихий. Ну а про мои паспортные данные из далёкого будущего, откуда я сюда попал, вообще лучше забыть.

— У меня много имён.

— Назови последнее!

Вот как… Он даже не удивился. Последнее?

— Айвен.

— Откуда ты?

— Я не из этой страны. Далеко отсюда. Жил в городе Москва.

— Масква? — внезапно оживился мой собеседник.

Причём слово Москва он произнёс как-то странно, с каким-то неправильным ударением, или… Нет. Не пойму. Одновременно как «масква», но чусть проглатывая букву «с». Получалось как «маква». Как-то так…

(На языке индейцев кри слово «масква» означает «медведь». Кри — ближайшие соседи народа черноногих «сиксика», но по большей части в Канаде. )

— Москва — подтверждаю я.

— Это значит «медведь»

— Не знаю. У нас это просто название города. А как тебя зовут?

— Джон. — скупо отвечает мне индеец.

— Просто Джон и всё?

— Да.

И опять молчание на долгое время. Я шагаю вслед за Джоном. Его спина маячит впереди. Он чуть ниже меня, но весь какой-то коренастый. И от него веет силой. Не накачанными в тренажёрном зале мышцами, и не раздутыми габаритами от принятия всяких химических протеинов, а природной силой, которую он, возможно, впитывает от этого леса, от этих гор, от этой земли. Одним словом — дитя природы, чёрт возьми.

Я ожидал чего угодно, но только не этого. Когда мы вышли из леса, нас там поджидал одиноко стоящий внедорожник. Это, конечно, порадовало. Не придётся дальше пешком топать. На машине поедем…

Не порадовала какая-то вполне официальная эмблема на борту водительской дверцы, а особенно надпись под ней: «Ranger Blackfeet».

Я реально напрягся, что не ускользнуло от внимания моего сопровождающего. От дальнейших непредсказуемых действий меня остановило только каменное спокойствие индейца и его слова, произнесённые холодным ровным голосом:

— Успокойся, парень! Тебе ничего не угрожает.

Мои мысли были далеко не такими спокойными, как голос Джона. «Ага. Успокойся… Я тут гору трупов в горах оставил, а он… Кто он такой? Рейнджер? В его функции входит арест преступника и конвоирование его в полицию? Или он просто приглашает меня прокатиться с ним на машине, а арестуют меня уже там, куда он меня привезёт?»

Но спокойный тон этого, как оказалось, рейнджера, а самое главное его лояльное ко мне отношение, немного погасили мой пыл. Не все же решения надо принимать сгоряча? Иногда надо и подумать, а заодно и уточнить кое-какие детали. Может всё не так, как кажется? А ещё…

А ещё, этот молчаливый парень спас мне жизнь. И за всё время нашего с ним общения, он не сделал ничего такого, что было бы направлено против меня.

— Ты полицейский? — спросил я Джона.

— Нет. Рейнджер.

Вот и весь ответ. Рейнджер? Кто это вообще такой? Что от него ожидать? Каких действий? Спрашивать о том, куда мы едем, я не стал. А зачем? Я тут не местный. Куда привезёт, туда и привезёт. Я даже и не пойму, куда мы едем, пока мы не доедем. Ну и хрен с ним. Несмотря на то, что мы в Америке, положусь, как обычно на наш русский «авось». Так оно будет вернее. Ведь сколько раз такой подход выручал меня по жизни…

Я побросал свои вещи на заднее сиденье, а сам уселся спереди, на пассажирском месте. Мысленно, как мантру, я говорил сам себе: «Я спокоен! Я совершенно спокоен!»

Ладно. Посмотрим, что будет дальше?

Ну а дальше… Мы поехали.

Куда? Зачем?

Не знаю. Не то что бы мне не интересно это. Но… Я подумаю об этом позже.

Дорога шла по унылой равнинной местности. Порою даже глазу было не за что зацепиться. Ну, разве что за горы, от которых мы постепенно удалялись.

То ли от унылой дороги, то ли от усталости… Я заснул. Ну, прямо как у нас в армии говорили: «Солдат, где сел, там уснул.» А что ему ещё делать? «Солдат спит, а служба идёт.»

А машина едет. Едет и едет, всё дальше увозя меня неизвестно куда…

Я всё ещё не знаю, какое сегодня число. 1974 год.

США. Штат Монтана. Индейская резервация.

Я проснулся от громкого разговора. Мы стояли перед въездом в какой-то посёлок. А мой водитель через открытое окно общался с каким-то местным аборигеном. Тот тоже был похож на индейца, хотя и одет был вполне цивильно. Язык на котором они общались между собой я не понимал от слова совсем. Какой-то птичий диалект…

Я птиц никогда не понимал. Могу правда опознать кукушку, особенно когда она произносит своё сакральное: «Ку-ку». Ну, дятла могу определить в тот момент, когда он долбит дупло в стволе дерева. А все остальные для меня просто птицы. Нет, я, конечно, могу сказать: «Вот это попугай!». Но, хоть убей, в сортах попугаев не разбираюсь. Мне, что сова, что филин, все на одно лицо, ну и всякие там орлы и воробьи с голубями. А такие виды, как грач, галка или ворона — для меня в принципе, одно и то же.

К чему это я? Да к тому, что эти два орла между собой о чём-то крырлыкали, но я не понял ни хрена. Только вывеска на ближайшем плакате внесла, хоть какую-то ясность. На ней было написано: «Blackfeet Indian Reservation».

Таким образом я смог сориентироваться, что привёс меня Джон в индейскую резервацию племени черноногих, то есть — блэкфут, которые сами себя именуют сиксика. Я что-то такое читал про них. Говорят, что их много именно здесь, а ещё в Канаде. Ведь границы нарисованные пришельцами из Европы никакого отношения не имеют к тому, какие земли тут раньше занимали коренные племена местных аборигенов. Глядя на карту Северной Америки или Африки с современными границами, можно заметить, как тут цивилизаторы делили землю на части. Брали линейку и хреначили прямые линии по карте. Интересно, по земле эти линии тоже прямые?

Может, кто сможет рассказать мне, как проходит эта жирная прямая линия границы между США и Канадой не на карте, а по земле, через горы, ущелья и прочие препятствия? Геометрические извращенцы, твою мать. Вот в русском фольклоре есть такая поговорка: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.»

Жаль, что те, кто рисовал эти линии по карте не владеют великим и могучим языком Пушкина, Толстого и Достоевского.

Мой водитель закончил чирикать на непонятном мне языке с преобладанием протяжных гласных букв и обернулся ко мне.

— Проснулся?

— Да.

— Мы приехали.

— Я вижу.

— Пойдём!

— Куда?

Меня уже начал забавлять этот односложный разговор.

— Ты будешь говорить.

— С кем?

— С вождём.

— Хорошо.

Ну, хоть не с полицейским. Хотя, хрен его знает. Может, у них тут по-прежнему вождь решает, кого карать, кого миловать. Скажет, чтобы меня привязали к позорному столбу, и привяжут. А молодые индейцы будут на мне отрабатывать меткость стрельбы из лука. Хрен их знает, этих аборигенов. Лучше буду пока больше помалкивать, да присматриваться. А там посмотрим, что тут у них и как.

Вообще-то, у меня в голове была немного другая картинка, как должна выглядеть индейская резервация. Никаких тебе вигвамов, никаких украшенных перьями воинов и женщин в длинных домотканых платьях. Обычные люди в обычной одежде. Только чернявые все. И чумазые дети, бегающие по улице, больше напоминали цыганских детей. Такие же сорванцы.

Правда, моё появление внесло в это броуновское движение некое разнообразие. Детишки застыли, разглядывая меня.

А я разглядывал окружающую меня действительность. Действительность не впечатляла. Дома неказистые и обветшалые. Явно сделаны, как говорится, из говна и палок. Местами на стенах виднелись «заплаты» из фанеры, прибитые, наверно, прямо поверх прорех в стене.

Запустение. Вот как я бы назвал представшую передо мной картину. Несколько старых машин, подсказали мне, что машина, сопровождающего меня рейнджера, гораздо новее их, и в разы дороже их всех разом.

Мы подошли к дому, который если и выделялся среди других строений, то только тем, что на стенах были нанесены какие-то традиционные индейские рисунки зверей. Хрен его знает. Вот вроде медведь, но больше всего напоминает большую собаку. Лубок какой-то. Как это будет по-научному? Примитивизм?

Я сильно обломался, думая увидеть дряхлого старика с головным убором из сотни перьев и лицом испещрённым морщинам. Обычный человек неопределённого возраста, лет за пятьдесят. В нормальной одежде и без перьев. Он сидел за большим деревянным столом. Единственное его отличием было то, что сидел он, как статуя. Его лицо не выражало эмоция, а глаза, казалось, смотрели не на меня, а сквозь меня.

Жестом мне указали, куда мне сесть. Место было прямо напротив вождя. Похоже, что сейчас начнётся допрос. Я допросов особо никогда не боялся. И сам допрашивал, и меня допрашивали. Плавали, знаем… Но похоже, что сегодня это будет не так просто, как раньше. Эти люди умеют считывать эмоции и на подсознательном уровне чувствуют ложь. А я, к сожалению, не могу похвастаться таким покер-фейсом, как эти индейцы.

Рейнджер Джон разместился сбоку. Примерно посредине между мной и вождём. Его лицо тоже не выражало ничего. Но к нему, я как-то уже привык. А лицо вождя напрягало и немного пугало даже. Хотя чего мне бояться?

Джон стал говорить. Он говорил на своём языке короткими рублеными фразами. Несмотря на то, что его речь была обращена к вождю, тот даже и не смотрел в его сторону, продолжая глазами просвечивать меня насквозь.

Нашёл чем удивить. Я столько раз бывал в разных кабинетах у начальников всех мастей. Давно освоил один способ, как бороться с такими суровыми взглядами высокого руководства. Надо просто смотреть им прямо в точку между бровями, то есть поверх их глаз. А ещё вдруг вспомнилось, приписываемое Петру Первому мудрое изречение: «Подчиненный перед лицом начальствующим, должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Это меня не то чтобы развеселило, но я всё-таки расслабился.

К этому времени рейнджер закончил свой рассказ.

Вождь, продолжая смотреть на меня, что-то сказал. А Джон тут же перевёл это мне.

— Расскажи о себе!