Бросок костей

ГЛАВА 7 УРОК

Внутри наблюдающего за Дроной Суйодханы боролись страх и гнев. Он терпеть не мог эти скучные занятия, его тянуло в лес, гулять среди деревьев, наблюдать за птицами и бабочками. Каждый день из последних четырех лет ему казался пыткой. Главное воспоминание, оставшееся от занятий, это конечно, бесконечные оскорбления, полученные от Дроны. Первое время царевич пытался расспрашивать гуру о разных вещах. Крипа, обучавший царских детей до Дроны, всегда был готов ответить на любой вопрос, да еще благожелательно улыбнуться при этом. Все изменилось, когда появился новый наставник.

Самое лучшее время было тогда, когда Крипу навещал странствующий мудрец Чарвака. Вечера, проведенные в их компании, были поистине волшебными. Суйодхана и Ашваттхама внимательно слушали беседы двух остроумных и веселых ученых мужей. Они затевали длинные дружеские споры, сопровождавшиеся взаимным подшучиванием.

Рядом текла река. К концу дня вороны слетались и рассаживались на ветвях баньяна. Мужчины и женщины спешили домой после дневных работ на поле, кто-то из них гнал домашнюю скотину, другие ехали на повозках. Люди стекались в храм, где служители пели гимны и взывали к богам. Нищие толпились у храмовых ворот, прикидываясь более несчастными, чем они были на самом деле. Между собравшимися людьми протискивались торговцы пряностями и сладостями, предлагая всем свои товары. Жизнь бурлила вокруг и не интересовалась вопросами, о которых спорили два мудреца. Жизнь шла своим чередом, независимо от мнения философов, вопреки богам и людским помыслам. Но это ничуть не умаляло удовольствия, получаемого двумя подростками от бесед и споров двух старинных приятелей брахманов.

Суйодхана вместе со своими братьями и друзьями вынесли из подобных чудесных бесед больше, чем из уроков наставника Дроны.

Подзатыльник грубо вывел Суйодхану из задумчивости. Смех остальных учеников заставил вспыхнуть уши.

— Итак, тупица, каков будет твой ответ? — рявкнул над головой царевича наставник Дрона.

Но Суйодхана и вопроса-то не слышал. Он беспомощно посмотрел на своего друга Ашваттхаму. Но тот не увидел умоляющего взгляда царевича, так как сидел, пристально глядя на землю перед собой. На мгновение Суйодхана подумал, что друг его устыдился поведения своего отца. Но затем он рассмотрел сжатые губы Ашваттхамы, пытающегося сдержать смех. Что он увидел такого смешного?

— Я не расслышал вопрос, о гуру!

Смех только усилился.

— Я знаю, что ты глуп. Ты так же, как отец, слеп к добру и злу. Но теперь выяснилось, что ты еще и глухой! — говорил Дрона с улыбкой на губах, но глаза его пылали злобой.

Снова смех. Ужаленный оскорблением, обиженный несправедливостью, Суйодхана почувствовал себя очень одиноким.

— Ты продолжаешь якшаться с этими брахманами-бездельниками, с Крипой и Чарвакой! Ты вместе с ними смеешься над служителями храма, сидя под баньяном, где свили себе логово эти негодяи! Ты и сына моего втянул в свои нечестивые забавы! Ты бродишь по улицам, совершенно не думая о запретах твоей варны, прикасаешься ко всем, не думая об осквернении, ешь с шудрам и играешь с детьми неприкасаемых. Известно ли тебе, что твой приятель Крипа обучает сына суты брахманским наукам? О Рама! О Рама! Кали-юга, поистине, на пороге. Сута учит Гаятри-мантру! Чарвака и Крипа, люди, которым посчастливилось родиться брахманами, портят себе карму, обучая кого попало читать Веды! Куда катится этот мир? А ты царевич Суйодхана…, нет, я буду звать тебя Дурьйодхана, ибо ты несведущий в науках и неуклюжий в обращении с оружием. Ты позоришь свой древний род и весь Хастинапур!

После гневной тирады гуру воцарилась благоговейная тишина. Общее молчание нарушил Суйодхана. Царевич посмотрел на наставника открытым чистым взглядом и сказал:

— О свами! Мне нечего стыдиться! Все что я делал, я совершал по велению своего сердца!

— Дурьйодхана! Если каждый станет поступать только так, как нравится ему, наш мир рухнет. Вот почему созданы законы и правила! Вот почему существуют запреты! Все наши священные писания говорят об этом! О дхарме!

Сердце Суйодханы упало. Его возмутило упоминание обидного, позорного прозвища, которым некоторые любили называть его. Имена детей Дхритараштры начинались с благоприятного слога «Су», но злые языки меняли его на противоположный по смыслу слог «Ду». Суйодхану за глаза называли Дурьйодханой. Сушасану — Духшасаной. Их сестру Сушалу звали Душалой. Теперь же, после насмешек из уст гуру, прозвища эти намертво прилипнут к ним.

— Должен ли ждать конца света, чтобы получить от тебя ответ не мой вопрос? Кто-нибудь еще может ответить? — Дрона обернулся к Пандавам, нетерпеливо тянущим руки. — Юдхиштхира, сын мой? Ты готов ответить?

К восторгу Дроны, Юдхиштхира с легкостью стал сыпать стихами и гимнами из священный писаний. Суйодхана ничего не слышал. Ему надоело чуть ли не каждый день испытывать на себе огонь гнева наставника. Он хотел находиться в другом месте и слушать Крипу с Чарвакой. Его разбирала тоска по бурной уличной, настоящей, жизни. А от этих древних песнопений и бесполезных обрядов какая может быть польза?

Все ученики Дроны поднялись и пошли в сторону джунглей. Ашваттхама протянул Суйодхане руку, но тот лишь одарил его сердитым взглядом. Царевич не забыл давящегося от смеха сына гуру, когда Дрона осыпал его оскорблениями.

— Пожалуйста, забудь об этом, Суйодхана! Я не хотел тебя обидеть, — Ашваттхама хотел положить руку на плечо царевича, но Суйодхана отмахнулся и пошел дальше.

Дрона быстрым шагом направлялся к лесу. Пандавы не отставали от него.

Суйодхана взглядом искал Сушасану, но не мог найти его среди шумной компании учеников. Повсюду кружилась пыль, солнце палило все жарче и жарче.

Ашваттхама шел вслед за царевичем и говорил ему:

— Мой отец не так уж и плох, как ты считаешь.

— Да мне все равно, — буркнул Суйодхана и ускорил шаг, пытаясь убежать от сына наставника.

Царевич, конечно, понимал, он не будет долго дуться на лучшего друга. Его единственного друга. Суйодхана внезапно остановился.

— Какой урок хочет провести сейчас гуру? — спросил он догнавшего его Ашваттхаму и почувствовал, как тот расслабился.

— Наверное, будет занятие с оружием.

Оба мальчика с тревогой переглянулись. Они не любили таких уроков, ведь наставник постоянно сравнивал их с Пандавами. Арджуна успешно осваивал искусство стрельбы из лука, и все говорило о том, что из него выйдет непревзойденный мастер. Да и сейчас никто их учеников не мечтал приблизиться к его результатам. Скупой на слова похвалы для собственного сына Дрона пребывал в постоянном восторге от достижений Арджуны.

Когда Суйодхана и Ашваттхама дошли до места урока, все ученики уже сидели напротив гуру. Дрона был занят подготовкой. Оскорбления учителя, смех учеников и полуденный зной утомили Суйодхану. Он чувствовал себя истощенным, но не находил никакой возможности удрать с занятий.

Царевич от скуки вертел головой в разные стороны и от его глаз не укрылся некто, скрывающийся в зарослях. Куст на противоположной стороне поляны неестественно трясся, но это точно было не следствие легкого дуновения ветерка. Царевич пристально смотрел, желая увидеть того, кто скрывается в листве. Снова движение! Встревоженные стрекозы взлетели с соседних веток. Не воин ли из нагов устроил там засаду? Ашваттхама шепотом посоветовал Суйодхане следить за тем, что делал гуру. Царевичу пришлось оторвать взгляд от куста.

Дрона стоял внутри небольшого начерченного им круга.

— Тишина! — поднял он руку.

Гул голосов немедленно стих.

— Сегодня я хочу устроить вам нелегкое испытание. Есть желающий пройти его первым?

Никто не вызвался. Все мальчики вдруг нашли землю под ногами крайне интересной и внимательно ее разглядывали.

— Никто…, никто не хочет быть первым. Хорошо, тогда я сам выберу, — наставник обвел взглядом всех воспитанников.

Каждый ученик молился, чтобы выбор не пал на него.

— Ашваттхама!

Сын гуру поднялся под общий вздох облегчения.

— Возьми лук со стрелами и иди сюда. Встань в центре круга.

Суйодхана доброжелательно кивнул другу, когда Ашваттхама медленно поднял лук и колчан и вошел в круг, очерченный его отцом.

— Посмотри туда, — сказал Дрона сыну, указывая пальцем на далекое манговое дерево. — Что ты видишь?

Какой-то подвох? Сердце Ашваттхамы учащенно забилось. Что там можно увидеть, кроме самого мангового дерева?

— Я вижу манговое дерево.

— Действительно, что ты можешь увидеть, дружа с сыном слепого. Ступай на свое место!

Стараясь ни на кого не глядеть, Ашваттхама сел на землю.

Гнев вновь начал жечь Суйодхану. Зачем гуру опять упомянул его слепого отца? Неужели человек повинен в том, что родился незрячим? Не насмехается ли Дрона над волей самого Господа Шивы? На что он указывал сыну? Видел ли наставник шевеление в кустах? Суйодхана тщательно всмотрелся в манговое дерево. Что в нем такого особенного?

— Бхима!

Грузный Пандав прошествовал в центр круга своей обычной слоновьей походкой. Дрона вопросительно поднял бровь.

— Я вижу несколько спелых манго на дереве, — заявил Бхима, вызвав у учеников взрыв смеха.

— Наш малыш-царевич видимо, голоден! — громко сказал Дрона.

Бхишма покраснел, как невинная девица от нескромного предложения.

— Будь добр, сын мой, вернись на свое место.

Суйодхана изо всех сил пытался понять, что же необычного в том дереве приметил гуру. Один за другим его родные братья и кузены подходили к Дроне, внимательно смотрели, но не могли дать гуру удовлетворительного ответа. Пришла очередь и Суйодханы. Он встал и пошел в центр круга. Присмотревшись, он увидел на самой верхней ветке мангового дерева двух попугаев. Была весна и в воздухе витала любовь. Охваченные страстью птицы не ведали о нависшей над ними опасности. С ужасом Суйодхана понял намерения наставника.

— Что ты там видишь?

— Я вижу любовь.

— Что? Ты случайно не поэт? Натяни-ка лук и скажи мне, что ты там видишь!

— О свами, я вижу жизнь. Я вижу две любящие друг друга души. Я вижу в их глазах блаженство, я слышу торжество в их голосах. Над ними я вижу голубое небо, натянутое, как паланкин. Я чувствую ветерок, трепещущий их перья. До меня доносится аромат созревших манго…

Хлоп! Щека Суйодханы вспыхнула болью. Он отшатнулся и чуть не упал. Царевич даже не сразу понял, что Дрона ударил его.

— Ах ты, тупица! Ах ты, негодяй! Решил посмеяться надо мной? Решил, что царевичу дозволено издеваться над бедным брахманом? Я стремлюсь сделать из тебя воина, а ты говоришь как девчонка! Вот отсюда! С глаз моих долой!

Суйодхана побрел с опущенной от стыда головой. Злые слова больно ужалили его. У него и в мыслях не было оскорбить наставника.

— Девчонка! — вслед ему крикнул Бхима, вызвав громкий смех у учеников.

Пока Суйодхана раздумывал, не кинуться ли в драку со здоровяком Пандавом, Дрона позвал следующего мальчика.

— Арджуна!

Средний из братьев Пандавов поднялся и подошел к наставнику. Прежде чем войти в круг, он почтительно коснулся стоп гуру. Дрона улыбнулся своему любимому ученику. Сушасана шепотом произнес обидную шутку про Арджуну, и сидевшие рядом Кауравы рассмеялись. Дрона сердито зыркнул на них, и наступила тишина. Гуру повернулся к Арджуне, державшему уже готовый к стрельбе лук. Солнце, давно перевалившее за полдень, ласкало наконечник стрелы, окрашивая его в кроваво-красный цвет.

— Скажи, что ты видишь, сын мой?

— Я вижу птичий глаз. И это — моя цель!

— Отлично, сын мой! Стреляй!

— Нет…, - вскрикнул Суйодхана.

Но стрела Арджуны уже сорвалась с тетивы и через миг пронзила глаз птицы. Пролетев еще несколько локтей вверх, стрела, вместе со своей добычей, упала на землю.

Пандавы захлопали своему брату, восхищаясь выдающимся выстрелом из лука. Дрона, прослезившись от радости, обнял своего любимого воспитанника. Сверху донеслось хлопанье крыльев и жалобный птичий клекот. Затем вторая птица камнем упала рядом со своим другом. Она жалобно вскрикнула и далее лежала, лишь беззвучно открывая-закрывая свой клюв. Но кроме сына слепого царя никто не увидел страданий птицы. Дрона восхвалял Арджуну за меткость, за усердие в учебе, за способность сразу увидеть цель. Он говорил ученикам, что самые важные качества воина — решимость любой ценой добиться победы и видеть только то, что необходимо. Дхарма же воина заключается в том, чтобы стрелять туда, куда прикажет его господин, и не задавать при этом лишних вопросов.

Царевич Суйодхана не слушал гуру. Он шел к упавшей птице, не обращая внимания на гневные призывы Дроны. Когда мальчик приблизился, птица опасливо посмотрела на него и издала крик. Возможно, это было проклятие. Суйодхана не смог сдержаться и заплакал. Маленькое существо, казалось, почувствовало страдания человека. Птица поняла, подошедший мальчик не несет угрозы, не желает ей вреда. Тогда она проложила оплакивать своего друга, убитого воином, приверженцем дхармы. Сын царя Хастинапура опустился на колени в паре шагов от птицы. На сердце навалилась тяжесть. Ветер трепал перья убитой птицы. Мелькнула надежда. Вдруг она жива! Но нет, смерть не возвращает того, что взяла.

Птица первой осознала окончательную истину и вскоре перестала двигаться. Царевич же, нерадиво изучавший священный писания, не знал, что смерть подобна смене одежды, что душа никогда не умирает. Он сидел и надеялся увидеть, как маленькая птичка, пронзенная стрелой, шевельнется, и он сможет забрать ее домой и попытаться выходить.

Во дворец возвращался ликующий Дрона в окружении своих самых любимых учеников. Урок дхармы был преподан и усвоен. По крайней мере, Пандавами.

Когда Суйодхана протянул руку и едва коснулся перьев, раздался чей-то топот, из кустов выскочили два смуглых мальчика и схватили птицу, лежавшую поверх другой, мертвой.

— Эй! — пытался остановить две удаляющиеся фигуры Суйодхана.

Он выхватил меч, но остался на месте, колеблясь и оглядываясь на своих братьев, идущих домой. Опасно пускаться в погоню за нишадцами. Лес, наверняка, кишел нагами и прочими врагами. Для них будет большой удачей схватить такого заложника, как наследник престола Хастинапура!

Глупо и безрассудно соваться в джунгли! Но тот страдальческий крик птицы над мертвым другом заставлял царевича преследовать похитителей.

— Гори она адским огнем, эта осторожность! — произнес он и ринулся в темные заросли.

Деревья возвышались над Суйодханой на сотни локтей и почти не пропускали лучи и так заходящего солнца. Жутковатый стрекот сверчков и громкое кваканье жаб не добавляли ему храбрости. Воров-нишадцев нигде не было видно. Их поглотил лабиринт стволов, ветвей и лиан. Через некоторое время царевич признался самому себе, что заблудился и проклял свое безрассудство. Он шел, не совсем понимая куда, сруба мечом тонкие ветви, тянущиеся к нему. Иногда ему удавалось услышать крик скорбящего попугая, но и они вскоре стихли. Когда стало совсем темно, Суйодхана наткнулся на небольшую поляну.

На поляне, вокруг небольшого костра сидели женщина и семеро детей разного возраста. Танцующий огонь отбрасывал причудливые тени на их темные лица. На костре жарилась та самая птица, а дети смотрели на нее голодными глазами. Суйодхану потрясло это зрелище. Целый день жестокость и зверство! Что это за люди? Или демоны?

Царевичу хотелось отвести их в Хастинапур и там предать наказанию. Но прежде чем он успел хоть что-то предпринять, на плечо ему легла рука и удержала его. Сильно вздрогнув, Суйодхана обернулся.

— Ашваттхама!

Старший из мальчиков у костра услышал его и стал всматриваться в лес. Ашваттхама немедленно толкнул друга в кусты и жестом велел ему молчать. Мальчик-нишадец еще немного понаблюдал за лесом, а затем снял с огня птицу и стал ее делить со всеми.

— Экалавья, дай мне кусочек побольше! Это я нашел птицу! — попросил один из мальчиков.

— У тебя слишком большое брюхо, Джара, — проворчал Экалавья, но все же выполнил просьбу.

Джара схватил свою долю и накинулся на нее, как оголодавшая собака.

Суйодхане внушало отвращение то, с каким удовольствием ела семья нишадцев. Доев, они облизали руки, и женщина сказала Экалавье:

— Ты становишься хорошим добытчиком. Птица невелика, но это лучше, чем ничто. Мои дети измучились от голода. Принеси завтра что-нибудь еще.

— Но это же не он…, - крепкая затрещина заставила Джару замолчать.

— Как звери, честное слово, — прошептал Суйодхана в своем укрытии.

— Не осуждай их, царевич. Слышал слова женщины? Они голодают! Голод делает с людьми страшные вещи. Для Арждуны птица — только цель, для тебя — красота и любовь. Для этих нищих это еда, спасение от голода!

Суйодхана не знал, что ответить. Когда семейство нишадцев уснуло, а костре угас, царевич поднялся. Ашваттхама также встал. Им предстояло найти дорогу домой. Теперь, когда они были вдвоем, Суйодхана не чувствовал прежнего беспокойства. Свет луна пробивался сквозь кроны деревьев и пятнами ложился на землю. Два друга шли, стараясь наступать на эти светлые участки тропинки. Суйодхана задумчиво произнес:

— Все эти племена влачат жалкое существование в нашем царстве. Печально, что множество людей голодают. То, как живут неприкасаемые, позор для страны! Отчего в мире так много несправедливости? Почему дядя Бхишма ничего не делает? О, как я ненавижу нелепые варновые правила и глупые запреты!

— Думаешь, что нищета стучится в дверь и, прежде чем войти в дом, интересуется твоей варной? Ты не представляешь, насколько мы были бедны до того, как пришли в Хастинапур! Да я до этого даже молока ни разу не пробовал! Однажды меня обманули, дав напиться воды с размешанной в ней мукой. Я выпил, не сомневаясь, что это и есть молоко. Конечно, положение шудр и неприкасаемых ужасно, но в каждой варне есть бедные и нуждающиеся. Лишь немногие в нашем мире имеют власть, богатство и права. Большинство же страдает.

— Ненавижу все это!

— Так попробуй что-то изменить, друг мой! Тебе суждено стать царем, и я надеюсь, ты сохранишь такие убеждения! Власть со временем меняет людей.

— Я изменю, я все поменяю, как только стану царем! Я… эй, кто это? Ты видишь?

В их сторону шел одинокий человек. Друзья спрятались за деревом. Облака затянули луну, и в темноте нельзя было различить лица незнакомца. Когда он проходил мимо них, оба мальчика с мечами наперевес выскочили и закричали:

— Стой!

В тот же миг неизвестный выхватил свой меч. Выглянувшая луна осветила его фигуру.

— Ого! Да ты же сын колесничего!

Такая встреча очень удивила Суйодхану.

— Царевич? Ты прав, я Васушена Карна, и мой отец обязан назначением колесничим доброте твоего отца. Я — сын Адиратхи и Радхи!

— Что привело тебя сюда, в такое позднее время?

— Я…, я…, я решил совершить паломничество по святым местам юга.

— Паломничество? Ты не слишком ли юн для паломничества? И какие места ты хочешь посетить на юге?

— Я думаю попасть в Рамешварам, в Гокурну, Музарис, Мадурай, в Шри Шайлам, в Калахастхи. Мой гуру посоветовал мне совершить это путешествие, — ответил Карна, пристально глядя на царевича.

— Странно, что Крипачарья предложил тебе стать паломником. Но все равно, удачи тебе! Когда вернешься, приходи ко мне, — предложил Карне Суйодхана.

Сын суты поклонился и, не оглядываясь, пошел своим путем. Ему предстояло долгое путешествие. Его цель находилась далеко отсюда. Парашурама жил на юго-западной оконечности Бхараты, и Карне предстояло пересечь и жаркие пустыни, и бурные реки, и горы. Не менее полугода могла занять дорога. На его пути следования обитали опасные и дикие племена якшей, киратов, нишадцев, нагов, гандхарвов и ванаров. Рискованная и невероятно трудная дорога для подростка, да еще идущего в одиночестве. Но увидев его решительную поступь, Суйодхана понял, ничто в мире не способно остановить Карну. Наследник престола Хастинапура и его друг Ашваттхама еще долго в молчании смотрели ему вслед, пока его силуэт не исчез среди деревьев.

— Знаешь, Ашваттхама, я уверен, он вернется. И он не станет прислужником в храме. Видел, какой он гордый и самоуверенный? Это, наверное, самая удачная из шуток Крипы…. Попомни мои слова — Карна вернется, и многое изменится с его возвращением!

— Мечтай, мечтай, друг мой, — смеясь, сказал Ашваттхама. — А теперь давай устроим состязание. Чьи ноги сильнее, кшатрия или брахмана?

Издав громкий клич, распугавший всех лесных птиц в округе, сын Дроны помчался по ночному лесу, в сторону Хастинапура. Крик встревоженных обитателей джунглей Суйодхана поддержал смехом и пустился догонять своего друга.